ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 223 ноябрь 2024 г.
» » Елена Саморядова. НАПИШИ ПРО КАНТА

Елена Саморядова. НАПИШИ ПРО КАНТА

Редактор: Наталья Якушина


(пьеса)



Действующие лица:

УЛЬЯНА – 30.
АНДРЕЙ – 36.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР – 69. 
КАНТОВЕД ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ – 40.
ЛУКА/РАТИБОР – 25.
ГОЛОС МАРИНЫ ДМИТРИЕВНЫ – 55.
СОТРУДНИКИ ПОЛИЦИИ В ЧЕРНЫХ ПЛАЩАХ.


1

Утро. Кабинет главного редактора. 

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Ты слушаешь?
УЛЬЯНА. Нет.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Могла бы соврать. Я для кого тут полчаса распинался?
УЛЬЯНА. У меня такое ощущение, что за мной следят. Вон того мужика видите? (Показывает в окно.)
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР (подходит к Ульяне, смотрит в окно). Симпатичный.
УЛЬЯНА. Запоминающийся. Я его точно уже видела. Причем, не один раз.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Может, ты ему понравилась?
УЛЬЯНА. Алексей Эмильевич, вы понимаете, что это ненормально – вот так за женщиной ходить?
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Сердцу не прикажешь.
УЛЬЯНА (отворачивается от окна). Так что мне нужно сделать?
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Напиши про Канта.
УЛЬЯНА. А поподробнее?
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Слушать надо было.
УЛЬЯНА. Я вас тоже люблю.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. О-о, ну начала. Это харрасмент. Я буду жаловаться.

Главный редактор выходит из диалога. 

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Мне нравится эта девочка. У меня сыновья, им совсем неинтересно то, чем я занимаюсь. А она всегда рядом. Год от года прибавляет. Когда я ее брал, она почти ничего не умела. Сейчас-то совсем другое дело. А еще я чувствую, что ей нужен отец.

Ульяна выходит из диалога. 

УЛЬЯНА. Я всегда говорю правду. На этом строится моя репутация. Даже если правда навредит мне, я не отступаю. Он поэтому дает мне в последнее время такие задания. Напиши про Канта, ну что это, а? А до этого я рассказывала, как своими силами выяснить прошлое своей семьи. В какой-то момент, с возрастом это становится важным. А кто я? Спрашивают. Откуда я? Хорошие вопросы, увесистые. Такими вопросами зашибить можно.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Вот-вот, а ты ноешь. Темы ей не нравятся. Вырастили поколение на свою голову. Все им нравится должно! Этак от страны останутся рожки да ножки.
УЛЬЯНА. Вы что не видите, что в городе творится? Нет? Да видите вы все. Точно-точно видите. Чего ж мне говорите про Канта писать? Разве об этом сейчас нужно писать?
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. У Канта юбилей. Он родился, вырос и умер в этом городе. Чего еще тебе надо? Я знаю, что делаю. Доверься мне.
УЛЬЯНА. Я не понимаю, вы мне врете или себе?

2

День. Сквер. Ульяна сидит на скамейке. У нее на коленях упаковка с сэндвичем. Она время от времени пьет из бутылки с водой. 

УЛЬЯНА (разговаривает по телефону). Марина Дмитриевна, да вы не волнуйтесь так. Как-то особенно готовиться не надо. Просто поговорим. А я не знаю… Я специально ничего не читала… Вот вы мне все и расскажете.

Рядом с Ульяной на скамейку садится Андрей. Она смотрит на него в замешательстве. Это тот самый мужчина, который за ней следил.

УЛЬЯНА. Я буквально через сорок минут подойду. Если не подойду – звоните в полицию. Это шутка. (Нервно смеется.) До встречи. (Кладет трубку.)

Пауза.

АНДРЕЙ. Я не знал, как подойти, волновался. (Смотрит на нее пристально, без тени волнения.) Ты стала такой… Я знал, конечно, что ты изменишься. Все меняются. Ну, кроме меня, конечно. Я обещал тебе, и я не изменился. На внешнее не смотри, я про нутряное. Внутри меня все еще ты. Я твой со всеми потрохами.
УЛЬЯНА. Вы меня с кем-то путаете. И прекратите за мной ходить. (Встает.) У меня парень есть, если что.
АНДРЕЙ. Нет у тебя парня. Сядь.

Ульяна остается стоять.

АНДРЕЙ. Сядь, я сказал. (Продолжает вкрадчиво, мягко.) Чего ты испугалась? Оля, это же я, Андрей. Не проходило и дня, чтобы я не вспоминал тебя.
УЛЬЯНА. Меня зовут Ульяна. Я вас не знаю. Если вы продолжите меня преследовать, я обращусь в полицию.

Ульяна уходит. Андрей остается сидеть. Он провожает ее задумчивым взглядом.

3

Поздний вечер. Редакция. Никого, кроме Ульяны, нет. Ульяна расшифровывает диктофонную запись.

ГОЛОС МАРИНЫ ДМИТРИЕВНЫ. Преподавание шло на латыни. Ты мало того, что лекции слушал на латыни, ты работы свои должен писать, диссертации, курсовые работы – все на латыни. Как все приличные европейские университеты.
ГОЛОС УЛЬЯНЫ. Угу.
ГОЛОС МАРИНЫ ДМИТРИЕВНЫ. Вот. Значит… Простой человек не мог поступить… Никакой сын шорника из Форштадта, это район Кенигсберга, где жили в основном ремесленники.
ГОЛОС УЛЬЯНЫ. Угу.
ГОЛОС МАРИНЫ ДМИТРИЕВНЫ. Вот. То есть никакой сын шорника поступить в университет априори просто не мог, не зная латынь, а где он латынь-то эту выучит? В церковно-приходской школе, что ли?

Заходит главный редактор. Ульяна ставит запись на паузу.

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Это про Канта?
УЛЬЯНА. Ага. Шорники – это вообще кто?
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Ну шоры. (Закрывает глаза руками.) Лошадям на глаза вешают, чтобы они по сторонам смотреть не могли. Не пугались. Не отвлекались. Только вперед. В светлое будущее.
УЛЬЯНА. Куда ж еще.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Ты из какой семьи?
УЛЬЯНА. Из обычной.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. А в журналисты почему пошла?
УЛЬЯНА. Захотела и пошла.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Не бывает так в России. Захотела она. Здесь не хотят. Хотеть вредно.
УЛЬЯНА. Вы мне поработать дадите?
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Ладно, работай. Я тихо посижу.

Ульяна включает диктофон и продолжает расшифровывать запись.

ГОЛОС МАРИНЫ ДМИТРИЕВНЫ. Это только потому, что его мать была знакома с пастором Шульцем. И еще ведь Иммануил-то был не единственный ребенок в семье… Но она с ним везде ходила, она ж рано умерла. Ему сколько – 13 лет было, когда она умерла.
ГОЛОС УЛЬЯНЫ. Угу.
ГОЛОС МАРИНЫ ДМИТРИЕВНЫ. Вот. Но Пастор Шульц как раз порекомендовал его во Фридрихс-коллегиум. Это гимназия, которую он закончил со знанием латыни. И когда он поступил, проблема еще какая была. Ты пишешь курсовую работу, пишешь сначала от руки, а потом профессоры с этой кафедры, где ты учишься, должны работу твою оценить. Они твои корявки читать никто не будет. Ты должен сходить в типографию и напечатать десять экземпляров своей курсовой работы на каждом курсе.
ГОЛОС УЛЬЯНЫ. Это, наверное, дорого, да?

Главный редактор хихикает. Ульяна выключает запись и молча смотрит на него.

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Ужасное интервью.
УЛЬЯНА. Вы мне мешаете.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Ты просто представь, как хорошо дома. Там еда, диван: можно поесть, а потом лежать сначала на правом боку, потом на левом, потом на спине. А еще книжки, а еще фильмы, а еще же и позвать кого-то в гости можно… Вместо этого ты тратишь свое драгоценное время на бездарное интервью. Как не стыдно! Маньяк твой все еще ходит за тобой?
УЛЬЯНА. Нет, отстал.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Чего тогда домой не идешь? Думаешь, я тебе сверхурочные платить начну?
УЛЬЯНА. Дождешься от вас, конечно.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Хватит тут шалтай-болтаев высиживать. Поехали. До дома тебя подвезу.
УЛЬЯНА. Я на такси.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Ну как хочешь. (Уходит.)

Ульяна включает диктофон и продолжает расшифровывать запись.

ГОЛОС МАРИНЫ ДМИТРИЕВНЫ. Конечно, дорого. У него там на какую-то из его курсовых работ денег не хватило, мать уже умерла, а отец один содержал всех детей, в том числе и Канта. И сапожник из их района… Они там все жутко гордились, что сын шорника учится в университете. И сапожник оплатил Канту печать курсовой в типографии, чтобы Кант мог курс защитить. Когда умер отец на последнем курсе университета, детей поддерживать некому было, Кант еще и сам себя содержал: как репетитор работал, в бильярд играл на деньги, в карты играл на деньги… Везде, где какую-то копеечку… Но это было дополнением к тем деньгам, небольшим, которые все-таки папа давал. При этом он в общежитии жил, и утром еще завтрак для малоимущих студентов давали. Он на этом экономил. А потом, когда отец умер, получилось даже вот эта копеечка уже повлияла, и он бросил, на четвертом курсе. Не доучился, потому что еще сестра и брат младшие остались. И вот десять лет домашним учителем. Почему? Потому что нужно было накопить деньги за взнос на право защитить магистерскую диссертацию.
ГОЛОС УЛЬЯНЫ. Это настолько дорого?
ГОЛОС МАРИНЫ ДМИТРИЕВНЫ (смеется). Сейчас расскажу. Его годовое жалованье в качестве домашнего учителя было 48 талеров. Взнос за магистерскую диссертацию был 55 талеров. Он копил десять лет.

Ульяна выключает диктофон. Она вызывает такси через приложение.

УЛЬЯНА. Через 10 минут к вам подъедет Абдолбек. 10 минут – это прекрасно.

Ульяна засыпает.

4

День. Кабинет главного редактора. Он отсматривает фото на компьютере. Ульяна со скучающим видом рассматривает свою обувь, сидя на стуле. 

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Как вам это удаётся?

Ульяна молчит. 

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. У вас веточка в волосах.

Ульяна отряхивается. 

УЛЬЯНА. Сидела на дереве пять часов.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Пять часов? Ради таких снимков… Да, понимаю. Давно хотел спросить. Вы пишите что-нибудь? Если бы вы не только фотографировали, но и писали… Цены б вам не было.
УЛЬЯНА. Почему?
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Вы же все про всех знаете, а приносите только снимки… Откуда такая тяга к чужим тайнам, кстати? Муж, папа, брат были в органах?
УЛЬЯНА. У меня тяга к деньгам. Я напишу, что нужно. Не проблема.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Где вы научились так фотографировать?
УЛЬЯНА. Научилась же.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Милая, так нельзя. Знаете, как работают журналисты? Они рассказывают – и им рассказывают. Ты мне, я тебе. А с вами я каждый раз, как на допросе. Выпытываю военную тайну.
УЛЬЯНА. У меня нет тайн от вас.

У главного редактора звонит телефон. Все громче и громче. 

Редакция. Мобильный Ульяны разрывается. Ульяна просыпается. Она помнит последние мгновения сна. Ульяна повторяет, обводя глазами пустую редакцию. 

УЛЬЯНА. У меня нет тайн от вас.

5

Квартира Ульяны. Ульяна входит, запирает дверь на все замки. А после проходит в комнату и забирается под кровать. 

Из темноты возникает Андрей. 

АНДРЕЙ. Думала, я не найду тебя?

Ульяна молчит. 

АНДРЕЙ. Кто я, ты вспомнила?

Ульяна молчит. 

АНДРЕЙ. Кто я, а? Кто? (Он ходит по комнате, как будто что-то ищет.) Кто я, ну кто? Она не знает или она говорит, что не знает. Кто я, а? Кто? Кто?
УЛЬЯНА. Замолчи.
АНДРЕЙ. Когда я молчал? Я всегда говорил. Я не мог иначе. Это ты считала, что нужно все скрывать. Так безопаснее.
УЛЬЯНА (закрывает уши руками, поет). Это все в моей голове, я устала, я очень устала…
АНДРЕЙ. Это не поможет. (Наклоняется и кладет перед ней нож.) Это поможет.

Андрей уходит. Ульяна остается лежать под кроватью. У нее звонит телефон.

УЛЬЯНА. Да, Алексей Эмильевич… Нет, я дома. Э-э… Понятно.

6

Утро. Кабинет главного редактора. На столе букет цветов. У стола стоят Ульяна и главный редактор. Они рассматривают букет так, как будто это бомба. 

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Поклонник твой не просто дверь нам сломал. Когда сработала сигнализация и приехала охрана – он всем навалял. А в наряд полиции принтер наш единственный редакционный бросил. Так что без принтера мы теперь. Нравится букет?
УЛЬЯНА. Ну букет и букет.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Женщины! Все ради них, а они…
УЛЬЯНА. Вы, кстати, знали, что Кант никогда не был женат?
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Знал. Это ведь то немногое, что делает его человеком в наших глазах. Ошибающимся, неудачливым. Таким, как мы. Во всем остальном он был без преувеличения сверхчеловеком.
УЛЬЯНА. Нормально вы так нас всех в неудачники записали.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. В букете была записка. Держи.

Ульяна мнет записку и бросает в урну.

УЛЬЯНА. Я не понимаю, как написать про Канта так, чтобы масштаб его личности воспринимался реалистично. Вот это вот сверхчеловеческое в нем очень мешает. Мне все время кажется, что его не было. Его придумали. Книжный какой-то герой выходит. Ненастоящий.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Оля, пожалуйста, я на все готов. Вот что было в записке. Прости, я ее прочитал.
УЛЬЯНА. Ну ладно, что теперь-то уж.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Да не скажи. Вопрос у меня возник. Вполне закономерный. Ты действительно Оля и нас тут всех обманывала?
УЛЬЯНА. Алексей Эмильевич, вы меня знаете 3 года. Я ни разу вас не подвела. Но тут появился хрен с горы, который еще и нарушил закон, вломившись в наш офис – и вы ему почему-то верите больше? Так получается? Я не Оля. Я этого мужика не знаю. Он меня с самого начала пугал, и я, заметьте, оказалась права. Про адекватность в его случае говорить не приходится. Теперь им полиция займется. И это прекрасно. Он больше не будет меня беспокоить. Что тут еще обсуждать?
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Тебе нужно съездить к нему в СИЗО и сделать материал для нашего сайта. Раз он так выделяет тебя, то и расскажет тебе больше, чем кому бы то ни было.
УЛЬЯНА. Я не могу. Вы мне уже дали задание – написать про Канта. Я по уши в этой работе.

Главный редактор выходит из диалога. 

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Она же сама сказала, что хочет сегодняшних тем. Вот, пожалуйста, сегодняшняя тема – дождалась. Политики я тут не вижу. Чистый криминал. Свихнувшийся от любви одиночка преследует журналистку нашей редакции. Подарок, просто подарок.

Ульяна выходит из диалога. 

УЛЬЯНА. Иногда я чувствую, что вот-вот умру. Вот здесь в груди появляется боль, как будто я лежу, и кто-то наступает сюда сапогом. Дышать мне нечем, звенит в ушах. Это продолжается недолго. Минут двадцать. А потом я прихожу в себя и как обычно живу дальше. В первый раз я вызвала скорую. Мне врачи после обследования сказали, что у меня здоровое сердце. А вот с головой проблемы, и лучше мне пойти к психологу. Это была паническая атака. К психологу я не пошла. Само началось, само пройдет. Я только перестала так, как раньше, доверять себе. Даже своей смерти. Ведь если я ее чувствую, а она не приходит, то что? Зачем мне это чувство? Откуда оно? Панические атаки прошли, когда я впервые заметила его… Я не знаю, как объяснить. Но, увидев этого парня… мужчину, я впервые поняла, чего… кого реально боюсь. Что мой страх смерти реален.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Там, где тебе легко, ты правду не найдешь.
УЛЬЯНА. Вы меня слушали вообще, Алексей Эмильевич? Я никуда не поеду.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Ульяна.
УЛЬЯНА. Нет. Перестаньте меня заставлять.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Я не заставляю. Я проверяю, готова ли ты к по-настоящему больным и страшным темам. Оно ведь как… С чужими болью и страхом надо уметь работать. Этому в университетах не учат. Это вот ты сама осваиваешь в такие дни, как сегодня. На своем примере.
УЛЬЯНА. Вы не понимаете.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Ой ли.

Пауза.

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Вижу по глазам – решила.
УЛЬЯНА. Я вас ненавижу.

Главный редактор достает цветы из вазы и бросает в урну.

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Я поеду с тобой.

7

СИЗО. Комната для допросов. Андрей сидит за столом. На его лице и руках ссадины и раны. Напротив Андрея расположились Ульяна и главный редактор.

АНДРЕЙ (Ульяне). Это кто? Он тут зачем нужен?
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР (Андрею). Я договорился. Нам дадут поговорить спокойно.
УЛЬЯНА (Андрею). Я без него разговаривать не буду.
АНДРЕЙ (Ульяне). Хорошо, пусть сидит. Я люблю тебя. Больше жизни люблю. И всегда буду любить.
УЛЬЯНА (Андрею). Нам сказали, ваших отпечатков пальцев нет в системе. Документов при вас не нашли. Вы точно Андрей?
АНДРЕЙ (Ульяне). Почему ты все время говоришь мне «вы»? Ты забыла меня?
УЛЬЯНА (Андрею). Помоги мне вспомнить.

Андрей какое-то время молчит. Ему непросто осознать, что его на самом деле можно забыть.

АНДРЕЙ (Ульяне). Ты засмеялась, когда я сказал, что никогда не пробовал мороженого. Это была наша первая встреча. Ты меня совсем не знала. Думала, я шучу. А когда ты поняла, что это правда. Ты так посмотрела на меня… Нет, я не могу. Пусть он уйдет.
УЛЬЯНА. Нет. Продолжай.
АНДРЕЙ. Это жестоко.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Вы нарушили закон. Поэтому ваши права ограничены. Вы же понимаете, что этот разговор записывается, да?

Андрей встает и бросает стул, на котором сидел, об стену.

АНДРЕЙ. Со мной так нельзя. Я живой! Вы что творите?!
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР (кому-то невидимому). Не надо. Все в порядке.
УЛЬЯНА (Андрею). Если ты еще раз выкинешь нечто подобное, я уйду.
АНДРЕЙ (Ульяне). Ты правда совсем ничего не помнишь?
УЛЬЯНА. Совсем ничего.

Андрей поднимает стул  он сломан, сесть на него нельзя.

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР (встает). Садитесь на мой. Я постою.
АНДРЕЙ. Дедушка, это мне вам впору место уступать.

Главный редактор ставит свой стул на место, где сидел Андрей.

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Садитесь.

Андрей садится.

АНДРЕЙ. Моя жизнь была обычной. Я старался все делать правильно. Все люди стараются. Никто не хочет быть плохим. А потом вдруг ты смотришь на меня с жалостью, и земля уходит у меня из-под ног. Ты по началу не проявляла ко мне особого интереса. У тебя были книги. Ты помнишь, что работала в библиотеке? Нет? А папу? Папу помнишь? Вы жили вместе. Ладно. Я стал приходить. Твой отец умирал. День за днем, мучительно. Ему нужен был кто-то…
УЛЬЯНА. В каком смысле – нужен был кто-то?
АНДРЕЙ. Я священник. Вернее - был им тогда. Я помогал ему, как мог. И тебе тоже. Вы были мне благодарны.
УЛЬЯНА. Ты не похож на священника.
АНДРЕЙ. Ты тоже больше не похожа на библиотекаршу. Мы оба изменились.
УЛЬЯНА. Ну допустим.
АНДРЕЙ. Это правда. Ты можешь этого не видеть, а я вижу.
УЛЬЯНА. Ладно. Ты помогал мне с отцом. Что дальше?
АНДРЕЙ. Мы полюбили друг друга. Не скажу, что было просто. Есть люди, рожденные для чего-то такого. Слишком смелого, когда зло внутри побеждает. Я думал про себя, что я другой. Верный, надежный, спокойный. У меня были обязательства: церковь, семья. Мне казалось, я на своем месте. Ничего другого я для себя не представлял. Как я ошибался… Благодаря тебе, я узнал себя настоящего. А потом ты вдруг исчезла.

Главный редактор наклоняется и что-то шепчет на ухо Ульяне.

УЛЬЯНА. Как ты меня нашел?
АНДРЕЙ. Ты так много читала про этот город… Ты родилась в нем, а через год или два родители переехали. И твое имя... Ульяна Бородина… Я не сразу понял, зачем ты его взяла. Могла ведь любое выбрать, но нет, тебе понадобилось именно это.
УЛЬЯНА. Что не так с моим именем?
АНДРЕЙ. Так звали мою жену.

Главный редактор снова наклоняется и что-то шепчет на ухо Ульяне. Она встает.

АНДРЕЙ. Что… Куда?!

Главный редактор и Ульяна молча выходят.
Входят сотрудники полиции в черных плащах и кружатся вокруг Андрея, как хищные птицы над жертвой.

8

Скамейка в парке. Кантовед Ефим Петровский ждет Ульяну. Она подбегает к нему и садится рядом.

УЛЬЯНА. Ефим Петровский?

Ефим Петровский кивает.

УЛЬЯНА. Простите за опоздание.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Я люблю, когда люди опаздывают.
УЛЬЯНА. Вы шутите.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Нет. Опоздание – это своего рода щель. Я смотрю в эту щель на что-то новое. Сам я никогда не опаздываю, даже не понимаю, как такое может быть.
УЛЬЯНА. Вы не против? (Включает диктофон.)

В Ульяну летит детский мяч. Она его ловит, а когда поднимает глаза  видит Андрея. Ульяна зависает, только она видит его.

Ефим что-то говорит, Ульяна не слышит его.

АНДРЕЙ. Теперь-то ты вспомнила? Ну? Ты же прочитала... Что там было в этой статье, которую ты нашла в Интернете? Священник зарезал… Продолжай… Зарезал жену и? Кого еще? Ты знаешь, не молчи. Детей он зарезал. Всех зарезал. А был ведь хорошим, никто и подумать не мог, что он на такое способен. Про тебя там тоже было. Тебя там заявили как любовницу, которая снабжала его наркотиками. Так они назвали обезболивающее, которое священник брал у твоего отца. Ну не брал, хорошо. Другое слово.

Ефим осторожно забирает у нее мяч и бросает невидимому ребенку. Ульяна снова слышит Ефима.

ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. … философия тогда была в кризисе. И те, и другие в итоге, упорствовали в своих взглядах и сами же себя привели к противоречиям. Ну то есть представители эмпиризма пришли к тому, что из опыта добрая часть из того, что мы называем знанием, не выводится, в принципе. Договорились до того, что знание невозможно. Философия оказалась у разбитого корыта. Она много обещала, а на выходе оказался пшик. Так вот Кант – ему удалось примирить обе позиции.
УЛЬЯНА. Обе позиции?
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Да, он взял лучшее от эмпиризма, лучшее от рационализма и положил в основу своей теории познания. И он немного сместил акцент с мира внешнего на мир человека, потому что он сказал, что перед тем как говорить, как мир устроен, надо вообще понять, а можем ли мы его познавать, и если можем, то как, каким образом, какие у нас инструменты для этого есть?

Андрей садится на скамейку рядом с Ульяной. Она подчеркнуто игнорирует его. Для Ефима Андрея не существует.

ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Знание оно вообще достижимо, недостижимо? А что мы вообще исследуем? И он четко показывает, что иного знания, кроме как знания человеческого, у нас нету. И как бы мы не дули щеки, что мы обладаем объективной истиной какой-то – истиной факта – на самом деле это все равно истина, упакованная в понятный человеку вид. И является ли этот вид действительно объективным, так ли на самом деле – этого мы знать не можем. И поэтому давайте в первую очередь разберемся с этим моментом… И вдруг выясняется, что, например, пространство и время – это не некие объективные категории, а это способ нашего восприятия. То есть, объективно может не существует никакого пространства и времени, но человек воспринимает внешнюю реальность, внешний мир исключительно только как нечто данное в координатах пространства и времени. Ну точнее время – это больше скажем так для обработки внутреннего опыта, наших там переживаний, которые сменяют друг друга во времени в некой последовательности, ну а пространство больше относится к внешним объектам, отвечает за внешнее восприятие отношения одних объектов к другим. То есть, на самом деле, как мир устроен – нам-то неведомо. По крайней мере, на сто процентов. Нам ведомо только то, что ведомо человеку.

Андрей обнимает Ульяну. Он целует ее, а потом говорит на ухо. 

АНДРЕЙ. А так вспомнила? Ну же. Не ломайся. Загляни в себя. Ты же видела фотографию той любовницы. На ней – ты. Ты. Ты! Подруга мне твоя понравилась. Она сказала журналистам, что ты все никак не могла поверить в мои чувства. Что ты требовала доказательств. Дрянь, да? Не дружи с ней больше. А еще, по ее словам, ты якобы сказала мне, что хочешь порвать со мной. Это и стало последней каплей.

Ульяна отталкивает Андрея. Он падает со скамейки, однако быстро поднимается.

АНДРЕЙ. Тебя в той статье выставили чудовищем. Это ты мне, простодушному священнику, задурила голову, это ты подсадила меня на наркотики и это из-за тебя я расправился со своей семьей. Другого объяснения нет и не может быть. Потому что если дело не в тебе, а во мне, этому миру не на что опираться. Мы все летим в пропасть.

Андрей плюет в нее и уходит. Ульяна переживает паническую атаку.

ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Что с вами? Вызвать скорую? Воды? Я куплю. Я бегом, я быстро!
УЛЬЯНА. Нет.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Что нет?
УЛЬЯНА. Нет.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Вам же плохо. Я вижу.
УЛЬЯНА. Нет.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Ладно. Что мне сделать?
УЛЬЯНА. Продолжайте. Про восприятие. Вы говорили про восприятие.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Вы уверены?
УЛЬЯНА. Мне уже лучше.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. М-м-м… Это все… Хорошо. У человека есть определенные ограничения восприятия. Ну здесь сказывается, может быть, то, что Кант происходит из среды шорников. Потому что как у лошади шоры, так и у человека они тоже присутствуют. То есть пространство и время – это наши шоры, которые фильтруют информацию, поступающую извне и заставляют нас смотреть только в определенном направлении, не распыляться на то, что может быть и интересно было бы увидеть, но это нам никогда не дастся. Поэтому Кант всегда разделяет, что вот есть та самая объективная реальность, которую он характеризует как «вещь сама по себе» или «вещь в себе». То есть как мир устроен на самом деле – сам по себе без того, как мы фильтруем информацию. А есть мир, как он нам представляется. То, что нам дается в явлении. То есть, есть вещи как вещи, а есть то, как они нам являются, то, как мы их воспринимаем. И как раз это становится предметом нашего опыта.

Ефим замолкает и внимательно смотрит на Ульяну. Ей и правда заметно лучше, однако выглядит она все равно как будто отсутствующей.

УЛЬЯНА. Предметом нашего опыта становится только то, что мы способны воспринять. Я вас слушаю.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Да. Потому что как бы мы не хотели уйти в категорию объективности, как бы нам это не нравилось, все равно получается, что мы только с помощью нашей чувственности контактируем с объективной реальностью, а все равно дальнейшую обработку производит рассудок, который к вещам самим по себе отношения не имеет. Непосредственно прямого. И этим мы должны довольствоваться как опытом.

Пауза.

ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Еще вопросы?
УЛЬЯНА.У меня что-то все вылетело из головы. Я сегодня сама не своя. О чем бы вам еще хотелось поговорить?
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Давайте я вам расскажу про этику Канта. Из-за нее Канта ценят, пожалуй, больше всего на свете. Здесь его революция заключалась в том, что он создал одну из самых первых законченных довольно совершенных систем светской этики. О чем она? О том, что такое наша совесть, что заставляет нас быть моральными и что заставляет нас страдать, когда мы совершаем поступки, не согласующиеся с нравственным законом.
УЛЬЯНА. И как он работает – этот нравственный закон?
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Он в нашей совести, в совести каждого разумного существа.
УЛЬЯНА. У вас когда-нибудь было такое – вы сделали что-то плохое, но совсем не помните этого?
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Как же вы узнали, что сделали что-то плохое, если вы этого не помните?
УЛЬЯНА. Мне об этом рассказали. Более того, скорее всего все так и было. Есть факты, убедительные доказательства.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Понятно. Вас мучает совесть?
УЛЬЯНА. Я не знаю. А что такое совесть?
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Кант считал, что совесть – это нечто, что заставляет связывать наши поступки, нашу деятельность, нашу свободу с возможностью, наличием свободы других существ. То есть это когда мы в наших поступках свободны, но при этом не нарушаем свободу других. Соответственно, совесть – это как раз тот самый индикатор, который нам говорит, нарушили мы свободу другого человека или не нарушили, нарушили мы свою свободу при этом, когда поступили определенным образом, или не нарушили.
УЛЬЯНА. А она врожденная или приобретенная?
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Это довольно большая проблема, связанная с кантовской философией, в целом. Например, пространство и время – это врожденное или приобретенное?
УЛЬЯНА. То есть совесть – это тоже наше ограничение?
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Нет, напротив, это наша свобода.
УЛЬЯНА. Мне нужно выпить.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Сдаетесь?
УЛЬЯНА. Нет, наоборот. Я серьезно намерена разобраться в том, что со мной происходит. Пойдемте в бар.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ (достает фляжку и даже два аккуратных походных стаканчика). Вы недооцениваете философов.

9

Вечер. Квартира Ульяны. Вваливаются Ульяна и Ефим. Они страстно целуются. Неожиданно Ефим замирает. Он слышит звук работающего телевизора из комнаты. 

ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Ты не одна?
УЛЬЯНА. Что?
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Телевизор.
УЛЬЯНА. Это Людмила Алексеевна. Не обращай внимания.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Что за Людмила Алексеевна?
УЛЬЯНА. Мне банк продал двухкомнатную квартиру прям с ней. Она в ней жила.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Поверить не могу.
УЛЬЯНА. Бабушке 93 года. Что я, выгоню ее, что ли?
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. И все же это как-то...
УЛЬЯНА. Она в одной комнате, я в другой. Это не как-то. Я все равно дома не бываю. Пусть живет. Пойдем?

Ефим идет за Ульяной.

10

Вечер. Квартира Ульяны. Ульяна и Ефим лежат в кровати.

ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Если мы встречаем существо, которое вроде бы ведет себя как разумное, но при этом у него совесть… Он ей даже не пользуется. Она отсутствует. То тогда мы в праве, наверное, усомниться в наличии разума у такого существа. Я имею в виду психопатов. То есть, кто такой психопат, социопат… Это человек, у которого психика устроена таким образом, что там вообще нет никакой связи вот с этим нравственным законом. То есть, они не просто не пользуются… Когда мы имеем дело с клиническим случаем, то он ей не просто не пользуется, а ее там в принципе нет. Это тестами устанавливается. То есть грубо говоря человек с… либо там с диссоциативными расстройствами психики, он по сути не дает отчет своей деятельности и не может соотносить свои поступки с совестью. Например, потому что они воспринимаются не как свои поступки.

Звук телевизора вдруг пропадает.

УЛЬЯНА. Десять вечера.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ (смотрит на наручные часы). Как ты узнала?
УЛЬЯНА. По Людмиле Алексеевне можно сверять часы. Ровно в десять вечера она выключает телевизор и ложится спать.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Кант тоже жил по жесткому распорядку.
УЛЬЯНА. Людмила Алексеевна, возможно, тоже большой философ. Не знаю. Она все время молчит.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Не понимаю, как ты можешь так жить.
УЛЬЯНА. Мы уже выяснили, что у тебя жена и дети. А ты, между тем, здесь. Каждому свое.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Не сравнивай.
УЛЬЯНА. Я принимаю тебя таким, какой ты есть.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. По Канту такой, какой ты есть, ты никому не нужен. Ты нужен только своей маме и то не всегда. У нас есть свобода, у нас есть разум, чтобы этой свободой пользоваться… Эти вещи взаимосвязаны, безусловно. Потому что у кого нету разума, у того есть инстинкт и нету свободы. То есть они действуют по предначертанному природой плану. Бобер строит плотину, потому что он бобер. Человек строит плотину, потому что ему это надо. Ему природа не сказала, что делать. Она бросила его в этот мир и сказала: «Дальше разбирайся сам». Вот он разбирается с помощью своего разума, с помощью своей свободной воли. Есть совесть, которая позволяет нам в этом путешествии не заплутать, а если совести нет, то это вопрос уже не некой всеобщей этики, а психопатологии. В чем соль этики Канта? Это тот минимум нравственности, который присущ каждому разумному существу. Что это значит? Это значит, что если человек следует нормам, прописанным Кантом, то пусть не на отлично, пусть на троечку, он попадет в рай к христианам, в рай к иудеям, в рай к индуистам, в рай к буддистам, хотя у буддистов все сложно – нет у них ни рая, ни ада.
УЛЬЯНА. Когда ты закончишь читать мне лекцию?
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Я думал, это игра. Мы играем.
УЛЬЯНА. Нет.

Людмила Алексеевна страшно кричит.

ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Господи, что с ней?
УЛЬЯНА. Ей часто снятся кошмары. Даже не знаю, чего она боится больше: прошлого или будущего.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Мне надо домой. Мы увидимся еще?
УЛЬЯНА. Я хожу по кругу.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Я не понимаю.
УЛЬЯНА. Это так глупо.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Я тебе позвоню.

Ефим встает с кровати, быстро одевается и уходит.

11

Утро. Кабинет главного редактора. Входит Ульяна.

УЛЬЯНА. Вы помните, какой я пришла? В самом начале? Меня выворачивало от видимости. Глянец тогда никто не читал, его смотрели. Такие, как я, фотографировали всех этих звезд другими. Вот, посмотрите, какая она без всей этой красивой одежды и укладки с прической… с макияжем… Ну вы поняли. А вот он изменяет жене, хотя говорит везде, что нет ничего важнее семьи и фотографируется с ними, как влитой. Как будто действительно он часть этой семьи: жены, детей, дедушек с бабушками. Вы мне тогда сказали, что снимков – даже таких, как у меня – недостаточно. Надо еще и писать.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР.Потому что твои снимки – это тоже видимость. Только с другого конца. Ты не давала никому оправдаться.
УЛЬЯНА. Может быть. Но я же тогда создавала видимость, что я журналистка.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР.А сейчас ты ей стала, что ли?
УЛЬЯНА. Да. Под вашим чутким руководством. Или несмотря на него. Уж не знаю, какую вы ставили перед собой цель.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР.Мы тут выживаем, как умеем. Крутимся, вертимся. А ты мне тут про цели рассказываешь. Побойся Бога. В России живешь.
УЛЬЯНА. У вас во всем Россия виновата. Как будто жили бы вы в другой стране – жизнь была бы другой. Не в смысле переезда, а в смысле другой страны – здесь. Как будто она не наша с вами, а чья-то еще.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР.Чья-то еще – это ты правильно заметила. И помолчи. Не надо больше об этом говорить.

Ульяна встает и выходит из кабинета. Потом заходит снова. 

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР.Какие люди!Ульяна! Проходи, садись. Чай будешь? (Встает, включает чайник, берет чашки.)
УЛЬЯНА. Нет. Я плохо себя чувствую. Можно я сегодня из дома поработаю?
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР.Один из охранников, которые приехали к нам на вызов, умер в больнице. С ума сойти. Подвез твой паренек нам проблем.
УЛЬЯНА. Так можно?
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР.Что? (Ставит чашки на стол.)
УЛЬЯНА. Из дома поработать?
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР.Какая ты бесчувственная. Человек же умер.

Ульяна молча смотрит на главного редактора. 

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР.Ой все, иди.

12

Ульяна и Ефим  в воображаемом суде. Ульяна стоит за конторкой с надписью «Ответчик». Ефим  с надписью «Истец».

УЛЬЯНА. Есть же очень похожие внешне люди. Да, я очень похожа на эту Олю – и что? Я – это я. Я себя знаю. Меня зовут Ульяна, я журналистка.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Один из постулатов светской этики Канта, ты поступаешь нравственно, потому что это твой выбор, это твое желание, это твой поступок, и ты делаешь это сам, а не делаешь это из-за каких-то внешних причин. Не потому что тебе Бог велит, не потому что тебе полицмейстер запрещает, не потому что ты любишь другого человека и хочешь сделать ему хорошо. Нет, ты поступаешь нравственно, исходя из совести, из нравственного законодательства и твоей свободной воли. Почему это очень важно для Канта, потому что если человек поступает так, потому что ему Господь велит, стоит ему разочароваться в Боге, он начнет вести себя аморально, не в соответствии – не таким образом, который согласуется со свободой других. Если человек боится только полицмейстера, то пока полицмейстер не видит, он будет красть, убивать и так далее. Если человек делает хорошо другому только потому, что любит его, то потом разочаруется в нем, разлюбит и не будет делать ему хорошо больше и даже скорее всего будет делать плохо. То есть в ситуации, когда нам диктует что-то внешнее, нет стабильности никакой, а в ситуации, когда мы так поступаем, потому что есть нравственный закон, свободная воля и есть только я сам, и мне ничего другого не надо для того, чтобы быть нравственным, то тогда есть некоторый шанс на постоянную нравственность твоих поступков. Ничто тебя не собьет с толку.
УЛЬЯНА. У меня в паспорте написано, что я Ульяна. Как по-вашему, я на работу устроилась и квартиру купила? Почему я вообще должна кому-то что-то доказывать? Да, я переехала, и что? Какая вам разница, из какого я города? Теперь я живу здесь.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Даже распоследние негодяи, совершая свои негодяйские поступки, все равно в целом толкают общество к тому, что нужно принимать более совершенный закон и исторгать из себя вот этих негодяев. Таким образом, даже негодяйские поступки в массе больших чисел, в массе поступков всех других людей приводят к благому результату. И мы, таким образом, движемся пускай с трудностями, пускай с какими-то откатами, но планомерно к всеобщему правовому гражданскому обществу. Когда мы видим злодейство, то мы понимаем, что если так будет дальше продолжаться, то всем конец. Все умрут. А человечеству надо, чтобы все умерли? Нет, человечеству это не надо.

13

СИЗО. Комната для допросов. Андрей сидит за столом. Напротив Андрея расположился главный редактор.

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Она пропала.
АНДРЕЙ. Ольга?
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Ульяна.
АНДРЕЙ. Это не я. На этот раз я ни при чем.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Я вам расскажу, что я думаю. Знаете, что такое диссоциативная фуга?
АНДРЕЙ. Нет.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. У меня есть знакомый психиатр. Раздавил я с ним бутылочку, и вот, что он мне сказал. Бывает такое. Редко, но бывает. Больные при этом забывают свою прошлую жизнь напрочь. Они переезжают на новое место и начинают новую жизнь, будучи уверенными, что они – не они. А кто-то еще.
АНДРЕЙ. Ольга на самом деле думает, что она Ульяна?
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Выходит так. Вы один раз ее уже нашли. Где она может быть сейчас?
АНДРЕЙ. Где она может быть сейчас. Я едва узнал ее. Так сильно она изменилась. Я больше не слышу, как бьется ее сердце. Только свое. Я остался один.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Зачем вы подожгли дом?
АНДРЕЙ. Какой дом?
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Свой дом.
АНДРЕЙ. В нем не осталось живых людей. Только дерево для костра. Было холодно, очень холодно.

14

Пустой междугородний автобус уезжает в ночь.
В салоне Ульяна и Ефим Петровский. Ульяна посматривает в окно, Ефим сидит рядом. За рулем – Андрей.

ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. В 1755 году случилось легендарное лиссабонское землетрясение. Кстати, землетрясение, с которым связывают вообще переход в, скажем так, от эпохи просвещения к эпохе романтизма. Потому что лиссабонское землетрясение – это катастрофа, случившаяся в ночь на 1 ноября. Это день всех святых. Случилось оно в католической столице Европы на тот момент. Какой контекст: эпоха Просвещения, человек уверовал в свой разум, Бог был низвергнут вольнодумцами и, в общем-то, казалось, что еще чуть-чуть – и человечество окажется в раю, который выстроен чистым разумом, разумом человека. И тут происходит такое. За 6 минут землетрясения гибнут 80000 человек. Афтершоки разносятся по всей Европе. Лиссабон разрушен, полыхает. Землетрясение еще привело к возникновению цунами. То есть, там все кары небесные из земной стихии, из морской, из огненной… Естественно, что клирики, которые заинтересованы в господстве над умами людей, ухватились за это событие, как за возможность показать человеку его место. То есть, они начали проповедовать опять о скором пришествии конца света и указывать на то, что вот ты человек возгордился, возрадовался своему разуму, а Бог тебя наказал. И панические настроения начали разносится по всей Европе, что Бог – да, действительно, царствие небесное приблизил, и скоро конец света. И паника была даже в Кенигсберге. И на этом фоне Кант предлагает прочитать лекцию о естественных причинах землетрясения. Это был первый звездный час Канта. Он выступил в роли коллективного психотерапевта. Он успокоил жителей, которые поняли, что происходит все по естественным причинам. Лиссабонское землетрясение отозвалось очень сильно в литературе, в искусстве, и эпоха романтизма она возникает с этого момента, когда человек вдруг осознал, что он ничтожен по сравнению со стихией.
УЛЬЯНА. Я правильно понимаю, что когда все осознали, что мы имеем дело с этой вот стихией, которой непонятно как управлять, почувствовали в себе такую же стихию, то нравственный закон Канта прозвучал, как Бах на фоне подступающей тишины. Это было предложение, за что держаться. Что-то типа утешения.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Это не утешение. Это предложение поработать больше. Над собой. Вот просвещение говорит: «Разум велик, мы сейчас окажемся в рае технократическом». Романтизм, а, вернее, вот это вот Лиссабонское землетрясение и возвращение богословской парадигмы говорит, что нет, все будет плохо, Господь нас взял уже всех на заметку, переписал, ждите кару. И в первом случае ждите, когда благоденствие начнется и во втором случае – ждите, но уже кару. От человека здесь не зависит вообще ничего. Человек в ступоре. Будь он романтик в ступоре, потому что он фаталист, как Печорин. Будь он сторонником просвещения – тоже в ступоре, потому что истину диктует математика. Так вот Кант, видя ступор своих сограждан понимает, что надо ведь что-то делать, и он дает ту самую концепцию, которая говорит, что у тебя есть разум, у тебя есть воля. Все. Иди и делай.
УЛЬЯНА. Иди и делай.
ЕФИМ ПЕТРОВСКИЙ. Да. Иди и делай.

Молчат. Смотрят в окно. Андрей включает музыку. По салону разносится Бах.

15

Кабинет главного редактора. Главный редактор сидит за столом. На полу лежат трупы детей и женщины. Андрей и Ульяна стоят друг против друга. Главный редактор включает диктофон. Звучит диалог. 

УЛЬЯНА. Алло! Алло! Приезжайте скорее! Мой любимый мужчина сошел с ума, я не знаю, что делать. Мне так страшно, пожалуйста, спасите меня! Объясните, как мне жить, что чувствовать, к чему стремиться. Мама бросила папу. И меня. Я не такая, как мама. Я никого не бросаю. У папы не осталось обезболивающего. Он сказал, что последнее забрал священник. Я пришла к священнику. Я думала, что это ошибка, он ошибся, он неспециально. Я же люблю его. Папе нельзя без обезболивающего.
АНДРЕЙ. Пожалуйста… Что ты делаешь? Молчи…
УЛЬЯНА. Мама любила меня. Она часто говорила, что любит меня. Она заботилась обо мне. Но я видела, как мама смотрит на меня. Будто оценивает. Будто я конкурирую в ее глазах с чем-то еще. Есть я и есть поле, и ветер, и трава, которая идет волной, и твое сердце вслед за ней. Что держит людей, что останавливает? Ученые говорят, что гравитация. Андрей – моя гравитация, а я его гравитация. Без этого мы два камня, брошенных в космос. Я сказала, что не могу так больше – и он забрал обезболивающее, забрал жену, забрал детей. Мой отец не останавливал маму. Он сказал: «Хочешь идти – иди». А я даже не знала, хочу ли я уйти. Мне просто было очень плохо. Я подумала, хуже уже не будет. Он и так не со мной. Что изменится, если я уйду?
АНДРЕЙ. Моя жена убила детей, а потом убила тебя. Она отомстила нам. Ты точно совсем ничего не помнишь?
УЛЬЯНА. Мы не можем ждать! У него нож!
АНДРЕЙ. Я отобрал у тебя нож. Больше никто не пострадает.

Главный редактор выключает диктофон. 

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР (Ульяне). Я думал, ты Ольга. Его любовница. Тебя так мучило чувство вины перед его семьей, что у тебя случилась диссоциативная фуга. Я только сейчас понял… Настоящая Ольга никогда бы не оставила своего больного отца.
АНДРЕЙ. Это я во всем виноват – мне и отвечать. Это я все, я. Я так любил ее и до сих пор люблю. Она жива. Я нашел ее.
УЛЬЯНА. Я Ольга!
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Нет. Ты Ульяна. Мне показали материалы дела. Вы с Ольгой очень похожи. Один типаж. Поэтому вас перепутали на том сайте, что ты видела. Однако же ошибки быть не может. Твоего мужа признали невменяемым. Ты все у него забрала. Все, кроме любви.

16

Офисное помещение. Стол, два стула. На столе компьютер. Ульяна сидит у стола. За столом сидит Ратибор. Компьютер включен. На нем открыто окно зума. В зуме брат-близнец Ратибора – Лука.

РАТИБОР. Ратибор. (Показывает на брата на экране.) А это мой брат Лука.
УЛЬЯНА. Ульяна.
РАТИБОР. Вы философ?
УЛЬЯНА. Да, философ-кантовед, если точнее. Специализировалась на Иммануиле Канте.
РАТИБОР. А-а-а.
УЛЬЯНА. У Канта был младший брат. Священник. Вот у него дети были. В советское время его потомки строили завод «Уралмаш». Кто бы мог подумать, да?
РАТИБОР. Звучит интересно. (Луке.) Слышал?
ЛУКА. Ага. Можно использовать.
РАТИБОР. Тоже так думаю. (Ульяне.) Тестовое задание вы выполнили великолепно. Вы могли бы и что-то посерьезнее найти. Не очень понятно, почему вы выбрали нашу вакансию?
УЛЬЯНА. Я разочаровалась во всем. Увидела «смотритель маяка» и подумала: «Вот точно мое».
РАТИБОР. Я вам даже немного завидую. Мне кажется, я родился разочарованным. Даже не знаю, как можно жить по-другому.
УЛЬЯНА. Теперь я тоже не знаю.
ЛУКА. Показать вам белку?
УЛЬЯНА. Белку?
РАТИБОР. У Луки дома живет. Медленно, но верно превращает его квартиру в дупло.
ЛУКА. Сам ты дупло. Я просто хотел разрядить обстановку.
РАТИБОР (Луке.) Мы потом это обсудим. Ульяна, давайте детально по условиям вакансии пройдемся. Ввести социальные сети маяка вы можете и удаленно. Вам не обязательно там жить.
ЛУКА. Домик смотрителя до сих пор не отремонтировали?
РАТИБОР. Снаружи. Внутри все осталось, как раньше. Актер там тургруппы ждет, переодевается. Ему много не надо.
УЛЬЯНА. Зачем вам актер?
РАТИБОР. Он смотрителя играет. У нас же старинный маяк. Вы же читали гайдлайны. Он у нас в теме 17-го века такой: в камзоле, в сапогах, с шапочкой такой. Ну такой.
УЛЬЯНА. Разве за маяком не нужно смотреть?
ЛУКА. Так нет маяка. Вернее, он есть, но не работает. Так стоит – для красоты. Мы его и взяли в аренду поэтому. Иначе кто бы нам его дал? Насколько я знаю, у них там рядом есть еще один маяк. Поновее. Нам его не показывали, потому что смотреть там особо не на что. Вот он действующий.
УЛЬЯНА. Понятно. (Встает.) Вы меня простите. Я все неправильно поняла. (Идет к выходу.)
ЛУКА. Что? (Ратибору.) Что она говорит?
РАТИБОР. Стойте! Что значит «неправильно поняли»?
УЛЬЯНА. Мне нужно что-то настоящее. Я ищу что-то настоящее. А вам желаю найти достойного кандидата.

Занавес






_________________________________________

Об авторе:  ЕЛЕНА САМОРЯДОВА 

Елена Саморядова родилась в Калининграде в 1983 году. Окончила БФУ имени Канта, факультет географии и геоэкологии, и московскую киношколу Cinemotion, сценарный факультет. В 2009 году с подборкой рассказов вошла в лонг-лист премии «Дебют» в номинации «Малая проза». Публиковалась в журнале «Дружба народов» и «Лиterraтура». В 2020-м году в издательстве «Стеклограф» вышла дебютная повесть «Радио «Честно». Автор серии книг «Леди Баг и Супер-Кот. Истории» издательства «АСТ». Член Союза писателей Москвы.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
723
Опубликовано 01 окт 2022

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ