ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Екатерина Точанская. САНТЕХНИК ВОЛОДЯ

Екатерина Точанская. САНТЕХНИК ВОЛОДЯ

Редактор: Наталья Якушина


(пьеса)


Действующие лица:

СТАРИК
ЕЛЕНА, дочь старика
ВАСИЛИЙ, бывший муж Елены

Заводской район города. Все действие происходит в квартире старика, за исключением нескольких телефонных разговоров. 


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

СТАРИК (вслух перечитывает свое письмо). «Дорогой сын! Пишет папа. Матери не стало, так что теперь я буду почерком своим корявым тебе глаза мозолить. Поздравляю с наступающим праздником! Пусть все у тебя будет хорошо! Здоровья, сына, крепкого. Счастья!
Один я остался и плохо видеть стал. Худо быть старым, а старым и слепым еще хуже. Одна радость – на фотокарточки глядеть, где ты с нами в деревне. Сяду на диване и все карточки перебираю, как тетка Маня, пасьянс из прошлого раскладываю. Особенно люблю, где вы с мамой у школы стоите перед первым сентября. Улыбки у вас еще словно одним художником рисованные... А как ты уехал, да мы в город перебрались к Ленке, так и нет новых снимков. Нас, что ли, с матерью, старье старое, фотографировать? Теперь вот, правда, и на памятник ей нечего повесить. Некоторые, гляжу, не стесняются, куда как хороши, а годов-то больше семидесяти, если посчитать. О красоте ли на погосте думать?
Прислал бы ты мне, сынок, свою нынешнюю карточку. Пока глаза видят, посмотреть, какой ты стал, деловой да умный. Знать бы только, что все у тебя хорошо, что здоров, что помнишь еще о своем старике. Тогда и помирать не страшно. Теперь-то мой черед. Но я тебя ничем обременять не хочу. Не понимаю я что ли, что ты занятой, что у тебя все дела. Вот раньше, когда мы в деревне жили, был дефицит корма, или урожая какого, а теперь дефицит времени у всех. Даже я: встану, чаю попью, схожу в один магазин, другой, домой приду, радио послушаю, телевизор посмотрю – и вечер, темно на улице. Слышу, как люди с работы домой идут. Вот и еще один день прошел. А сколько мне таких скоротечных дней, сына, положено? Много ли, мало ли, никто не знает. И не важно, сколько теперь таких дней будет. Толку-то от меня стало? Даже кран, и тот я починить не могу. Все капает и капает, как слезы из моих старых глаз. Текут, скоро совсем вытекут.
Но ты не думай, я не о матери плачу, это просто сок старческий, как из березы по весне, исходит. Хотя она долго мучилась. Ленка бегала, конечно. Стыдно ей. Своя у ней жизнь кое-как пошла, наломала девка дров и нас с матерью с дороги сбила. Верно говорят, все беды от баб. И сами помереть спокойно не могут, и нам не дают».

Слышно, как кто-то входит в квартиру. Старик торопится закончить.

СТАРИК. «Что на похороны не приехал, так ведь понятно мне – врасплох тебя телеграмма застала. Как уедешь, когда жизнь держит? Будешь свободнее и соберешься навестить, буду рад. И карточку на памятник матери уж к тому дню сделаю, из паспорта возьму. Береги себя, сынок. Твой папа».

Старик торопливо прячет письмо. Входит Елена.

ЕЛЕНА. Пап, здравствуй.
СТАРИК. Пришла… Сижу тут, кроссворд разгадываю.
ЕЛЕНА. Что же в темноте кромешной? (Включает свет.)
СТАРИК. Увлекся. Не заметил, как стемнело.
ЕЛЕНА. Разве можно! Не видишь ничего.
СТАРИК. Перестану глазами трудиться и совсем на свалку готов.
ЕЛЕНА. Папа, ну что ты говоришь. (Идет на кухню.)

Телефонный звонок.

СТАРИК. Слушаю… Да… И что? И что я вам должен? А вы мне ничего не должны? Нет? А то, что я под Москвой от контузии зрение почти потерял? Вы мне глаза не должны? Мне и женские сойдут! И цвет не важен … Что я еще от контузии потерял? Ну, ты дура! Заткнись давай! Ничего я никому не должен! И на порог никого не пущу. А комиссии своей акты знаете куда засуньте? А, знаете… Ну и до свидания!

ЕЛЕНА (кричит из кухни). Я тебе еды купила.
СТАРИК. Лена, не хочу я ничего. (Пауза.) Положи в холодильник. Только ничего там не трогай. Не нарушь порядок!
ЕЛЕНА. Господи, ну какой порядок, папа.
СТАРИК. Не спорь! У каждого человека свой уклад. Вот у нас в родительском доме – каждая вещь свое место знала: придешь через двадцать лет, откроешь ящичек в столе, а нож рыбу чистить, красной изолентой еще моим отцом замотанный, лежит, ждет тебя. И не кое-как валяется, а чинно располагается в левом углу. И кроме него там еще много всяких важных вещей обитает. Ждут они человека, как преданные псы, всегда наготове – вдруг понадобятся. Уважь меня, ничего не передвигай.
ЕЛЕНА. Мыть-то как?
СТАРИК. Стерпи – не мой.
ЕЛЕНА. Папа, не хочу я, чтобы ты так жил.
СТАРИК. Чего тебе в моей жизни не нравится? Сама эту жизнь мне сотворила, а теперь ей не нравится.
ЕЛЕНА (в дверях с тряпкой). Папа, я устала повторять – не виновата я. Не вовремя вы с мамой дом продали. Плохой был момент. Все обесценилось в один день. В тот самый день, когда вы уже деньги от покупателя получили. Поэтому и смогла я только вот эту квартиру купить.
СТАРИК. Это ты нарочно – в заводской район нас выслала, как в ссылку, чтобы подальше от себя. Сама-то сюда не поехала. Стариков отправила. Старикам что? Им сказали дом продавать, что в городе, мол, легче, все вместе будем, как одна семья – ну старики, послушные, и продали. А тут – на тебе. Живем на отшибе, каждый второй алкаш, наркоманы кругом, того и гляди обидят, последнее в подворотне отберут. Вечером на улицу выйти страшно. Пятый этаж! Вот и жизнь на старости – легче легкого получилась. Живи, радуйся! Не пойму я, отчего ты так зла на нас с матерью была: и вырастили тебя, и кормили-поили, и учиться в город отправили, и благословение родительское дали. Что ж тебе не жилось-то, дочка?
ЕЛЕНА. Папа, ты опять начинаешь. Не могу я так больше…
СТАРИК. А и не надо. И не ходи ко мне, раз тяжело. Матери больше нет. Ни ее не вернуть, ни молодости, ни сил, ни жизни прошлой моей, ни мужа твоего. Нечего слезы лить. Сделала уже все, что могла. Чего теперь плакать – и так у меня в доме воды полным-полно. Кран текет, не успеваю ведра выносить. Еще и ты тут... Успокойся. На те вот платок, утри слезы.

Телефонный звонок. Старик берёт трубку.

СТАРИК.Слушаю! Да, я. Ветеран войны, инвалид… Да, контуженный…. И что? Ведро есть? Подставьте. Помогло? Все гениальное просто! Счастливо оставаться!
ЕЛЕНА. Папа, прости меня. Я все для тебя готова сделать. Если я и виновата, то только в том, что хотела для вас лучшего. Боялась, что будет тяжело в деревне – ни воды в доме, ни туалета.
Старик. Зато теперь воды у меня – залейся. Что же мы, выходит, свою жизнь на сортир теплый променяли?
ЕЛЕНА. Я волновалась, как вы в старости там будете? Скорой медицинской помощи нет, меня рядом нет.
СТАРИК. Тебя и тут нет, и медицинская помощь твоя – не помощь, а наоборот, беспомощность сплошная. Лучше не надеяться.
ЕЛЕНА. Если бы все случилось, как я мечтала … Папа, мама рядом. Друг другу помогаем, в гости ходим, детей воспитываем. И мне легче, и вам радость видеть, как внуки растут… А получилось так, что поселились мы далеко друг от друга. В одном городе, а как будто в разных мирах. Как будто вы не ко мне переехали, а еще дальше от меня. Разве я этого хотела? С тех пор, как вы здесь живете, половина моей жизни проходит в трамваях. Всех кондукторов знаю. С закрытыми глазами по одним только звукам могу определить, где мы сейчас едем. Вокруг люди после работы усталые домой спешат затем, чтобы завтра опять битком в этот трамвай влезть.
СТАРИК. Ты кроссворды отгадывай, пока едешь.
ЕЛЕНА. Не могу я кроссворды. И читать не могу. Я только думать могу и мечтать. Вот как бы стать мне водителем еще одного трамвая, и людям полегче, и мне посвободней. Представляешь, стоят люди на остановке, мерзнут, снег их заметает, ветер за шиворот и по лицу холодным колючим шарфом трет, а тут я – трамвай дополнительный, свободный! И у людей счастье – заберутся они в тепло, все усядутся, потому что мест много. Сядут, успокоятся и просто отдохнут немножко, помечтают о своем хорошем. И жить им в этот вечер станет легче и веселее.
СТАРИК. Ленка, ну какая же ты дура!

Телефонный звонок. Старик снимает трубку.

СТАРИК. Слушаю… Кто говорит? Допустим… И что? Ветерана обидеть всякая скотина может, много ума не надо… Ты не мне нравоучения читай, мал еще, а управлению своему. Понял? Настроили говна, живем в говне. Говно твой район, понял? Наркоманами займись, удиви меня!  (Бросает трубку.)

ЕЛЕНА. С кем ты так ругаешься?
СТАРИК. Развлекаюсь. У старости мало радости. Думаю, чинить мне этот кран или не чинить? Если чинить, то с кем же я общаться буду? Если не чинить, то скоро дверь взломают.
ЕЛЕНА. Конечно, починить надо. Люди-то за что страдают. Ты же соседей заливаешь, да?
СТАРИК. Все четыре квартиры подо мной мокрехоньки. На прошлой неделе до первого этажа дошло.
ЕЛЕНА. Надо же что-то делать. Папа, так нельзя!
СТАРИК. Ты мне будешь указывать, что можно, а что нельзя. Раз деловая такая – возьми, да и почини мне кран.
ЕЛЕНА. Что?
СТАРИК. Кран, говорю, почини. Ты же мне хочешь помогать – вот и помоги. Интересно, конечно, с народом поговорить, прошлое вспомнить, но так гнусно он капает, будто секунды моей жизни перед смертью отсчитывает. Да и ночью вставать надо, вёдра выносить. Вожусь я с ним, как с ребенком малым.
ЕЛЕНА. Как я починю? Я не умею.
СТАРИК. Вот ты училась где-то там, куда нас со старухой в жизни бы на порог не пустили, а ума не прибавилось, а убавилось, как я погляжу. И мужика у тебя своего нет, чтобы кран чинить. Найди мне хоть водопроводчика, что ли. Или как он у вас называется?
ЕЛЕНА. Сантехник.
СТАРИК. Вот. Что же, в городе сантехников нет? Этих сантехников здесь пруд пруди должно быть. В каждом доме десятки квартир, в них сотни труб с водой. Да еще при стройке так эти трубы кладут, чтобы сантехникам было зачем на свете белом жить. Знакомых спроси. Может, кого посоветуют. Тебе уже какой десяток лет пошел, а ты как вчера родилась.
ЕЛЕНА. Да, спрошу, папа. Позвоню, узнаю.
СТАРИК. И не откладывай, а не то меня этот кран или еще кто в могилу вслед за матерью до конца недели сведет.
ЕЛЕНА. Ну что ты, папа, конечно. Побегу я, узнаю сейчас. Только приберусь немножко у тебя.
СТАРИК. Сгинь, Елена. Не мой ничего. А то сейчас, не смотри, что старый, спущу с лестницы. И веник не трожь. Положи на место, говорю…
ЕЛЕНА. Папа, только не волнуйся. Ухожу! Вот, смотри, пальто надеваю.

Собирает свои вещи и выбегает.

СТАРИК (кричит вслед). И чтобы не приходила без сантехника! Замки в дверях сменю! Не пущу на порог без мужика, который хоть что-то в этой жизни умеет! (Захлопывает дверь.)

Телефонный разговор Елены и Василия.

ВАСИЛИЙ. Да.
ЕЛЕНА. Вася, здравствуй, это я.
ВАСИЛИЙ. Лена? Здравствуй. Не ожидал…
ЕЛЕНА. Боялась, что не узнаешь. Не вовремя я, наверное …
ВАСИЛИЙ. Ну что ты! Я рад тебя слышать.
ЕЛЕНА. Не знаю, с чего начать…
ВАСИЛИЙ. Лена, как ты живешь?
ЕЛЕНА. У меня все в порядке.
ВАСИЛИЙ. Дети как?
ЕЛЕНА. Дети хорошо. Учатся, работают.

Оба молчат.

ЕЛЕНА. Маму я недавно похоронила.
ВАСИЛИЙ. Болела?
ЕЛЕНА. Да, очень тяжело.
ВАСИЛИЙ. Она была славная, твоя мама...
ЕЛЕНА. Папа один остался…
ВАСИЛИЙ. Соболезную.
ЕЛЕНА. Вася, я к тебе за помощью. Я всех знакомых обзвонила: ищу сантехника папе кран починить. Перед праздниками все заняты, невозможно никого найти. Ты, наверное, помнишь, у папы характер сложный.
ВАСИЛИЙ. Незабываемый.
ЕЛЕНА. С годами он лучше не стал. Изо всех сил стараюсь ему угодить, все делаю, помогаю, чем могу, но каждый раз это что-то ужасное: то продукты не те, то одета не так, то виновата во всем. Мама умела с ним обходиться. Где-то пошутить, где-то доброе слово сказать. У папы и друзей из-за его характера никогда не было, только она.
ВАСИЛИЙ. Кто же будет с таким водиться? 
ЕЛЕНА. Когда жили в деревне, у него дел было много. Только успевай! И кролики были, и поросенок. Говорят, и корова была, но я ее уже как-то смутно припоминаю. А в городе заняться нечем. Со всеми соседями успел переругаться. Машину припарковали под его окнами – вышел ночью, гвоздем провел.
ВАСИЛИЙ. Квалификации не теряет…
ЕЛЕНА. Только мама могла его утихомирить. Даже когда она болела, она старалась его поддерживать. Представляешь, лежит при смерти и его утешает, как будто ему тяжелее, чем ей.
ВАСИЛИЙ. Ему может и тяжелее было – он единственного близкого человека терял.
ЕЛЕНА. Я сейчас очень стараюсь, но заменить маму невозможно. Я боюсь этих приступов ярости. Боюсь, что разозлю его, и он перестанет со мной разговаривать. Замкнется и погибнет в одиночестве.
ВАСИЛИЙ. Да, этот может.
ЕЛЕНА. Ты моя последняя надежда.
ВАСИЛИЙ. Ленка, ты смеешься? Мне что, его успокоить надо? Мне?
ЕЛЕНА. Я обещала ему кран починить на кухне, и никого не смогла найти. Все заняты. Подумала про тебя, ты же умеешь.
ВАСИЛИЙ. Лена, нет. Я к нему не поеду. Он меня помнит. Он убьет меня. Такие, как он, свое слово держат.
ЕЛЕНА. Папа почти не видит. Он тебя не узнает. Прошло десять лет. Он про тебя забыл, столько всего случилось. И потом, давай мы тебе имя сменим. Например, Володя.
ВАСИЛИЙ. Лена, ты в своем уме? 
ЕЛЕНА. Вася, ты же понимаешь, какой у меня отец. Да, он категоричный, упрямый, но он таким родился. И жизнь он прожил очень тяжелую. Поэтому характер такой. Ему помочь сейчас надо. Он весь подъезд заливает, его соседи уже дверь взломать готовы.
ВАСИЛИЙ. Нет, я не могу поехать. Пусть ломают и сами чинят.
ЕЛЕНА. Может быть, тебе деньги нужны, я заплачу…
ВАСИЛИЙ. То есть, мне заплатит моя бывшая жена за то, что я поеду к своему бывшему тестю кран чинить, представившись посторонним человеком? Лена, я правда рад тебя слышать, но ты не находишь, что это слишком?
ЕЛЕНА. Вася, пожалуйста… Я тебя очень прошу. Мне больше не к кому обратиться. А у тебя руки золотые, я помню. Ты все мог починить.
ВАСИЛИЙ. Все, да не все…  (Молчат оба.) Ты что там затихла? Лена?
ЕЛЕНА. Я не знаю, что делать… Папа – это все, что у меня осталось. Он меня проклянет. Запрется в квартире и умрет. Ему тяжело прощать людей. Не знаю, почему. Он все помнит, все их ошибки. И меня не простит за то, что я не смогла его просьбу выполнить. Иногда я думаю, ну чего ему во мне не хватает? Детали какой-то на том небесном заводе не досталось, где меня с конвейера выпускали. Я чувствую, что он стыдится меня. Каждый раз говорит, что я неудачница, что разведёнка, что ничего не добилась. И ведь не возразишь. Я понимаю все, Вася. У тебя вообще своя жизнь давно, а я десять лет не звонила и вдруг прошу кран какой-то починить. Просто я в отчаянии.
ВАСИЛИЙ. Я давно не слышал твой голос. Он совсем не изменился…  Хорошо. Я поеду.


МОНОЛОГ ВАСИЛИЯ

ВАСИЛИЙ. Чего, собственно, рассказывать? Вырос, выучился, пошел на завод работать. Потом познакомился с Леной. Поженились. Один ребенок, второй. Быт. Лямку тянул. Все как у всех. Тоска. Обещали на заводе квартиру дать. Дети подросли, а мы все в одной комнате. Год за годом, все одно и то же: одинаковые праздники, одинаковые люди, пьянки одинаковые. А потом – раз: влюбился. Глупое слово – не подходит мне. Обрыв – это лучше. Встретил другую, и внутри все оборвалось. Ну, думаю, вот она, настоящая любовь, про которую кино снимают, в книгах пишут. Я с этого обрыва с головой – последний шанс. Она волшебная, мечта! Новую жизнь решил начать. Дома – трагедия. Лена рыдает, ее отец ненормальный озверел, родня прокляла. Дети замкнулись. Ну, думаю, алименты буду платить, не брошу. Но не передумаю. До слез захотел все изменить. Изменил. Как будто телевизор цветной вместо черно-белого купил. Развелся. Женился второй раз. И радость – квартиру большую нам дали с моей молодой женой. Волшебство какое-то. Обезумел от счастья, на крыльях домой летел. Только все оформили, совсем скоро после этого приехали ее люди, заставили переписать на нее имущество, меня из квартиры выгнали, чуть не убили. Еле ноги унес. Так моя новая счастливая жизнь оборвалась. И стал я бомж. К Лене вернуться стыдно. Впереди нет ничего. Помыкался по случайным бабам. Рукастый мужик в хозяйстве пригодится. Но денег приносил мало, потому что алименты перечислял большие, и никому не был нужен. Да и я после того, как меня моя любовь обманула, потерял сиюминутный интерес. Сломалось во мне что-то важное, и ничем это было не поправить. Даже как-то в церковь зашел. А там на всех иконах такие же страдания, что и у меня. Посмотрел на самого себя и вышел. Дальше жизнь покатилась. Один знакомый предложил по ночам в железнодорожной бытовке дежурить. Там я и поселился. Хозяйство минимальное наладил. Стал так жить: днем – на заводе, ночью – возле дороги. И такое ощущение возникло, что я все время куда-то еду или собираюсь поехать, а на самом деле некуда мне ехать совсем и не к кому. И внутри все замерло, застыло. Единственный мой путь стал – дорога до завода и обратно. Идти далеко через лес. Один раз зимой волк на меня вышел. Посмотрел мне в глаза и не стал нападать. Своего, наверное, признал. Так и живу.

Квартира Старика. 

ВАСИЛИЙ. День добрый! Я по просьбе Елены пришел, сантехник, кран починить.
СТАРИК. Проходи-проходи. Давно жду. Как зовут-то?
ВАСИЛИЙ. Володя.
СТАРИК. Сюда, Володя. Не пугайся, ежели что. Я один живу. Когда увижу грязь, приберу, а когда не вижу – так ее и нет. Вот кухня, я тут ведерко поставил, кран-сука текёт. Раньше я бы сам все заделал. Знаешь, какое у меня хозяйство в деревне было? И кролики, и курочки, и поросенка каждый год брал. Я один со всем управлялся. А глаза перестали видеть – сам себе стал противен. Никакого от меня проку.
ВАСИЛИЙ. Сейчас все исправим.

Василий достает инструменты.

СТАРИК. Где же тебя Ленка нашла?
ВАСИЛИЙ. На заводе.
СТАРИК. Так ты на заводе работаешь?
ВАСИЛИЙ. Работаю.
СТАРИК. А Василия такого не знаешь? Невысокий, волосья светловатые, на тебя похож.
ВАСИЛИЙ. Много там народу работает. Может, и виделись.
СТАРИК. Ты давно на этом заводе работаешь?
ВАСИЛИЙ. Больше двадцати лет.
СТАРИКНе можешь не знать! Он тоже там давненько.
ВАСИЛИЙ. На работе свое дело сделал – да и пошел. Недосуг трепаться с каждым. Василий – имя не редкое.
СТАРИК. Это моей дочки бывший муж. Проклял я его.
ВАСИЛИЙ. Что так? Всяко бывает, сбежались, разбежались.
СТАРИК. Не-ет, этот подлюга. Он мою Ленку с двумя детьми бросил ради девки молодой. 
ВАСИЛИЙ. И что же, не помогал бывшей семье?
СТАРИКПомогать-помогал, тут врать не буду. Но ведь оскорбление какое! Предательство. Я даже нож тогда купил.
ВАСИЛИЙ. Чего же не зарезали?
СТАРИК. Ленку пожалел.
ВАСИЛИЙ. Я подумал, в тюрьму не захотели сесть за убийство.
СТАРИК. А и в тюрьме люди. И меня бы поняли. Ушел этот Васька из семьи, бросил их. Безотцовщина. Алименты-то платил, но сам знаешь, какая жизнь дорогая. Да если б не этот Василий, мы бы со старухой не переехали бы в город, не продали бы дом. Представь только: я бы каждое утро слушал, как природа просыпается. Видел бы, как туман оседает одеялом белым на траву. Чувствовал бы, как все своим чередом идет. Жизнь – как обряд праздничный. И всякому делу, всякой вещи свое место и время в мире есть. А потому все, что нас окружает, что мы делаем – великая ценность. Разве в городе так? Суета одна. Некогда друг друга послушать. Все в городе одинокие. Замыкается каждый в себе. А иначе не выжить. В городе все волки. В стаю сбились, да и думают, что так легче. Может быть, и легче, а праздника нет, уважения к жизни нет. А потому и дни люди прогоняют: скорей бы день прошел, да другой прошел, а зачем, куда? Не понимают, что к могиле торопятся. Больше не к чему в этой жизни торопиться.
ВАСИЛИЙ. Все. Готов кран. Нормально работает.
СТАРИК. Вот это я понимаю – настоящий мужик. Быстро, ловко! Спасибо тебе. И у меня руки раньше так работали, да глаза видели. Прям себя узнаю… Ну а после любой работы что – хорошо отдохнуть надо.
ВАСИЛИЙ. Спешу я.
СТАРИК. Как же, Володя, кран-то не обмыть! Ведь он, зараза, два года у меня тек. Не до него было.  Старуха у меня помирала долго. Пока не померла, не мог заняться. Давай, Володя, посидим немножко. И побежишь по своим делам.
ВАСИЛИЙ. По одной разве что.
СТАРИК (радуется). Вот и славно. Сейчас я быстро. Глаза не видят, а руки помнят. Селедочка, Ленка притащила, и лучок гляди, и хлеб ржаной, а и с поминок водка осталась... Все пригодится. Сейчас как люди посидим. Ну, Володя, за знакомство!
ВАСИЛИЙ. Вроде за кран хотели.
СТАРИК. За кран мы вторую. А то непорядок.

Пьют.

СТАРИК. Женат?
ВАСИЛИЙ. Нет. Был женат, разошлись.
СТАРИК. Дети?
ВАСИЛИЙ. Да, с женой бывшей остались. Но уже выросли. Отдельно живут.
СТАРИК. Вот как теперь, значит, заведено. Раньше и представить нельзя было, что можно вот так вот встать и уйти. Мол, спасибо, люди добрые, за хлеб-соль, да и дверь за собой в прошлую жизнь закрыть. Бабка моя замуж выходила – у мужа семеро детей было, а и потом еще семеро своих появилось. Всего четырнадцать. Вот я представляю, сняла б она передник, повесила бы за печку, попрощалась и ушла. Или он бы сказал, мол, прости родная, я встретил другую, а тебе четырнадцать душ оставляю.
ВАСИЛИЙ. Время было другое.
СТАРИК. Совесть у людей была перед собой и перед богом.
ВАСИЛИЙ. Не в совести дело.
СТАРИК. А в чем же?
ВАСИЛИЙ. В поиске счастья.
СТАРИК. Нашел?
ВАСИЛИЙ. Что?
СТАРИК. Счастье свое, нашел?
ВАСИЛИЙ. Ищу пока.
СТАРИК. И не найдешь, и время не трать, и на мечты пустые мысли не переводи. Нет, Володя, счастья. Это что-то вроде коммунизма, которым нас обманывали. Как кусок сахара на веревке. Доберешься, допрыгнешь до сахара, съешь его, и будет тебе счастье вечное, как царствие небесное. А нет такого, Володя, куска сахару. Есть только труд. Вот сейчас за труд выпить надо, за кран свежепочиненный.

Пьют.

ВАСИЛИЙ. А вы вот сказали, что не зарезали этого Василия, что Ленку пожалели. Я как-то связи не вижу.
СТАРИК. Так ведь она дура, Володя. Она ж его до сих пор любит и забыть не может. Как собака какая. Тьфу. А я это сразу практически понял и не смог такой грех на душу взять. Не то, что человека убить, лишить его жизни, так сказать. Это, я не спорю, смертный грех, но я был готов, понимаешь, за нее заступиться. Как Пушкин. На дуэль бы, гада, вызвал. Но убить ее любовь, ее любимого человека – а вдруг бы он вернулся, и зажили бы они по-старому – такого греха не смог взять. Лишить ее этой надежды.
Старухе-то я ничего такого не говорил, никому не рассказывал. Ты первый человек, кому я признался. Ходил бы в церковь – на исповеди бы выговорился, да не умею я этого. Все мне фальшиво в новой церкви. Так что, только благодаря дочери моей непутевой, Васька и жив до сих пор.
ВАСИЛИЙ. Спасибо.
СТАРИК (волнуясь). Что, уже уходить хочешь?
ВАСИЛИЙ. За доверие спасибо.
СТАРИК. Я, вообще, Володя, людей не особо люблю.
ВАСИЛИЙ. Правда?
СТАРИК. А вот ты мне сразу понравился.
ВАСИЛИЙ. С чего бы?
СТАРИК. Да вид у тебя, Володя, как будто мы с тобой давние знакомые, даже друзья вроде как… Или родственники. Слышал, что такое бывает. Встретишь человека, а он как будто тебе знаком давно. Давай на брудершафт тяпнем.
ВАСИЛИЙ. Чего же не тяпнуть.

Пьют на брудершафт.

СТАРИК. Можешь теперь меня дедом звать. Я ведь дед, да и дважды дед.
ВАСИЛИЙ. Скажи мне, дед, отчего у тебя тараканов столько?
СТАРИК. Разве? А я тебе так скажу: тараканы тоже божьи твари. Я их, правда, как и микробов, не вижу. А значит, их и нет вовсе. Таракан – животное чистоплотное. Где попало бегать не будет. Только там заведется, где тепло и сытно. Как и человек. А значит, у меня тепло и сытно. И мне хорошо, и тараканам моим.
ВАСИЛИЙ. Чего же дочь твоя у тебя не приберется?
СТАРИК. Я ее гоняю. Говорю же, дура. Одна дочь, и такая дура родилась. Нельзя одного ребенка рожать. А вдруг больной? И будешь на старости одинокие слезы лить. Вот я и лью. Не могла моя старуха больше, сколько ни пытались. Всех выкидывала. Чудом только Ленка задержалась. И такая дурища. Нет бы сын! У тебя сколько детей?
ВАСИЛИЙ. Двое.
СТАРИК. Молодец! Выпьем за них!

Пьют.

СТАРИК. Я всегда о сыне мечтал. Таком вот, как ты, например. И по годам мне в сыновья годишься. Не дал мне Бог ни сына, ни зятя. Я от этого себя таким одиноким, Володь, чувствую. Вот здесь вот пустота и тоска, с каждым днем они все больше, как раковая опухоль. Родители твои на тебя, наверное, не нарадуются. Как им с сыном повезло – и здоровый, и с руками, и с головой. А что за счастьем забегался, так ведь бывает, не ты первый, не ты последний.
ВАСИЛИЙ. Родителей давно нет.
Старик. Значит, ты сирота.
ВАСИЛИЙ. Какая из меня сирота? Мне самому помирать скоро.
СТАРИК. Не торопись помирать. Это дело нехитрое. Особого мастерства не надо. Это я могу о смерти думать, потому что бездельник стал. Злость от бессилия накапливается. Я думал пить начать, но одному глупо. Праздность в этом есть лишняя. С чего праздновать? Пьяницы из меня не получилось, а жаль – потому что здесь только такие живут. Объединился-таки пролетариат на нашей улице.
ВАСИЛИЙ. Я особо не пьющий, на меня рассчитывать в этом деле не стоит.
СТАРИК. Что ты. Я вижу. А вот зашел бы еще на неделе – работу проверить, я чайку бы заварил. Посидели бы. В наше время редко хорошего человека встретишь. Вокруг уроды одни, а не люди. Заходи, Володя.
ВАСИЛИЙ. Спасибо за приглашение, за стол. Я посмотрю – дела позволят – зайду. Теперь дорогу знаю.
СТАРИК. Вот и хорошо, Володя. Заходи.
ВАСИЛИЙ. Прощай, дед.
СТАРИК. До свиданья, Володя.

Василий уходит. Старик допивает из рюмки и через некоторое время встает на колени.

СТАРИК. Господи, спасибо тебе за все! За хлеб, за соль, за одну руку дарующую, за другую – забирающую. Спасибо тебе за этот день. За лучшего на свете сына и за чудную дочь мою спасибо.


МОНОЛОГ ЕЛЕНЫ

ЕЛЕНА. Я сначала очень плакала, когда он ушел. Знала, что не вернется. Не такой он человек. Даже если пожалеет потом. Не хочу сейчас об этом говорить, хотя моя очередь, и я много раз представляла, что выхожу вот так вот и начинаю рассказывать. Про себя слова проговаривала, чтобы чего не забыть, но вышла, и понимаю – не могу. Простите.
Видимо, мне очень больно до сих пор. И я не хочу перед незнакомыми мне людьми плакать и говорить о самом сокровенном, хотя вы именно для этого пришли, и именно это вам интересно. Чем сокровеннее и откровеннее, тем лучше. Но я свою боль, свою иглу так далеко спрятала, как в сказке – сначала в яйцо, потом в щуку, потом в селезня, потом в зайца, что, если нам эту иглу доставать – я умру тут просто перед вами. Извините меня, пожалуйста. Я вам лучше стихотворение прочту, которое в тот день написала. Называется «Разбивайте сердца!»
Когда я ночью иду по городу,
Под ногами скрипят осколки разбитых сердец,
Как старые елочные игрушки.
Дворники метут осколки в совки,
Большие машины перемалывают в пыль
И утром посыпают сугробы.
А ты думал, почему снег так блестит?  


ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ВАСИЛИЙ. Алло. Кто это?
ЕЛЕНА. Вася, это я. Здравствуй. Прости за беспокойство.
ВАСИЛИЙ. Господи, Лена. Тьма кромешная, сколько времени?
ЕЛЕНА. Три часа.
ВАСИЛИЙ. Что случилось? С детьми что-нибудь?
ЕЛЕНА. Нет-нет. С ними все в порядке.
ВАСИЛИЙ. Тогда не понимаю…
ЕЛЕНА. Вася, Васенька, папа тебя зовет. 
ВАСИЛИЙ. В смысле? Убить хочет?
ЕЛЕНА. Нет, не совсем тебя, а тебя как сантехника.
ВАСИЛИЙ. Опять соседей заливает? Я вроде все аккуратно сделал. Трубы старые, мог и другой, конечно, узел не выдержать. До утра с ведрами дотянете?
ЕЛЕНА. С трубами все в порядке. Ничего не течет.
ВАСИЛИЙ. Господи, тогда я зачем среди ночи понадобился?
ЕЛЕНА. Вася, папа совсем плох. Не встает третий день. Не ест. Все, говорит, нелюди, один Володя, сантехник, человек. Хочу с ним перед смертью увидеться. Поговорить, козла забить.
ВАСИЛИЙ. Вы там что, с твоим папашей с ума оба сошли? Ты меня среди ночи будишь, мне вставать через три часа, а я должен к нему бежать в домино играть? Вы пьяные?
ЕЛЕНА. Да нет, я дома, а он там у себя один. Звонит мне сейчас и говорит: «Ленка, ты дура только одно хорошее для меня сделала в этой жизни – познакомила с сантехником Володей. Мне с ним увидеться перед смертью надо».  
ВАСИЛИЙ. Лена, тебе этот театр не надоел?
ЕЛЕНА. А что я могу сделать, Вася?
ВАСИЛИЙ. Скажи, что сантехник этот сдох, нет его больше, испарился, исчез, переехал в другой город.
ЕЛЕНА. Вася, я врать не умею.
ВАСИЛИЙ. А меня за сантехника Володю выдавать – это не вранье, по-твоему?
ЕЛЕНА. Это вранье во спасение.
ВАСИЛИЙ. Чье спасение? Соседей твоего папаши от полного затопления? Вот мне сразу эта история не понравилась! А я повелся, дурак! Доброе дело решил сделать. Не хотел, но сделал! А ведь это всегда так. Чувствуешь внутри голос: «Не берись, не нравится, не твое», а искушение быть хорошим: раз – и на лопатки. Не надо быть ни для кого хорошим! Я плохой. А ты, Елена, сама эту кашу заварила, давай сама и расхлебывай, как умеешь. 

Елена молчит.

ВАСИЛИЙ. Все может произойти с рабочим человеком. Несчастный случай на заводе. Отрубило обе руки, нечем в домино играть.

Елена молчит.

ВАСИЛИЙ. Да что ж это за семья такая!
ЕЛЕНА. Вася, ему недолго осталось.
ВАСИЛИЙ. Он нас с тобой переживет! Откуда ты знаешь? Он что, врача на порог пустил диагноз ему поставить? Бабку свою похоронил и всех своих соседей в последний путь проводит. Непременно! У него организм столько яда вырабатывает, что уже наспиртовался.
ЕЛЕНА. Он не ест.
ВАСИЛИЙ. Он не ест, а мне теперь не спать? Лена, всё! Сама свои проблемы решай. Это твой отец.
ЕЛЕНА. Он дед твоих детей.
ВАСИЛИЙ. Это не является причиной для того, чтобы мне выдавать себя за другого человека!
ЕЛЕНА. Будь милосердным! Не говори того, в чем потом будешь раскаиваться. А ведь непременно будешь. Ты добрый. Я не забыла, какой ты на самом деле.
ВАСИЛИЙ. Да пропади все пропадом! Я не хочу быть милосердным! Я не хочу быть сантехником Володей! У меня другая жизнь, своя собственная. Замечательная!!!
ЕЛЕНА. Чем же замечательная? Ты не один?
ВАСИЛИЙ. Один. И это прекрасно! Я здоров! Я спокоен, наконец! Мне никто не нужен, и я не был никому нужен до тех пор, пока ты мне не позвонила! А теперь нужен твоему деду, злобному старику, но нужен не я! Нужен сантехник, черт его дери, хороший человек во мне, которого не существует!
ЕЛЕНА. Ты существуешь. Ты хороший, добрый человек.
ВАСИЛИЙ. Елена, я, такой хороший и добрый человек, что бросил тебя с двумя подростками десять дет назад, ты забыла?
ЕЛЕНА. Нет, я все помню. Но это не мешает быть тебе хорошим и добрым.
ВАСИЛИЙ.  Я что-то перестаю соображать.  Совсем ничего не понимаю…
ЕЛЕНА. Вася, ты можешь сейчас к папе приехать?
ВАСИЛИЙ. В домино поиграть?
ЕЛЕНА. Он последние часы хочет с тобой провести. Васенька, ведь это же смерть. Как можно в последнем желании умирающему отказать? Какое оправдание ты себе потом будешь придумывать?
ВАСИЛИЙ. Господи, как я устал. Я готов с твоим отцом местами поменяться. Пусть он будет сантехником Володей, а я умирающим стариком. Пусть он ко мне едет в домино играть по морозу, а я в кровать сейчас теплую улягусь, подремлю, буду его ждать.
ЕЛЕНА. Ну что ты городишь? Ключ от квартиры в почтовом ящике.  (Короткие гудки.)

Квартира Старика. Входит Василий.

СТАРИККто там?
ВАСИЛИЙ. Это я.
СТАРИК. А, Володенька, входи. Не пугайся. Прости, что не встречаю – слег третьего дня и не встаю почти.
ВАСИЛИЙ. Темно у тебя. Где тут свет зажигается? (Слышен грохот.) Ах, чтоб тебя так и растак!
СТАРИК. Забыл совсем! Это я Ленку попросил лампочку выкрутить и ведра поставить от воров. Мало ли кто полезет. Люди-то знаешь какие пошли? Всё слабого обидеть норовят. Не зашибся?
ВАСИЛИЙ. О!
СТАРИК. Я и запамятовал, что у меня там защита. Плохой стал. Память теряю.
ВАСИЛИЙ. Ничего. Вроде цел.
СТАРИК. Вот и хорошо.
ВАСИЛИЙ. Ну как ты, дед? Елена сказала, помирать собрался.
СТАРИК. Пора. Пора мне, Володя. Засиделся я, залежался. Одни хлопоты со мной. А зачем они? Разве можно меня исцелить или зрение вернуть? (Молчит.) Жаль мне, что я совсем перестал видеть и не могу тебя рассмотреть хорошенько.
ВАСИЛИЙ. Чего меня рассматривать? Я не девка красная. Мужик обыкновенный. Ничем не примечательный. А теперь, похоже, с фингалом мужик.
СТАРИК. Володя. Я очень рад, что ты пришел. Мне с тобой переговорить надо.
ВАСИЛИЙ. Отчего же не переговорить?
СТАРИК. Володя, тут такое дело…  Я думаю, что это ты.
ВАСИЛИЙ. Кто?
СТАРИК. Ты мой сын.
ВАСИЛИЙ. Э-э... в каком смысле?
СТАРИК. В прямом. Ты мой сын!
ВАСИЛИЙ. Этого не может быть! Ерунда какая-то. Путаешь ты меня с кем-то. Дед, если ты внебрачного нагулял, то это точно не я.
СТАРИК. Да какой внебрачный, смеешься что ли? Нет, я со своей старухой всю жизнь прожил. А чего этих баб менять, они же все одинаковые?
Понимаешь, я всегда мечтал о мальчике. Старуху замучил, что она мне дочь, а не сына родила. Даже думал взять детдомовского, но не решился как-то. Духу не хватило. А тебя увидел и понял, что это ты и есть. Я тебя точно таким представлял. И даже имя твое мне очень нравится. Я тоже так мог своего сына назвать.
ВАСИЛИЙ. Дед, может, тебе отвлечься? Давай в домино сыграем?
СТАРИК. Ты не думай, я не сумасшедший. Да, старый, плешивый, никому не нужный инвалид. Но дело все в том, что я от этой тоски по сыну своему неродившемуся стал ему письма писать много лет назад. Меня старуха моя надоумила. Дескать, а давай как будто он у нас есть, но уехал в другой город жить, карьеру строить.
ВАСИЛИЙ. Я точно не твой сын. У меня с карьерой не получилось.
СТАРИК. Нет, это вот ты как раз и вернулся, потому что не задалось. Но ведь не в этом счастье-то, Володенька. Ты понял, наконец, что не в этом смысл жизни.
ВАСИЛИЙ. Ты же сам говорил, что счастье в труде.
СТАРИК. Да. Вот ты как раз и вернулся, потому что понял, что самое главное – простой труд. Дело, которое по силам, твое дело.
ВАСИЛИЙ. Краны чинить?
СТАРИК. И краны надо чинить кому-то, чем худое дело? Но это неважно, что ты делаешь, а главное – как. Я же тебе писал об этом! Я много-много писем тебе отправил. Поскольку глаза с войны не очень, то я диктовал, а мать твоя записывала. Мы там тебе все-все рассказывали про нас, наши радости и горести, как мой пес старый помер, и про Ленку, и про ее мужа бывшего. Об этом с подробностями, чтобы ты знал, и чтобы так, как он, не поступил бы никогда.
ВАСИЛИЙ. Ну, видишь, не уберегли. Ничем я не лучше оказался твоего бывшего зятя.
СТАРИК. У тебя причины, видать, другие были! Мало ли, что там у тебя произошло.
ВАСИЛИЙ. То есть родного сына ты бы простил, а чужого убить был готов за одно и то же?
СТАРИК. На то он и сын, чтобы прощать. Кто же ему все грехи отпустит? Кто его полюбит так, как я?
ВАСИЛИЙ. Ну а если я, предположим, преступление бы совершил?
СТАРИК. Поплакал бы я по тебе, а письма в тюрьму направлял. И ждал бы тебя, когда ты освободишься и одумаешься. Кто же тебя простит, кроме тех, кто любит? Вот если бы ты в церковь ходил, ты бы там прощение себе искал. Но ведь ты не ходишь. Я же вижу.
ВАСИЛИЙ. Не хожу.
СТАРИК. И я не хожу. А тоже хочу, чтобы мне перед смертью грехи мои отпустили и возлюбили бы всем сердцем такую старую, немощную развалину, как я. И тоже простили мне все. 
ВАСИЛИЙ. Странный ты, дед. А куда ты письма свои отправлял? По какому адресу?
СТАРИК. А мы, Володенька, напишем, потом на ночь под подушку положим, и оно «улетает» от нас к нашему сыночку. Потом переложим письмо в тайник и ответа ждем.
ВАСИЛИЙ. Нелогично получается. От кого же ответа ждать?
СТАРИК. Как же нелогично, если ты передо мной сидишь? Я тебя ждал всю жизнь, и ты услышал меня. Пришел. Попрощаться со мной пришел. Спасибо тебе, сынок. Мне только и надо было знать, что ты есть, что все не напрасно было.
ВАСИЛИЙ. Не напрасно на письмах спать?
СТАРИК. Не напрасно ждать тебя столько лет.
ВАСИЛИЙ. Нет. Я точно не твой сын.
СТАРИК. Глупый ты! Ты Володя? Чего молчишь?
ВАСИЛИЙ. Нет, я не Володя.
СТАРИК. Разве ты не сантехник Володя, который кран мне починил?
ВАСИЛИЙ. Починил я, но я не Володя. Я Василий.
СТАРИК. Нет, Вася – меньше нравится. Давай ты все-таки, как сначала назвался, Володей будешь? Ты ведь сам ко мне пришел?
ВАСИЛИЙ. Сам.
СТАРИК. Значит, это ты и есть. Я тебя создал в своих мечтах, готов был все отдать, чтобы ты ожил. Я сказал себе, к чему мне такая жизнь, пусть он хоть попрощаться ко мне придет, да и хватит. Пусть он существует. И после этого я умру. Я дорогую цену за этот день заплатил. А ведь как я жить хотел! Как я на этих молодых и сопливых злился, что вот они – по улице ходят, смеются, летними ночами песни под гитару орут. Чего я только ни делал? Я мечтал отомстить, что им еще жить и жить, а я-то все, помираю, каждый день все больше помираю: все хуже вижу, хожу тяжелее. Разве у меня была такая вольная молодость? Разве у меня была такая беспечная жизнь? Столько во мне яду накопилось, Володя! Всех вокруг своей ненавистью измучил. Потому что отчаялся тебя дождаться. А потом письмо тебе последнее написал. Сам. И ты пришел. Теперь все, могу спокойно глаза закрыть.
ВАСИЛИЙ. Не знаю, что и сказать…
СТАРИК. А и не говори ничего. Давай ветер слушать. Вот и вьюга. Это она за мной пришла. Закружит меня, заметет по всей земле мои следы, и в деревне тропки снегом укроет, и в городе дороги спрячет. Утром люди проснутся и будут заново свой путь прокладывать. Удивятся, чего это столько снегу за ночь намело? А это я во всем виноват. Я сегодня умер.
ВАСИЛИЙ. Может, чаю хочешь?
СТАРИК. Не. Я уже весь свой чай выпил. Океан чая. Из стаканов, из чашек, из кружек, из чайников, из блюдец, из термосов, из котелков, из банок, из кастрюлек. Вычерпал, ни капли не оставил.
ВАСИЛИЙ. Температура у тебя поднимается.
СТАРИК. Конечно, поднимается, чай-то он горячий. Кто же холодный чай пьет? Зима же. Холодно. Что зимой пахарю делать? Чай пить. Но мой чай выпит, уже скоро я перестану быть землепашцем, а стану землей, усыпанной снегом. Поливал, поливал я свою землю чаем, вот и ты народился. Народила тебя моя земля.
ВАСИЛИЙ. Бред какой-то.

Звенит входной звонок. Василий открывает дверь. Входит Елена в снегу. Отряхивается.

ВАСИЛИЙ. Лена, я рад, что ты пришла! Сколько же лет тебя не видел…
ЕЛЕНА. Не смотри, одни морщины. Как он?
ВАСИЛИЙ. Плохо, температура, похоже, высокая, и еще бредит, говорит, что я его сын.
ЕЛЕНА. Но ты ему не признался?
ВАСИЛИЙ. В чем? Я же не его сын!
ЕЛЕНА. В том, что ты Василий.
ВАСИЛИЙ. Господи, я уже запутался. Об этом – нет. Я начал было, но не смог. Не по себе мне стало. Он ко мне со всей душой, путает меня с кем-то. И вдруг я бы ему сказал такое. Убить испугался.
ЕЛЕНА. Я думала над твоими словами о правде и неправде и решила покаяться в своей выдумке. Пойдем, я ему сейчас все объясню.
ВАСИЛИЙ. Нет, Лена, не надо. Прошу тебя.

Елена стремительно идет в комнату к отцу.

ЕЛЕНА. Папа, папочка, это я Лена. Приехала к тебе. Как ты?
СТАРИК. Помираю потихоньку. Лена, у меня радость большая: мой сын нашелся.
ЕЛЕНА (поправляя подушки). Что ты, папочка, у тебя нет никакого сына. Ты забыл? У тебя же только один ребенок с мамой – это я, твоя дочь Лена.
ВАСИЛИЙ. Лена, пожалуйста…
СТАРИК. Мы тебе ничего не говорили с мамой. Это наш секрет с ней был. Вот наш сын и твой брат, получается, да? Посмотри, какой он большой вырос да толковый. И кран мне починил, и сегодня пришел меня проводить. Спасибо ему. Это важно – провожать людей. Страшно же помирать. Что там, на том берегу? Никому не ведомо. Но зато на этом – доброта, ласка остаются. А, может, от них зависит что? Может путь в моей деревянной лодке изменится от того, как меня с причала провожают?
ЕЛЕНА. Папа, у тебя бред. Давай я тебе помогу, одеяло с подушкой переверну другой стороной.
СТАРИК. Погоди, ты мне руки крестом не складывай, я не помер еще. И не в бреду я, поняла? Тебе Володенька сам все про себя расскажет. У меня и сил-то больше нет. Все силы на радость ушли, а новых не прибавляется что-то.
ЕЛЕНА. Папа, это не брат мой вовсе, я тебе сейчас все объясню.
ВАСИЛИЙ. Так, Лена, отойди на минутку. Давай поговорим спокойно.
СТАРИК. Да, и еще – поскольку это сын мой родной, ты ему половину имущества, как законом положено, отдай. Немного нажито, сама знаешь почему, но что есть, то есть. Половину я велю ему отдать!
ВАСИЛИЙ. Это еще зачем?
СТАРИК. Не спорьте с умирающим. Моя такая воля последняя… Простите за все старика.
ЕЛЕНА. Папа, да ты представить себе не можешь, кто это на самом деле! Я тебе сейчас скажу, ты с кровати упадешь! Ты его убить хотел!
СТАРИК. Не кипятись так, дочь. Я тебе раньше должен был сказать, но как сказать, когда доказательств нет. А теперь доказательство – вот он, существует! Ничего мы не выдумали. Он есть! Вот, родной, со мной сидит. Чаю предлагал.
ЕЛЕНА. Он чаю предлагал! Я тебе годы сумки таскала, заботилась, готовила.
СТАРИК. Ты старалась быть хорошей дочерью…
ЕЛЕНА. Папа, это самозванец! Вернее, он не сам самозванец, а я его попросила, и вот он пришел, а ты его принял неизвестно за кого…
ВАСИЛИЙ. Лена, отойдем на минутку. (Берет ее под локоть, уводит в сторону.) Лена, не надо. Он уже плохо понимает, что к чему. Пусть уйдет счастливым. Никогда его таким не видел. Я всегда считал, что он злобный старикан, которым можно детей по всей округе пугать, а он несчастный человек просто. Пожалей отца, отпусти его. Нет смысла уже в твоей правде.
ЕЛЕНА. Да кто ты такой, чтобы меня учить? Кто ты мне? Это мой отец, я его лучше всех знаю. Где ты все эти годы был, брат?
ВАСИЛИЙ. Какая ты злая, Лена.
ЕЛЕНА. Ты, ты меня такой злой сделал. Отнял у меня все, а теперь хочешь отца отнять?
ВАСИЛИЙ. Я устал. Я спать хочу.
ЕЛЕНА. Ты черствый, безжалостный человек!
ВАСИЛИЙ. Когда я был тебе нужен, ты не так меня называла.
СТАРИК. Володя, Володенька, где ты?
ВАСИЛИЙ (подходит к старику). Я здесь, не волнуйся. Мы сейчас домино достанем, козла забьем. Ты же можешь наощупь играть? Вот и сядем с тобой, начнем стучать и кричать: «рыба». Ты меня обыгрывать будешь. А потом чаю попьем. В твой океан еще пара чашек точно войдет. Глядишь, и снег закончится, солнце взойдет. Мы шторы раздвинем и будем с тобой любоваться, как все искрится. Ленка нам тем временем что-нибудь вкусное приготовит. И мы сядем рядом с тобой, пирожков наедимся с бульоном или еще чего-нибудь такого, что у нее всегда вкуснее всех хозяек получалось. Начнем ее расхваливать и причмокивать, мол, как нам с ней повезло. А она засмеется, засветится вся. И будет у нас два солнышка – за окном и в комнате. Ты на поправку сразу пойдешь. Весной во дворе в домино играть будем. А до весны вот как дотянем: я теперь к тебе каждые выходные буду приезжать, газеты привозить и читать. Ну и хоккей, конечно, какая жизнь без хоккея? Я тебе буду матчи комментировать. Мы теперь с тобой, знаешь, как весело заживем! 
ЕЛЕНА. Вася, хватит. Папа умер.
ВАСИЛИЙ. Как умер?
ЕЛЕНА. Все. Нет больше моего папки.
ВАСИЛИЙ (подходит к Елене, обнимает ее, она обнимает его и начинает плакать). Надо поплакать, Лена. Поплачь по нему. Может и лодка его поплывет в чудесные места, где не судят строго.
ЕЛЕНА. Я тебя ненавижу. Ты всю мою жизнь сломал!
ВАСИЛИЙ. Да ничего у нас не было. Видимость жизни была. Как будто все хорошо. Все делали вид, и мы с тобой делали.
ЕЛЕНА. Не говори за всех. Ты что, господь бог?
ВАСИЛИЙ. Я теперь совсем не понимаю, кто я. Поплачь. Он был особенным, твой папка. Значит, и сантехника Володи больше нет… 
ЕЛЕНА. Он меня не любил, и ты меня никогда не любил.
ВАСИЛИЙ. Лена, просто у нас с тобой не получилось. А дед тебя любил и старуху свою тоже, но не говорил никогда. Не приучен он был в любви женщинам признаваться.
ЕЛЕНА. Я теперь совсем одна осталась. 
ВАСИЛИЙ. Ничего. Одиночество – оно полезно.
ЕЛЕНА. Это ты, ты мне будешь про одиночество рассказывать?
ВАСИЛИЙ. Тихо-тихо.  Не в любви у нас с тобой было дело. В чем-то другом.
ЕЛЕНА. Я так старалась! Годы для тебя, для него. Я вот этими руками все для вас делала. Уют, тепло. А потом ты меня бросил, а он даже не попрощался! Как будто я чужая ему. Столько сил потрачено! Кто из вас оценил? Вся жизнь на женских плечах вынесена! Кто детей растил, кто терпел все, кто лямку тянул, кто еду готовил?
ВАСИЛИЙ. Лена, ну в еде разве дело? Мы с тобой просто на разных языках говорили. И сегодня ты пришла и не поняла ничего. Не почувствовала ни меня, ни деда.
ЕЛЕНА. Несправедливо!
ВАСИЛИЙ. Не кричи. Он же еще с нами. На нас смотрит. Прозрел, наконец. Может, и меня сейчас узнает. Дед, прости меня. Я не хотел никого обманывать. Я просто ошибался много. И я тебя прощаю. И дочь твоя тебя прощает за все, что ты ей в сердцах наговорил. Но она же не виновата была ни в чем. Она просто любила тебя. А что с мужиками ей не повезло, так ведь не в ней дело.
ЕЛЕНА. Вася, ему было больно?
ВАСИЛИЙ. Ему всю жизнь было больно, а сегодня нет, не было. Ты не волнуйся. Я на имущество претендовать не буду. У меня все есть. Я очень богатый человек, Лена. Я сегодня разбогател еще на одного отца и на отцовское прощение стал богат. Я ведь блудный сын. Да мы все такие. Мы все уходим от своих отцов далеко-далеко. Можем рядом жить и все равно блуждать в абсолютно других мирах. Ты когда-нибудь видела, чтобы скиталец пришел к отцу, упал на колени и обнял его ноги? Обычно ноги уже пару дней как остыли. Почему так? Мы что, бежим от тех людей, которые помнят нас беспомощными?  Или мы бежим от своих долгов? Или мы бежим от старости, думая, что нас она никогда не догонит? Вот я не успел к своему отцу, а твой старик простил меня за это, за все меня простил. И я прощаю тебя, отец сантехника Володи и Елены прекрасной.

Елена хочет найти простыню, чтобы накрыть отца. Открывает шкаф, оттуда вываливается лавина писем. Елена отступает в испуге.

ЕЛЕНА. Вася, тут письма какие-то. Целый шкаф.
ВАСИЛИЙ. Это мои письма. Я их давно жду.

Занавес







_________________________________________

Об авторе:  ЕКАТЕРИНА ТОЧАНСКАЯ 

Родилась в Ленинграде в 1979 году. Окончила театроведческий факультет СПбГАТИ (РГИСИ). Автор 11 пьес. Некоторые тексты были отмечены на конкурсах «Евразия», «Время драмы», «Литодрама», «Маленькая Ремарка», «Читаем новую пьесу».скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 618
Опубликовано 03 июн 2020

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ