Редактор: Наталья Якушина
(пьеса-паноптикум с прологом и эпилогом, II часть, см.
I часть в № 199)
Какое, милые, у нас,Тысячелетье на дворе?Борис Пастернак, 1917 г. Действующие лица:РАБОТЯГА.ОЦИФРОВАННЫЙ – существо вневозрастных понятий и категорий, проникшее в каждый дом.
МАТЬ.ДОЧКА. ПАПАША.СЫН.ЧЛЕНЫ ЗОНДЕР-КОМАНДЫ – попавшие в ХХI век, во главе с Капо.
ПОЧИВАЮЩИЙ НА ЛАВРАХ.МЕТАЮЩИЙ БИСЕР ПЕРЕД СВИНЬЯМИ.НЕИЗВЕСТНЫЙ.ДИКТОР ИЗ АВТООТВЕТЧИКА.РАДИОВЕДУЩАЯ.Действие происходит в вымышленной, не существующей на карте стране, так как геодезисты и картографы не могут зафиксировать её чёткие границы по причине их перманентного внешнего расширения. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ IVСнова комната в квартире среднестатистической семейки. На первый план выдвинулся стол, –
домашний кинотеатр в этой семье отошёл явно в сторону. На столе – большой снимок Сына с чёрной ленточкой по диагонали правого нижнего угла фотографии; пустой стакан с засохшим ломтём хлеба над ним; брошенные как попало, похожие здесь больше на гербарий, две гвоздики. Мать, с раскрасневшимся, совсем не скорбным, лицом, со сдвинутой набекрень тёмной косынкой, чарует с другим стаканом, –
напоминающим больше ажурный фужер, -–
и с каким-то дорогим зельем в стильной бутыли. Тут же – тарелка с начатой едой. Налила почти до краёв в свой бокал-фужер, потом – извлекает откуда-то из недр бюстгальтера увесистую пачку краснокожих купюр, кладёт её на сосуд. И любуется составленной композицией. Незаметно для неё входит Папаша, –
с авоськой продуктов. Озадаченный внешним видом жены и всем происходящим в комнате, не спешит пройти на кухню и выложить купленное из сумки в холодильник. ПАПАША. Ты чего?
МАТЬ. Вот.
(Давя в себе пьяную улыбку.) Чай пью. С лимоном
.ПАПАША (сверил, что это за «лимон», - взял пачку денег). Ты запачкаешь, – счас спирт попадёт! И плакали твои водяные знаки!
МАТЬ (еле ворочая языком). Ничего не запачкаю. Я святая. (
Хочет заржать, но всё же сдерживает себя).ПАПАША (не отдаёт деньги). Здесь что – действительно лимон?
МАТЬ. Ну пол-лимона. Не прити..
не придирайся к словам. Давай выпьем, помянем нашего Алика
. ПАПАША. Сколько уже можно поминать! Нет, ты чего увлеклась-то, – пошла в банк, со мной не посоветовалась? А где остальные? Ты зачем обналичила, – кто тебя просил, мы ж не голодаем всё-таки; сейчас такое положение, деньги вмиг уйдут!
МАТЬ. Мои деньги – чё хочу, то и делаю.
(Наливает и пьёт.)ПАПАША.Как это – твои? А я чего Алику – седьмая вода на киселе, что ли
?МАТЬ.Седьмой кисель на воде. Отдай!!
ПАПАША.Да я не узнаю тебя, клуша!.. Сидела, сидела перед телевизором и высидела! Надумала – все деньги на сына забрать! И пропить!
МАТЬ.Я не все ещё проп… чего трындишь; совсем что ли, охренел.
ПАПАША. Если я охренел, то ты вообще озверела, мать, туды тебя за ногу! Уж на что я мудак, башку в пивном животе утопивший, но ты-то, ты-то?.. Материнские инстинкты свои, что ли, все потеряла? Утопила в…
(Взял бутылку, рассматривает этикетку, никак не может прочитать.) Виски ирландские… Ке… «Кельтик каск». Мать моя богородица, это кто ж тебя надоумил? Мы никогда такого не брали.
МАТЬ. Всё когда-то в первый раз. Да пока есть в продаже, – а то санкции перекроют, не достанешь. Ну по такому-то случаю – можно, да? Мы ж заслужили.
ПАПАША. Ну дела! Раньше материнский капитал давали – чтоб родить, значит, на ноги поставить, образование, пятое десятое… А теперь выходит – на бухалово под портретом кровинушки своей!.. Ну дела!
МАТЬ. Не разоряйся. И так – сколько слёз пролито. Сядь. Я сейчас закусь хорошую принесу.
ПАПАША (прижимает её, не давая приподняться). А где остальные деньги?
МАТЬ. Да всё путём. Я там спрятала, – под диваном, в спальне. В коробке.
ПАПАША. Это в шкатулке железной? Смотри не вздумай в банк обратно нести, на депозит, – всё прогорит или придёшь потом, а тебе шиш без масла: все операции, типа, пока прекращены. Временно. То есть до конца жизни. Уж пусть лучше там, в кубышке.
МАТЬ. Не баись, я ж не дура, я мать.
ПАПАША (недоверчиво). Как будто матери-дуры не бывают. И сколько там?
(Нервно заходил по комнате.)МАТЬ. Ещё четыре. Пачки. Нормально. И тебе хватит. Только ты это… Да не мельтеши ты перед глазами! Сядь, тут дело есть – настоящее, чтобы ты как отец знал. Ну меня проин… проинстрюктировал капитан один. Прям там, в соцзащите. Где, чего и как с Аликом случилось, при исполнении, – чтоб молчок.
ПАПАША. Как это – молчок?
МАТЬ. Ну так! Не нашего ума геморрой. Просто так деньги не платят.
(Закусывает двумя кружками колбасы с тарелки.)ПАПАША. Да я и сам знать не знаю – что и где с ним... И хотел бы, честно говоря…
(Смотрит в ужасе на жующую жену.) Во все в
ойны – всегда сообщали раньше… Погиб смертью храбрых… Такой-то полк… Такая местность
… Или уж – пропал без вести. А ты… офролопенила, как покойный сынок говорил?? Боюсь… если тебя не остановить, ты, дорогуша, как свиноматка, свою же поросль схарчишь и глазом не моргнёшь; и компенсации от государства за смерть дожидаться не станешь…
МАТЬ.Да хватит ворчать, – на, лучше, попробуй, сервилат с утра со скидкой купила
. Я чё прикинула. Давай в Турцию слетаем, сколько лет собирались, только на соседей облизывались. И здоровьюшко подлечим – не пансионат возьмём, а какой-нибудь санаторий ихний, типовой, полный курс. Валюты хватит. Когда в следующий раз сможем-то?
ПАПАША. Ну и как… Много наприкидывала? (
Ещё раз ощупывает пачку.) Да, со сладким лимоном у тебя чай заварился
.МАТЬ. А то.
ОЦИФРОВАННЫЙ (настойчиво). Государство обязуется и впредь максимально поддерживать, прежде всего материально, семьи погибших наших воинов.
ПАПАША. У, опять! Говорящая розетка!
ОЦИФРОВАННЫЙ (
словно прослушал, сделал паузу и продолжает). …раненые, в свою очередь; а также получившие тяжёлые увечья могут быть спокойны за гарантию качественного, системного лечения и реабилитации.
ПАПАША (взревел). Ты бы лучше, етитный дух, соломку подстелял, – хоть не не так больно чтоб было падать!! Человека не вернёшь, а эта манда (
ткнул на супругу) упивается теперь – за чью-то милую душу! Барабулька, – на все случаи жизни язык у него без костей!!
МАТЬ (моментально протрезвела). Ой, не слушайте, не слушайте, – это он пьян и устал после работы!
(Бежит к домашнему кинотеатру, пытается его включить, но не ладит с нетрезвыми руками). ПАПАША. Тебе мало для веселья?
МАТЬ. Да заглушить тебя, жлоба, – ничего не мало!.. А то нарвёшься тут с тобой, не выходя из своей же квартиры…
ПАПАША. Чего тебе поставить?
МАТЬ. Нашей молодости. Да ты сам расслабься. И не кричи так больше, – всё записывается!.. Давай.
ПАПАША (охладевая, разбирается с аппаратурой). Дочке не сообщай
– при каких заморочках деньги получила. Вообще ничего не говори ей! Она и так задёрганная, а после гибели брата вообще рвётся уехать из страны – со своим этим суженым. Шпиёном! Всё хныкала, плакса-вакса была наша доченька; дохлую кошечку покажещь – заплачет сразу. А теперь этот семицветик – сама кого хошь до слёз доведёт.
(Маленькая пауза.) Точно это кино дурацкое, с этой бабой, что себя сожгла, на неё повлияло. Не к добру мы смотрели, – как раз перед отправкой Алика… Всё мне её судьбой и грозит.
МАТЬ. Мне – ещё больше!
ПАПАША. Как будто я кого-то толкал. К чьей-то гибели…
МАТЬ. Так эта вся молодёжь – борзая пошла, – и всё злодейская охмуряловка их молотит, из этих сраных сайтов!! Ну дурёху эту полиция вроде довела, – и было за что. А мы с тобой … кто. Скромняги. Наша хата с краю.
(Чмокает мужа в неухоженную щёку.)ПАПАША (подсоединил запись, видимо, через яндекс). Молодости?.. Распознай теперь её, молодость. Американ? Бой!
МАТЬ. Я те чё, –
(оскорбилась) пятая колонна, что ли?
ПАПАША. Пятая ягодица!
(Шлёпнул её по тому самому месту, что она упомянула.) Ну, может быть, вот эту?
(Включает.): «Год новый наступил,
кушать стало нечего.
Ты меня пригласил
и сказал доверчиво –
Милая ты моя,
девочка голодная,
я накормлю тебя,
если ты не гордая.
Два кусочека колбаски
у тебя лежало на столе.
Ты рассказывал мне сказки,
а я не верила тебе!»
Папаша снова, похоже, готов впасть в горячку, –
успел даже размашисто плюнуть на всё то, что он вынужден слушать и смотреть в собственном доме, –
и получилось у него это беззвучно, одним губами, на фоне голосящих в давней записи вокалисток и басящих на всю округу электрогитар. Но потом присаживается, угрюмый, к столу. Наливает себе из бутылки в маленькую чекушку, которую вынул из кармана, –
припасённую, видимо, на всякий важный случай. Мать отбивает носком тапочка в такт шлягера и даже едва ли не пританцовывает. Папаша, выпив и не притронувшись к колбасе, выходит, оставляя мать одну. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ VБольшая каптёрка или предбанник. Посередине широкий проём в стене – ход в какое-то другое помещение, судя по всему, производственного назначения. Длинные лавки вдоль стены и большие тележки с непонятным содержимым, похожим на окрашенные в серый цвет древесные опилки. Вместо швабр здесь – совковые лопаты и скребки, пара веников по углам.На стене надпись-маркировка –
«ПРЕСС-ХАТА-2» и также портрет, на нём новый герой (тоже при параде с орденами и с более пышными аксельбантами) – свинорылый тип, проглядывающий на белый свет через узкие щели вместо глаз. Рядом с портретом зеленеет нарисованный фломастером на ватмане большой лавровый лист. В центре: Работяга и Неизвестный привязаны за руки и спины к стенке стульев, во рту у них кляп. Около них суетится Капо, оттеняемый двумя его младшими по иерархии помощниками в неизменных робах. Гремит запись группы «Рамштайн». С первой реплики Капо она стихает, оставаясь дальше фоном. КАПО. А теперь развяжите их. Полностью не надо! Верёвки только ослабьте. И кляп уберите.
Рядовые Члены Зондер-команды выполняют задание старшего. РАБОТЯГА (выплёвывает тряпичный комок изо рта). Что ещё за паскудное место?! Тьфу, здесь дышать нечем… И вы, – сами без маски, без респиратора, – и даже нос не воротите; вам – нормалёк!!
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Они нас скормить привезли
(саркастически) своему божеству. Судя по запахам этого комбината. Я офигеваю…
РАБОТЯГА. А я уже нет. И давно.
КАПО. Милые вы наши бунтовщики-хромоножки, беглецы – с одним общим импортным протезом! Товарищи свиньи такую отраву, как вы, жрать не станут, – так что успокойтесь и будьте
счастливы, вас не для этого поймали и сюда доставили.
(Работяге.) А подобным одеколоном для тебя и твоего напарника пахнуть будет отныне всё, куда б ты ни зашёл. Ты, к тому же, – форменное трепло и позёр, – рабочий он люд, ядрёна хина, а здоровый дух родной земли и обитающих на ней живых тварей с ног его, видите ли, сшибает. Слабак ты! Трудяга-бодяга липовый!
РАБОТЯГА. Это ваши проблемы, а не мои; вы нас сюда затискали, похитив, причём, дважды!.. Вы устроили нам незаконное задержание! – которое длится уже третьи сутки, – а не мы вам!! И я не обязан восторгаться вашей вонью! – которая продолжаться будет до бесконечности, – пока такие, как вы, вообще хоть чем-то управляют.
КАПО (одному из младших своих напарников). Прикинь. Рабочий класс-то у нас шарить языком как научился. Скоро своего братца по несчастью, политического, переспорит. Вот что значит – пресс-хата. Школа! А уж что будет, когда свинский отдел освоит. Академиком готовым отсюда уедет.
РАБОТЯГА. Доцентом! Вентиляцию нормальную поставить не можете и систему очистки. Есть клининговые фирмы, – если у самих руки не из того места. Воры и бездари!
КАПО. А тебе, рабочий, может, джакузи ещё соорудить с кабинетом педикюра? Слушай внимательно, ты, мужлан, – и ты, правозашитик незашитый. Вы вообще вытащили лотерейный билет. Никто вас жёстко прессовать не будет, обживаться будете пока тут, в этой хате, – почти в санатории, в приусадебном хозяйстве нашего учреждения. С хавроньями подружитесь, общий язык с ними выучите. Во дворе на свежем воздухе поработаете: дров наколоть, воды принести, парашу из отходов притащить на лошади из нашей столовой. И нам – польза, маржа какая-никакая, чтоб мясо на стороне не закупать, и вам – избавление от мук.
(Звонок ему на смартфон; отвечает.) Слушаю, товарищ майор! Иногороднего агента подвезли? Да, боксы свободны, – кажется, целых два. Дайте сразу команду: под каким кодом его на разработку – «Игрек» или «Тараканья муха»?
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Иностранных агентов уже не хватает… Иногородних стали тягать.
КАПО (в трубку). Есть!
(Неизвестному.) Надо будет – инопланетных потянем. И растянем!
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Скажите, а почему у вас раскраска меняется – из одной хаты в другую? Там скатерть была красная. А здесь – уже коричневая. И мордоворот ряженый на стене – в такой же, конкретно коричневой рамке.
РАБОТЯГА. Гадьё меняет кожу. Суть остаётся.
КАПО. Туристы, вы не на экскурсии, и уже – не на пр-р-ресс-конференции, с вопросами и ответами! Вы лучше поинтересовались бы своими прямыми обязанностями: комбикорм на этих тележках подвозить в стойловое отделение. Причём нужно каждый раз в клетки заходить, не стесняться. Ну и навоз, соответственно, сгребать там – уже в другую телегу.
ЧЛЕН ЗОНДЕР-КОМАНДЫ. …и вывозить за овраг, –
за полкилометра справа от КПП. А потом налево.
КАПО. Разумеется, не себе же за шиворот. Я
надеюсь, вы умнее стали за последние сто пятьдесят часов вашей жизни? Но если подтвердите уже прилипшую к вам метку «Склонные к побегу»… Наш ответ будет таков, каков и не предполагался всей вашей предыдущей личной историей.
(Подошёл к окну и распальцованно пощёлкал по чему-то плотному и гулкому.) И даже в свинарнике, – чтоб соблазнов не было: железный занавес марки 678-дробь 22, с дополнительным обжигом. Поэтому… Чтоб не глотать потом мужские слёзы. Даже и не помышляйте. Агентура наша и там
(кивнул на зрительный зал) налажена, не волнуйтесь. Добрые люди всегда на посту.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Последний вопрос можно?
КАПО (насторожился). Совсем последний. В камикадзе собрался?
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Последний – сегодня. Чего это у вас лавровый лист правее вашего идола?
От вашего Почивающего на лаврах ветром надуло? Или сами приляпали?
Музыка «Рамштейн» прекратилась. Но – как по какой-то цифровой программе, из того же, невидимого ни со сцены, ни из зрительного зала, репродуктора тем же ненавязчивым фоном забарабанили марши из времён Третьего рейха. С характерными, удалыми голосами немецких солдат.КАПО. Где, что – я не в курсе.
(Оглядывается.) А, да это… скорее всего, из полит-ассамблеи… Делегация ходила тут на днях, с техперсоналом, – ну и дополнила в наглядной агитации.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Просто большой лавровый лист на стене висел в кабинете у молодого Гитлера, когда он стремительно шёл к власти! А что за музон у вас пошёл?..
Вы с ума сошли?!
КАПО. Ой, вот не надо мне этих экспликаций в затылок, – висел, не висел, не живой же человек у него висел, а лавровый листочек для супа.
РАБОТЯГА. Живые потом повисли.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Да, попозже.
КАПО. А вы, оба умника, с этим молодым Гитлером на горшке, что ли, вместе сидели? Или висели?! И с ним во дворе мячик гоняли? Чтобы этот, значит, листочек всю жизнь помнить.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Он не любил футбол. Он любил другие игры.
КАПО. Ну я условно.
(Замер.) Вы особо подозрительные… – из живой силы нашего внутреннего противника. Не в ту хату, – знобит мой позвоночник, – вас перевели, не в ту... Надо было повести, обоих, по общему сценарию, – как и все проходят. Не послушало, – эх, не послушало моё мнение начальство!
НЕИЗВЕСТНЫЙ. И ещё – листик не листик; а вот надпись на немецком – «Зондеркоманд» тоже перекочевала из первой хаты – даже сюда, в стойло. Что ж, вы, такие коренные и лаптем щи хлебающие, – и это словцо чужеродное приплели?! Была уже такая команда. Плохо кончила в 45-ом году! Вместе со своим главным спонсором.
КАПО. «Wenn man uns schneidet, ist es Faschismus, und wenn man uns schneidet, ist es nishtyak». Для непонятливых: «Когда режут нас, это – фашизм, а когда режем мы, – это ништяк». Ещё вопросы есть?
РАБОТЯГА. Блин, вот не знал, что в немецком тоже есть слово «ништяк»! Десять лет учил этот язык и не знал!
КАПО. А у режущих ништяки почти всегда одинаковые, – на всех языках, без перевода. По ощущениям! Да мне плевать, – кем и когда эту зондер-команду изобрели. Может, мой прадед был вор, маньяк и извращенец, и чё - мне дом, который он построил или купил, теперь сжечь из-за этого?! Работает система, помогает врага разоружать – да на здоровье, отчего бы и нет?.. Зондер сегодня щадит наших кадровых офицеров. Они и так перегружены работой – по возвращению утраченных земель; нервная система при таких задачах, вы должны понимать, – на пределе... Вот мы и помогаем им препровождать всех мешающих и подозрительных, типа вас, - туда, где им самое место: к швабрам! И в свинарник.
ПОЧИВАЮЩИЙ НА ЛАВРАХ (выбежал из стойлового помещения, на нём лица нет, венок еле болтается на его шее, - того, гляди, спадёт; музыкальное сопровождение в помещении, как по команде, заглохло). Друзья! Беда!.. Спасите! Хотя уже… – всё, поздно! Нашего коллегу, который нас веселил… Своим бисером и своими песнями… Свиньи съели!!
РАБОТЯГА. Дометался.
Неизвестный побежал, роняя с себя верёвки, в стойло, –
Капо с силой его остановил. КАПО (Работяге). Давай ты, – как более опытный. А я спецбригаду потом направлю.
(Тот быстро ушёл в проём прямо.)НЕИЗВЕСТНЫЙ. Может, скорую надо? Вдруг ещё можно спасти…
ПОЧИВАЮЩИЙ НА ЛАВРАХ. Какая скорая! Капо, да нам капут, объясни ему
(чуть ли не бросает ему на шею свой венок, –
как совсем уже не нужный предмет) популярно! Всем капец – уже в подлётном времени!! Не чуете?.. Носы и уши заложило?!
КАПО (потянул ноздрями окружающий воздух, –
ничего не обнаружил). Да тут один – всегда стабильный запах…
(Пауза, чуть ли не задвигал ушами, прислушиваясь. Кроме кряканья и возни парнокопытных за сценой – ничего другого не слышно.) И поголовье
– все на месте вроде…
Почивающий на лаврах, не ответив, удалился туда же, откуда и возник. КАПО (ему вослед). Куда, куда, - сам туда же плюхнуться?.. Чего корону-то свою мне переправил!..
(Оценивает осязанием новое невольное приобретение на своём теле.) На память.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Суицидники.
КАПО. А ты сам себя береги, – диагнозы он ставит!.. Кроме как митингам, ничему не обучен; мегафон в руках держать и орать, вот и весь список твоих талантов; искусственное дыхание фиг кому сделать сможешь! Так что сиди и не рыпайся, а то сам ещё – в эту канаву с помётом… И будет нам за сутки не один, а два трупа.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Три. Этот ваш Метавший бисер… Вы его неправильно называли. Никакой он не метающий. А добивающий раненых. Красную кнопку сигнализации для расправы знал, когда нажимать.
КАПО. Четыре! Чё бледный-то такой?? Нашатыря, что ль, давно не нюхал? Да ты не принимай всё близко к сердцу, бедолага: у этого манерного – природа, его так и тянуло метать перед свиньями, и ладно бы комбикорм метал, а – жемчуга. Хряки и оценили такие финты – сожрали с потрохами. Ну, они же хищники, а как иначе?.. А если ты по поводу зондер-команды расстроился.
(Пауза.) Ну вела она собратьев-заключённых в газовую камеру. Сопровождала… Ну наша-то команда – не такая. Мы ж всё больше шутейно, для острастки, чудик!
НЕИЗВЕСТНЫЙ.Мне тоже – шутки ради. Тоже хочется, чтобы вы…
со всей вашей зондер-командой, восставшей из пепла, повисли на одной швабре. Паровозиком… Кучкой шашлыка на общем шомполе… Вот - заканчивается, рано или поздно, любая цепочка, даже с самой извращённой логикой. Как и с вашим с этим, свинским ссученным…
КАПО (поражён). Сумасшедший! Фанатик…Такого экземпляра в этих мрачных стенах я ещё не встреча-ал. Неужели тебе совсем не страшно?.. Да в такое время.
(Снова звонок Капо на его смартфон. В трубку живо.) Ещё раз здравия желаю, товарищ майор! А, когда, сегодня? Как быстро. Виноват, товарищ подполковник, поздравляю с присвоением очередного звания! По этому субъекту, чьё погоняло «Неизвестный»?.. Нет, не Эрнест. Да вот он передо мной томится, – недоразвязанный, привычную свою пропаганду, подрывную, ведёт; а я терплю, я же добрый. Да крот его знает, - какая у него фамилия. Кому она нужна теперь, счас в деле посмотрю. К вам привезти?.. Прямо на квартиру? Будет исполнено, товарищ подполковник, – вот его хоть на эшафот подвезу. Что-что ему нужно перечитать-повторить?? Да он-то сможет повторить, это точно. Как? Архи-пе-лаг?..
(У него как вырвалось.) Да вы что с утра пораньше, – все с рельс своих ржавых соскочили?! Ой!.. Виноват, товарищ подполковник; у меня тоже нервишки – как тюремные башмачишки, каши просят!.. Это – тот самый который гулаг? Понял. Консультация нужна для дочки, которая на истфак поступает. А разве его, этот гулаг, из школьных программ ещё не выбросили?..
(Неизвестному.) Повезло тебе. Нужны вы ещё отечеству. Хоть в чём-то.
(Грубо навесил венок ему на шею. (Заревел двигатель какого-то грозного механизма, - прямо под окнами каптёрки. И тут же –
тишина.) Ты чё?..
(Звук возник снова, но с заметно сбавленными децибелами, –
он стал ровным; и различимо, что ревёт откуда-то сверху.)НЕИЗВЕСТНЫЙ (бесстрастно). Это не я. Это ракеты НАТО в гости летят. И ваши пытошные хаты – это мишени.
КАПО. Да помилуй, сынок, – обещали же, эти, главы, – договориться, что войны большой не будет!
(Умоляюще гладит листочки, которые ветшают буквально на глазах, на его венке.) А то, что было, – да это просто так была – разминочка. Игра «Зарница»! Ведь правда?
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Правда в том, что дочери подполковника придётся повторять «Гулаг» самостоятельно.
КАПО. Да не гони, – да не может быть; прям инфаркт тут с тобой схватишь!..
Сам, сука, на швабру залезешь, нас
адишься!..
ОЦИФРОВАННЫЙ. Испытания нашего высокоточного оружия будут проводиться всегда и в любом регионе нашей необъятной страны, - невзирая на все попытки внешнего давления на нас.
КАПО. Фу, пронесло…
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ VIДекорации –
снова как в Прологе и в IV-ом представлении. Но прежнюю комнатушку почти не узнать. В ней светло и опрятно –
после явного евроремонта; она даже на вид стала просторней. Оказывается, в комнате был балкон, но хозяева прежде его не открывали, хронически уткнув носы в свой домашний экранище; теперь балконная дверь распахнута, с улицы празднично доносятся гам ребятни на детской площадке и мягкий шум ближнего городского проспекта.Семейка сидит за большим столом, на нём – высокие чашки, пиалы с разнообразными сладостями. Стойкий, бодрящий аромат кофе насыщает воздух.По включённому радио раздалась оптимистичная музыка заставки новостей. ПАПАША (загорелый, помолодевший, в бриджах апельсинового цвета и в майке со слоганом, рекламирующим классный отдых в Турции). Вон, давай я тебе вон ту мармеладку, самую толстую, подложу, – пока не съел.
ДОЧКА.Спасибо.
(Снисходительно посмотрела на отца.) Ты на сладкое-то не налегай, – сколько пива и так улопал в своей Анталье. От пухлого брюшка пастила с печеньем – совсем не панацея.
МАТЬ (и она посвежела, в новой причёске с короткой стрижкой и в лосинах пёстрой расцветки времён её молодости). Хорошего человека должно быть много, – преподавали тебе в институте? Не знаю, как у вас там, а в нашем доме – пусть лучше будут сладости. Горестей… хватит уже.
ПАПАША. Молодчина, мать! Горести мы врагу у ворот подложим. Пусть натыкается на них и кушает. Ну-ка, погромче радио сделайте, – новости, новости!
ИЗ РАДИОПРИЁМНИКА ВЕДУЩАЯ (буднично, равнодушно, - словно ей самой приелись такие тексты, –
тараторит): «Наши бойцы за минувшие сутки, проявляя отвагу и массовый героизм, уничтожили тридцать пять огневых укреплений, двенадцать танков, четыре бронетранспортёра, девять гаубиц и более ста единиц живой силы противника…»
ПАПАША (проглатывая мармеладину). Ух, ещё – одни молодчины. Хорошо работают ребята. В добрый им час! Дальнейший.
(Прихлёбывает кофеёк.) А тебе налить кофе, доченька?
ДОЧКА. Нет! У меня давление!
ПАПАША. Это ещё что за новости? Вот таких новостей – нам точно не нужно. Такая молодая…
МАТЬ. Хватит придуряться
– давление у неё! Вот у меня было давление – после похорон неделю в лёжку лежала, и рвало, и трясло, и по стенке до туалета ходила!..
РАДИОВЕДУШАЯ (продолжает). «Подразделение нашей элитной бригады, расквартированное на месте недавних страшных боёв в населённом пункте
(помеха в вещании, - совсем по звуку не радийные шипение и свист) организовала гуманитарную акцию для местных жителей – провела для тех из них, кто наиболее пострадал от обстрелов местных нео-извергов, – бесплатную раздачу пакетов с гречневой крупой, банки с тушёнкой, рыбные консервы, а также необходимые медикаменты, мыло и стиральный порошок…»
ПАПАША. …где-где раздали? В каком городе – прослушал. Ё-ка-лэ-мэнэ, это ж
– госрадио! А помехи идут. Позор!
МАТЬ. Ну ты чё, наивный, что ль. Как будто не знаешь, кто вредит.
ПАПАША. Да, и звук такой странный. Раньше я что-то не слышал, – с армейской ещё молодости…
ДОЧКА. Вас одна фразочка не коробит –
«..живой силы противника»? Вы вот всё старые фильмы любите смотреть. Слезу пускать… Такие они задушевные, забубенные... Ну хорошо. А до вашей мозговой корочки дятел не додалбливает, что эта живая сила противника – такие же, как и вы, кто любит мармелад и пастилу?? И может быть, – то же старое доброе кино… И они, кстати, – бывшие ваши сограждане когда-то общей с вами, огромной страны, а сейчас – живущие на своей, между прочим, земле. И они в чём-то виноваты, что на них напали?
Из того же источника – концовка брутальной, ритмичной песни со словами: «…будет всем дан ясный знак: мы отсюда больше ни на шаг». ДОЧКА (с нетерпением ищет и находит его, - им оказался старый четырёхугольный приёмник ещё проводного вещания, - и чуть ли не сшибая «радиоточку» с полки у стены, с силой заворачивает звук). Ну, слушать этот гнойный рок проплаченный!.. Отстой полный. «Нео-изверги» – это ж как надо голову вместе с языком сломать, чтобы такое выговаривать по двадцать четыре часов в сутки! Когда вы интернетом пользоваться научитесь?
МАТЬ. Мы и так умеем. И одноклассники, и где чулки купить, и авито. Чё ты гонишь-то?
ДОЧКА. Вы сами-то кумекаете, что они горлодёрят? «Мы отсюда
– ни на шаг». Откуда – отсюда, вы понимаете?
МАТЬ. А тебе больше других надо, да? Многопонимающая ты у нас.
ПАПАША. Ну чего ты такая унылая, лапочка моя, а?
МАТЬ. Злая она!
ПАПАША. Хахаль твой где, не вернулся? Всё в автозаке сидит? Ну хватит уже хандрить и язвить, – понятно, дочка, устали все мы за эти месяцы тяжёлые! Но надо ведь и разрядочку давать себе, - ну согласись, иначе нельзя, с катушек съедешь, как…
(Маленькая пауза.) Смотри, какой сегодня солнечный день. Это ж так редко – в наших смурных краях.
ДОЧКА (матери). Чтоб доброй быть, – без соплей, а по-взрослому, вам надо с отцом – да не в интернет, вы в нём утонете. А куда-нибудь для начала в старорежимное, – в библиотеку, вот куда. Да, я серьёзно! Я сама вчера отбила у себя лишний час, не поленилась, – пошла в научку, в архивный отдел, отсканнровала специально для своих бедных родителей, чтоб вы очнулись и хоть на миллиметр приблизились к соображалке: а почему Альфред погиб, ни за понюшку табаку??
И где? И что с телом?.. За чью такую, на все сто пятьдесят процентов стебанутую, хотелку?
МАТЬ. Я тебя сдам.
Муж вытаращил на жену глаза. МАТЬ. Вот как мать говорю. Обещаю. Настучу – как хошь меня потом прокляни!.. У меня и так – столько переживаний
(дрогнул голос), не всякая мать ещё выдержит, что мне за эти три месяца достались. И ты будешь мне ещё нервы трепать… Скажут – отречься; отрекусь от собственной дочери, – подальше от греха! Сама сдам, – хоть и не заканчивала юридический, а напишу как смогу и куда надо отнесу, меня поймут. Там профессионалы своего дела работают. Чтоб ещё такие речи в моём доме звучали!..
ДОЧКА. А я тоже пока в своём доме нахожусь, мама!
МАТЬ. Уже – не в своём!!
ПАПАША. …ну, матушка, это уж слишком, перебор. Нас уж не пугай так, меня хотя бы – на старости лет.
ДОЧКА (не сразу). Ты вот всё клялась, – может, хвалилась, а может сама себя успокаивала… Хотя уж точно не понимала, что к чему. Перед отцом своим, дедом моим, всё чеканила, когда разговор о родословной незаметно так заходил – «у меня…» Забыла?
(Мать действительно не понимает, о чём она.) Я, хоть крошка была, а запомнила: «У меня год рождения – круглая дата, день в день, как умер отец народов». Ну дед-то понимал всё по-своему. И тебя за такие слова по головке гладил. Для него это – в точку было; с его-то биографией, и особенно – для его же отца, прадеда моего, десять лет без права переписки мотавшего… И вот теперь я слышу ещё одни от тебя слова. В мой адресок… Спасибо, мама.
Мать, закрыв лицо рукой, присела на самый край стула. И рухнула лицом в стол. Плачет или нет, – неясно, но не хочет, не может смотреть дочери в глаза.ДОЧКА. Столько лет прошло… И ещё, наверное, пройдёт столько же… И ещё! И ты это говно из времён доносов, оказывается, всё носишь в себе. И хранишь. И гордишься этим.
(Уходит в соседнюю комнату и тут же возвращается с двумя длинными листами, на которых следы типографского набора.) Вот, любезные мама с папой
, отсканировала в архиве – один американский журналист работал в тридцатые годы в Германии, а позже написал книгу, – боюсь, сейчас в интернете забьют её сайт, запретят, – и причину для этого найдут, как козявку у себя за ухом. А на бумаге - пока доступно, хотя и порыться надо: Гитлер захватил Польшу в тридцать девятом году, но о войне запрещал говорить, а только – о контр-наступлении! А когда начинал не в фильмах, а повсамделишному бомбить те самые мирные города, его корреспонденты выходили на следующий день вот с такими аршинными заголовками «Поляки бомбят Варшаву!». Телека тогда нема. Интернет – тем более ещё не ночевал. Ну как затюканному немцу в это не поверить?.. Да вы возьмите, чего уставились-то? – возьмите, почитаете за утренним кофе. Да это открытый источник, и публикация уже давнишняя; ну не посадят же за это!..
Родители – оба с одеревеневшими лицами. К бумажной распечатке и не притрагиваются. Мать стоит перед дочерью, не вытирая слёз. МАТЬ. Почему ты такая?..
ЭПИЛОГТа же квартира. Те же персонажи. Только прощальный звон слышится за сценой в сиренах, не похожих ни на автомобильные, ни на железнодорожные. Ни на какие другие, встречавшиеся ранее в обычной жизни. На столе появились две небольшие иконки на подставках. ПАПАША. Вот. Началось. Слышите?..
ДОЧКА. Ну это – явно не радиопомехи.
ПАПАША. А это
(задумчиво) не «Поляки бомбят Варшаву»?
ДОЧКА. Нет, не поляки.
МАТЬ. Землетрясение, должно быть.
ПАПАША (почти радостно). Да, конечно, землетрясение… А то я уж… от одной мысли – сразу в глазах темно.
По сцене действительно поползли какие-то противоестественные, клубящиеся пепельные пятна. ПАПАША. Потрясёт – и пройдёт!
ДОЧКА. Да какое землетр… У нас что, – сейсмичная зона
?МАТЬ (ей). А ты – верь, верь, что отец-то говорит.
(Ему.) Тяпун тебе на язык, что подумал.
Непривычный звук со змеиным шипением старого радиоприёмника из предыдущей сцены повторился. Затем – опять возник, но с невероятной силой. Дети на улице закричали и резко замолкли, - словно со двора их смыло волной. Гардины чуть не сорвались от ветра, ворвавшегося в открытую балконную дверь. Мать по привычке побежала закрывать все окна. ПАПАША (от приподнятого его недавнего сияния, от пышущего «здоровьюшка» не осталось и следа). Да нет, это гроза, гроза, – всего лишь гроза. Хотя не мешало б – проснуться. Проснуться!.. Как от дурацкого сна – уже много месяцев. Или уже – лет?..
(Дёрнул себя за одно ухо, - не помогает. Дёрнул за другое, – тот же результат. Потом – за ус. Вроде бы стало больно. Но сумерки наяву превращаются в едкую гарь.)ДОЧКА.Говорили вашему брату – не играйте с огнём. Весь мир просил – по-человечески. Не слушали, – да что там. Слышать не хотели! Вот и настал этот день
…ПАПАША.Мы-то тут при чём, семицветик наш лазоревый?! Мы – люди маленькие, никого не обижаем, мы на выборы-то даже не ходим, не интересуемся, – не то что ты, доча, со своим этим… И никакого брата у нас нет; как и сына теперь, – мы сироты, ты ж сама всё знаешь!.. Почему мы ещё страдать должны?
МАТЬ.И гибнуть… Родителей ей не жалко!
ДОЧКА. Для каждого нации, взрастившей в себе фюрера, рано или поздно наступает свой Дрезден! Считайте, что и для вас лично он наступил. Сегодня, сейчас!!
ПАПАША. А мне твой Дрезден – не указ! Гибралтар, Лабрадор! Пугаешь ещё… «Мои друзья хоть не в Болонии, зато не тащат из семьи...»
МАТЬ. Она только и знает – фюлером обзываться. Сама ты фюлер! – в юбке. И впрямь – взрастили эту стерву на свою голову!
ДОЧКА. Мама, у меня юбка – до пят. Траурная!.. Не на меня смотри!! И буду я, как примерная доча, расхлёбывать возмездие – вместе со своими, неразумными родителями…
Мать опять закрыла лицо руками и покачивает головой, не в состоянии ни смотреть на дочь, ни разговаривать с нею. ПАПАША. Нет, мать, не переживай, – всё равно не верю. Счас, мать, счас, - ещё чуть-чуть погрохочет и, – авось, как всегда, пронесёт. Кстати, это… где у нас тут в районе бомбоубежище; может, знаете?.. Выступал вчера один военачальник – заверял: «У нас надёжная система ПВО», не волнуйтесь, кто против нас всерьёз посмеет-то? Да это петарды, что, не узнаёте? – вон пацаны во дворе запускают. Праздник у ребят, – как и у остального взрослого народа… Гуляют, веселятся, в ресторанах сидят, фейерверки пуляют от души, – верно, чё омрачать жизнь-то? Она одна и другой не будет. А то, что грохочет где-то по-настоящему. Ну это хоть и рядом, но у соседа… Не у себя же.
ОЦИФРОВАННЫЙ (всё более растворяющееся в серой каше изображение на сцене заменяет по значимости его голос, и только он один, –
с ранее неслыханными металлическими обертонами). Полковник, стоять! Кто вам разрешил покидать боевой пост? И вы, – майор имперской безопасности. Ну, генерал-майор, дегенерал-майор, – какая разница, теперь уже все равны. Остановитесь! Эй!! Я не ожидал от вас, – проверенных на шаманских огнях, на приворотном таёжном зелье, – такой трусости, такой подленькой измены собственной присяге! Да у вас шок, господа офицеры! Вы забыли всё – и
инструктаж, и весь техрегламент: бетонный корпус здесь глубиной в полкилометра, а выход из него – через особый люк, с кодовым замком, который у меня и только у меня. Так что лучше остаться со мной, слышите?? А я уж отблагодарю, как смогу, – поделюсь потом щедро с вами своим бессме… бесм… Чёрт, почему заедает?! А, не слышу!.. Кабели перебиты? Какие к бесу кабели! – я уже как год перешёл на бессрочное цифровое питание, болваны!
СУРОВЫЙ ДИКТОРСКИЙ ГОЛОС ИЗ АВТООТВЕТЧИКА. Господин Оцифрованный! Теперь – уже бывший. С вами говорит голосовой помощник Федя. Ваше оцифрование было исполнено по последней модели зарубежного программного обеспечения, но обладатели авторских прав на него приняли решение о блокировке его действия в отношении вас – ещё за две недели до начала сегодняшней конвенциальной ракетной атаки, которую долго откладывали их правительства. Поэтому данное решение об отключении находится в рамках плановых санкционных мер. В то же время не исключено, что у вашей страны ещё останется шанс – заключить новое соглашение на аналогичное оцифрование. Однако распространяться оно будет на более предсказуемого руководителя.
ЭКС-ОЦИФРОВАННЫЙ. Хамло ты, Федя. Бомбить тебя некому.
Автоответчик. Не бомбите – да не бомбимы будете
. Повторите ваш вопрос. Не понял. Жду. Выполняю. Выполняю
. Запускаю.
ПАПАША (как после обморока, но нашёл в себе силы). Вы слышали?.. Или спите? Да уж лучше – не просыпайтесь, мои дорогие!.. А то ещё, прости господи, поделятся и с вами бессмертием; пока этого нашего друга, очарованного, рассбессмертили обратно, – оно теперь там, наверху, бесхозное стало, гулять пошло по родным городам и весям, – ну, прям, как с ядерным оружием история! И будете потом вечно мучиться.
ДОЧКА. Чем?
Папаша молчит. ПАПАША (в прострации). Окольцованный… Ошинкованный… Оцинкованный.
ДОЧКА. Чем?!
ПАПАША. Тем, что нужно вовремя хватать простой рецепт!.. и бежать с ним в аптеку – н
е хрена начинать. За что потом платится цена – в прямейшем смысле убой
… (Не договаривает.)Мать, трясясь от ударов и разрывов в воздухе уже за порогом их, пока стоящего, дома, –
вся сгорбившись, поднимает забытое, лежащее плашмя на столе, рядом с образами, большое фото Сына. Пытается один раз, другой, третий поставить его рядом с вазочкой на столе, - не получается. Занавес2022 г. _________________________________________
Об авторе:
АЛЕКСЕЙ ГОЛЯКОВ Родился 27 августа 1968 года в Саратове. Служил в армии в 1987-89 гг., в 1996 году окончил филологический факультет Саратовского госуниверситет, специальность – журналист. С 1986 года печатаюсь в региональных и столичных СМИ на темы культуры, экономики, политики, криминала. Имею публикации в «Новой газете», «Московском комсомольце», «Известиях», «Литературной газете», «Вечерней Москве», газете «Богатей» (Саратов), журналах «Современная драматургия», «Театральная жизнь». С февраля 2011 г. постоянно работаю и проживаю в Москве, – одновременно с этого же времени (до января 2015 г.) – редактор отдела «СМИ и общество» журнала «Журналист». Затем – корреспондент газеты «Новые известия», делового журнала «Инвест-Форсайт». Автор отдельного сборника «Остров Пасхи средь Волги-реки» (издательство «Мелон», Саратов, 2004 г.), в котором была опубликована пьеса с одноимённым названием (в других поздних редакциях в Сети фигурировала под названием «Аборигены-ХХI»). Среди публикаций литературно-художественного журнала журнала «Волга-ХХI век»: рассказ «Первый грех» (2009, №10), пьеса «Уроки Ангелины» (2011, №№11-12). В июле 2010 года пьеса «Креативщица» была переведена на итальянский язык и показана в декабре того же года в исполнении итальянских артистов в рамках Международного фестиваля одноактной драматургии в городе Роверето (организатор – театральная компания Compagnia dell'Attimo, среди участников – Вацлав Гавел, Иддо Нетаньяху). В марте 2012 года вошел в шорт-лист Международного конкуса драматургии «ЛитоДрама» в номинации «Мини-пьеса».
скачать dle 12.1
