Редактор: Кристина Кармалита
(пьеса)От автора: Потерявший память безымянный хасид вступает в дивизию одиозного белого генерала – барона Унгерна. Шествуя в хаотичном потоке за Унгерном, возомнившим себя буддистским лидером, хасид приходит в свой родной дом, где его уже никто не ждет. В пьесе переплетаются хасидские притчи, западноевропейская философия, философия буддизма и восточный мистицизм.
Действующие лица:ХАСИД – высокий сутулый молодой еврей.
ЧЕХ – низкорослый, субтильный малый в коричневой форме чехословацкого корпуса. Голова обмотана оренбургским платком. Голос высокий с искринкой. Нос простуженный.
СТАРЫЙ СОЛДАТ – коренастый дедок с куцей бороденкой.
БЛУДНИЦА Валерия Меса̀лина – неопределенного возраста, со следами волчанки на лице, с синяками, со шрамом на горле.
Полковник Леонид СИПАЙЛО – костлявый, нервный, с серым небритым лицом сифилитика, с гнилыми зубами, с оспенными щеками и жидкими сальными волосами. Голос то сиплый, то рычащий.
ДОБРОВОЛЕЦ – бледная тростиночка.
Барон УНГЕРН – невысокий, подвижный. Глаза бледно-голубые, пронзительные отстранённые. Рыжеватые усы. На нем темно-вишневый восточный халат с погонами «А.С.», и георгиевским крестом на груди. На голове офицерская фуражка.
Генерал РЕЗУХИН – неприметный.
Доктор РУДЕНКО – человек в очках и с залысиной. Голос вкрадчивый.
ПРЕПОДОБНЫЙПРОВОДНИК ПОТОК – в разное время: участники Сибирского Ледяного похода, казаки атамана Семенова, добровольцы Белой гвардии, воины и штабные офицеры Унгерна, шаманы, хасиды, буддийские ламы, мертвецы, мертвецы, мертвецы…
Время действия:1920-1921 годы.Место действия: Восточная Сибирь – Чита – Даурия – Забайкалье – Монголия – Урга – Монголия ЛЕТАСЦЕНА 1Восточная Сибирь. В сосновом бору осыпается снег. Хасид идет сквозь лес под прицелом Чеха. Издалека доносятся паровозные гудки. Хасид замирает.ЧЕХ. Иди, жид, иди…
ХАСИД. Куда идти?
ЧЕХ. Куда веду – туда иди. Подальше. На смерть… Всё забыл, говоришь? Видно сильно я тебя стукнул. Лжешь ты все! А покуда не лжешь, то тебе же лучше: умирать ничего не помня, ни о ком не вспоминая, ни о чем не сожалея... Считай, что тебе повезло. Я тебя сейчас убью до пекла, жидовин, и всё для тебя закончится без следа… А что ТАМ, никому неизвестно. Может быть, тебе даже лучше станет. Да?! Не всё же в этом аду задыхаться... Считай, что повезло, жидовин. Благим делом я, значит, с тобой занят… А мне тут что, гнить сколько?.. Неизвестно… А потом там гнить... Сколько же еще, я тебя спрашиваю? Сколько еще терпеть всё это?.. Отпусти мне грехи, жидовин, и отправляйся с миром на тот свет. Ты же ведь что-то наподобие священника…
ХАСИД (пауза). Диббук…
ЧЕХ. Что?.. Что ты там мямлишь, не разумею?
ХАСИД. Вы диббук. Злой дух, демон. Заблудшая душа… Вам суждено скитаться в этом мире, покуда не обретете свой покой… В чем ваша вина? Хорошенько подумайте об этом. Где затаилась ваша чернота? Ответьте себе, и всё завершится. Иначе ходить вам по свету до скончания дней… Да и не ваших дней, нет, а вселенских дней.
ЧЕХ опускает наган.
ЧЕХ (с ухмылкой). Заблудшая душа, говоришь? А сам-то, кто ты есть, гад? Разве не заблудшая душа?.. Подивись на себя!.. Разве все мы тут не такие же заблудшие, а?!.. Немного ты знаешь. Ничего не разумеешь… Выбил я из тебя дурь. И всё остальное тоже выбил с концами. Байки одни треплешь, пустобрех… Не ходить мне по этой земле вечно! Сам знаю…
Хасид пытается повернуться лицом к Чеху. Чех вскидывает наган.ЧЕХ. Стой!.. Руки!
(Хасид поднимает руки.) Иди… Иди, иди…
(Хасид неспешно ступает. Чех отступает за снежную пелену.) Где мой дом? Где семья моя?.. Дьявол его разберет... Где я сам-то? Мы уж спустились в ад или как это понимать?!.. А может быть, мне даже лучше станет. Да? Молчи. Сам знаю… Не всё же в этом аду задыхаться...
(Слышны протяжные паровозные гудки вдалеке. Шепотом.) Иди, иди… Иди…
Обрывая паровозные гудки, раздается выстрел. Хасид закрывает глаза и медленно опускает руки. Пауза. Хасид оборачивается. Подходит к застрелившемуся Чеху. Склоняется над телом, закрывает ладонью глаза.
ХАСИД. Вы приняли решение убить, – но себя. Я же принял решение умереть, но видимо не сейчас... Вы не получили избавления. И я не получил его. Так тому и быть.
Слышны паровозные гудки. Хасид уходит.
СЦЕНА 2Восточная Сибирь. По заснеженному тракту движется Поток. Участники Сибирского Ледяного похода. Обмотанные в тряпьё, обессилевшие солдаты и офицеры. Раненные воины, обмороженные женщины с детьми, мертвецы…
Хасид наблюдает за караваном со стороны, а затем становится частью Потока.
СТАРЫЙ СОЛДАТ. Какой черт тебя сюда занес, малый?
ХАСИД. Не знаю. Не помню.
СТАРЫЙ СОЛДАТ. Не помнишь, говоришь… Сюда за просто так не попадают. Всё не просто так… Что за форма такая? Где погоны?.. Сорвал?
ХАСИД. Я войной не занимаюсь, я просто так... Кое-что помню... Себя вот только… совсем не помню.
СТАРЫЙ СОЛДАТ. А ну, что помнишь?
ХАСИД (пауза). Нет, не получается… Будто бы языка не помню.
СТАРЫЙ СОЛДАТ. Сапоги всмятку! Чего только не бывает на этом свете. Своего языка не помнишь, а на чужом разговариваешь.
(Пауза.) Одна старуха была у нас бесноватой. Живет-молчит, а потом как давай дурным голосом вопиять. Скока ведер святой воды на нее опрокинули, а без толку всё… Иноверец ты, значит?..Как звать-то тебя, окаянный? Тоже, небось, не помнишь?.. Тогда нарекаю тебя Бесфамильным… Стесняться не будешь?.. А, Бесфамильный?
ХАСИД. А что там впереди, на телеге?
СТАРЫЙ СОЛДАТ. В гробу-то?.. Да ты не думай, там не золотишко. Этого нам не надо. Там поценнее будет... Отец наш милый… Отдал Богу душу давеча. Хенерал Каппель. Ох, и шибко приболел, заморозился, а там ему доктора ножки и отрезали бедненькому, а тот полежал-полежал и не вынес больше… Царствие ему небесное.
(Крестится кулаком.) Ежели б ни он, я бы уж давным-давно покраснел...
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА. Я те покраснею!
Усталый смех в Потоке.СТАРЫЙ СОЛДАТ (пауза). Ох и славный был человек… Бесфамильный, расскажи ты хоть что-нибудь пока силы есть… Оченно тихо здесь. Не уснуть бы замертво.
ХАСИД. Вспомнил… одну историю… Решайте сами, что она из себя значит… Итак, один совершенно неграмотный еврей так усердно молился, что заслужил похвалу Господа... Из двадцати двух букв он знал только десять. Но когда в Дни Трепета он зашел в синагогу и увидал единоверцев, страстно предающихся молитве, сердце едва не разорвалось в его груди. Но ведь он не знал ни одной молитвы. Тогда тот еврей сказал: «Господин Вселенной! Алеф, бейс, гимел, далет, хе, вав, зайн, хет, тет, йод – вот все буквы, которые мне известны, соедини их по Своему усмотрению, и да принесут они Тебе радость!»
Поток скрывается за снежной пеленой.СЦЕНА 3Весенняя улица Читы. Хасид обессилено выпадает из Потока и прислоняется лбом к стене первого попавшегося дома.ХАСИД (почти беззвучно). Дом святыни нашей и славы нашей сожжен огнем, и все, что дорого нам, предано разрушению… Дом святыни нашей и славы нашей сожжен огнем, и все, что дорого нам, предано разрушению… Дом святыни нашей и славы нашей сожжен огнем, и все, что дорого нам, предано разрушению…
Хасид опадает. Темнота.
ГОЛОС БЛУДНИЦЫ. Эй… Эй… Помер что ли?.. Эй…
Загорается тусклый свет окон ночной Читы. Хасид сидит у той же стены. Лица его не видно. Над Хасидом нависает Блудница и пытается осторожно прикоснутся к нему.
БЛУДНИЦА. Эй, здесь нельзя помирать, тут мое место. Уходи отсюда прочь!
ХАСИД. Вы меня верно с кем-то спутали.
ХАСИД измождено снимает шляпу.
БЛУДНИЦА. Батюшки светы! Пресвятая Богоматерь… Как с того света восстал.
БЛУДНИЦА отступает.
ХАСИД. Не бойтесь … Я с дороги.
БЛУДНИЦА. Чего ж бояться? И не такого видывала на своем веку… Не убьешь и то ладно.
ХАСИД. Не убью. Я не умею убивать.
БЛУДНИЦА. Ты с этими пришел?.. Деньги-то у тебя есть?
ХАСИД. Ничего у меня нет. И меня самого нет.
БЛУДНИЦА (пауза). Лихорадка у тебя… Иди что ли за мной.
ХАСИД. Постойте. Я здесь, кажется, для другого… Не помню… Куда-то шел…
БЛУДНИЦА. Все мы тут вроде как для другого. А ежели приглядеться, так для того самого.
ХАСИД. Для чего?
БЛУДНИЦА (пауза). Малахольный в самом деле…
ХАСИД (пауза). А как зовут вас?
БЛУДНИЦА. Зачем?.. Валерия Меса̀лина меня зовут… Не хочешь, не иди. Дело-то житейское… Помрешь… Казаки спьяну шашкой вспорют.
ХАСИД. Какое знакомое у вас имя…
БЛУДНИЦА. Пойдем, ноги вон уже еле волочешь… Положу хоть навзничь – выспишься…
Темнота.
Комната Блудницы. В свете одинокой свечи видно, что Хасид лежит на полу недвижим. На его фигуру падают две тени, Блудницы и Сипайло.
ГОЛОС СИПАЙЛО. А это что-за пугало такое?
ГОЛОС БЛУДНИЦЫ. Не всё ли равно. Лежит себе и лежит...
ГОЛОС СИПАЙЛО. Ты хоть это… говори прежде…
ГОЛОС БЛУДНИЦЫ. Испугался бы… Деньги наперёд…
ГОЛОС СИПАЙЛО. Я? Испугался?
(Коротко смеется.) Дура, ты меня плохо знаешь… На, свои деньги, жри… Живой хоть?
ГОЛОС БЛУДНИЦЫ. Не знаю. Какая тебе разница?.. Недавно живой был… Начинай уже…
ГОЛОС СИПАЙЛО (пауза). Не могу я так. Будто бы смотрит. Глянь… Страшный как чёрт. Кокнуть что ли его. Чик – и дело с концом.
ГОЛОС БЛУДНИЦЫ. Ты мне еще тут кровью всё залей! Пускай смотрит себе. Бредит он. Глаза открытые, а все равно что спит и сны видит… Вот привязался. Тебе-то что?
ГОЛОС СИПАЙЛО. Может задушить на всякий случай.
ГОЛОС БЛУДНИЦЫ. Убьешь – сам его потащишь отсюда.
ГОЛОС СИПАЙЛО (коротко смеется). Может тогда прикрыть малёха?
ГОЛОС БЛУДНИЦЫ. Живого?..
ГОЛОС СИПАЙЛО. И что с того? Сама говоришь бредит, так какая разница... Вот и решай, живым или мертвым ему быть. А прикрыть бы надо.
Пауза.
На Хасида опускается шинель, скрывая его лицо.
Слышно, как Сипайло сношает Блудницу.
СЦЕНА 4Казённое помещение Читы. На лавочке сидит Хасид в ожидании своей очереди. Рядом с ним сидит Доброволец и плачет.
В темноте вокруг – суета. Голоса, смех, движения.
Хасид внимательно смотрит на молодого Добровольца.
ДОБРОВОЛЕЦ. Зачем вы на меня смотрите? Это вам что, развлечение?
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 1. Фамилия. Имя.
ХАСИД. Пытаюсь понять. Это у вас слезы радости или печали?
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 2. Казаринов Матвей.
ДОБРОВОЛЕЦ. Не знаю. Кому какое дело до меня?
ХАСИД. Никому кроме вас.
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 1. Не тот ли ты Казаринов, Матвейка-душегуб? Нет на тебя каторги?
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 2. Не сколотили ышо.
ХАСИД. Ежели вы идете воевать по доброй воле… По доброй воле…
ДОБРОВОЛЕЦ. Я по доброй… Скажите, что с нами будет? Со всеми. Нас всех убьют?.. У меня дурное предчувствие… Я хочу к маме.
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 1. В Бога веруешь?
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 2. Ага.
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 1. Куда тебе, душегуб, в Бога веровать…
ХАСИД. Я, пожалуй, погибну… А вы… А вы не бойтесь. Если станете воевать – победите. Если станете бежать – убежите. Никто вас не осудит.
ДОБРОВОЛЕЦ. Никто?
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 1. Большевиков не признаешь?
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 2. Есть маленько.
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 1. Драться с ними будешь?
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 2. Можно.
ХАСИД. Я вас определенно не осужу... Бегите.
(Доброволец замер.) Бегите, бегите…
(Доброволец медленно поднимается.) Бегите же, ну, вас никто не осудит.
Доброволец убегает.
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 1.Иди, Казаринов. Получи форму.
ХАСИД встает и начинает раздеваться. Снимает шляпу, пальто, ботинки…
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 1. Фамилия. Имя.
ХАСИД. Не помню.
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 1. Память потерял, да? Много тут таких бегают... Документы какие-нибудь есть?
ХАСИД. Нет.
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 1. Будешь Непомнящим тогда. Запомнил?
ХАСИД. Да.
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 1. Так и запишем. В Бога веруешь?
ХАСИД. Не знаю.
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 1. Запишем – веруешь. Большевиков не признаешь?
ХАСИД. Кого?..
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 1. Запишем – не признаешь. Драться с ними будешь? Запишем – будешь... Иди, Непомнящий, иди… Дальше кто там?
Хасид остается в одной сорочке. Садится на лавочку.
Голоса исчезают. Тишина.
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 3. Молодой человек, вы уверены?.. Всё сбриваем?
ХАСИД. Так надо… Но я не уверен.
ГОЛОС ИЗ ПОТОКА 3. И то верно, сейчас такое время, что все уверенные либо на кладбище, либо на подходе к нему, либо в сумасшедшем доме на постое… Значится, всё сбриваем… Люди говорят, что волосы хранят память.
ХАСИД. Значит, они мне уже ни к чему.
Затемнение.
СЦЕНА 5В ночном поезде среди Потока спящих новобранцев сидит Хасид (бритый, стриженый и в форме). К нему подползает Сипайло.СИПАЙЛО. Эй, малый, спичек не найдется?
Хасид находит спички, передает Сипайло. Сипайло чиркает спичкой, прикуривает самокрутку, приближает спичку к лицу хасида. Сквозняк гасит спичку.
СИПАЙЛО. Добровольцем идешь?.. Барон давно ждет новой крови… Сипайло моя фамилия... Может, слыхал? Полковник Леонид Сипайло.
ХАСИД. Нет, не слышал… впервые…
СИПАЙЛО. Я известный человек в этих краях. Не слыхал, да?.. Вишь, как все дали дёру. Это значит большевики под Читой... Даже эти вон пришли – закопали сначала своего генерала, а потом вырыли снова, чтобы красные не достали и резвиться не начали. Чего они с ним только возятся. В колодец, да и дело с концом.
(Коротко смеется.) Как там его?..
ХАСИД. Каппель.
СИПАЙЛО. Верно, верно… Где-то я тебя видел. А вот где?.. Ты видно с ними пожаловал?
ХАСИД. С ними.
СИПАЙЛО. Вишь, какой у меня острый глаз, даже в темноте... Особенно в темноте.
(Коротко смеется.) А кто сам? Откуда? Не здешний?..
ХАСИД. Не помню, кто я и откуда... Помню, хотел меня застрелить диббук, а до того не помню.
СИПАЙЛО. Меня вот тоже хотят убить... Атаман Семенов Григорий Михайлович.
(Коротко смеется.) Только я ему не дамся. Беса плешивого он меня получит. Отравить пытался вначале, сука, чтобы по-тихому. А теперь пристрелить уже не стесняется, как собаку.
ХАСИД. За что же так?
СИПАЙЛО. За отвагу и доблесть…
(Коротко смеется.) Говорю же, глаз у меня острый, вот за что. Страшно ему стало такого глазастого при себе держать... Что-то ты погляжу не шибко-то разговорчивый. Это ты правильно делаешь, что молчишь, значит, место свое знаешь и не суешься лишний раз…
Сипайло зевает гнилым ртом.
ХАСИД (пауза). Как-то раз один человек заблудился в дремучем лесу. Он шел то в одну, то в другую сторону, пытаясь выйти на знакомые места, но никак не мог. Много времени спустя он встретил в той чащобе другого человека...
Затемнение.Сон. Лес. Сипайло оглядывается по сторонам. К Сипайло подходит Хасид. Он в своих черных одеждах, как и прежде. В руках у него весомая черная книга.ХАСИД. Не подскажите ли, как выйти из этого леса?
СИПАЙЛО. К несчастью... Я сам, видите ли, заблудился…
СИПАЙЛО смотрит на свои руки, на них пятна высохшей крови.
ХАСИД. Но вы блуждали в одной части леса, а я в другой.
(Хасид приближается к Сипайло, а тот медленно отступает.) Мы оба не знаем, как выйти к жилью, зато уже знаем те дороги, которые никуда не ведут. Если каждый из нас будет предостерегать другого от ложных путей, которые другому еще неизвестны, то вместе мы быстрее найдем выход из леса.
СИПАЙЛО. Нет, нет, нет, никогда!
(Истерически смеется.) Проваливай чёрт! Уходи, оставь меня в покое… Нет, нет, нет, нет...
Затемнение. Поезд. Хасид зажигает спичку.СИПАЙЛО (сквозь сон). Нет, нет, нет…
СЦЕНА 6Бурятская юрта. Столб света пробивается сквозь узкую полость в крыше. Шаман в маске бьет в бубен, напевает горлом ритуальную песню и притоптывает, то и дело проникая в столб света.
В юрте находится барон Унгерн он, полулежа, расположился на шкуре яка. Он курит из длинной резной трубки, наблюдает за шаманом и постукивает ташуром1 по голенищу сапога
Шаман превращается в Буддийское шестирукое Божество войны с синим лицом – Махакалу. Его оскалившийся взгляд устремлен на Унгерна. Унгерн медленно встает, приближается к Махакале, встает перед ним на колени и покорно склоняет голову.
В юрту осторожно проникает генерал Резухин. Он аккуратно подползает к Унгерну.РЕЗУХИН (полушепотом). Ваше Превосходительство, Роман Федорович… Прибыло читинское пополнение и с ними двое от атамана Семенова. Говорят, что комиссия, требуют каких-то отчетов…
УНГЕРН. Каких к дьяволу отчетов?!
РЕЗУХИН (пауза). Документацию, я полагаю. Финансовую отчетность… Бумаги.
УНГЕРН. Что вы такое бормочете, генерал? Разве не могли без меня выдать господам документацию?..
РЕЗУХИН (пауза). Но, Роман Федорович, у нас с роду не было никакой документации…
УНГЕРН. Так сделаете, Резухин!
(Махакала вплотную приближает свое ужасающее лицо к Унгерну.) Отрубаете одному голову, даете второму, пусть везет в Читу. Самая верная документация для атамана Семенова.
РЕЗУХИН. Так точно, Ваше Превосходительство.
УНГЕРН. Справитесь?
РЕЗУХИН. Так точно. Я распоряжусь… Одному голову, другому документацию.
РЕЗУХИН уползает из юрты.
УНГЕРН склоняет голову перед Махакалой.
СЦЕНА 7Ночная Даурия. Хасид идет в свете керосиновых ламп.СИПАЙЛО (из полумрака). Эй, прохожий... Подойди...
(Хасид замирает, смотрит в черную пустоту. В пустоте загорается огонек самокрутки, Хасид осторожно подходит к огоньку.) Ты кто таков? Куда идешь?
ХАСИД. Все никак не припомню, полковник Сипайло.
СИПАЙЛО (пауза). Сукин ты пес, так ведь это же ты... в паровозе читинском...
(Коротко смеется.) Глазастый тоже какой, – узнал меня! Ты чего бродишь по ночам? Бежать решил?
ХАСИД. Некуда мне бежать.
СИПАЙЛО. Во-во, и я таким же образом барону сказал. А знаешь, как эти-то его называют? «Дедушка». А барон-то помоложе меня даже будет. Так ежели он дедушка, то я-то, я-то кто тогда получаюсь – покойничек...
Сипайло гогочет, он приближает свое серое лицо к лицу Хасида.ХАСИД. У вас, кажется, лицо в крови, полковник.
(Сипайло затягивается табаком.) И руки, кажется, тоже...
СИПАЙЛО. Это чужая кровь. Не моя. Я свою держу при себе.
Где-то скрипуче приоткрывается дверь.ГОЛОС. Сипайло! Ну, где тебя носит? В Бога душу мать! Тут тело остывает.
СИПАЙЛО. Иду же, иду!..
(Хасиду.) Вишь как? Хорошо меня барон расположил, удобно, как я люблю. Это потому, что мы с ним как два сапога пара. Он атамана Семенова тоже, знаешь, в гробу видал… Я и за тебя могу поговорить.
(Слышно, как Сипайло стягивает штаны и начинает мочиться.) Как твоя фамилия?.. Тьфу ты, сукина пасть, ты же не помнишь ни черта. А кто у тебя сотенный?
ХАСИД. Подполковник Некрасов.
СИПАЙЛО. Некрасов... Считай, что с завтрашнего дня у тебя будет новый сотенный. А по Некрасову мы сейчас заупокойную отслужили… Ну, прощай, Беспамятный!.. Долго нам тут не сидеть, помяни мое слово. Повсюду красная сволочь обступает. Откуда только повылезали клопы-кровососы?
Сипайло уходит. Хасид смотрит по сторонам и тушит сапогом окурок полковника.
СЦЕНА 8Юрта. В центре сидит Унгерн. Рядом с ним сгорбился над костями животных шаман в маске.
Полное молчание. Потрескивает огонек, и где-то неподалеку лает собака.
В юрту входит Резухин.
РЕЗУХИН (полушепотом). Ваше Превосходительство, посыльный от атамана Семенова... Вот конверт...
Резухин передает конверт Унгерну. Барон раскрывает конверт и читает письмо.УНГЕРН. Семенов оставляет Читу и уходит на восток.
РЕЗУХИН. Теперь и назад пути больше нет… Татары вернулись. Говорят, повсюду красные отряды. На западе, и на севере... Татары привели две сотни от дивизии атамана Аненнкова… Едва уцелели, пробивались к нам с кровью...
Шаман раскидывает кости. Унгерн склоняется над костями. Всматривается.УНГЕРН (пауза). Идем на юг, на Монголию…
УНГЕРН смотрит на кости, поднимается и выходит из юрты. В юрте повисает тишина.
РЕЗУХИН (смотрит на кости). Нигде уже не спрячешься.
Резухин выходит.
Затемнение.
СЦЕНА 9Забайкальская степь. У костра толпится Поток – отряд, в котором Хасид.
Говорят наперебой, оживленно, эмоционально. Кроме Хасида.
Постепенно один за другим исчезают, пока у костра не остается один Хасид.ГОЛОСА ПОТОКА.– Я утверждаю, что барон спятил и не несет более ответственности за свои поступки…
– Стоит ли нам шагать вслед за полоумным?.. Вам самим решать. А мне прояснилось.
– И что прикажешь?.. На что уповать осталось?
– Но если мы сбегаем от красных, то куда интересно бы знать?.. Либо красные, либо голодная пустыня…
– Верно сказано: сбегаем… Это самое настоящее бегство.
– Куда, куда… Урянхай. И сызнова на Сибирь…
– На гибель, значит.
– А если прорвемся…
– Куда? На запад? Вестей никаких…
– В Китай, может пойдем?..
– Или в Монголию…
– Нигде уже не спрячешься…
– Ежели бы знать заранее, что всё так переменится.
– Никто не скажет. Да он и сам не знает, дурак и безбожник.
– Допустим, всё же не дурак, но безбожник определенно.
– Нигде уже не спрячешься…
– Да что ты всё заладил, и без тебя тошно!
– Уходите, а я останусь…
– Тогда и наказание понесешь за каждого.
– А если найдут?
– Кто искать-то будет, ежели все разбегутся?
– Цепные будут искать…
– Никто не будет искать. Кому теперь это нужно…
– Ай! Пойду-ка я…
– Согласен, нечего идти на смерть…
– Нигде уже не спрячешься…
Хасид в одиночестве. Из темноты возникает Унгерн, он садится рядом с костром. Хасид при виде барона вскакивает.УНГЕРН. Сиди.
(Хасид осторожно садится.) Ты кто такой?
ХАСИД. Не помню. Память пропала, Ваше Превосходительство.
УНГЕРН. Будешь с этого дня носить фамилию Безродный... Где остальное войско?
ХАСИД. Мой отряд отстал. А потом все разошлись по сторонам, Ваше Превосходительство. Кто куда. Кто ушел в степь. Кто в сопки. На север ушли... Все.
УНГЕРН. Гнилых людей атаман прислал... Что говорили?
ХАСИД. Многое говорили. Домыслы, пожалуй… А потом испугались, заговорили про гибель и стали исчезать незаметно.
УНГЕРН. Что обо мне твердили?
ХАСИД. Молчали, Ваше Превосходительство.
УНГЕРН. Врешь.
ХАСИД. Говорили, но я не вникал.
УНГЕРН. Почему остался?
ХАСИД. Мне нечего боятся… Идти мне некуда…
УНГЕРН (пауза). Значит, ты готов понести наказание за весь отряд? За каждого, кто сбежал, испытать смертную казнь… Малое – это часть большего. Так устроен мир. Воришкам отсекают руку – отнимают малую часть за воровство. Ты готов стать рукою, которую отсекут?
ХАСИД. Правильно ли я вас понял, Ваше превосходительство? Отсекая сбежавшему отряду руку, вы отсекаете самому себе палец. Ибо я и отряд – это малая часть вас, Ваше Превосходительство.
УНГЕРН. Мой палец – это ничто.
(Пауза.) Перейдешь под командование Резухина. Запомнил, Безродный?.. А теперь продолжай говорить, у тебя недурно получается.
ХАСИД (пауза). Как-то к одному мудрецу пришел богатый человек. «Что ты ешь обычно?» – спросил мудрец богача. «Я довольствуюсь малым: хлеб с солью и вода – вот и всё», – ответил богач. «Что это взбрело тебе на ум? Ты должен ежедневно есть жаркое, и пить горячий медовый напиток, как все состоятельные люди». – Сказал мудрец. Пока богач не дал обещания выполнить просьбу, мудрец не отпустил его. Свидетелем их беседы был ученик мудреца. «Учитель, отчего ты просил богача изменить привычному образу жизни?» – спросил ученик. «Если он будет ежедневно есть мясо, то он поймет, что бедняку нужен хлеб. Пока же он довольствуется хлебом и водой, он думает, что бедняки могут есть камни», – ответил мудрец.
Они сидят и смотрят на костер. Хасид начинает напевать вальс «На сопках Маньчжурии»:
«Страшно вокруг, и ветер на сопках рыдает.
Порой из-за туч выплывает луна, могилы солдат освещает».
Унгерн закрывает глаза и начинает наговаривать буддистскую мантру: «Ом мани падме хум». СТИКССЦЕНА 10Топот копыт, крики, пулеметные очереди.
Затишье.
Лазарет под открытым небом. Доктор Руденко забинтовывает руку Хасиду.
РУДЕНКО. Ничего страшного. Пуля прошла навылет, быстро заживет. Могут быть неудобства при держании мелких предметов... Как вас зовут?
ХАСИД. Не помню. Я не так часто держу мелкие предметы.
РУДЕНКО. Вы еврей?
ХАСИД. Я уже не знаю. Разве сейчас это имеет значение.
(Пауза.) Меня хотел убить мертвец. Он подстрелил меня уже после того, как я его убил… Это странно.
РУДЕНКО (пауза). Это же ваш первый бой, я правильно думаю?
ХАСИД. Похоже, что вы правы. Но я и этого достоверно не могу сказать.
РУДЕНКО. Как же это так случилось с вашей памятью?
ХАСИД. Мне кажется, что я ударился головой.
РУДЕНКО. Потерять память… Потеря памяти – это довольно редкий случай в моей практике, но что-то мне подсказывает, что не все с вашей памятью так, как вы предполагаете... Возможно, это реакция вашего ума на некоторые противоестественные события… А других событий ныне и не происходит. Всё против естества.
ХАСИД. Как если бы летаргический сон происходил наяву?
РУДЕНКО (улыбается). Вы применили мистический подход.
ХАСИД. Всё, что сейчас происходит, может быть моим сном?
РУДЕНКО заканчивает колдовать над рукой хасида.
РУДЕНКО. Настолько же вашим, насколько и моим… Вы наверняка знакомы с такой еврейской байкой... Однажды в очень холодный день раввин и его ученики грелись у костра. И тут один из учеников воскликнул: «Я точно знаю, что нужно делать в такой холодный день!» «Что?» – спросили его остальные. «Греться!» – воскликнул ученик – «Но я также знаю, что нужно делать, если это невозможно». Что?» – спросили его остальные. «Мерзнуть»… Так и вы тоже, садитесь поближе к огню и грейтесь...
ХАСИД. Спасибо, доктор…
РУДЕНКО. Руденко, моя фамилия Руденко. А вы часом не имеете представления о том, куда мы держим путь? Может быть в Тибет, к Далай-Ламе?
ХАСИД. Сейчас мы уже в Монголии, доктор. И это все, что мне известно.
РУДЕНКО. И это уже немало для таких заблудших душ, как мы с вами.
Руденко учтиво кивает хасиду и уходит в сумерки.
СЦЕНА 11Юрта. Унгерн в центре. Курит трубку. Резухин за его спиной.
УНГЕРН. Резухин, передадите по отрядам со всею серьезностью, чтобы с завтрашнего дня никто и капли в рот не смел брать. И вас это тоже касается. А если кто будет замечен, то последует наказание палками… Ургу предстоит занимать немедленно. Мне нужны от вас чистые головы, а в сих головах чистое сознание. Ясно вам?..
РЕЗУХИН. Будет выполнено, Ваше Превосходительство.
УНГЕРН. Трое суток нам должно хватить.
РЕЗУХИН. Полагаю, что за сутки управимся.
УНГЕРН. Никаких сомнений в этом не должно быть… Мы пришли освободить Монголию и Богдо-Хана от китайцев. Мы спасем их, а они выручат нас. Всё по чести. Никакой ненужной дипломатии, Резухин. Восточный человек больше всего понимает две вещи: силу и долг. Мы принесли им силу. Они же в долгу не останутся… Распорядитесь, чтобы ламы сегодня отправились в Ургу на разведку. Только не мешкайте.
РЕЗУХИН. Так точно, Ваше Превосходительство.
УНГЕРН. Погодите. Я сам сегодня схожу разведать. Ежели пленят или убьют, принимайте на себя командование.
Резухин кивает и уходит.СЦЕНА 12Палатка.
В центре сидит молодой солдат с черной повязкой на лице. Он пошатывается, стонет и твердит что-то нечленораздельное. Рядом с ним лежит ручная пила и ведро с ампутированными деталями человеческих тел.
ПОТОК ИЗ РАНЕННЫХ:– Третий месяц как стоим…
– Молчи уже. Противно…
– Три месяца, а как три года прошло…
В юрту входят Хасид и Руденко.РУДЕНКО. Мне нужна ваша помощь с этим юношей… Как же лучше-то поступить?.. Привалите его навзничь и давите сильнее на плечи. Не лежит и все тут… Что-то считает, перечисляет трудно понять…
ХАСИД подходит к офицеру со спины, осторожно кладет руки на его плечи и медленно придавливает солдата спиной к земле. Руденко берет тряпку с инструментами, садится к ногам офицера и перетягивает кожаным ремнем его синюю голень.
РУДЕНКО. Вы знакомы с ним, не правда ли? Я говорю про барона. Многие видели вас вместе... А знаете, что вас боятся – считают, что вы личный доносчик Унгерна и чуть ли не поверенный атамана Семенова?.. Но ведь это не так.
ХАСИД. Вы правы… Трудно поверить, но мы встретились по воле случая, когда на многие версты вокруг не было ни души…
РУДЕНКО. Ну допустим… Хотя у меня вовсе нет оснований вам не верить. А вы знали, что наш барон истово ненавидит врачей. Поговаривают, будто бы кто-то из врачевателей пытался его отравить. Но мне кажется, что дело кроется в другом. Ведь наш барон буддист. А что делает доктор? Доктор вмешивается в естественный ход событий. Так, мне кажется, мыслит барон. Тот, кто должен умереть сейчас – должен умереть сейчас.
(Принимается ампутировать ступню солдата.) Но мы всеми силами оттягиваем его гибель, то есть идем супротив естества. А теперь поразмышляйте, что было бы с армией барона, если бы мы не вмешивались?.. Но есть еще кое-кто, кого барон ненавидит больше, чем врачей. Знаете?
(Пауза.) Евреев… Да, евреев… Здесь для меня причина совсем неясна. Что вы скажете на сей счет?
СОЛДАТ (едва слышно). Три, один, четыре, один, пять, девять, два, шесть, пять, три, пять…
ХАСИД (вместе с солдатом). …Девять, два, шесть, пять, три, пять…
РУДЕНКО. Откуда вам..?
ХАСИД. Шемхамфораш
2… Имя Бога… Некоторые мудрецы утверждают, что в числе Пи кроется настоящее имя Бога…
РУДЕНКО (пауза). Я упрошу Резухина, чтобы он выделил мне вас. С помощниками нынче беда совсем. А руки у вас поразительно быстрые. Похоже, что вы неплохо владели инструментом до того, как потеряли память... Крови вы не боитесь и это тоже хорошо.
ХАСИД. Здесь, кажется, уже никто не боится крови.
РУДЕНКО. Боюсь, что я единственный здесь, кто боится крови. Каждую каплю крови, что я видел за свою жизнь, я прочувствовал как свою собственную. И не спрашивайте, почему я решил заняться этим делом... Я здесь один на всех, кто не проливает кровь чужую или свою, а останавливает ее... Три месяца, Бог ты мой! Сколько же нам тут еще стоять?.. Это не они осажденные, это мы осажденные...
Руденко завершает ампутацию. Убирает отрезанную ступню в ведро. Обрабатывает рану.
РУДЕНКО. Пойдемте.
ХАСИД. Куда?
РУДЕНКО. Там уже все началось…
(Внимательно смотрит на Хасида.) А вы и действительно не доносчик барона.
(Улыбается.) Иначе вы бы знали…
Руденко и Хасид выходят из юрты.РУДЕНКО. Китайцы народ суеверный, как, в общем, и все азиаты. Они уважают силу. Им невдомек, как такая небольшая армия может угрожать их многотысячному войску. Тут дело нечистое, не иначе злые духи помогают... Сейчас в Урге орудуют десятки подосланных монголов. Они рассказывают каждому встречному-поперечному небылицы. О нас с вами, между прочим. А ламы гадают на рыбьей чешуе и пророчат китайцам злую кару от белого защитника буддизма, дедушки-барона… Посмотрите…
(Руденко указывает на сопки. Повсюду загораются костры.) Видите? Это дедушка для устрашения придумал… Урга сегодня будьте уверены не уснет. И скоро гамины станут трепетать от ужаса от одной только мысли об армии Унгерна. А если нет? – спросите вы. А если нет, то придется нам почить в бозе, – что здесь от холода и голода, что на подступах к Урге с пулей за пазухой… В тартарары…А теперь идите спать... Кажется, я скоро сам буду в состоянии произнести настоящее имя Бога. Нет худа без добра. Доброй ночи
… (Пытается уйти, но замирает.) Быть может, так было бы даже лучше для всех нас… Нечем тут гордиться, право слово. Мы теперь больше звери, чем люди. Вот вы... Вы не лучше, чем я; не лучше, чем наш спятивший барон; а он не лучше, чем те степные дикари, что поедают внутренности своих врагов, чтобы забрать их силу. Вырывают сердца, чтобы испить свежей крови… Видели, как они это делают? С горящими глазами! Не как собаки, но как волки, голодные волки… А ваши руки, кажется, что вовсе не по локоть в крови. Но не забывайте, все мы сейчас в одной упряжке. Больше загнанные звери, чем люди. Больше собаки, чем волки. Собаки в одной упряжке. Понимаете?.. И вы в том числе, уже потому, что допустили такое… В своей жизни допустили сию вакханалию… Нам следует прекратить полагать, что понятие апокалипсиса содержит в себе результат и имеет хоть малейший намек на временные рамки. Это церковное заблуждение. Апокалипсис суть всегда и везде. Он заложен в процессе самого зарождения. Только скажите же мне, если вас не затруднит. Ежели не дай Бог, конечно, мы останемся невредимыми, как нам дальше быть с нашим апокалипсисом?
ХАСИД. Никакие пророчества вавилонских календарей
Не тревожат сонных ресниц, мысли их – водоем,
Переполненный нежностью и тоской;
Всякое бремя и время земное в нем
Тонут; остаются тишина и покой...
3РУДЕНКО. Что это? Как же красиво…
ХАСИД. Не помню.
Затемнение.СЦЕНА 13В опустевшую Ургу, затянутую дымом, входит Поток дивизии Унгерна. Одичавшие, заросшие, измученные казаки и колчаковцы, монголы и башкиры, японцы и сербы, тибетцы и казахи. И Хасид.
По задымленным улицам блуждают мародеры. Их фигуры едва различимы в дыму. Они выносят все ценное из горящих лавок китайцев. То там, то тут раздаются выстрелы, доносятся крики и звуки разбитого стекла.
Казаки попутно стреляют в мародеров.
Хасид замечает женскую фигуру, что пытается скрыться. Хасид останавливает Блудницу за руку.ХАСИД. Стойте! Вы меня не помните?
БЛУДНИЦА. Отпусти, я буду кричать!
ХАСИД. Вы спасли мне жизнь. В Чите. Помните? Валерия Меса̀лина вас зовут. Верно?
БЛУДНИЦА (пауза). Ты меня с кем-то спутал. Я никого не спасала.
ХАСИД. Возможно. Вы очень похожи…
БЛУДНИЦА. Мне часто говорят, что я на кого-то похожа. То на мать, то на сестру, то на дочь…
ХАСИД. Значит, я ошибся.
БЛУДНИЦА (пауза). А может и спасала… Так что ты от меня хочешь?
ХАСИД (пауза). Ничего… Просто я вспомнил. Узнал вас… А это не вы. Выходит, и не было вас никогда. До этого момента.
БЛУДНИЦА. Лихорадка у тебя… Иди что ли за мной.
Темнота.
Комната Блудницы. В свете одинокой свечи видно, что Хасид лежит на полу. Недвижим. В комнату входят Блудница и Хасид.
Хасид смотрит на себя лежащего на полу.ХАСИД. Кто… это?
БЛУДНИЦА. Не всё ли равно. Лежит себе и лежит... Деньги-то у тебя есть?
Блудница начинает заразительно хохотать. Хасид смотрит то на себя, то на Блудницу.
Затемнение.СЦЕНА 14Кладбище на краю Урги. Каменные плиты, кресты, звезды Давида, буддийские ступки. Перед кладбищем свалены тела людей. Среди трупов почти незаметен Преподобный. Он сидит в позе лотоса с сомкнутыми глазами и держит в руках изящно обработанную человеческую кость.
Поодаль находится Унгерн, Резухин, Руденко и Хасид. Они пытливо наблюдают за преподобным.РЕЗУХИН. Преподобный совершает какой-то там чод
4. Отсечение привязанностей… Или что-то вроде…
УНГЕРН. Я знаю что это. Мне лишь необходимо его благословение. Мы идем на север – бить красных. Без благословения настоятеля мы и шагу не ступим.
РУДЕНКО. Это небезопасно, Роман Федорович. Здесь чума.
УНГЕРН. Вот знать, и вы здесь как раз по этой причине... Кто это с вами?.. Кажется, Безродный. Верно?
Унгерн кивает в сторону Хасида.РУДЕНКО. Мой помощник…
УНГЕРН. В своих силах стало быть вы уже не уверены.
РУДЕНКО. Отчего же… Это моя правая рука.
УНГЕРН. Я чуть было не отсек вашу правую руку однажды. Как бы вы теперь кромсали тела, соверши я это?
РУДЕНКО (пауза). Я бы не стал, Роман Федорович… Прибегать к подобным рискам…
УНГЕРН. Не стали б… Мутит меня от вас, знаете ли… Зря я вас пригласил…
РУДЕНКО. Но чума, позвольте…
Унгерн стискивая зубы, ударяет Руденко ташуром по лицу. Руденко вскрикивает, прячет лицо за ладонями, падает на колени и начинает стонать.
Тишина.
Хасид смотрит на Унгерна, идет к Преподобному.
Хасид подходит к Преподобному, склоняется.
ПРЕПОДОБНЫЙ (не глядя на Хасида). Владыка подземного мира? Эрлик
5, это ты? Кто с тобой? Кого ты привел?.. Тот, что в ярком халате… Он демон?
ХАСИД. Не вполне… Он предпочитает считать себя спасителем и слугой Света.
ПРЕПОДОБНЫЙ. Плохо, Эрлик… Я ждал демона…
ХАСИД. Он хочет с вами поговорить… Он требует вашего благословения.
ПРЕПОДОБНЫЙ. Зачем?.. Если он и в самом деле слуга Света, ему со мною не о чем говорить.
ХАСИД (оборачивается и смотрит на Унгерна). А ежели он демон? Что тогда?
Преподобный берет кость и дует в нее несколько раз. Кость издает пронзительные звуки. Унгерн идёт к Хасиду и Преподобному.ПРЕПОДОБНЫЙ. Да, он демон… Хорошо, я благословлю его. Но это ему ни к чему…
Затемнение.СЦЕНА 15Хасид идет по улице Урги. Перед ним распахиваются двери дома. Он, помешкав, заходит в дом.
Повсюду беспорядок. Разбросанные предметы.
Хасид садится за пианино и начинает играть. За его спиной возникает фигура Сипайло. Хасид перестает играть, оборачивается.СИПАЙЛО. Поломан инструмент, гадость пиликает. Да?.. Опять я тебя не признал, думал, что ворюга местный, хотел проучить. Пальнуть в затылок, пока не видишь… Будешь сказочно богат, значится… Чего ты тут ищешь?
ХАСИД. Проходил мимо, дай, думаю, загляну… Хороший дом бросили.
СИПАЙЛО. Не бросали домишко-то... Эти хоромы ждут особого указания коменданта Урги. А зовут коменданта… Верно, Леонид Сипайло. А бывших хозяев нема больше. Кончили стариков сегодня поутру за принадлежность к чужой вере и не богоугодное ростовщичество. Дедушка всех их приказал убрать под корень. Слыхал приказ? Всех евреев, комиссаров и коммунистов уничтожать вместе с семьями.
(Вынимает револьвер из кобуры и направляет его на Хасида.) Не бойся, ты же мне все равно, что ангел-хранитель. Показать тебе кое-чего хотел.
(Вытряхивает из барабана патроны себе на ладонь. И протягивает дрожащую ладонь Хасиду.) Видал такое когда-нибудь? Здешний кудесник сообразил пули из стекла лить. И дешево, и надежно. Бьют навылет заразы, что скучно даже. Самолично на бывших хозяевах этого дома сегодня испробовал. Наслаждение испытал. Ты бы видел, как они вопили. В следующий раз возьму тебя заодно. Поглядишь сам. Не всё же лекарем ходить! Пора уже за настоящее дело браться.
(Коротко смеется. Хасид рассматривает один патрон на просвет.) Забирай отсюда что хочешь, дарю!
ХАСИД. Спасибо, но мне ничего не нужно.
СИПАЙЛО. Бери-бери, чужого добра мне не жалко.
ХАСИД (рассматривает патрон). Однажды один ученик пришел к учителю и спрашивает: «Учитель, я не понимаю: приходишь к бедняку – он приветлив и помогает, как может. Приходишь к богачу – он никого не видит. Неужели это только из-за денег?» «Выгляни в окно. Что ты видишь?» – говорит учитель. «Женщину с ребёнком, повозку, едущую на базар…» – отвечает ученик. «Хорошо. А теперь посмотри в зеркало. Что ты там видишь?» – говорит учитель. «Ну, что я могу там видеть? Только себя самого». – Отвечает ученик. «Так вот: окно из стекла и зеркало из стекла. Стоит только добавить немного серебра — и уже видишь только себя». – Говорит учитель.
СИПАЙЛО (коротко смеется.) Мудрено.
ХАСИД. Я заберу у вас этот патрон. По-видимому, он предназначается мне.
СИПАЙЛО. Твоя воля.
Хасид выходит из дома.
Сипайло молча осматривает помещение. Поднимает с пола фотокарточку в рамке.
СИПАЙЛО. Ох и дурак же ты… Пришел в свой собственный дом. Забирай, говорю, что хочешь, а он пулю захотел... Малохольный.
Сипайло разбивает рамку о пианино.СЦЕНА 16Полевой госпиталь. Где-то вдалеке раздаются выстрелы. Старый солдат сидит на шинели, Хасид в белом халате перебинтовывает ему окровавленную голову.
СТАРЫЙ СОЛДАТ (поднимает голову). А, это ты, иудей.
(Хасид замедляется, пытается узнать раненного.) Тебя и не узнать, космы обрезал... Раньше был в черном весь, нынче весь в белом. Всё течет, всё меняется…Страшно мне стало чего-то. А ведь сколько я за жизнь душ загубил, не сосчитать. За веру, за правду, а загубил. Сам-то живых людей четырех родил, а те уже с десяток человек настрогали. А все равно загубил шибко. Много ли еще загублю? Пока смерть родимая не придет… А что ей идти, смерти-то, вон она… У нас, у вояк, совсем другая смерть. Она дремлет вместе с нами, почует вместе с нами и дерется вместе с нами плечом к плечу. И умирает каждый раз вместе с нами. Нет у ней времени на лишние разговоры. Она ежечасно кого-нибудь уволакивает с собой. Смерть воина – это воин по имени «смерть». И нет нам никого ближе этого воина... А меня, вишь, токмо поцарапали... Дедушка себя не жалеет и с прочими не считается. Хоть бы одна пуля его зацепила, чтоб знал. В упор уже стреляют, а всё невредим... Вот же Каппель, царствие ему небесное, был добрым и справедливым человеком. Было дело, чехи перекрыли железку, а там тысячи гражданских застряли в вагонах. Кто от голода, кто от холода почил. Детей, женщин, ни в чем неповинных. А Каппель, батюшка, их генерала... Как же его звали?..
ХАСИД. Сыровой.
СТАРЫЙ СОЛДАТ. Так точно, Сыровой его звали. И Каппель его на дуэль вызвал… Святой был человек... А Сыровой струхнул...
(Хасид заканчивает перевязку и закрывает глаза ладонью.) Бесфамильный, а ты вспомнил чего? Или всё в холостую живешь?..
ХАСИД (пауза). Жил один очень рассеянный человек. Настолько забывчивый, что, просыпаясь утром, не мог вспомнить, куда положил свою одежду накануне вечером. И вот однажды он записал перед сном, что где оставил. А утром проснулся и стал читать, что где находится:— «Брюки — на стуле». Ага, вот они, надеваем. «Рубаха — на спинке кровати». Прекрасно, надеваем рубаху. «Шляпа — на письменном столе». Точно, берем и её… Так, всего за несколько минут, этот человек полностью оделся. Но вдруг от одной мысли его объял ужас, и он стал раз за разом перечитывать список, хватая поочередно предметы одежды. «Вот брюки, вот рубаха, вот шляпа... А где же я сам?!» – Бормотал он в отчаянии. И тогда он принялся искать себя самого. Все в комнате перерыл — но так и не нашел...
Хасид достает из кармана стеклянный патрон.
СТАРЫЙ СОЛДАТ. Опять брешешь. Ничего, значит, не вспомнил.
ХАСИД. Вспомнил. Домой шел… Пришел, но дома уже не было… Пойду, заберу вместе с собой демона.
Хасид уходит.СТАРЫЙ СОЛДАТ. Иди, малый, иди… Иди.
Затемнение.СЦЕНА 17Поле боя, усыпанное мертвыми телами. Выстрелы, крики, стоны…
Хасид целится в Унгерна, но затем переводит взгляд в сторону Сипайло. Сипайло замечает Хасида и улыбается. Хасид вновь направляет дуло револьвера на Унгерна.
К Хасиду подлетает монгол-красноармеец и рассекает ему грудь шашкой. Хасид падает, монгол с животным воплем вырывает из груди Хасида сердце и поднимает его над головой.
Тишина. Сквозь тишину слышны стуки сердца.
Темнота.
Закат. Поле боя, усыпанное телами убитых воинов, лошадей. Десятки волков и стервятников рыщут среди мертвецов, кто-то уже принялся за трапезу.
По полю вереницей смиренно и неторопливо идет Поток – бритоголовые ламы. Они всматриваются в лица убиенных и что-то тихо нашептывают. Яркий свет заката окрашивает шафрановые рясы в красный цвет.
Лама останавливается у мертвого тела Хасида.ПРЕПОДОБНЫЙ. О, Высокородный, внимай. Сейчас ты испытываешь Высшую Истину, как Сияние Ясного Света. Познай ее. О, Высокородный, твой ум сейчас достиг своей истинной природы пустоты. Он не имеет никаких качеств. Он бесцветный. Он действительно пустой и является Всеблагой Реальностью. Твой ум, который сейчас тождественен пустоте, но есть, однако, ничто, но является умом, ясным, экстатическим и исполненным блаженства. Он является самим сознанием, Всеблагим Буддой…
Лама приближается к телу Хасида, смотрит на него бегло, возвращает взгляд, смотрит внимательнее, затем склоняется, затем склоняется совсем близко. Лама смотрит на Хасида с недоумением, поднимается на ноги и взмахами подзывает к себе других лам.
Ламы собираются вокруг тела хасида.ПРЕПОДОБНЫЙ. У него вырвали сердце, но он… благоухает…
Ламы уносят тело Хасида с поля боя.СЦЕНА 18Юрта.
В юрте только Унгерн и Резухин. Унгерн у огня. Резухин в тени Унгерна.УНГЕРН. Где все, генерал?
РЕЗУХИН. Никого нет, Ваше Превосходительство.
УНГЕРН. Я спрашиваю, где все, генерал?!
РЕЗУХИН. Мне сие неизвестно, Роман Федорович…
УНГЕРН. Вы что пьяны, генерал?
РЕЗУХИН. Не поймите меня превратно, Роман Федорович… Вы говорите о победе желтой расы в новой войне...
УНГЕРН. И что же вас теперь смущает?.. Больше не станет большевизма. Большевизм истечет, как лишняя кровь при полезном кровопускании. И повсюду воцарится буддизм и только буддизм.
РЕЗУХИН. Да, да, вы это уже говорили не раз. Но буддизм, если я не ошибаюсь, учит смирению и пощаде.
УНГЕРН. Это для тех, кто уже достиг совершенства. А для всех остальных есть я, есть мы. Лишать жизни грешников не ради забавы, а для чистоты. Чтобы они не совершали иных грехов, а перерождались.
РЕЗУХИН. Роман Федорович, в будущей войне я не смогу идти с вами рука об руку. Это не моя война. Я русский человек, и я буду воевать на стороне белой расы.
УНГЕРН. Бросьте, Резухин! С каких это пор? Быть русским и воевать против русских разве было для вас сподручнее? Это все чужие выдумки, европейская привычка воевать непременно за пустые идеи... Впрочем, я вас отпускаю. Уходите.
РЕЗУХИН. Простите за прямоту, но я больше не в силах следовать за вами. Завтра с утра я покину дивизию.
УНГЕРН. Если вы полагаете, что это что-нибудь переменит, то вы будете разочарованы, генерал… Я вас не держу.
Унгерн выходит из юрты. Резухин вынимает фляжку и отпивает.
РЕЗУХИН. Непременно воевать за пустые идеи… Все идеи пустые, Ваше Превосходительство… И ваши в том числе… Ваше Превосходительство…
В палатку входит Руденко.РУДЕНКО. И где же он?
РЕЗУХИН. Кого вам надо, доктор? Старого шамана? Барон придушил его своими руками.
РУДЕНКО. Я хочу видеть барона.
РЕЗУХИН. А черт его разберет, где он. Я больше не имею никакого отношения к этому.
РУДЕНКО. Еще как имеете, генерал.
РЕЗУХИН. Ни в коей мере, доктор. Уже завтра меня здесь не будет. Я отправлюсь в Харбин, а затем дальше на восток, чтобы оказаться на западе... Эта война проиграна, мой друг. Я наконец-то свободен. Я волен… И завтра же меня здесь не будет.
РУДЕНКО. Вас здесь не будет сейчас же.
Руденко вынимает револьвер и стреляет в голову Резухину.
СЦЕНА 19В ночном лесу Унгерн приближается к костру. У костра дюжина лам, читающих мантры. Поодаль от огня лежит тело Хасида.
Где-то неподалеку слышны выстрелы, крики и прочие звуки бунта.
При появлении барона ламы замолкают и смотрят на ночного гостя в ожидании, что тот что-нибудь изречет. Но Унгерн молчаливо наблюдает.
Старший лама приглашает жестом присоединиться барона к происходящему.
Преподобный. Он оставил нам свое благоухающее тело в назидание. Спускайтесь и совершите с нами молитву.
УНГЕРН. Для войны мне больше сгодятся живые.
ПРЕПОДОБНЫЙ. Мертвец не поможет победить. Но молитва…
УНГЕРН. Когда повсюду одни только предатели, тогда и молитва не в силах помочь… Молитесь без меня… А его схороните. Успокойте душу.
ПРЕПОДОБНЫЙ. Мы отнесем его тело в Тибет…
УНГЕРН. Ваше право… Вы все мне вещали одно и то же. Но что теперь? Я бегу от собственного войска, как последняя крыса…Вы предали меня. И предали гораздо раньше, чем те, кто пытается сейчас содрать с меня кожу. Я ухожу, а вы читайте молитву.
УНГЕРН исчезает.
ПРЕПОДОБНЫЙ. Всё предрешено… Последняя молитва…
Какое-то время ламы находятся в полной тишине, а затем возобновляют чтение мантр.
СЦЕНА 20Унгерн выходит из леса к тихой темной реке, едва озаряемый лунным светом. Поодаль снуют воины Унгерна.
Унгерн замечает промелькнувшую фигуру своего воина.
Перед Унгерном появляется фигура человека. Унгерн пытается разглядеть незнакомца.УНГЕРН. Кто ты? Что тебе от меня нужно? Если ты пришел меня убивать, то сделай это немедленно.
ХАСИД. Я знаю, что тебя предали. И твой путь подходит к своему концу, Роберт.
УНГЕРН (пауза). Меня давно так никто не называл. Кто ты?
ХАСИД ступает в полоску лунного света. Он выглядит как в первой сцене.
УНГЕРН. Я видел, как тебя убили... Я видел, как вынули твое сердце...
Один из монголов, прислонившись к дереву, трясется от ужаса и плачет. К нему осторожно подползает другой монгол. Испуганный монгол тараторит шепотом, срываясь на полный голос.
1-ЫЙ МОНГОЛ. Я не могу, я не могу. Он разговаривает с духами. Я не смогу. Я боюсь. Злые духи нас съедят, они разорвут наши тела и вцепятся зубами в наши души.
Второй монгол хватает его за грудки.2-ОЙ МОНГОЛ. Замолчи. Он разговаривает не со злыми духами. Он разговаривает с птицей. Видишь? Он разговаривает с духом человека. Он ничего нам не сделает. Слышишь?
Унгерн слышит громкий шепот монголов.ХАСИД. Не бойся, Роберт. Они не станут тебя убивать. Они тебя боятся.
УНГЕРН. Ты сказал, что мой путь подошел к концу.
ХАСИД. Да, это так. Они отдадут тебя тем, кто не боится тебя, тем кто легко убьет тебя. С этого момента ты становишься пленником, а для тебя это все равно, что конец пути. Не смерть, но плен.
УНГЕРН. Значит, это конец. Тогда зачем ты здесь? Зачем ты сюда пришел?
ХАСИД. Я здесь потому, что ты позвал меня. Оттого, что тебе было страшно. Будь покоен, Роберт. Воин берет свою судьбу, какой бы она ни была, и принимает ее в абсолютном смирении. Он в смирении принимает себя таким, каков он есть, но не как повод для сожаления, а как живой вызов.
УНГЕРН. Да, но это всего лишь слова. Мне не нужны слова… Слова заставляют нас чувствовать себя осведомленными, но, когда мы оборачиваемся, чтобы взглянуть на мир, они всегда предают нас, и мы опять смотрим на мир как обычно, без всякого просветления…
Они молчат.ХАСИД. В языке одного индейского племени не существует понятия времени. Нет ни прошлого, ни будущего, ни настоящего. Все происходило, происходит и будет происходить. Всегда... Это игра по правилам смерти. Скоро так станет и для тебя, Роберт. Прощай.
УНГЕРН (закрывая глаза). Я готов.
Хасид исчезает.
Затемнение.
ЭПИЛОГПустыня Гоби.
Навьюченный тюками Проводник, а следом за ним полковник Сипайло.
Внезапно Проводник останавливается.
ПРОВОДНИК. Нельзя…
СИПАЙЛО. Чего ты, дурак, остановился?..
ПРОВОДНИК. Нельзя ходить…
ПРОВОДНИК указывает на каменистую почву. Земля испещрена словно сыр метровыми норами. Вокруг этих нор следы, оставленные будто бы гигантской змеей.
СИПАЙЛО. Ступай, дурак!..
ПРОВОДНИК. Нельзя идти дальше. Олгой-хорхой
6 здесь появился. Страшный зверь. Я не поведу… Червяк-зверь. Нельзя ходить, нельзя…
СИПАЙЛО. Какой червяк, гнида?! Веди меня, горло перережу!
(Хватает проводника за грудки и брызжет слюной.) Веди, свинья! Веди, кому сказал, размажу!..
ПРОВОДНИК. Нет, нельзя иди, нельзя иди…
Проводник начинает плакать и валится на колени. Сипайло хохочет, обнажая гнилые зубы.СИПАЙЛО. Ясно мне, да-да, ясно всё, шельма!
(Принимается вывалить из тюков и карманов деньги.) Бери, скотина! Бери сколько хочешь!
(Хватает банкноты в охапку и начинает заталкивать деньги в одежду Проводника.) Бери, я сказал! Жри!
Проводник обессилено падает. Сипайло встает столь же обессилено, вынимает револьвер и стреляет проводнику в лоб.
Проводник замолкает.
Сипайло ползает по земле и собирает банкноты и монеты в мешок.
Сипайло с удовлетворением поднимается на ноги и выдыхает. В ту же секунду из земли вырывается олгой-хорхой. Розоватый червь метров пять в длину и метр в ширину. Он замирает, широко разинув свою пасть, нависая над телом полковника. Сипайло ответно открывает от ужаса свою гнилую пасть. Все его тело трепещет, словно от электрического разряда.
СИПАЙЛО. Хозяин…
Олгой-хорхой проглатывает Сипайло целиком и исчезает в одной из своих нор.
Затемнение.
Слышен смех Блудницы.Занавес_______________
1. Ташур – трость в полтора аршина длиной, использовалась монголами для лошадей.
2. Шемхамфораш – древнееврейская фраза, означающая «72-кратное имя Бога».
3. Из «Передо мной проходят образы ненависти, сердечной полноты и грядущего опустошения» Уильяма Батлера Йейтса.
4. Чод – одна из практик буддизма, проводимая, как правило, на кладбищах. В этой практике подразумевается контакт с демонами.
5. Эрлик – в монгольской мифологии владыка подземного мира.
6. Олгой-хорхой («червь, подобный толстой кишке коровы») – легендарное существо, живущее якобы в безлюдных пустынях Монголии._________________________________________
Об авторе:
ДМИТРИЙ РЕТИХ Драматург, сценарист, прозаик. Родился в г. Кудымкар. Окончил сценарный факультет ВГИК. Студент магистратуры Театрального института имени Бориса Щукина. В разные годы входил в лонг- и шорт-листы драматургических конкурсов «Действующие лица», «МОНОЛИТ», «Ремарка» и т.д. Дипломант конкурса «Исходное событие – XXI век» с пьесой «Лета впадает в Стикс». Пьеса была поставлена на экспериментальной сцене ЦАТРА и в Центре драматургии и режиссуры. Публиковался в журналах «Октябрь», «Юность». Член СП Москвы.
скачать dle 12.1
