Культурная и литературная жизнь Германии конца сентября

«Зуркамп остается» – сказал Зигфрид Унзельд, смертельно больной, прощаясь с коллегами и друзьями. Последние слова записывались на магнитофонную пленку. Он умер 26 октября 2002 года, оставив жене и сыну крупнейшее в истории послевоенной Германии издательство. Ровно к 90-летнему юбилею своего легендарного владельца «Suhrkamp» выпускает биографическую книгу «Зигфрид Унзельд: Жизнь в фотографиях и текстах» (Siegfried Unseld: Sein Leben in Bildern und Texten. Hrsg. von Raimund Fellinger und Matthias Reiner. Suhrkamp Verlag, Berlin 2014).

Живые писатели интересовали Унзельда больше, чем мертвые. Защитив диссертацию о Германе Гессе, он нарушил существовавшее до 1951 года академическое правило не исследовать творчество ныне живущих авторов. Он пишет самому Гессе и представляется мэтру «доктором», хотя диссертация еще не защищена. Именно Унзельд – автор первой вдумчивой рецензии на «Игру в бисер». Устраиваясь в издательство к Петеру Зуркампу в 1952-м, он бравирует: «Гессе знает меня лично». Издательство держало тогда в штате шесть сотрудников. После смерти Петера Зуркампа в 1954-м Унзельд становится его единственным владельцем и за полвека воздвигает издательскую империю. Благодаря «Suhrkamp» Европа узнает  о Максе Фрише, Петере Хандке, Мартине Вальзере, Томасе Бернхарде, читает труды франкфуртской школы, знакомится с мировой литературой в переводах – например, с «Петербургом» Андрея Белого или романами Кортасара… Унзельд запускает серию теоретических книг карманного формата (Taschenbuch Wissensechaft), благодаря которой сегодня можно за скромные деньги – по меркам немецкого книжного рынка – читать Витгенштейна, Адорно, Хабермаса... По настоянию Унзельда издательство не приняло орфографической реформы и продолжает печатать книги по классическим языковым нормам.

Краткую историю человека, знаменитого не только своим культурным проектом, но и любовными похождениями, бесконечной открытостью новому, властностью и упрямством, можно не столько прочитать, сколько посмотреть в книге, пестрящей свидетельствами частной и публичной жизни Зигфрида Унзельда.

Те, кто всерьез интересуется теорией современной музыки и не готов ждать годами, а то и десятилетиями русский перевод, не пройдут мимо книги, представляющей «живого» Теодора Адорно. Это публикация лекций, читавшихся философом с 1955 года в замке Кранихштайн под Дармштадтом (Adorno W. Theodor. Nachgelassene Schriften. Abteilung IV: Vorlesungen. Bd. 17: Kranichsteiner Vorlesungen. Suhrkamp / Insel, 2014). С 1946 года там ежегодно проходила Международная летняя школа новой музыки. Среди слушателей первой лекции Адорно о музыке раннего Шёнберга были Пьер Булез и Карлхайнц Штокхаузен. Блестящие разборы техники Шёнберга, снабженные примерами,  исполнявшимися тут же на рояле, анализ тенденций авангарда, лекция о «критериях новой музыки» – книга открывает одновременно известного и неизвестного Адорно 1950 – 1960-х. «Неизвестного» потому, что 17-й том наследия философа, издаваемый Архивом Теодора Адорно, включает еще и DVD-диск с аудиозаписью лекций. Запись велась организаторами – Международным Институтом музыки Дармштадта (Internationale Musikinstitut Darmstadt). Бесценный документ оцифрован и наконец представлен специалистам и поклонникам как музыкального «авангарда», уже ставшего историей, так и личности «негативного» диалектика.

Музыка, претендующая на импровизацию прежде всего – джаз – обзавелась своей философией. Даниэль Мартин Файгер написал книгу «Философия джаза» (Feige D.M. Philosophie des Jazz. Berlin: Suhrkamp, Taschenbuch Wissensechaft, 2014). Это тонкий томик, в котором автор, музыкант и специалист по феноменологии и герменевтике, пытается сопоставить принципы классики и нон-классики. Он размышляет о природе композиции и импровизации, о неизбежности произвола интерпретатора, о «традиционалистах» и «диссидентах» от джаза. И говорит о главном в джазе – о диалоге, Interplay, когда вступающий в музыкальную беседу не то чтобы произносит свою монологическую партию, а скорее выдвигает новый аргумент в споре, уступая место следующему. Это и делает джаз искусством «коллаборативным».

Бернхард Шлинк, историк и писатель, чье имя ассоциируется с «культурой памяти», этическими дилеммами эпохи Третьего Рейха, книгой и экранизацией «Чтеца», написал «ультралегкую» вещь, по выражению рецензента Ульриха Грайнера («Zeit», 12.09.2014). Образ романа «Женщина на лестнице» (Schlink B. Die Frau auf der Treppe. Zürich: Diogenes Verlag, 2014) – родом из знаменитой работы Герхарда Рихтера «Эма» (1966). Смазанный, нечеткий фотоснимок обнаженной, спускающейся по лестнице, увеличен до масштаба в полный рост. В отличие от спускающейся по лестнице Дюшана, эта ню вполне натуралистична. И все же образ ускользает.

Если в «Чтеце» своеобразной рамкой для сюжета был мотив чтения, в новом романе это мотив рассказывания истории. Материализуется, вторгается в жизнь героини Ирене и сам рассказчик. В истории есть и мелодраматический любовный треугольник, и бегство жены вместе с картиной, и странные скачки во времени – от 1968-го до конца века… Шлинк снова погружает своих персонажей в волны памяти, находя для этого настолько простые слова, что от рихтеровской загадки ничего – или почти ничего – не остается.

80-летний юбилей кинодивы и эротического фетиша прошлого века Софи Лорен издательство Piper отметило публикацией 360-страничной книги «Моя жизнь» (Sophia Loren. Meine Leben. München: Piper Verlag, 2014), над которой трудились три немецких переводчика. Мемуары итальянской self made woman из бедняцкого квартала Неаполя, фрагмент которых уже сейчас можно прочитать на сайте издательства, написаны легко, с той искренностью и отсутствием страха перед жизнью, который мы когда-то полюбили в итальянском неореализме. Хлопоты бабушки Софии вокруг правильной выпечки рождественских струффоли, сердцебиенье при виде старых писем-фотографий-телеграмм, крики внуков, собственный образ из детства – «худая, как спичка, с огромным ртом и желтыми кругами под глазами»… История движется живо, со всплесками диалогических реплик, внезапными ретроспекциями, и перед внутренним взором читателя вырастает дух  подзабытой нынче семейственности, теплый образ человека, бережно сохранившего имена и прозвища, байки и жесты окружавших его с детства до старости, которую не страшно принять. Интимное, немножко сентиментальное чтение и – десятки страниц с фотографиями, иллюстрирующими артистическую и домашнюю жизнь пленительной итальянки.