Редактор: Серафима Орлова
(монопьеса)Старик, за 80.
Поздняя осень. Зябко. Морское побережье. Пустынный дикий пляж. Берег покрыт ветками разного размера, обломками деревянных ящиков, водорослями, пластиковым мусором – все это выбросило море при последнем шторме. Шум моря, уже спокойного. Волны набегают и откатываются.Появляется Старик. Старые сандалии на босу ногу, обтрепавшиеся брюки, а сверху – какая-то непонятная хламида. Когда-то, наверное, хламида была белой, но сейчас она – грязно-серая, кое-где рваная. За плечами у Старика холщовая котомка. Он ступает тяжело, медленно, ссутулившись, опирается на суковатую палку. Смотрит под ноги. Палкой переворачивает мусор. То и дело нагибается с трудом, поднимает или ветку, или кусок дощечки, или что-то пластиковое, рассматривает. В основном все отбрасывает, но вот – одна дощечка ему понравилась, он прислонил палку к большому камню, снял котомку, развязал веревку, которая затягивает ее горловину, положил дощечку в котомку. Завязал. Накинул на плечи. Взял палку. Побрел дальше.Сделал еще несколько шагов по пляжу, подобрал еще ветку и дощечку. Вернулся к камню. Пристроил палку. Снял котомку. Присел на камень. Достал из котомки еще несколько дощечек. Начал так и сяк прилаживать их друг к другу. Крикнула чайка. Поднял голову. Проводил ее взглядом. Посмотрел на свои деревяшки. Опять поднял голову. Долго смотрел в небо, уронив руки на колени. Опустил взгляд.Главное – это подобрать хороший клей. Найти тот, который лучше всего подходит для дерева. И не экономить. Сэкономишь три десятка монет – только самому себе подпортишь. Потому что в правильном клее – залог крепкого кораблика. Только хорошо склеенный крепкий кораблик сможет отплыть далеко от берега.
Возможно, даже так далеко, что вы перестанете его видеть.
(Копается в котомке, достает «шкурку» для обработки деревянных деталей, маленький нож для резьбы. Присматривается к деревяшкам. Выбирает одну, начинает тихонько «шкурить»).Я собрал двадцать три тысячи восемьсот тридцать шесть корабликов. Они все уплыли далеко-далеко, за горизонт. Потому что я использовал самый качественный клей, какой только смог найти. Ни один не затонул у самого берега. Даже если были волны. А я иногда отпускаю кораблики в море при сильных волнах, и в шторм тоже. Но они все справились. Они все были молодцы. Крепкие. Сегодня пришла пора двадцать три тысячи восемьсот тридцать седьмого.
(Перестает «шкурить», смотрит перед собой, молчит).Наверное, он будет последним. Я что-то устал. Не так уж просто много лет ходить по этому бесконечному побережью в поисках подходящего материала. Не всякая ветка сгодится, не всякая дощечка. Иногда кажется, вот, нашел лучшую. А надломишь – и она вся гнилая внутри.
(молчит)И кораблики не всегда возвращаются. Я, конечно, каждый раз отпускаю со спокойной душой. Ведь я зачем его делал? Для того, чтобы он был крепким, не затонул и уплыл далеко-далеко за горизонт. И все равно… Немножко тоскливо. Немножко ждешь.
Но… Уже хочется домой.
(Молчит, режет ножом деревяшку).Я и его научил делать кораблики из деревяшек, выброшенных морем, когда он был еще маленьким. Он гулял по берегу много часов, один, мама с легкостью его отпускала, видимо, знала, что на море с ним не может случиться ничего плохого. Его не тянуло к другим ребятам, он не хотел играть в их обычные игры, нет, ни в футбол, ни в пиратов, ни в космонавтов, ни нырять с пирса, ни лазать по садам, воруя киви и айву… Он бродил здесь и дышал морем, его силой и спокойствием, его мудростью. Он с легкостью мог с ним болтать, что-то спрашивать и получать ответы – ничего удивительного, ведь это был разговор ребенка и моря. Дети вообще получают гораздо больше ответов, чем взрослые, возможно, просто потому, что готовы их слышать…
Вот так мы и столкнулись. Мы просто шли навстречу друг другу по пляжу, а я точно уверен, что, если идешь кому-то навстречу, то рано или поздно столкнешься с ним в какой-нибудь точке А. Или В. Ну да, скорее всего, В, потому что из точки А обычно выходят. По крайней мере, моя жизнь сплошь состоит из таких столкновений в точке В.
(Перестает ковырять деревяшку, молчит).Собственно, я знал, что моя жизнь будет состоять из встреч в точке В. И корабликов. Об этом я был предупрежден заранее, так что сейчас роптать бессмысленно. Но я не думал, что так сильно устану.
Когда я первый раз вышел из точки А, всё казалось мне игрой. Найти хорошие деревяшки, выбрать правильный клей, встретиться в точке В, сделать кораблик, выпустить его, проводить взглядом до горизонта – и забыть навсегда. И идти навстречу кому-то следующему. Но потом… Примерно после пять тысяч двести седьмого кораблика я вдруг понял, что…
(опять принимается за деревяшку)Он был сообразительным мальчишкой. С очень развитым пространственным мышлением. Ему достаточно было один раз посмотреть на вот такую ветку, или обломок доски, и он уже понимал, какой частью корпуса будущего кораблика она станет. Мне, например, это не сразу удается. Мне нужно подумать, повертеть так и сяк… А он – раз, и всё у него готово. Мы много корабликов с ним сделали. И он уговорил меня их раскрашивать. Притащил из дома кисточки и краску, гуашь, несколько баночек, синюю, красную, зеленую, желтую и белую. Рисовал на бортах флаги разных стран, существующих и вымышленных, мечтал, куда бы мог доплыть его кораблик, до каких берегов.
(молчит)Я бы мог ему сказать, малыш, уж я-то точно знаю, куда доплывет твой кораблик, тот, который я сделал для тебя, ведь это я его сделал, и я отправил его в море, за горизонт.
По крайней мере, я думал, что знаю.
Я каждый раз надеюсь, что знаю.
(молчит)Я должен был оставить его сразу же, как выпустил его кораблик, и идти дальше, это правило, которое я не должен нарушать или обсуждать. Но я не смог. Он так просил, и так сильно старался не плакать, и так боялся отказа… Что я не смог. И мы сделали еще сто двенадцать корабликов. Сто двенадцать. Да, я знаю, это много. И я не должен был позволять ему участвовать, но… Я решил, что не будет ничего страшного, если к нескольким корабликам прикоснется рука ребенка, который умеет слушать ответы моря.
И мы увлеклись. Вдвоем у нас получалось делать кораблики гораздо быстрее, чем мне одному. Я даже разрешил ему самому выходить из точки А в точку В и сталкиваться с теми, кто шел навстречу. Не знаю, почему я так... Вроде бы я был еще не очень стар.
Я спохватился поздно. Когда он сам решил спустить кораблик на воду и отправить за горизонт. И он даже не спросил меня, хотя я много раз ему говорил, что спускать кораблики на воду и отправлять их за горизонт могу только я. Что это очень большая ответственность, которая в данном конкретном случае лежит на мне и только на мне. Но, видимо, он тоже тогда думал, что это такая игра.
Потом я узнал, с кем он встретился в точке В, чей это был кораблик. Она работала официанткой в кафе неподалеку, и в тот день поругалась с администратором. Не выдержала и выскочила на берег, немножко пройтись. И так получилось, что, да, прибежала она прямо в точку В. И в той точке оказался не я. Я в это время сидел далеко на противоположном конце пляжа и… Загорал. Вот так расслабился. Заигрался.
(вздыхает, качает головой)Конечно, я сразу ушел оттуда, как только узнал, что он сам спустил ее кораблик. Не попрощался с ним. Исправить я ничего не мог. Мог только надеяться, что ее кораблик все равно ляжет на свой курс, хоть и спустила его другая рука. Хотя… конечно, если по-честному… не стоит на это надеяться.
Прости меня, девочка.
Я до сих пор иногда думаю, как он там, твой кораблик. Куда его занесло. Не затонул ли он во время шторма, в который он не должен был попасть, но попал по моей вине. Достиг ли того берега, которого должен был достичь, или его отнесло совсем в другую сторону. Или, может быть, он вернулся к тому, кто его сделал и спустил на воду?
Некоторые мои кораблики вернулись. И я так рад их видеть… Каждого из них.
(откладывает эту деревяшку, берет другую, начинает обрабатывать)Даже его кораблик ко мне вернулся. Да. Я думал… после того, как я так резко ушел от него… Но однажды…
Я ждал его кораблик, всё равно ждал, конечно. Я знал, что он поймет со временем. Поймет, что я ушел для блага. Для своего блага – чтобы больше не заигрываться и не рисковать корабликами случайных девочек. Для его блага – чтобы он забыл, что когда-то сделал и раскрасил сто двенадцать корабликов из деревяшек, выброшенных морем, вместе со странным незнакомым стариком.
(молчит)И он забыл, конечно, забыл, как всегда забывают дети свои мимолетные увлечения. Забывают, уносятся вслед новым историям, которые поглощают их так же, без остатка. Забывают. Чтобы вспомнить уже потом, много-много лет спустя. Сидя на камне на пустынном пляже. Когда не остается ничего, кроме воспоминаний.
(молчит)Хоть он и забыл, и выбросил навсегда из головы деревяшки и краски, и всё, что осталось – это маленькая, острая обида, которая колола неприятно при виде какого-нибудь очередного странного старика – хоть он и забыл, но где-то глубоко внутри все равно поселилась тоска. Нет-нет, да и приходил он на пляж, и стоял, и долго-долго смотрел за горизонт.
Может быть, думал, где сейчас его кораблик. Твердо ли он держит курс.
Он закончил школу, и легко поступил учиться дальше. На дизайнера. Учился он вполне сносно, даже с удовольствием, а попутно нравился девушкам. От него исходила та самая спокойная, мужественная, уверенная сила, к которой во все времена бессознательно тянется женское естество. И он вполне удачно шутил. И, да, разумеется, было в его глазах что-то особенное, скрытое, от чего девушки вздыхали: «Ах, у него душа с надрывом». Такой мужчина спасет и защитит, но и сам в то же время нуждается в защите и нежной опеке – конечно, благодаря этому сочетанию противоположностей к его ногам были готовы пасть многие разнообразные барышни. Но он был разборчив и в меру сдержан – ровно в ту меру, какой было достаточно, чтобы после первых тридцати минут знакомства понять перспективу. Простая постельная перспектива его не привлекала, какая бы ни была вызывающая и искушенная потенциальная партнерша. Он не мог понять ровесников, нанизывающих победы в сексе на воображаемую бечевку, словно кости поверженных врагов. Он искал единения.
(молчит, долго прилаживает друг к другу две деревяшки, склеивает их)Он думал – что она будет отвечать ему, даже если он будет молчать. Как отвечает ему море. Он думал – что он будет всегда честен перед ней. Открыт. Беззащитен. Как перед морем. Что он сможет сложить в нее, как в старинный сундучок, все свои сокровенные тайны, и она крепко-накрепко прикроет крышку, и повесит кованый замок, и выбросит ключ. В море. Он ждал ее – чтобы с волосами цвета полуденного солнца, чтобы ростом ровно ему по плечо, чтобы смеялась, как смеется первый подснежник, когда на него падает капля талой воды.
Ну… Они встретились, да. Как-то в парке на тропинке между дельфинарием и аттракционами. Она ела мороженое. Крем-брюле. Не то, чтобы она была именно такой, но… Волосы, да, соответствовали. Они мешали ей есть мороженое, то и дело падали на лицо, и она нетерпеливо отбрасывала непослушные пряди за спину. Рост тоже подходил. Чуть выше его плеча – но это неважно. Чуть-чуть же не считается, правда. Он поверил глазам, и…
Остальное он додумал.
Так частенько бывает.
(шкурит деревяшку)Жизнь потекла, потом понеслась, и он перестал ходить на берег, чтобы посмотреть за горизонт. Была работа – в удовольствие, была семья – а уже очень скоро у них стало двое детишек, была ответственность, были обязанности. Однажды он мимоходом подумал, что нужно, наверное, набрать деревяшек и сделать кораблики своим сыновьям, и спустить их на воду, и отправить за горизонт, но эта мысль быстро затерялась в списке домашних дел где-то между ремонтом стиральной машины и покупкой авокадо.
Может быть… Может быть, ему просто надо было выбрать день, и выйти из точки А, и тогда он наверняка встретился бы со своими детьми в точке В, и тогда уже деваться ему было бы некуда – пришлось бы клеить им кораблики, и спускать их на воду, и отправлять за горизонт, и тогда…
Но он не пошел. Зачем ему было идти навстречу собственным детям – они и так были всегда у него под рукой.
И она. С волосами цвета полуденного солнца, теперь забранными в тугой узел на макушке. Она заботилась о нем и нежно опекала, и о детях заботилась и нежно опекала их. Она напоминала ему, что нужно бы сегодня вызвать мастера по ремонту стиральных машин, а потом купить авокадо для салата с подкопченным лососем и сливочным сыром. Она улыбалась, рассматривая его проекты по дизайну кафе и магазинов, и всегда говорила одно и то же: «Любимый, конечно, ты справишься».
Было благополучие. И спокойствие. И уверенность в завтрашнем дне. Путешествия, горные лыжи, спуск по бурным рекам, чуть было не случился прыжок с парашютом, но мысли о детях перевесили, заплывы с аквалангом, фотографии с туземцами, у которых на шее красовались бечевки с нанизанными костями поверженных врагов.
Остальное он додумал.
(приклеивает третью деревяшку)Потом вдруг старший сын сказал, что будет поступать в другом городе, и вообще не планирует оставаться жить в этой стране. Спасибо, родители, вы меня вырастили, и я вам благодарен, но больше ничего не должен. И да, весной он уехал. Сначала он звонил пару раз в неделю, потом пару раз в месяц, потом по праздникам или по срочному поводу. Жена каждый раз пугалась его внеурочных звонков, думала, что-то случилось, непременно плохое. Но внеурочных звонков было всего два – когда сын сообщил, что женится, и когда купил билеты в Австралию.
(примеряет к кораблику еще одну деревяшку)Тогда он впервые за столько лет снова пошел на берег. И посмотрел за горизонт. И подумал – может быть, кто-то другой вышел из точки А и встретился с его старшим сыном в точке В, и склеил ему кораблик, и спустил на воду, заложив курс на невозможно далекую Австралию. А родителей не предупредил о том, что, да, отпускать ребенка – необходимо, даже если на другой конец света, все равно необходимо, но необходимость эта не делает меньше боль вот здесь, в том месте, где он продолжает срастаться с тобой, эта необходимость не смиряет, не гасит ночную тревогу, не прекращает сны, в которых он, трехлетний, плачет и ковыляет тебе навстречу в поисках утешения.
(молчит)Жена увлеклась «алмазной» мозаикой. Она часами сидела, склонившись над столом, и пинцетом аккуратно выкладывала блестящие граненые квадратики по схемам. Вскоре у них на стенах висели оформленные в разноцветный стильный багет изображения кенгуру, коалы, утконоса и большая карта Австралии. Иногда ему казалось, что сквозь ее молчание и сосредоточенность рвется слово «Переезд», но старший сын не звал, а они не напрашивались.
(молчит)Младший сын стал пропадать подолгу. Жена не беспокоилась, ведь приходил он всегда вовремя, трезвый, спокойный и улыбчивый. Бросал в свою комнату рюкзак, который падал с каким-то деревянным стуком, мыл руки, целовал маму и шел ужинать. После ужина не торопился закрыться у себя, а сидел, смотрел вместе с ними сериал или новости, охотно делясь впечатлениями.
Но он, как отец, заметил у сына в глазах что-то такое… Из-за чего потом обязательно начнут говорить: «Ах, у него душа с надрывом». И он, конечно, решил однажды за младшим сыном проследить.
Сын пришел на берег. И там его ждала она.
Юная, с волосами цвета полуденного солнца. Ветер донес ее смех – она смеялась, как смеется первый подснежник, когда на него падает капля талой воды.
Сын обнял ее, невесомо приподняв над землей, легко чмокнул в смеющиеся губы. Потом они сели, вытряхнули из рюкзаков деревяшки, краски и клей. И принялись мастерить кораблик.
(молчит долго, приклеивает деревяшку. У него в руках уже почти готовый кораблик)Он возвращался домой, как слепой. Налетел на столб, три раза столкнулся с прохожими, уронил пластмассовую вазу с герберами в цветочном ларьке, запутался в бахроме пестрых платков в сувенирной лавке.
Он захотел подарить ей сережки. Непременно. Зашел в первый попавшийся ювелирный, долго скользил беспомощным взглядом по витринам, пока, наконец, продавщица не сжалилась и не спросила, что его интересует. Он что-то бормотал, заикался, тыча пальцем то в одну пару, то в другую, и мучительно побагровел, когда продавщица поинтересовалась возрастом адресата.
Вышел из магазина, сжимая в кулаке ярко-алую бархатную коробочку. Пару минут пытался сообразить, в каком направлении идти. Шторм, подумал он. Мой кораблик наверняка попал в шторм.
(молчит, рассматривает кораблик)Три дня он не мог смотреть сыну в глаза. Не разговаривал с ним. Не обсуждал новости и сериалы. Сын пожимал плечами и уходил в свою комнату. Жена не отвлекалась от мозаики.
Послезавтра он опять следил за ними. Присел за столик в прибрежном кафе, нацепил дурацкие темные очки и битых три часа глотал кофе, пока не застучало в висках. Увидел, как она забросила руку сыну на шею, прижалась к нему всем телом и поцеловала долгим, требовательным, взрослым поцелуем. Его бросило в жар. Будто волна кипящего масла окатила его с макушки до пяток и одним махом устремилась туда, в низ живота. Потом он оцепенел. А потом из-под дурацких темных очков хлынули слезы. Он бросил деньги на блюдце, вскочил и заметался по набережной. Влетел в платный туалет, заперся в кабинке и рыдал там в полный голос сорок минут, наплевав на то, что подумают мужики у писсуаров.
Я могу сделать для тебя лучший кораблик! – хотелось кричать ему. Я умею это с детства! И мой кораблик будет уж точно лучше, чем его, ведь я старше, я прошел уже половину пути, я понимаю и чувствую больше! Вот увидишь, я сделаю тебе такой хороший кораблик, что он ляжет на самый радостный, самый счастливый курс, и ни одна волна не ударит его в борт, и течение, несущее его, никогда не повернет вспять, и его все время, до самого конца пути, будут сопровождать дельфины и огромные скаты. Ты видела когда-нибудь огромного ската? Я покажу тебе их, они совсем не страшные, они очень общительные и дружелюбные, а рот у них похож на ротик улыбчивого младенца…
(молчит)Он тогда не смог заставить себя пойти домой дотемна. Бродил по центру города, от рынка мимо администрации до морвокзала и обратно. До внутренней хрипоты торговался со странным стариком, спустившим когда-то его кораблик на воду. Убеждал того, что теперь-то он точно знает свой курс, и нужно всего лишь немного повернуть штурвал, чтобы выйти из шторма и лечь носом к цели. Проклинал за то, что старик, наверное, заранее нарисовал все карты и специально нанес на них маршруты всех корабликов с таким расчетом, чтобы они никогда не пересекались. Или, наоборот, пересекались. Но не там и не тогда. Потом он разозлился и крикнул, что все это ерунда, и старика никакого не было, что все это его детские фантазии, что он все придумал, пока гулял в одиночестве по берегу моря и смотрел за горизонт, и что кораблики эти – просто деревяшки, выброшенные морем, и склеенные кое-как от скуки.
(молчит)А сын, оказывается, не спал. Они столкнулись в темном коридоре, и младший вдруг крепко обнял его и сказал: «Батя, я тебя люблю». И он понял, что его всего лишь обдало брызгами от цунами чужой любви, любви сына к той, с пляжа, юной и требовательной. Разве в его силах было противостоять цунами. Тем более, что хозяином этого цунами был его собственный сын. Сын.
(молчит)На четвертый день он подарил сережки жене. Она удивилась и даже растерялась, сказала, эта модель совсем для молоденьких девочек. Неужели ты все еще видишь меня такой, как тогда, на тропинке между дельфинарием и аттракционами. А ведь я уже давно поправилась на восемь килограммов, и в волосах полно седины, просто я ее закрашиваю.
Дурочка, сказал он, конечно, со мной все еще та ты, оттуда, и ты все еще отвечаешь мне, даже если я молчу, и заботишься обо мне и нежно оберегаешь.
Дурачок, сказала жена, ты многое додумал.
Когда сын захотел привести ту, с пляжа, знакомиться, он сослался на важный сверхурочный проект, и трусливо сбежал из дома. Просидел на берегу почти до ночи. Смотрел за горизонт и успокаивал шторм, который совсем растрепал его кораблик.
(молчит)Он оттянул знакомство до неприличия. И на свадьбу не пошел. Он решился увидеться с ней только после рождения внучки. Потому что – он знал – шторм уляжется окончательно, когда он увидит, что ее глаза стали глазами матери.
Увидел.
Отдал.
(молчит)Сын с невесткой и даже внучка остались жить в их городе, чтобы, как они сказали, ухаживать за стариками.
Он совсем не считал себя немощным. Но, кажется, старость решила его не спрашивать. Как-то незаметно начали побаливать колени. Внучка заметила, забежала после работы, подарила трость. Красивую, прочную, с резной ручкой из слоновой кости. Он засунул подарок в дальний темный угол, долго ходил, хромал, дулся на внучку, на трость, на себя. Подскочило давление. Стало сбиваться сердце, особенно по ночам. Жена вздохнула, накапала корвалол, достала трость, всучила, отправила в магазин. Ей вдруг захотелось сделать салат с подкопченным лососем, авокадо и сливочным сыром. Такая вот стариковская блажь.
И он подумал – а не выйти ли из точки А в точку В. Там, в этой точке, я встречу кого-нибудь, кому нужен кораблик, нужен прямо сейчас, сию минуту. Я склею его, и спущу на воду, и отправлю за горизонт.
Он шел долго, он прошел четыре заброшенных пляжа, пока наконец не увидел на берегу…
(его кораблик готов, с трудом встает)… странного старика и маленького мальчика, и они прямо сейчас, сию минуту, спускали на воду кораблик, сделанный из деревяшек, выброшенных морем.
Он знал, что мальчик сегодня принес краски, несколько баночек гуаши, и уговорил старика раскрасить кораблик.
Он знал, что курс кораблика будет проложен так, чтобы в пути ему не пришлось скучать ни минуты, а однажды он даже попадет в короткий, но сильный шторм. И выстоит.
Наверное, не напрасно.
(молчит)Он смотрел, как старик и мальчик провожают кораблик взглядами и мысленно просил его в конце пути вернуться к странному старику. Обязательно вернуться. Ведь тот ждет. И радуется каждому.
(спускает кораблик на воду. Долго стоит, прислонив руку ко лбу и смотрит за горизонт)2021, январь_________________________________________
Об авторе:
СВЕТЛАНА СОЛОГУБ Волобуева Светлана Анатольевна, литературный псевдоним Светлана Сологуб, 1975 г.р. Город Москва. Образование – МПГУ им. В. И. Ленина, исторический факультет. Автор книг «Сказки ПРО…» М., Китони, 2009; «Человека-Подобие», М., Литкульт, 2020; «Шестое пришествие», М., Литкульт, 2020. Победитель конкурса рассказов «Лето любви … по Фаренгейту» в рамках Года литературы в России-2020 (по итогам читательского голосования); победитель литературного конкурса «Русская Европа 10 лет спустя»; победитель фестиваля-конкурса «Северная нано-сказка». Дипломант конкурса драматургии «Исходное событие – XXI век». Финалист премии им. И.Ф. Анненского – 2020, 2021 (категория «Драматургия»). Финалист Омской международной лаборатории современной драматургии и Международной драматургической программы «Премьера PRO», а также конкурсов современной драматургии «Любимовка», «Творим мир своими руками», «Время драмы», Волошинского конкурса. Участник фестиваля «ДА!» Дома актера г. Москвы и фестиваля детской драматургии АртТюзАрт (Украина). Директор Московского театра «PROзрение».
скачать dle 12.1