Редактор: Серафима Орлова
(пьеса)
Герои:ЮРА ВЕШНЯКОВ, 11 лет.
ВИТЯ, 13 лет, родной брат Юры.
МАМА, мама Юры и Вити. Она же Анна, она же Нютка, около 40 лет, во флешбэках около 25 лет.
БАБУШКА, бабушка Юры и Вити. Она же Нина Петровна: около 65 лет, во флешбэках около 50 лет.
БАБА ДОРА, более 90 лет, прабабушка Юры и Вити.
СЛЕДОВАТЕЛЬ ЕВГЕНИЙ РУДАКОВ, в настоящее время около 60 лет, во время действия около 25.
ЛЕЛИК, 11 лет, троюродный брат Юры и Вити.
ТЕМА, 12 лет, троюродный брат Юры и Вити.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Добрый день, я приветствую вас на своем канале «Кабинет следователя Рудакова». Для тех, кто здесь впервые, напомню, меня зовут Евгений Рудаков, я следователь по особо важным делам следственного комитета Российской Федерации по городу Санкт-Петербургу. Последние несколько лет я нахожусь в отставке и делюсь здесь, на своем канале, своим опытом и знаниями. Для кого-то этот канал простое развлечение, а для кого-то настоящий учебник жизни.
Сегодня я расскажу вам историю из начала девяностых. В те годы я был молодым специалистом и служил в отделе по работе с несовершеннолетними.
И поэтому я помню это время по очень странным делам. Одно дело страннее другого. Например, двое приятелей поссорились из-за видеокассеты «Терминатора-два» и один поджег дачу другого. А вот еще какие-то пятнадцатилетние идиоты катались на крыше электрички и переломали себе кости. Трое подростков попросили бездомного спеть их любимую песню, а потом избили его, потому что он фальшивил. Вот такая у нас культурная столица.
Тогда, тридцать лет назад я не понимал, что вообще происходит с этими детьми, почему просто нельзя ходить в школу, в кружки, слушаться родителей, как делал это я. Это было очень глупо с моей стороны, думать так об этих детях. Изменилось время, и вслед за ним изменились дети. Никто больше не хотел быть пионером-героем, космонавтом, инженером. Невозможно хотеть этого, если сегодня у родителей есть работа, а завтра нет. А даже если есть работа, сегодня доллар тысячу рублей стоит, а завтра две тысячи. По телевизору показывают, как хорошо там, в Америке. А у нас что? Вместо пиццы, пепси и кино — пьяный сосед с топором гоняется за дочерью, другой сосед-наркоман продает курицу у входа в магазин, которую ему принесла мать, чтобы он мог покушать. И вдобавок манка как основное блюдо уже второй месяц подряд.
Так что их можно понять и, наверное, даже простить за избитых бомжей, изгаженные стены и украденные из машин магнитолы.
Среди всех этих странных, а иногда диких дел есть одно, которое выделяется сильнее всего, это дело № 81987-Р от восьмого июля 1993-го года. В тот день мне очень не хотелось работать, буквально вчера один талантливый юноша при задержании пробил мою правую руку отверткой. Я сидел и думал: “в жопу такую работу, в жопу”. Но больничный за проколотую руку не дают.
А еще было очень скучно — сбежал пацан, Юра Вешняков, одиннадцать лет. Сейчас в России пропадает от тридцати до сорока тысяч детей в год, не находится около тысячи, и это сейчас, когда есть мобильные телефоны, камеры видеонаблюдения, поисковые отряды. А тогда, тогда тридцать лет назад, даже статистики никакой толком не было. И вариантов было всего два: вернется через пару дней сам, не вернется никогда, и мы его не найдем. «Скучно» — неправильное слово, правильное слово, наверное, «апатия», нежелание браться за дело, где результат очевиден, и он не в твою пользу.
Но регламент есть регламент, и я должен ему следовать.
Напротив меня в кабинете сидит мама Юры этого, в руках белый халат — медсестра. Так в халате и приехала с работы. Рядом бабушка. Обычная такая бабушка, из тех, кто в автобусе всех локтями распихивает. Вот, сидит, иконку с собой взяла с архангелом Михаилом, бормочет себе под нос, что-то. Я слышу, она говорит «матушка не надо», а потом снова и снова, раздражает меня, не дает нормально опросить маму.
БАБУШКА. Матушка, не надо, не надо матушка.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Нина Петровна, что вы говорите?
МАМА. Не обращайте внимания, она молится.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Она сказала «матушка не надо».
МАМА. Я ближе сижу, мне лучше слышно. Да, мама? Она сейчас что угодно наговорит.
БАБУШКА. Душу продала, продала душу! Ты виновата, меня не послушала. Это все дьявол. Ты же знала, кто она?! Дьявол она! Пропал, пропал наш мальчик.
МАМА. Видите?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Нормально.
МАМА. Пойдем. Мама, не позорься, пойдем. Давай уже!
БАБУШКА. Я виновата, не уследила. Не уследила.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Я дал маме пузырек с валидолом и отправил обеих в коридор, пользы все равно никакой не будет. Эти крики про дьявола, я, конечно, себе отметил, но не более того, все-таки пожилой человек, да еще внук пропал. Мама права, в такой ситуации наговорить можно все, что угодно.
На очереди еще одна партия свидетелей — пацаны, троюродные братья пропавшего, Тема и Лелик. А еще родной старший брат Юры, Витя. У него синяки по всему лицу, на руках и ногах ссадины, они подрались перед Юриным побегом.
Витя и Тема молчат, Лелик, напротив, за время допроса успевает попросить у меня пострелять из пистолета, покататься на машине с мигалкой, еле-еле удалось заставить его отвечать нормально.
ЛЕЛИК. Мы в футбик играли на теннисном корте. Нас обычно взрослые шугают, приезжают на машинах, такие крутые, в теннис играть, а тут мы...
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вы все вместе пришли?
ЛЕЛИК. Неа, мы сначала по заброшенному кинотеатру полазили.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Юра вместе с вами?
ЛЕЛИК. Не, он до десяти дрых, последний приехал.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Почему?
ТЕМА. У Юрки вчера голова болела.
ЛЕЛИК. Меня допрашивают вообще.
ТЕМА. А что только тебя?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Эй, по очереди! Артем, мы до тебя доберемся. Леша, давай, сначала: вечером у Юры болела голова, поэтому он долго спал и не пошел с вами с самого утра лазать по кинотеатру?
ЛЕЛИК. Да.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. А что потом?
ЛЕЛИК. Че, потом? Дальше все ясно. На велике на своем приехал. Он, кстати, велик бросил. Если он не найдется, можно я его велик заберу?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Почему подрались?
ЛЕЛИК. Да как всегда. Юрка, он бешеный, он как начнет кого молотить, хрен остановишь. Сам ревет, сопли пускает, а все равно бьет. Всех бьет, пока не оттащат его.
А еще когда их мама разнимает, она не смотрит, кто прав, кто виноват, просто наказывает обоих, ей хрен что… ой, простите, ничего не докажешь.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Причина у драки была?
ЛЕЛИК. Братья же.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Хорошо. Артем, ты что скажешь?
ТЕМА. Витька ему по лицу мячом попал.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. То есть спровоцировал?
ТЕМА. Он на велике вообще-то мимо проезжал, не собирался с нами играть.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Витя спровоцировал Юру на драку?
ТЕМА. Мы его позвали сами, он не собирался играть. Юрка на воротах был, а Витька на него бежал. Ударил и прямо в лицо ему, Юрке в смысле. Бах. Он такой смешной стоит, не понимает, что вообще происходит. А ему второй раз уже прилетает. Снова бах!
ВИТЯ. Я в ворота бил.
ЛЕЛИК. Ага, в ворота он бил, у Юрки вся рожа в грязи и кровь. А потом Витька побежал к железке мимо старого кинотеатра.
ТЕМА. Юрик бежит, орет че-то! А мы за ними.
ЛЕЛИК. Юрка-то быстрее бегает. На насыпи повалил на щебенку и стал лупить.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. А вы чего?
ТЕМА. Мы ничего, мы ж не так быстро бегаем.
ЛЕЛИК. Зассали. Он мелкий, но е… без башки. Страшно.
ТЕМА. А потом Юрка схватился за костыль. На железке много костылей валяется.
ЛЕЛИК. Это гвозди, огромные такие, ими шпалы приколачивают.
ТЕМА. Юрка он без башки же.
ЛЕЛИК. Я заорал. Спас, короче Витьку. Потому что Юрка он тогда вообще, он и обычно-то бешенный, а тут совсем что-то. Юрка костыль бросил и побежал. На товарняк заскочил.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. До этого ссорились?
ТЕМА. Нет. Витька ему за таблетками от головы ездил домой, а то Юрка все таблетки сожрал еще на прошлой неделе.
ЛЕЛИК. Да они дрались постоянно, братья же.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Допрос окончен, едем на дачу — забрать фотографии и поискать что-нибудь, хотя в таких делах искать особо нечего.
В машине ребята сидят тихо. У меня в кабинете они чувствовали себя гораздо свободнее. Мама и бабушка Нина рядом, иногда бабушка начинает бормотать, но мама сжимает ее руку и бормотание сразу же прекращается.
На даче все как у всех: три убогие пристройки, парники из старых кроватей, две чахлые вишни и яблоня.
В детской комнате бардак, накиданы вещи, две раскладушки, футбольный мяч, «Остров доктора Моро», бобинный магнитофон и микрофон. Спросил работает ли. Но на магнитофоне ничего.
Случайно я задел пораненной рукой комод, вздрогнул от боли. Мама мальчиков предложила осмотреть рану.
Соглашаюсь. Смотрю, как она работает — ничего, обычная медсестра за перевязкой, не мама, у которой пропал ребенок. И вообще она держится спокойно, а беспокоится, только когда считает, что что-то выходит за рамки приличий. За бардак вот извинилась, хотя какая мне разница.
Пока мама занималась моей рукой, Витя притащил откуда-то огромную тетрадь.
ВИТЯ. Нате,
он сюда все записывает. Думает, никто не знает. А мы все знаем. Там за шкафом обои оторвались, он туда ее прячет.
МАМА. Нет там ничего. Стихи пишет.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Можно?
МАМА. Вот вам еще на эту фигню время тратить. Я читала, плохие стихи.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Давайте, посмотрю.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Я взял тетрадь и начал листать с конца, пустых страниц осталось немного, на последней исписанной странице я увидел:
«Вот я доеду, и что там?
Я зайду на кухню, и что я спрошу?
Мама, я запасной?»
Я пролистал еще пару десятков страниц к началу тетради, пока не нашел начало этой записи. Вот, что я прочитал.
ЮРА (В зал). Короче. Тут какая-то херня. Со мной и с Витькой. Даже не знаю. Это все какая-то херня. Зачем я это говно пишу? Я не знаю, что будет дальше.
С братом мы не то чтобы дружим. С Витькой, в смысле. С Лёликом весело. Тёма вроде тоже нормальный, у него всегда
жевачка есть и деньги. Ну и они с нами не живут, в смысле только тут, летом на даче. А Витьку я постоянно вижу, Витька бесит.
Вот он чавкает. Сколько раз просил его не чавкать. А он чавкает.
Или ноги не разгибаются. Говорю, ноги разогни. Нет, ходит на полусогнутых. Кто так ходит?! Жопу еще поджимает, как гиена или собака побитая. И он не калека. Бегает, прыгает, в теннис большой играет, и все на этих ногах, и лучше меня. Почему они не разгибаются?
Бесит!
Мама говорит: «Нормальные ноги, зачем пристаешь?»
Мама всегда так, в смысле на его стороне. Я же вижу, что ноги кривые. Зачем мне врать? И совсем не пристаю. Давно. Уже год как или два. Просто спрашиваю. «Почему они не разгибаются?»
Снова чавкает.
«Витя, перестань чавкать!» — говорю я.
«Так вкуснее», — каждый раз так отвечает. Вот где он это взял вообще? У придурков, с которыми он тусуется за гаражами?
А тусуется он с ними, потому что они крутые, а он в очках. Чтобы не били, тусуется. Они ему крышу, он им мат
ешу, русский, английский. Учится за троих. Лох, короче, он. Все равно никакой крыши нет. Прямо перед последним звонком с разбитыми очками пришел. И молчит. Лох.
Все знают, что Витя — лох. И папа, и мама, и даже бабушки. Витя один не знает.
Только летом, на даче его никто не обижает.
Ну, может, я. Но это когда он заслужил, ну не знаю, утащил мой велосипед, потому что он новее, или сожрал пятнадцать оладушек, хотя каждому было по десять. А так, на даче мы почти не деремся, катаемся на товарняках до ближайшей станции, играем в «Черепашек-ниндзя» и купаемся.
В Озерках три озера. Мы ходим на среднее, на первом всегда полно народу, на третьем хрен знает, почему никто не купается, и мы купаемся на втором или среднем, но не на песке — слишком много народу. Мы тусуемся на старом пирсе, хотя тут тоже полно народу. Глупо, да? Зато можно прыгать в воду с разбега ласточкой, бомбочкой, солдатиком и крутить сальто. Все говорят, что умеют делать сальто. А сами делают пол-оборота и падают в воду спиной. Или раскрываются раньше времени. Генка из дома напротив так в больничку уехал — стукнулся башкой о край пирса.
Я тоже нихрена не умею. И не выпендриваюсь, прыгаю бомбочкой. Срать, что там другие говорят.
Еще можно
одеть папину маску и соревноваться, кто дольше пробудет под водой. Сейчас рекорд у Лёлика — сорок восемь секунд. У Вити тридцать две, он ссыт. Моя очередь.
Надеваю маску.
На водонепроницаемых «командирских» часах 12.36.46.
К пирсу привязана веревка, а к веревке камень. И ручка еще сделана, чтобы удобнее держать. Можно вообще на руку ее намотать, тогда точно рука не соскользнет.
Беру камень. Наматываю.
Витя смотрит на папин спортивный секундомер.
На часах 12.36.54.
55
56
57
58
59
Пошел!
Ныряю солдатиком.
Расходятся пузырьки. Медленно тону.
Маска, как всегда, начинает подтекать. Главное, не вдохнуть воду носом.
В пяти метрах должны быть стебли кувшинок, но их не видно — вода зацвела и дальше руки не увидишь ничего. Подплыл карасик совсем близко. Я бы его схватил, но тогда нужно отпустить веревку и всплывать, а карасик маленький, даже на жарёху не пойдет.
Выпускаю очередную струйку воздуха изо рта. Еще совсем немного, и я сдамся. Отпущу камень и пойду наверх. Давай, еще немного. На часах 12.37.41
42
43
44
Снова карасик. Подплывает к маске, интересуется. Начинает биться в маску, хватает ее маленьким ртом.
Вода почти добралась до глаз, это самое мерзкое.
46
Надо всплывать, и рекорд Лёлика будет побит на пару секунд.
Начинаю разматывать руку, но она запуталась. Тяну. Ничего. Еще тяну, пытаюсь стряхнуть веревку. Главное, не терять воздух. Не паникуй! До дна недалеко, я оттолкнусь ото дна и всплыву даже с камнем.
Черт!
Да что же он не слезает. Сука!
Сука!
Я касаюсь дна. Мягкий ил. Толкаюсь. Не толкается, ноги погружаются в ил. Где же песок?! Вязну в иле все дальше и дальше.
Сука!
Сейчас пацаны поймут, что произошло, и нырнут за мной, перережут веревку.
Карасик тычется в маску.
Отплывает.
Привет, карасик.
Нет карасика.
Мимо пропл
ыло что-то большое и заглотило его. Это что-то очень большое. Слишком большое для нашего озера.
Мама.
Мамочка. Мама. Мам.
Сука.
Всё, что я успел увидеть — это мутный рыбий глаз.
Дальше темнота. Я умер? Это ад? Я видел мультик, там был бог, все называли его боссом, он устроил потоп, потому что ему не понравилось, как ведут себя люди. Хорош, да? Не понравился мне тогда этот бог. Вот мама не любит, когда я с Витькой дерусь, и что, убить меня теперь?
Да, ад я представлял себе по-другому. Тут просто пустота. Ни чертей, ни котлов. Может, нет никакого ада, есть только вот это? Ау! Ау!
Эй! Есть кто?!
Откуда-то из темноты я слышу бабушкин голос. Я кричу ей. Но бабушка не отвечает, хотя она рядом, и я вижу, где она — это дальняя дача, полустанок на три дома в Псковской области.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Здесь я ненадолго прервусь. Юрин дневник стал первой причиной, почему это дело выделилось из десятков других таких же дел о пропавших пацанах, которые я вел. Ни до, ни после я не видел, чтобы ребенок его возраста так много писал самостоятельно.
Но прочитав эту запись до конца, я так и не понял, можно ли ее рассматривать как вещественное доказательство? И вот почему: Юра тонет, уже теряет сознание и в этот момент у него случается видение или что-то подобное. Нечто, что произошло до его рождения. Он слышит голос бабушки Нины, и видит все что происходит с ней и мамой.
БАБУШКА (В зал). У Нюты заболел сын — Витя, год ему, совсем еще малыш, и уже несколько дней Нюта не может сбить температуру, хотя она медсестра. Извела на него весь аспирин.
Витька покрылся красными пятнами, как будто его швыранули в крапиву. И жар — сорок. Отец Витькин уехал в город, на работу, он все лето-туда сюда мотает, так что мы без машины. Поезд на нашем полустанке два раза в неделю — в субботу утром, везет огородников сюда, и в воскресенье вечером — обратно. Скорую не вызвать, до ближайшего телефона десять километров по распутице. Можно срезать половину через лес, но там Чёртово болото. Чёртово, потому что людей жрет. Не плутай около Чёртова болота. Ох, не плутай. Может, пронесет, а может и нет. Вот-вот, кажется, на кромочке стоишь и чернику собираешь, а оглянулся — и ты уже на кочке, а вокруг топь да зыбь. Гать там уже лет двадцать никто не подновлял.
Так что неси мальчонку кругом. Только нести некому. У нас три бабки и Нютка-мать. А Нютка дохлая, всю жизнь болеет. Вот и родила ханурика, ноги кривые.
Слава богу, она — медсестра по профессии, да я это уже говорила. Она сразу в падучей биться не стала, а делала все правильно, по науке. Окна открыла, чтобы продувало мальца, и водой из колодца обтирала, боролась за Витьку как могла. Но устала, она, устала. Силы у нее кончились, Нютка села в углу, у печки и запричитала.
МАМА. Мам, мне нужен второй ребенок. Ребенок. Мой ребенок. Мне нужен второй ребенок. Мама, пойдем к бабе Доре!
БАБУШКА. Совсем что ли? Обтирай давай!
МАМА. Пойдем, пойдем к бабе Доре! Витенька!
БАБУШКА. С ума сошла?!
МАМА. Я все помню. Пойдем, пожалуйста!
БАБУШКА. Расплачиваться как будешь с ней?!
МАМА. Сама пойду.
БАБУШКА. А ну! Не дам ребенка!
БАБУШКА (В зал). Я замахнулась на ее. Нютка-то знает, я ведь вдарю, так вдарю. Нютка покраснела вся, сейчас рыдать будет. Вон уже нос вспотел. У нее всегда так. Очень жалко Витеньку, но я не могу ничего сделать, а если бы и могла все равно бы не сделала, потому что страшно и неправильно это. Грех.
БАБУШКА. Я велосипед посмотрю. Не реви.
БАБУШКА (В зал). Велосипед в сарайке. Далеко, за граблями, лопатами. Немецкий, фашисты оставили. Педаль надо приладить, пацана на багажник и помчит до скорой. Да где та педаль?
Толька, отец Нюткин, собирался починить, Нютке на танцы в ближайшее село гонять и в кино. Каждый раз приезжал, доставал его и самогон. Так и стоит фашистская железка. А Толька помер. Удар. Оп, и нет его. Кружку разбил. И еще все кресло обмочил. Выкинуть пришлось.
А зятю все некогда. Нютка на пикники его гоняет, как приедет он. Да и понятно, молодые они еще. Зятю-то велосипед не нужен — у него «Нива».
Вот она, педаль. И что с ней теперь?
МАМА (В зал). Пока мама в сарае у меня есть время. А выхода другого нет.
Просто нужен мой ребенок, живой и здоровый здесь и сейчас.
Так что я сгребла Витьку, вылезла в окно и потащила его через сирень, бузину, крапиву, чертополох к заброшенной бане, а за заброшенной баней всего сто метров и дом бабы Доры.
МАМА. Бабушка! Баба Дора! Баба!
МАМА (В зал). Но никто не откликается. И я лезу в щель в заборе.
На пороге — Мотька, облезлый от старости черный кот с заплывшим глазом, на моей памяти он всегда таким был.
В доме пахнет сыростью, давно не топлено, зато везде чисто, как и двадцать лет назад. В дальней комнате работает телевизор.
БАБУШКА. Я-то педаль быстро приладила на место, как Нютку в доме не обнаружила, помчала за ней, да только не успела остановить. А к матушке в дом без спроса заходить — ох, как дорого это может обойтись. Так что я стояла под окном как дура мелкая и ждала.
Звук телевизораБАБА ДОРА. Срам какой. Ну куда ты лезешь, греховодница?!
МАМА. Бабушка.
(Пауза). Бабушка!
БАБУШКА (В зал). Баба Дора не оборачивается.
БАБА ДОРА. Уходи! Мне твоего ребенка не нужно.
МАМА. Бабушка, горит!
БАБА ДОРА. Сама справляйся!
МАМА. Горит Витенька.
БАБА ДОРА. Погорит и перестанет. Грех это. Чо стоишь? А ну сдристнула!
МАМА. Бабушка, спаси, ну, пожалуйста, спаси! Спаси, прошу тебя бабушка. Он же сейчас умрет. Ну, посмотри на меня!
БАБА ДОРА. Наследила, дура! Растяпа. Всегда растяпой была. Как тебя Нинка только терпит.
МАМА. Бабушка.
БАБА ДОРА. Что бабушка? Не ходишь, не здороваешься. Молочка не носишь.
МАМА: Бабушка. Горит.
БАБА ДОРА. Давай уже. Разнылась. Помогли тебе пилюли? Помогла наука? В Исуса, господа нашего, не веруешь, вот и заболел. Как без ангела-хранителя жить?
МАМА. Помоги. Пожалуйста.
БАБА ДОРА. Ложь давай.
БАБУШКА (В зал). Нютка положила ребенка на стол.
БАБА ДОРА. Ведро неси.
БАБУШКА (В зал). Ведро, наполненное до краев, стояло, как обычно, на кухне за занавеской, рядом с плитой. Нютка не смогла поднять его сразу, а только поднатужившись, и немного расплескала.
БАБА ДОРА. Где шляешься? Ребенок тебе не нужон?
МАМА. Нужен.
БАБА ДОРА. Этот ребенок тебе нужон или другой?
МАМА. Этот и больше никакой.
БАБА ДОРА. Смотри мне.
БАБУШКА (В зал). Баба Дора забормотала нараспев. Стала над Витькой руками водить, иногда стряхивала их над ведром.
БАБА ДОРА. В царствии небесном есть родник чудесный. Кто до воды дотронется, кто водой умоется, с того недуги и болезни смоются.
БАБУШКА (В зал). Нютка тоже подхватила наговор, вслед за бабой Дорой.
МАМА. В царствии небесном есть родник чудесный.
БАБА ДОРА. Испортила все, дура.
МАМА. Что теперь?
БАБА ДОРА. Молчи!
БАБУШКА (В зал). И Нютка поджала губы.
БАБА ДОРА. В царствии небесном есть родник чудесный. Кто до воды дотронется, кто водой умоется, с того недуги и болезни смоются.
БАБА ДОРА. Неси! Беги давай, дура, за калиткой вылей.
БАБУШКА (В зал). Нютка хватает ведро, выбегает из дома. На выходе стою я с велосипедом.
БАБУШКА. Нюта, я все починила, черт тебя побери!
БАБУШКА (В зал). Заходим вместе в дом. Витенька лежит на столе и дрыгает ножками, бабушка Дора щекочет ему пятки.
БАБА ДОРА. Кто это тут такой хорошенький? Кто это такой миленький?
БАБУШКА (В зал). Баба Дора посмотрела на меня и улыбнулась.
БАБА ДОРА: Нинка, долго ты с велосипедом возилась. Праведница. Опоздала, все уже. Этого забирайте. Другого приносите, когда будет.
БАБУШКА. Не будет.
БАБА ДОРА. Будет-будет.
БАБУШКА (В зал). Мы направились к выходу.
БАБА ДОРА. Нинка.
БАБУШКА (В зал). Я обернулась.
БАБА ДОРА. Ты все похоронить меня надеешься?
БАБУШКА. Нет.
БАБА ДОРА. Ну и правильно, меня Господь бережет от всех напастей, и от всех завистников, и от тебя тоже сбережет.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Видение закончилось, дальше Юра снова оказался в темноте и из темноты он услышал другие голоса. Один из них был голос Вити. Он командовал ребятами, которые вытаскивали Юру из воды.
ЮРА (В зал). Я очнулся и блеванул. Пацаны сказали, что я пробыл под водой полторы минуты. Они уже думали нырять за мной, но я сам всплыл, как покойник. Я спросил ребят, видели ли она сома рядом со мной. Но они ничего такого не видели. Да и правда, откуда у нас в озере сомы?
После погружения болели голова и шея. Обычно мне цитрамон помогает, только я весь сожрал еще на прошлой неделе. Витька взял велосипед и через два часа привез новую пачку из квартиры.
Остаток дня я пролежал на своей раскладушке. Даже не пошел к Гесселям смотреть «Черепашек ниндзя».
Бабу Дору я видел всего один раз.
Кажется, мне четыре было.
Надо было встать в пять утра, позавтракать, потом на метро поехать на вокзал и два часа смотреть в окно на елки. Потом спрыгнуть на полустанке на насыпь.
И идти куда-то далеко через огороды. Кажется, мы три раза прошли одно и то же место у бани. Еще бабушка несколько раз крестилась. Никогда не видел, чтобы бабушка крестилась, у нас и икон-то дома нет.
Когда мы наконец пришли, калитка оказалась закрыта. Бабушка позвала бабу Дору, в ответ тишина. Бабушка начала злиться и закричала громче.
БАБУШКА. Мам! Матушка! Да что ж это такое! Дора!
ЮРА (В зал). Бабушка Нина ставит на землю сумку, закладывает пальцы в рот и свистит. Я прошу научить меня свистеть так же. Но бабушка говорит, что хорошим мальчикам это ни к чему.
БАБУШКА. Да где ж она? Глухня старая. Пролезай давай. Ну, давай же.
ЮРА (В зал). Бабушка указывает мне на расщелину в заборе, и я лезу. На моей новенькой куртке остается мох.
БАБУШКА. Открывай давай, чего стоишь-то?
ЮРА (В зал). Я тяну щеколду, и калитка открывается. На крыльцо выходит бабушка Дора.
БАБА ДОРА. Чего это?
БАБУШКА. Продукты тебе принесла!
БАБА ДОРА. Не кричи на меня!
БАБУШКА. Так ты же не слышишь ничего. Я продукты тебе привезла.
БАБА ДОРА. Чего?
БАБУШКА. Продукты привезла!
БАБА ДОРА. Не надо!
БАБУШКА. Так у тебя же нет ничего! Ты же в магазин не ходишь!
БАБА ДОРА. Там один соблазн. А если твоя рука соблазняет тебя, возьми и отрежь ее. А мне моя рука пока еще нужна.
БАБУШКА. Матушка. Я продукты тебе привезла.
БАБА ДОРА. Этот зачем домушник? Воровать учишь?
БАБУШКА. Это Нюткин сын. Юра.
БАБА ДОРА. Помню-помню, крестила его. Витенька.
БАБУШКА. Мам, это Юра. Никого ты не крестила.
БАБА ДОРА. А младший где?
БАБУШКА. Это и есть младший.
ЮРА (В зал). Баба Дора наклоняется ко мне. От нее пахнет плесенью, старым телом и кошкой. Она долго таращится на меня бесцветными глазами, шамкает и облизывает губы.
БАБУШКА. Матушка, что ты делаешь?
БАБА ДОРА. Хороший пацан. Иди, поешь крыжовника.
БАБУШКА. Он еще неспелый, у него понос будет.
БАБА ДОРА. Понос-понос! Изо рта у тебя понос. Иди, малец, гороха поешь, он спелый.
БАБУШКА. Юра, руки вымой.
ЮРА (В зал). Бабушка показывает на огородный умывальник. Горох мне совсем не нравится, и я отправляюсь шибать крапиву палкой. А потом вижу огромного черного кота с заплывшим глазом и птицей в зубах. Я хочу его погладить. Но выходит бабушка и зовет обедать.
БАБА ДОРА. Ты погуще любишь или пожиже?
ЮРА (В зал). Я молчу, не знаю, что значит погуще и пожиже. И баба Дора наливает мне пожиже, а себе погуще.
БАБА ДОРА. Нина, ты почему руки не помыла?
БАБУШКА. Я мыла.
БАБА ДОРА. Как маленькая! Поди помой, свинуха!
ЮРА (В зал). Бабушка Нина послушно выходит из-за стола.
БАБА ДОРА. А ты последыш, да?
ЮРА (В зал). И я снова не знаю, что ответить. Возвращается бабушка Нина.
БАБУШКА. Не трогай ребенка.
БАБА ДОРА. Я думала, ты его тут оставишь. Вон он какой хорошенький.
БАБУШКА. Не трогай его.
БАБА ДОРА. Эээ, жалобить меня приехала. А дочкой еще зовешься. Нютка ко мне сама прибежала. Я ее отговаривала.
БАБУШКА. Не отговорила.
БАБА ДОРА. Ее вина. Не моя. Кстати, Нин, а ты бы могла и сама справиться. Или тебе мешало чего?
ЮРА (В зал). Бабушка продолжила есть суп молча.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Больше о бабе Доре Юра ничего вспомнить не смог, видимо, и он попытался уснуть. Папа сказал, что если лежать с закрытыми глазами и не представлять себе ничего, то очень скоро станет скучно и ты уснешь. Но Юра не уснул.
ЮРА (В зал). Я снова в темноте. Когда я вспоминал бабу Дору, за окном было светло, и сейчас должно быть светло — белые ночи же. Но я ничего не вижу. Как тогда, под водой. И вдруг в голове раздается голос бабы Доры.
БАБА ДОРА. Ну, последыш, догадался? Давай, последыш. Думай. А ты вот думал, тонешь? Сом карасика проглотил, да? Ну же. Ты же умненький. Нютка-то дрянь. Мамка твоя. Отдала тебя. Да. Баба Дора не такая. Ты подумай, последыш. Выбор-то тут простой. Это тебе не школа. Один плюс один сложить умеешь, да?
ЮРА. Я не понимаю.
БАБА ДОРА. Понимаешь. Нютка тебе выбора не дает. Она все решила за тебя. Я даю. Баба Дора хорошая. И веселая. А этот чего? Чего он? О тебе думает? Любит он тебя? Таблеток привез. Тоже мне. Ко мне вот Нинка ездит сама. Продукты возит каждый месяц. Все на своем горбу. А любви нет. Нютку ко мне не пускает. Это все от беса. Я-то против господа не хожу. Комсомолу не молюсь. В церков хожу. Свечки ставлю. Молюсь. Я всех люблю. И тебя тоже. Сам подумай, кто тебе дороже, ты или Витька. А? И что теперь? Ну, последыш, спи. А то петухи уже закричат.
ЮРА (В зал). Баба Дора замолчала, а голос, мой собственный голос нет. Он спрашивал: Юрик, ты чего? Ты там не охренел себя накручивать? Это просто видение, просто глюки, потому что ты тонул. Помнишь, мы с Леликом надели на башки пакеты с клеем? Вот это то же самое!
Но почему если это тоже самое, я сейчас ее слышал? Почему это все такое реальное? Почему нет радуги, почему нет никакой радости? Почему у меня голове мысль, что тебе — тебе хана.
Какое говно у тебя в башке. Спи. Просто спи.
И я уснул по-настоящему. А когда проснулся, на часах было десять. Пацаны катаются где-то на велосипедах. Погрел себе макароны, насыпал в них сахара столовую ложку, пока бабушка не видит.
ЮРА. Бабушка, а баба-Дора жива?
БАБУШКА. Жива, куда она денется?
ЮРА. Не знаю, ей уже лет сто.
БАБУШКА. Девяносто три.
ЮРА. А почему мы к ней не ездим?
БАБУШКА. Хочешь картошку полоть?
ЮРА. Нет.
БАБУШКА. Ну вот и завтракай дальше. Вон, сколько сахара насыпал, жопа слипнется.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Юра решил, что выяснять отношения с бабушкой прямо здесь и сейчас это не лучший план. Ему надо было подумать, побыть одному, чтобы никто и ничто его не отвлекали, лучший способ, который придумал Юра за одиннадцать лет – это покататься на велосипеде. Перед поездкой он сделал последнюю запись.
ЮРА (В зал). Надо доехать до дома, в смысле до квартиры.
Вот я доеду, и что там?
Я зайду на кухню, и что я спрошу?
Мама, я запасной?
Я просто так?
Просто, чтобы был какой-то еще ребенок?
Мама, я не тот ребенок, который тебе нужен, да ведь?
Какой твой идеальный ребенок? Послушный. Он делает уроки вовремя. Не приносит двойки. Читает быстро, быстрее тебя, мама. Пишет без ошибок. И не задерживается на улице, не дерет джинсы. Ты знаешь, сколько вообще стоят джинсы? Нет, не знаю. А еще он приходит к тебе, когда ты читаешь, и садится рядом. Может быть, приносит чай и печенье, которое он испек. Готовит обед, прибирается не только в своей комнате, но и вообще во всей квартире. В подъезде, на улице. Кладет плитку, красит стены. Переводит старушек через улицу. А еще он директор магазина в одиннадцать лет. Да что там директор магазина. Он президент, мама! Это твой идеальный ребенок?
А, может, тебе просто не нужен идеальный ребенок? Просто не нужен я? У тебя же уже есть один ребенок.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Последняя страница, дальше ничего.
Это все очень увлекательно. Только что это? Что я только что прочитал? Как это мне поможет найти пацана? Хочется спросить у мамы и бабушки Нины, есть ли у Юры какие-то психические отклонения. Шизофрения обычно проявляется лет в пятнадцать-шестнадцать, но мало ли какие бывают случаи.
Они сидят молча, я тоже. Жду.
Мама как будто хотела что-то сказать, потом передумала, а потом еще раз передумала и заговорила.
МАМА. Видите, это какой-то бред. Он просто постоянно обижается на меня. То посмотрела на него не так, то приготовила невкусно, уроки проверяю неправильно. А я из-за него два зуба потеряла. А он ничего этого не ценит, вечно позорит меня.
БАБУШКА. Дура, дура! Зачем врешь?! Лицо держишь? Поможет тебе твое лицо, когда Юрка помрет? Когда не надо ничего – бабка старуха темная, ничего в медицине не понимает, в жизни не понимает, буквы с трудом разбирает. А когда петух клюнул, так побежала к ней. Кто с Витькой к ней бегал?! Я говорила, что ты с ней не расплатишься.
МАМА. Что ты наговариваешь? Бабушка никому ничего плохого не сделала. Ты все детство мне твердила «не ходи к бабке». И всем говорила, что она порчу наводит, что из-за нее дети болеют. Из-за тебя вся деревня ее ненавидела, из-за тебя оттуда все уехали.
БАБУШКА. Юрка это все сам придумал, значится?
МАМА. Ты ему голову задурила!
БАБУШКА. А ты когда-нибудь думала, почему бабка не умирает? Почему бабкин кот Мотька не помирает? Ты когда-нибудь видела его котенком? Нютк, а Нютк, тебе сорок лет, ты когда родилась, Мотька уже старый был. Как-так? Сколько коты живут?
МАМА. Не знаю!
БАБУШКА. А я знаю. Баба Дора, она же тебе не бабушка. Это она хотела, чтобы я ее матушкой называла, потому что так ласковей выходит. И маме моей она не мать. Я вообще не знаю, кто она. Мама моя называла ее матушкой тоже, подарки ей носила, отказывала себе во всем, была у ней вроде служанки, а еще надо в колхозе работать и по хозяйству. Это вы на всем готовом, тут тебе пылесос, тут машинка стирает. А тогда все на руках. Не успевала мать. Отец бивал ее, тогда все жен били, чуть что не так. Да и как не бить, если в доме не метено, жрать не готовлено? Зато бабка как королевна. Однажды отец не выдержал и сам пошел к бабке, неделю к ней мама не ходила, а потом он сгинул. Исчез и все. Никто не знает, как и куда, может, в Чёртовом болоте утонул или под поезд попал. Только не видел его никто. После этого мать моя еще сильнее к бабке привязалась. Да и меня стала чаще водить. Баба Дора меня баловала, то яблочком угостит, то сахарок даст, игрушки мне мастерила из тряпья. Любила я ее, а мать нет. Дура. Как-то мы с матерью ходили по грибы, война уже была. Мы у Чёртова болота, слышу треск — секач бежит, мать отскочила, я нет.
Очнулась — надо мной баба Дора стоит. Говорит, мол, хватит бока отлеживать, належалась уже. Я неделю лежала, мать уже думала не выходит меня бабка, гроб смастерила сама. Я тогда очень плакала, шрам во весь живот, думала, никто такую замуж не возьмет.
Мать скоро понесла. От кого, бог знает, может, немец какой был, может, Петька-инвалид, больше-то в деревне мужиков не было. Так у меня появился брат, Вадик. Хороший был мальчонка, ладный, шебутной, вроде Юрки. Ему было восемь, когда потонул. Баба Дора ту неделю плоха была, мать думала, что помрет, но не померла, а Вадька утонул в Щучке. Разве кто-нибудь тонул в Щучке? Там воды по колено! Но унесло в водоворот, сама видала. И как ручонками махал, помню. Бабка после этого выздоровела и даже похорошела. Мать месяц в горячке пролежала, сказала бабку не звать, а бабка сама к нам никогда не ходила. Мать бредила, все просила прощения, то у Вадьки, то у Господа. Когда встала, пошла бабкин дом поджигать, а по дороге упала, ударилась виском о камень. Бабка еще помолодела.
А теперь, Нюта...
МАМА. Хватит, хватит, мама!
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Витя, который все это время сидел молча, со всей силы ударил маму, у нее слетели очки. Пацан побежал, я за ним. Догнал у калитки, повалил на землю. Он заорал. Я схватил его за шею сзади и привел назад. Мама попыталась обнять сына, не получилось.
Витька сел, на носу выступили капельки пота.
«Братья же», — подумал я и вышел из дома.
По хорошему мне надо было остаться, но я же мент, а не семейный психолог, не экзорцист, или кто им в этом семействе нужен, у меня на сегодня еще куча дел.
И что мне со всем эти делать? Что мне делать? Поверить в эту историю?
Из курса марксизма-ленинизма мы помним, что «религия есть самосознание и самочувствование человека, который или ещё не обрел себя, или уже снова себя потерял».
Кажется, я себя еще не терял, только пацана.
Мне надо всего лишь найти пацана. Мне надо всего лишь найти этого пацана и все. Уволиться я всегда успею.
Когда рабочий день закончился, и я уже собирался выходить из кабинета, я обратил внимание на свою пробитую отверткой руку, она не болела. Аккуратно размотал бинт, рана на месте, но такое ощущение, что меня ударили не вчера, а неделю назад.
Чертова чертовщина.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Юрку нашли через три дня и отправили в больницу на Авангардной — это на другом конце города. В коридоре мама ждет, когда Юра ее пустит, уже три часа ждет. Бабушка и Витя ушли за мороженым. Захожу, пацан в одноместном боксе, у него есть телевизор, фрукты и печенье на тумбочке, иконка с архангелом Михаилом, стоит полная капельница с глюкозой, игла выдернута, раствор капает на пол.
Юра лежит спиной ко входу и не видит, кто зашел, думает это мама и по-хамски просит уйти. Я ему отвечаю что-то вроде: «нет, парень, я не уйду». Юра оборачивается.
ЮРА. Простите, я думал...
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Понял. Зачем капельницу выдернул?
ЮРА. Чешется.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Думаешь иконка поможет?
ЮРА. Бабушка принесла. Она все крестится и молится. Она обычно не молится.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Я это к чему: медсестра придет, отругает тебя.
ЮРА. Пусть.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Возможно, тебя выгонят из больницы.
ЮРА. Пусть.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Придется ехать домой, там мама.
ЮРА. Не надо маму.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. А брат?
ЮРА. Что брат? Брат мой вообще не причем.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Я думал, все из-за него.
ЮРА. Давайте отстанем от моего брата.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Хорошо.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). После этого я пошел на сестринский пост, взял спирт и вату, вернулся обратно, поставил капельницу на место, включил диктофон и начал допрос.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Видел твой дневник, хорошо пишешь.
ЮРА. А вам что за дело?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ты веришь в бабу Дору?
ЮРА. Не знаю, наверное.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Как это «наверное»? Ты чуть не убил брата, сбежал из дома.
ЮРА. Не собирался я его убивать.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ты дальше что думаешь делать?
ЮРА. Не знаю. Помирать. Зато в школу больше не надо будет ходить.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Почему?
ЮРА. Вы думаете она отстанет?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Я не знаю. Ты мне расскажи.
ЮРА. Мне кажется, не отстает. Чего бы ей отставать?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Хорошо. Давай оставим бабу Дору. Расскажи, что было после того, как ты на товарняк забрался?
ЮРА. Лежал, думал, в Финляндию поеду, чернику собирать. Меня у Заходского заметили, там у поезда остановка. Рабочий в оранжевой жилетке крикнул: «Пацан, пацан!» Я спрыгнул, он побежал за мной и все время кричал: «Пацан! Пацан, стой! Тебе ничего не будет, пацан!»
Только я знаю, когда кричат «пацан стой», значит, будут бить. Нельзя стоять. Бежать надо. Долго бежал. Запыхался.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Куда?
ЮРА. Просто по лесу. Устал. Сел на бревно. Сижу, дышу. Вокруг лес. А что делать дальше? Зачем я вообще бежал, зачем бил Витьку? А что надо было делать? Убить его? Вот я убил его, и дальше что? Меня в тюрьму посадят же. Еще я проголодался, надо подумать о хлебе, тогда можно будет не думать о Витьке. Надо выйти на дорогу, найти село, там магазин. В любом селе есть магазин. Надо незаметно украсть хлеб.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Так легко украсть хлеб?
ЮРА. Я уже крал хлеб. Если в магазине много людей, никто не обратит внимание на пацана, никто не подумает, что пацан крадет хлеб, это же не жевачка. У меня тогда даже деньги на хлеб были, я жевачку на эти деньги купил.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. И что был там магазин?
ЮРА. Нет, я же посреди леса, куда идти не знаю. Думаю: «надо найти дорогу. Вот солнце, вот мох, надо идти строго на север и никуда не сворачивать, как папа учил».
СЛЕДОВАТЕЛЬ. А про Витю, что ты думал?
ЮРА. Да, я только про него и думал. Иду по лесу, кеды промокли, а у самого в голове: «в чем виноват Витька, он же ни в чем не виноват. И в том, что у него ноги кривые, и очки еще. Никто не виноват, если очки носит. Это же мама сказала, что ей никто, кроме Витьки, не нужен. Она же сразу отказалась от меня. Сразу отдала меня бабе Доре. А я даже еще не родился.
Зачем это все бабе Доре? Зачем? Зачем? Я не знаю.
Вот Витька не виноват, но и я не виноват! Я тоже ни в чем не виноват! А если и виноват, только в том, что у меня одни тройки, читаю медленно, и в том, что украл хлеб, а потом купил себе жевачку «турбо». Потому что все в классе пробовали, а я нет. Но ведь за это не умирают? А что, если бы я не нырял, что, если бы сом не ел карасика?»
Чтобы перестать думать о Витьке, карасике и бабе Доре, я стал думать, как отсюда выйти. Стал прислушиваться, откуда шумит электричка, смотреть, как растет мох и как светит солнце. Только вот мох рос с правильной стороны, то есть с севера, но вот солнце как будто играло со мной, оно светило то слева, то справа. Но я знал, что выйду, у меня был план: выйти, найти магазин и украсть хлеб.
Впереди увидел какой-то дом, только один. Позади нет деревни, нет никакой дороги. Захожу в дом, пахнет грибами и травами, темно. А как должно еще быть в заброшенном доме?
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Чтобы я сделал в такой ситуации, если бы меня преследовала деревенская колдунья и я верил в это? Наверное, прошел бы мимо заброшенного дома в лесу. Но Юре одиннадцать.
В доме его ждет баба Дора.
БАБА ДОРА. Привет, последыш.
ЮРА (В зал). Дверь закрывается за мной сама собой. Я открываю рот.
БАБА ДОРА. Шшшш, не ори.
ЮРА (В зал). Баба Дора прикладывает палец к губам и я молчу, в смысле, не могу говорить, потому что рот заклеен чем-то густым и липким. Она пододвигает мне стул, я сажусь.
БАБА ДОРА. Хороший мальчик. Юра, да? Молочка хочешь?
ЮРА (В зал). Я все еще не могу раскрыть рот.
БАБА ДОРА. Ах, да. Запамятовала. Говори.
ЮРА: Нет, спасибо.
БАБА ДОРА. Вежливый, воспитанный, красивый. Умный. Загляденье какой мальчик. Жаль, конечно. Смелый мальчик. Брата пожалел. А тебя кто-нибудь пожалел?
Может, поешь? Вон ты какой худенький. У меня и пироги готовы, хорошие пироги, с капусткой, есть с ревенем, держи. Ешь.
ЮРА (В зал). Я ничего не могу ответить, тяну руку к пирогу и ем.
БАБА ДОРА. Какое загляденье, когда внучок ест. Всю жись девки да девки. А девки, они знаешь какие? Еще не знаешь. Так себе народец. Обещали мне мальца, но спрятали. А я ведь ничего не прошу, сижу жду, когда мне мое принесут. Но сколько можно ждать? Я ж не вечная. Давай. Бери еще. Это ж бабушкины пирожки, мамка так готовить не умеет. Ага. Я ведь вижу, какой ты, в церков тебя не водят, а почему — потому что не хотят, чтобы ангел-хранитель тебя защищал. Твою душу я насквозь вижу, не потому что я такая прозорливая, нет. Ты чего, я, малец, баба темная, я и читаю-то по слогам. А только вижу я ее насквозь, потому что она чистая, душа твоя. Ты же не виновен, что мать — дура, что баба Нина — дура. Должок не твой, почему ты должен возвращать? А? Отдай брата, живи сам. Тюрьмы боишься? — Не будет тебе тюрьмы. Ругать будут, боишься? — Не будут, скажешь, я заставила. Что угодно тебе дам. Хочешь, богатым будь, хочешь, живи без конца и края, как я. Всех переживешь, все узнаешь. А? Ведь жить-то веселее, чем не жить. Другим-то я такой роскоши не предлагала. Чик, и все. Тебе одному такой шанс. Не наелся? Я вижу. Бери еще пирожок. Давай, жуй-жуй. Молочком запивай. Вкусные пирожки у бабушки, да? Отвечай.
ЮРА: Да.
БАБА ДОРА. Вот, молодец какой. Думай: счастливая долгая жись без хлопот — или чик.
ЮРА (В зал). Баба Дора щелкнула пальцами, свет погас, я под водой, гребу наверх, только чувствую, что плыву вниз. Переворачиваюсь и снова гребу. Гребу, гребу, кажется, поверхность близко, я гребу. Гребу.
И снова слышу голос бабы Доры «Подумай, малец: ты или брат».
Выныриваю, хватаюсь за мох, соскальзываю обратно, хватаюсь за корягу.
Отпустила. Я уже никуда не пошел, лапника надрал, сделал себе шалаш и уснул. Грибники утром нашли, до деревни было пятьсот метров всего. Только меня три дня не могли найти, а где эти три дня были, я и не знаю.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Вот передо мной пацан, нормальный живой. Казалось бы, катайся на велосипеде, прыгай с пирса, играй в индейцев.
Вместо этого у него в голове выбор: убей брата или умри.
Верю ли я ему? Верю ли я в бабу Дору, в бога, дьявола, деревенскую магию и черта под печкой?
Мой мозг говорит: пиши рапорт и вали, у тебя еще куча дел. Пацан найден, дело закрыто.
Моя почти зажившая рука: верь, верь, верь.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. И что думаешь?
ЮРА: Ничего, сдохну.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Зашла медсестра, вытащила капельницу и сказала, что меня зовет Юрина мама.
Я вышел, меня ждала вся семья. Мама наконец-то призналась, что ходила к бабе Доре, когда Витя заболел. И не слушала бабушку, когда решила завести второго ребенка, ее распирало от этого желания. Она ни о чем не могла думать. Теперь Юра должен умереть, врачи говорят, прогноз очень плохой. И это ее вина. Вчера она ходила к экстрасенсу и даже денег с нее не взял, только сказал, что Юра должен со всем разобраться сам.
Юрина мама и бабушка решили ехать в деревню и поговорить с бабой Дорой. Я позвонил начальству, наврал, что мне нужно еще провести кое-какие следственные мероприятия и поехал.
Поехал ибо это абсурдно. Поехал арестовывать девяностолетнюю бабку за колдовство и подстрекательство к убийству путем проникновения в разум, статья 17 УК РСФСР, «Соучастие».
Я должен просто на нее посмотреть, удостовериться, что она вообще существует. Что пацан, его мама и бабушка не соврали. Что не соврала моя рука.
И вот я еду. Мама и бабушка на заднем сидении, смотрят в разные стороны. Через сто километров, мама подзывает бабушку жестом, говорит на ухо.
— Мама, может быть, ты… — а дальше ничего не слышно, только в зеркало заднего вида я вижу, как бабушка Нина отстраняется и крестится.
БАБУШКА. Нют, ты что такое меня просишь? Совсем уже?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Нина Петровна, что вы говорите?
БАБУШКА. Ничего, нормально все. Нам еще километров тридцать прямо.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Дальше бабушка и мама едут молча до деревни, до самых Ладных Соколиков.
На деле Соколики оказываются не такими уж ладными:
второй путь у железной дороги снят, будка стрелочника разорена, платформы нет, хочешь выйти из поезда — прыгай на насыпь. Баня и три дома, два из них растасканы на дрова. Идем к дому бабы Доры, на заборе старый кот с птицей в зубах, открываем калитку. Стучим в дверь, смотрим в окна — никого нет.
Потоптались немного у дома, обсудили, куда баба Дора могла уйти. Мама предположила, что она умерла.
Я аккуратно разобрал окно в сенях и залез внутрь, открыл дверь, женщины зашли следом за мной. Везде пыль, будто здесь уже месяц никто не живет, тела нет. Бабушка подошла к комоду и взяла фотографию. На ней была пожилая женщина в резном кресле и девочка с куклой. Лицо девочки было соскоблено ножом. Бабушка Нина, положила фотографию в карман и сказала:
БАБУШКА. Бабка в больнице.
МАМА. Как?
БАБУШКА. У Юрки она. Точно у Юрки, а как иначе? Обманула нас. Внушила, что надо сюда ехать. А сама там с мальчиками.
МАМА. Ну почему все всегда происходит со мной? Что я такого сделала? Я все лишь хотела, чтобы с моим ребенком все было в порядке. И все, ничего больше. Я… Ребенок - это как часть тела. Когда ты рожаешь, ты думаешь, вот это все закончится и он будет тебя любить, так как ты мечтала, чтобы тебя любили. Но вместо любви ты получаешь бессонные ночи, говно в пеленках, прокушенный сосок, зубы еще эти, а потом он еще не слушается. Почему он, дурак, никогда не слушается. Зачем ему все это? Почему он просто не может любить меня так, как я хотела? Просто смотреть на меня и радоваться, как котенок. Почему ему надо постоянно спорить и драться? Я ведь просто хочу, чтобы он вел себя хорошо.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Я подождал у машины, пока тирада закончится, и мы поехали обратно. Мама и бабушка сидели обнявшись и что-то вместе бормотали.
Я ехал быстро как мог, хотя это было бессмысленно, даже если бы у нас сейчас чудесным образом оказался в распоряжении вертолет, мы бы все равно не успели. Все произошло, как только мы выехали из Петербурга.
Витя гулял по больнице от скуки, Юра спал, когда услышал голос бабы Доры.
БАБА ДОРА. Последыш, последыш, зря спишь. Ой, зря. Давай, поднимайся.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Юра открыл глаза.
БАБА ДОРА. Чего ждешь, малец? Когда бабушка придет? Ну, жди-жди.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Юра тут же почувствовал удар в живот, он скинул одеяло и увидел, как лопаются капилляры и вены, живот становится пурпурным от крови.
БАБА ДОРА. Что молчишь, малец?
ЮРА. Ааа!
БАБА ДОРА. Будешь бабушку слушать? Будешь бабушку слушать? Будешь бабушку слушать?
ЮРА. Аааа!
БАБА ДОРА. Ну, малец, чего кричишь, больно что ли?
ЮРА. Ааа!
БАБА ДОРА. Сейчас легче станет.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Юра заплакал.
БАБА ДОРА. Ты чего как девчонка, малец? Мужики не плачут. Ну, что, отпустило?
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Юра схватил иконку с архангелом Михаилом:
ЮРА. Господи, Боже Великий, Царю безначальный, пошли Архангела Твоего Михаила на помощь рабу Твоему Владимиру. Защити, Архангеле, нас от врагов, видимых и невидимых!..
БАБА ДОРА. Плохо, плохо бабушку обманывать.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Иконка упала из рук мальчика и стало видно, как по животу расплывается кровавое пятно, как кровь струится под кожей, забираясь все выше и выше.
БАБА ДОРА. Решай, малец, ты или он. Решай, ну же!
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Юра согнулся от боли еще сильнее.
ЮРА. Я!
БАБА ДОРА. Что говоришь?
ЮРА. Я!
БАБА ДОРА. Иди, малец. Иди, сделаешь все, и только тебя Нютка и будет любить. Только тебя. А о брате она даже и не вспомнит. Иди уже, поторапливайся.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Юра вышел из палаты, никто не обратил на него внимания, ни медсестры, ни врачи, он будто сделался невидимым.
В это время Витя вышел в больничный двор, вытащил перочинный нож из кармана, стал резать яблоко и очень громко его есть. Гуляющих во дворе было немного: загипсованные в разных местах мужики играли в домино, плакала девочка, у нее улетела панамка и все увидели, что она без волос, малыши гонялись друг за другом, бабки загорали на солнце. Вдалеке от всех сидела старуха с газетой, она громко ругалась.
БАБА ДОРА. Срам, срам какой! Грешники! Срам!
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Витя уже видел эту старуху на фотографии: она сидела в большом резном кресле, рядом стояла пятилетняя бабушка Нина с куклой смотанной из тряпья. На обратной стороне этой фотографии была надпись: «если мы с тобой разойдемся и не встретимся вновь, так пусть это фото напомнит нашу дружбу и нашу любовь». Но самое главное, что он запомнил на этой фотографии, это мутные рыбьи глаза старухи. Витя немного постоял, смотрел на старуху. Переборол свой страх и подошел к ней.
ВИТЯ. Привет!
БАБА ДОРА. Чего тебе?
ВИТЯ. Я твой внук, Витя.
БАБА ДОРА. Иди, малец, я газету читаю.
ВИТЯ. Я твой внук.
БАБА ДОРА. Иди, пока я тебе не всыпала.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Во двор вышел Юра, он увидел Витю с бабой Дорой и услышал ее голос в свой голове.
БАБА ДОРА. Давай, малец, это легко.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Юра поднял с земли камень и направился к старшему брату.
А Витя продолжил стоять рядом с бабой Дорой и требовать, чтобы она обратила на него внимание. Он читал Юрин дневник, он знал, что брат собирался пожертвовать собой ради него, хотя он чавкает, хотя у него кривые ноги, хотя Юра считает его лохом, хотя они толком никогда не дружили, и он всегда нагло переключает телевизор с мультиков на футбол. Теперь Витя видит перед собой мучительницу своего брата, у него есть вопросы.
ВИТЯ. Чего ты от нас хочешь?!
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Баба Дора продолжает молчать.
У Юры дрожат щеки, как будто он собрался заплакать или закричать. Вместо него кричит Витя.
ВИТЯ. Этого хочешь?
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Еще пара шагов, еще немного и Юра будет свободен, он будет жив и счастлив. Баба Дора обещала, что он забудет, как убил брата, ему будет все равно, он вообще забудет обо всем этом. Нужно только занести камень над головой и ударить брата в затылок.
ВИТЯ. Бабушка, поговори со мной!
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Баба Дора не смотрит на Витю, она смотрит на Юру, и Юра слышит в своей голове её голос.
БАБА ДОРА. Иди, малец, иди.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Он не слышит, как кричит Витя, не видит людей вокруг. У него есть цель. И вдруг эта цель исчезла, а камень выпал сам собой из руки.
Весь двор обернулся на Витю и бабу Дору.
Витя решил, причем уже давно: двенадцать лет назад мама обменяла его жизнь на жизнь Юры, если бы она не сделала это, то у него не было этих двенадцати лет. Надо вернуть Юрке должок. Тем более, говорят, детство — лучшее время, а дальше ничего интересного.
Витя загнал нож себе в живот по рукоятку.
Баба Дора посмотрела на Витю, лежащего на земле, и улыбнулась.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). На следующий день первым делом я отправился в морг. Разбудил дежурного патологоанатома, предъявил ментовские корочки. Мы два раза свернули по коридору налево и один раз направо. В какой-то момент я увидел пожилую женщину в другом конце коридора, но она удалилась так быстро, что я не смог ее рассмотреть, да и не собирался рассматривать, все уже закончилось, осталось только написать рапорт.
Патологоанатом открывает холодильник и достает труп.
Передо мной лежит обычная старуха. Морщины. Старческие пигментные пятна по всему телу. Большие глаза на выкате. Старухин палец дергается один раз — такое бывает. Никакой чертовщины, обычная мертвая старуха. Патологоанатом убирает тело на место.
В справке о смерти написано «внезапная сердечная смерть в результате острой правожелудочковой недостаточности».
Я поднимаюсь наверх, захожу в палату к Юре, он спит. Рядом с койкой стоит капельница, трубка с иглой-бабочкой болтается над полом, капает лекарство.
Затем захожу в реанимацию к Вите дежурный врач сказала, что с ним все будет хорошо.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). В конце лета я проезжал мимо их дачи. Не специально, наверное. Остановился посмотреть, как они. Все изменилось, калитку покрасили, повесили на нее название улицы и номер дома, сам дом и пристройки тоже отремонтировали и покрасили в один цвет. Из огорода пропали парники из спинок кроватей, везде чистота, порядок, даже вишни дали в этом году свои плоды. Бабушка Нина заметила меня и предложила яблок, я согласился. Спросил, как мальчики. Она сказала, что-то вроде «посмотрите сами».
Юра и Витя самозабвенно играли в бадминтон, было совсем не похоже, что еще совсем недавно братьям угрожала смертельная опасность. Из-за угла дома выбежал Лелик, за ним гнался Тема с гантелей в руках и криком «убью, падла». Я подумал «братья же» и засобирался дальше по делам.
Бабушка Нина принесла мне авоську яблок, я случайно коснулся ее руки и я задержался — кожа руки была нежная и упругая, как у молодой женщины. Бабушка Нина улыбнулась и пошла в дом, легко, по-девичьи быстро поднялась на крыльцо.
БАБУШКА. Спасибо, вам за все, товарищ следователь!
СЛЕДОВАТЕЛЬ (В зал). Я помахал в ответ, помедлил немного и поехал. У перекрестка остановился, чтобы посмотреть по сторонам. Напротив меня, на колонке сидел потрепанный черный кот с заплывшим глазом, он держал в зубах еще живого воробья.
ПаузаВ детстве я был пионером и ходил в кружок авиамоделирования, там у нас висел плакат с Гагариным, на котором было написано “в космос летал, а бога не видал”.
Не уверен, что в этой истории есть место для большого и страшного слова “бог”.
Юра и Витя сделали все самостоятельно, никто не шептал им на ухо, что путь к спасению лежит через самопожертвование.
Я даже не уверен, что братья спаслись.
Неделю назад, при подготовке к этому выпуску, я поискал их в соцсетях и не нашел. Обратился к бывшим коллегам и тоже никакого результата.
Все что я знаю: они выиграли себе немного времени и немного любви друг к другу.
Кто-то сочтет это плохим хэппи-эндом. Но мне кажется, что ничего лучше в этом мире нельзя представить, чем немного времени и любовь близких.
Берегите себя и до новых встреч.
_________________________________________
Об авторе:
ВЯЧЕСЛАВ КОМКОВ Окончил Институт кино и телевидения, Высшие курсы сценаристов и режиссеров. Работал на телевидении сценаристом и режиссером: снимал детские программы и программы о путешествиях, руководил постпродакшном развлекательных шоу. Рассказ «Я – немец» вошел в лонг-лист премии Бабеля, изучается на внеклассных занятиях по литературе и для подготовки школьников к ЕГЭ. Финалист драматургических конкурсов «Ремарка» и «Цех драматургов».
скачать dle 12.1
