Обзор новинок переводной литературы от 15.12.14

Модиано П. Улица Темных Лавок / пер. с фр. М. Зониной. – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2015. – 192 с. Модиано П. Дора Брюдер / пер. с фр. Н. Хотинской. – М.: Текст, 2014. – 160 с. Модиано П. Горизонт / пер. с фр. Е. Кожевниковой. – М.: Текст, 2014. – 160 с.
Французский писатель Патрик Модиано – автор множества миниатюрных романов со сложной композицией и неожиданной для таких коротких текстов глубиной. Он всегда недоговаривает, оставляя куда больше вопросов, чем ответов, фабулы его романов зияют пробелами. Модиано – виртуоз пауз и недосказанностей, он точно следует правилу, придуманному джазовым пианистом Телониусом Монком: «Не играйте все (и всегда) — позволяйте чему-нибудь ускользнуть. Некоторую музыку нужно просто воображать себе. То, что вы не играете, может быть важнее того, что вы играете». Так и Модиано – то, что он недоговаривает, часто оказывается для читателя важнее того, что он пишет, а для его героя самым важным оказывается именно то, что ускользнуло из памяти, из жизни – девушка, с которой он был знаком давным-давно; девочка, которая умерла до того, как он родился; он сам до того, как потерял себя, память о себе… У Модиано узнаваемый вкрадчивый голос, его романам присуща тягучая нежная тоска, которая вьется за строкой, как запах духов, вдруг напомнивший о чем-то давно забытом.

В этом году Патрик Модиано получил Нобелевскую премию по литературе «за искусство памяти, благодаря которому он выявил самые непостижимые человеческие судьбы и раскрыл мир человека времен фашистской оккупации». В отличие от предыдущего нобелиата, канадской «мастерицы короткого рассказа» Элис Манро, книги Модиано активно переводились и публиковались в России, как в журналах, так и отдельными изданиями, так что в этот раз мы имеем дело не с темной лошадкой, а с хорошо знакомым писателем. И все-таки награждение Нобелевкой заставляет по-новому взглянуть на творчество знаменитого француза.

На выставке Non-fiction №16 состоялся разговор о творчестве Модиано в рамках круглого стола, на котором присутствовал французский критик и эссеист, специалист по французской литературе ХХ и XXI веков, заслуженный профессор Парижского университета Sorbonne Nouvelle Брюно Бланкеман. Разумеется, первый же вопрос, на который ему пришлось отвечать, звучал так: «Почему именно Модиано получил Нобелевскую премию в этом году?» Бланкеман ответил так: «Не будем забывать, что Нобелевская премия носит еще и политический, и социальный характер, поэтому важны не только литературные качества потенциальных лауреатов. Что касается Патрика Модиано, то он обращается к событиям ХХ века, затронувшим многие миллионы людей. Перед этими людьми и сегодня стоит вопрос, как жить в XXI веке с тем, что произошло с ними тогда? Те, кто пережил эти события, несут в себе боль, и благодаря Модиано, мы можем, понять, как справиться и жить с этой болью». А переводчик романа «Дора Брюдер» Нина Хотинская отметила, что «на сей раз даже иным злопыхателям, твердящим об "измельчании" и "политизированности" этой награды, не нашлось что возразить. Как сказал один из комментаторов: "Отрадно, что премию дали хорошему писателю и хорошему человеку"».

По законам спроса и предложения, в ближайшем будущем нас наверняка ждут новые и старые, не издававшиеся у нас, романы Патрика Модиано, а пока, в конце уходящего года, были переизданы три романа, уже знакомые русскому читателю – два его безусловных шедевра «Дора Брюдер» и «Улица Темных Лавок», а также относительно новый роман «Горизонт», написанный в 2010 году.

Герой романа «Улица Темных Лавок» потерян для самого себя. Это не фигура речи – у него настоящая амнезия, и он берется расследовать, по шажочку, по ниточке распутывать, кем он был и что с ним произошло во время войны. Потихоньку, запрашивая информацию в архивах, расспрашивая людей, отыскивая своих бывших знакомых по запылившимся именам и адресам, он выясняет свое имя, национальность, восстанавливает события. Разумеется, мы так и не узнаем всего – иначе это не был бы Модиано. Как во сне герой нащупывает прошлое, пытаясь не просто восстановить имена и факты, но и ощущения, чувства, воскресить любовь к девушке, которая пропала по его вине и, наверное, больше никогда не вернется. И оно – прошлое – снова ранит: «На миг в моем сознании вспыхнула картина, подобная тем едва уловимым обрывкам сна, которые, пробуждаясь, пытаешься удержать в памяти, чтобы воссоздать весь сон целиком. Я увидел себя, увидел, как иду по темному Парижу и открываю дверь этого дома на улице Камбасерес. И сразу слепну и несколько секунд не вижу вообще ничего – настолько уличный мрак контрастирует с резким белым светом в подъезде». В тоне романа присутствует какое-то страшное спокойствие, отчужденность, обреченность. Герой, лишившийся прошлого, чувствует себя в собственной жизни совершенно чужим. Интуитивное прозрение подсказывает – дело вовсе не в амнезии. Каждый переживший эти события – оккупацию Парижа, интернирование, лагеря, предательство – потерян, и каждый должен найти свой способ выживать с этим. Возможно, потерять память – один из способов самозащиты.

Роман «Дора Брюдер» считается вершиной творчества Модиано. В сущности, это не совсем роман – попытки написать на этом материале художественную книгу были неудачными, и писатель просто изложил все добытые сведения о пятнадцатилетней еврейской девочке, пропавшей в Париже в декабре 1941 года, дополнив правду художественным вымыслом там, где чувствовал родственную связь с Дорой и мог представить, что она чувствовала, что видела, куда шла. Снова тот же ровный спокойный текст, тот же тоскливый фон, и рассказ о том, как по кусочкам автор восстанавливал повороты судьбы девочки Доры, в самое опасное время сбежавшей из ненавистного ей пансиона для девочек, скитавшейся по улицам несколько, видимо, самых счастливых месяцев, пока ее, «независимую в суждениях и великодушную», «обладавшую яркой индивидуальностью» (согласно досье), не отправили в один лагерь, затем в другой. Наконец, следы ее и родителей, австрийских евреев, теряются в Освенциме. «Вот так, вас классифицируют, подводят под какие-то непонятные категории, о которых вы и слыхом не слыхали, и странные эти ярлыки не имеют ничего общего с тем, кто вы есть на самом деле. Вас вызывают повестками. Интернируют. А вам остается только ломать голову за что».

У Модиано есть особенная связь с родным Парижем, но он пишет не о зданиях, не о великих людях. Для него важен каждый маленький, затерянный в огромном городе человек, раненный собственным прошлым, болезненно шагающий в неведомое будущее, герой, у которого «от собственной малости… кружилась голова». И эта связь времен через судьбы никому не известных людей для писателя дороже всего, это именно то, о чем он пишет всю жизнь: «Я чувствую себя единственной ниточкой, связывающей Париж той поры с нынешним, будто я один помню все это в подробностях. Иногда ниточка становится совсем тоненькой, вот-вот порвется, но бывают вечера, когда сквозь сегодняшний город проступают черты вчерашнего, видимые только мне» («Дора Брюдер»); «Ему всегда верилось, будто в сердце некоторых кварталов можно поныне отыскать людей, встреченных в юности, не постаревшими и не изменившимися с годами. Они живут в параллельном мире, неподвластные времени… Где-то в тайниках, изгибах пространства Маргарет и другие существуют такими же, какими были прежде. Чтобы добраться до них, нужно знать потайные ходы, дворы, угадать, где находятся не нанесенные на карту улицы, что на первый взгляд кажутся тупиками. Во мне он точно знал, как туда проникнуть, как дойти от той или иной станции метро. Однако, проснувшись, не спешил проверить указанный ему маршрут в реальном Париже. Вернее, не решался» («Горизонт»).

В книге «Горизонт» речь идет о послевоенном времени, она не так пронзительно трагична и легче ложится на душу. Это замечательная книга-воспоминание о человеке, недолго пробывшем в жизни героя, но оставившем след на сердце. Это книга о любви, о первой и последней встрече, и снова о чувстве потерянности: «Страницы, напечатанные Симоной Кордье, были испещрены странными значками: черточками над "о", трема над "е", хвостиками над некоторыми гласными… Он думал о том, что если ему повезет и роман опубликуют, хорошо бы сохранить в книге эти значки. Они соответствовали содержанию, придавали тексту необходимый оттенок странности, экзотики. В конце концов, хоть Босманс и старался писать по-французски как можно яснее и чище, все равно, подобно пишущей машинке Симоны Кордье, он тоже был не отсюда». Но и в этой книге следы войны ощутимы, и следующее, послевоенное поколение продолжает нести этот груз. Именно к этому поколению относится и сам писатель, родившийся в 1945 году. Переводчик Нина Хотинская приводит такие слова Модиано: «…моя память старше меня. Это время у меня в крови, и меня не покидает ощущение, будто я родился от этого кошмара. Я постоянно возвращаюсь к нему, как возвращаются к родным местам, и не могу иначе».

На самом деле разве это не происходит с каждым из нас? Разве прошлое – даже то, которого мы не пережили, счастливо избежали, не бросает тень на сегодняшний день? Ведь «то, что было однажды, повторяется бесконечно».