(О текстах:
The Orbita Group. Hit Parade. // Ugly Ducking Presse, 2015, серия Eastern European Poets. Под редакцией Kevin Platt.
Кирилл Корчагин. «Идентичности нет» // Новый мир, No. 11, 2015.
Дмитрий Кузьмин. Я выбрал эмиграцию, чтобы не видеть в каждом встречном того, кто готов позвонить в гестапо” // Плуг. 22.12.2014)
Несколько месяцев назад в серии Eastern European Poets издательства Ugly Ducking Presse вышла книга «The Orbita Group. Hit Parade» под редакцией Кевина Платта. В последние годы о поэтической группе «Орбита» (Сергей Тимофеев, Семен Ханин, Артур Пунте, Владимир Светлов, Жорж Уаллик и др.) много пишут и говорят, и выход двуязычного сборника на русском и английском языках – еще одна важная реплика в этом разговоре.
Вступительная статья Кевина Платта во многом звучит в унисон с текстами Кирилла Корчагина в ноябрьском номере «Нового мира» (за 2015 год) и высказываниями об «Орбите» Дмитрия Кузьмина.
И здесь начинается самое интересное. Кевин Платт, как и Кирилл Корчагин, делает упор на мультикультурный контекст творчества участников группы «Орбита», которое одновременно представляет и часть современного латвийского литературного процесса, и важный этап русской поэзии. Здесь же, как предлагает Кевин Платт, можно говорить и о контурах новой, «транснациональной русской культуры» в 21 веке.
«Нового» и «транснационального» аспектов работе группы «Орбита» действительно много. С одной стороны, Кевин Платт называет приверженность поэтов к свободной метрической структуре, предполагая, что именно эта творческая особенность отмечает «поэтов «Орбиты» как одновременно экспериментальных и «экстратерриториальных» – как часть прогрессивного и авангардного поэтического лагеря в русских литературных кругах, что одновременно является и свидетельством намерений расширить привычные культурные рамки и зону творческого комфорта, вызовом географическим и темпоральным границам традиции. С другой стороны, визитной карточкой «Орбиты» являются также и эксперименты, где поэзия, как пишет Кевин Платт, становится «настолько свободной, что иногда переходит в другие формы искусства». «Орбита» известна, среди прочего, видеопоэзией и мультимедиа-проектами.
И, наконец, Кевин Платт, Кирилл Корчагин и Дмитрий Кузьмин сходятся в том, что феномен «Орбиты» – это феномен современного культурного космополитизма; что их поэзия вписана одновременно и в российский, и в латышский культурный контекст, несет в себе переосмысленное имперское ядро и неразрывно связана именно с рижским хронотопом. Рига, как пишет Кевин Платт, имеет свою особую атмосферу, и время здесь отличается от опыта проживания его же в Берлине или в Санкт-Петербурге – и большую роль в этом играет, конечно, имперское прошлое города, его статус посредника между русской и европейской культурой (см. нашу колонку о схожем в калининградском топосе у Уильяма Блейкера двумя номерами
ранее.
Но наравне со всеми этими наблюдениями в сборнике представлена позиция переводчиков участников «Орбиты» на английский язык. Большая часть переводов выполнена самим Кевином Платтом, но среди переводчиков есть и такие имена как Полина Барскова, Майкл Вахтел, Чарльз Бернстайн и другие (в том числе и восходящая звезда литературного перевода Майя Винокур). В предисловии Кевин Платт уделил особое внимание намерению переводчиков максимально точно передать лексикон и формальные особенности поэзии «Орбиты». Он отдельно приводит два примера, где перевод принимает более вольную форму по сравнению с оригиналами Семена Ханина, оговаривая, что эти переводы обсуждались с самим автором на семинаре по литературному переводу в университете Пенсильвании в 2011 году. Любопытно, что по сути, эти два «свободных» перевода – очень близки к оригиналу с совершенно минимальными отклонениями, которые заметны только на фоне абсолютной, почти математической точности остальных переводов.
И это очень любопытно – казалось бы, поэзия, которая ставит своей целью преодоление границ и свободу – лексикона, метрики, творческого поиска – требует такой кропотливости и даже в каком-то смысле несвободы в переводе. И это – с учетом того, что именно использование свободного стиха делает поэзию «Орбиты» открытой к переводу и усваиванию другими культурами, т.е. делает ее столь транснациональной.
Однако, если вдуматься, это само по себе дает ключ к пониманию того, что значит работа «Орбиты» на самом деле. Свобода перемещения, вписанность в разные литературные традиции и возможность прочтения на разных языках читателями разных стран на самом деле не имеет ничего общего с легкостью и беспечностью, и, возможно, с естественностью в стандартном понимании – это достаточно холодная, интеллектуальная поэзия. «Транснациональная», раздвигающая привычные рамки культурного восприятия поэзия – это не спонтанность и натиск, а, наоборот, тщательно взвешенный, отрегулированный процесс, где формула поэзии раз за разом требует идеального вымерения. И все компоненты, в долгих попытках найти тот самый баланс глобального и локального, объемного ощущения Риги, столь важного для участников «Орбиты», и причастности, в том числе, культурной, к большому миру, отмерены в миллиграммах заново и заново сотни раз.
О сложности этой задачи говорит Кирилл Корчагин, видя в творчестве «Орбиты» попытку создать «специальный язык, самой формой свидетельствующий о трещинах в структуре объекта» (Кирилл Корчагин, «Новый мир», № 11, 2015) – неоднородной культурной среды. И выбор Кевином Платтом и его коллегами именно такой аскетичной, скрупулезной и строгой методики, отказ от более свободной формы перевода подтверждает то, что multiple identitites (множественные идентичности) и translatability (т.е. способность быть переведенной на другие языки) современной поэзии – это результаты скорее бесконечного и сложного процесса интерпретации и тщательного отмеривания, нежели кажущейся спонтанности и легкости выбора и перемещения от одной культуры к другой.
