ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 222 октябрь 2024 г.
» » Александр Строганов. ГЛАДИЛЬЩИЦА

Александр Строганов. ГЛАДИЛЬЩИЦА

Выбор Павла Карташева


(драматический этюд)



От автора: Пьеса-монолог. Страсть и тоска, любовь и непонимание, нежность и ненависть. В жизни каждой женщины так много красок и нюансов. Всякий опыт уникален, всякий финал предрешен и неизбежен. Жизнь Жанны, исполненная фантазий, а также реальных, порой трагических событий проносится в мгновение в ее голове. Такое случается в роковые минуты или перед смертью. Возможно, познакомившись с судьбой героини, читатель и зритель найдут для себя ответы на давно волновавшие их вопросы.


На сцене располагается множество разномастных коробок всех оттенков и возрастов, журнальный столик с пепельницей в виде ловящей ртом бессмертие черепахи, сжавшийся в предчувствии одиночества одутловатый диван и гигантский, из бывших, чемодан, зевом своим подавляющий все остальное пространство, включая дебелую гладильную доску на переднем плане… Что еще? Утюг, разумеется. То и дело напоминает о себе раздраженным шипением.

Внешность Жанны описывать намеренно не стану. Это может быть все, что угодно. Единственная примета – ей около 40.

В данный момент Жанна извлекает из крохотной чешуйчатой коробочки галстук в продольную полоску. Смеется. Вытирает слезы. Принимается гладить галстук.


ЖАННА. Знаешь, что я сейчас вспомнила, Семен? Вот в этом самом галстуке ты однажды уснул у Красовского на диване. Я тебя потеряла. Звоню… (Вновь приходит в движение щекочущий ком смеха.) Семен, спрашиваю, не у вас? А он… (Ком смеха рвется наружу.) Да, говорит, он у меня… А чем занимается? спрашиваю… Спит, говорит, понуро. Голову свесил как цапля. Что‑то случилось – спрашиваю?.. Тоскует… По кому? В надежде, что он назовет мое имя. Честное слово, я была больше, чем уверена, что сейчас прозвучит мое имя. А он, вдруг, заявляет – По выпитой водке. (Ком лопается, и смех рассыпается бисером.) Сеня, ты меня прости, но у тебя на самом деле головушка небольшенька, и в галстуке этом… ты действительно напоминаешь лунную цаплю. (Вытирает слезы.) Как будто рыбку поймал, а съесть уже не в силах. Так и уснул с ней в клюве. (Последние сполохи смеха.) Ты не обижайся, конечно, но, знаешь, будь у тебя голова побольше, навряд ли ты засобирался куда‑нибудь ни с того, ни с сего… Это – не утверждение… так, гипотеза. Вполне вероятно, что размер в данном случае не имеет никакого значения. (Пауза.) Может быть, ты надеешься встретить там новых необыкновенных женщин? В таком случае, зачем ты берешь меня? Хочешь мне что‑то доказать? Но уже не нужно ничего доказывать. Ты еще не успеваешь открыть рта, а я уже знаю, что ты скажешь. Боюсь, теперь я уже знаю даже, о чем ты думаешь. (Пауза.) Согласна, это трудно, жить так хорошо изучив друг друга, но я не думаю, что это исключительно наша проблема. Тысячи пар, прожив даже десять лет вместе, испытывают нечто подобное. И ничего, живут… И, потом, знаешь, женщины везде и всегда женщины. А уж если говорить о внешности, мне их женщины представляются такими бледными, анемичными. Целыми днями жуют яблоки, как будто от этого можно забеременеть. В наших женщинах намного больше тепла. Просто поверь. Или ты хочешь новых разочарований?.. Может быть, ты окончательно стал мазохистом, а я и не заметила? (Пауза.) Ну, хорошо, встретишь какую‑нибудь красотку, закрутишь роман… надолго ли? Мы это уже проходили. Потом ты возвращаешься, льешь слезы, просишь освободить тебя от нее, страдаешь, ноешь. Неужели это – приятные ощущения? (Пауза.) И, потом, я тебя никогда не держала. Ты свободен, Семен, как и двадцать лет назад. Свободен. (Пауза.) Ну, хорошо, сделай это еще раз. Только здесь. Зачем тащиться в такую даль? Здесь, Сенечка, мне проще переживать твои измены. Пойми, здесь мне есть чем отвлечься. Или ты хочешь сделать мне больнее, чем обычно?.. Зачем?.. Какой в этом смысл? Внешне ты все равно не сможешь оценить степень моих переживаний. Ну, плачет и плачет женщина. И в первом случае плачет, и во втором. (Пауза.) А, хочешь, я имитирую самоубийство? Что ты предпочитаешь, веревку? Окно? (Пауза.) Господи, о чем я? Я же отлично знаю твои предпочтения. (Пауза.) Я не хочу никуда уезжать, ты слышишь меня?! Не хочу! (Пауза.) Даже если и женщины здесь ни при чем, все равно не хочу! (Пауза.) Не хочу, не буду, не хочу, не буду, не хочу, не буду. (Пауза.) Ну, пожалуйста, подумай хоть раз обо мне. (Пауза.) Не пойму тебя, не могу понять. (Пауза.) Ты меня слышишь?.. Слышишь. (Пауза.) Молчишь. (Вздыхает.) Ну, что же, это твое право.

Галстук поглажен. Жанна укладывает его в чемодан. Из большой померанцевой коробки достает китель и форменную фуражку. Надевает ее на себя. Напевает:

Наверх вы, товарищи! Все по местам!
Последний парад наступает.
Врагу не сдается наш гордый варан,
Пощады никто не желает.

Жанна утюжит китель.

ЖАННА. Когда мне лет пять было, я до дрожи любила песенки петь. Детские, взрослые, народные, даже оперные партии… Все подряд. А многих слов еще не знала, вот и получался у меня вместо «Варяга» варан. (Оттирая пятно на кителе, с несколько наигранным восхищением.) Подумать только, капитан второго ранга! Слушай, Сенечка, ведь ты был когда‑то деятельным человеком, а теперь – только вмятина на диване. (Пауза.) Помнишь, когда ты возвращался домой, перво‑наперво былым платочком проводил по углам? нет ли пыли… а уж если находил, о‑о!.. уже не в цаплю превращался, нет.. кого же ты мне напоминал в минуты гнева?.. вампира, вот кого ты мне напоминал. Я имею в виду не графа Дракулу, а нетопыря, летучую мышь… И нос куда‑то пропадал… Вот интересное наблюдение – когда ты злишься, Семен, у тебя нос как‑то этак втягивается, только две дырочки остаются. Кстати, ты видел когда‑нибудь физиономию летучей мыши?.. Нет?.. Вообще‑то, вполне милое существо, пушистый такой зверек… Только вот, знаешь, жизнь у пушистого этого зверька проходит преимущественно головою вниз. Кровь накапливается в мозгу. В противном случае, больше чем уверена, они бы заговорили. Физиономия чрезвычайно осмыслена. (Пауза.) Из какого же сукна шьют вам эти кители? Утюжить решительно невозможно. (Пауза.) Слушай, Сеня, а какого, собственно черта я глажу тебе этот китель? Зачем он тебе там? Или ты опять собрался воевать? С кем, Сеня?.. Зря ты все это. На прошлой недели власти совершенно официально заявили, что войны не будет. Своими ушами слышала. Все со всеми примирились. Объявлена всеобщая любовь и гармония… Да мы уже и корабли свои затопили вместе с матросами и котами. (Пауза.) Помню, как тебя привезли после Большого Секретного Сражения, всего израненного… Ты был как новорожденный. Малюсенький такой… лежишь в полотенчико завернутый, покряхтываешь, грудь просишь. Жалко тебя было до невозможности. (На глазах слезы.) Что оставалось делать? Кормила грудью. Между прочим, позже врачи сказали, что если бы не мое молоко, навряд ли бы ты на ноги встал… Шансов практически не было. (Пауза.) А вот ты теперь признайся, было все же это Большое Секретное Сражение, или тебя в кабаке так отделали? Люди говорили, видели тебя в кабаке… Я, конечно, не верю, но все же хотелось бы от тебя самого услышать, дело прошлое… (Пауза.) Ну да, ну да, секретная информация без сроков давности и все такое. Понимаю… Что же, я, разве не понимаю?.. Прости. Дурацкий вопрос. Прости… Уж я‑то знаю, как иногда трудно бывает признаться. (Пауза.) Обрати внимание, Семен, всю жизнь жалею тебя, Семен, всю жизнь… (Пауза.) На что тебе китель? Ума не приложу… А‑а, кажется, дошло. Ты собираешься надеть его, когда мы пойдем на танцы. Так ведь, Сенечка, к кителю кортик полагается. А я его еще в прошлом году в огороде потеряла. Как удобно им было картошечку окучивать! (Пауза.) Стоп. Ты же его, как будто, находил?.. Точно. Вспомнила, он там – на верхней полке, на кухне. Только теперь к кухне‑то не подобраться. (Пауза.) Эх, сейчас бы кусочек сыра… Ты не хочешь сыра? (Пауза.) Вообще, откровенно говоря, только ты не обижайся, военные сейчас не в моде. Как‑то так сложилось.

Китель готов, и вместе с фуражкой пожирается чемоданом.
Из коробки украшенной звездами Жанна извлекает вишневый платок.

ЖАННА. Ой, глазам своим не верю!.. Знаешь, что я нашла, Семен? Это магический платок. Да, да, тот самый платок, что подарила тебе твоя мама. С ума сойти!.. Откровенно говоря, я думала, что ты положил его в гроб, когда мы ее хоронили. По‑моему она просила тебя об этом?.. Погоди‑ка, я отчетливо помню, что она просила тебя об этом, чтобы после смерти иногда навещать своего любимого сыночка. Так ты не выполнил ее завещание?.. Или это другой платок? (Пауза.) Семен, пойди, взгляни, тот это платок, или другой? (Пауза.) Ты тогда остро захотел денег. Много денег. Ты говорил, что мы живем в волшебной стране, где деньги материализуются прямо из воздуха. Просто так их заработать практически невозможно, а вот привлечь… только нужно научиться привлекать. А тут как раз, точно по вызову приехала мама. (Пауза.) Как все же интересно все устроено, все так взаимосвязано, одна ткань. Петелька – крючочек, петелька – крючочек. (Пауза.) Сначала ты не обрадовался ее приезду, во всяком случае, мне так показалось, но когда увидел, что она привезла с собой, твои глаза загорелись. Вот оно, – говорил ты, как раз то, что нужно для исполнения желаний… Я не знаю, что вы там проделывали с этим платком, вы же меня закрыли на ключ в дальней комнате, но когда ты заходил, чтобы сводить меня в туалет, ты разговаривал со мной по‑гречески. Слушай, а ты что же, и раньше знал греческий язык, или эти знания пришли к тебе благодаря платку?.. Я слышала, как вы с мамой пели греческие песни, танцевали… Однажды, во время очередного похода по нужде, краем глаза я увидела, что мама лежит на полу, вся украшенная цветами. Что это были за цветы? по‑моему, хризантемы… Да, это были хризантемы… Я в те дни похудела на семь килограммов, потому что во время упражнений с волшебным платком есть не полагается. Вы ничего не готовили, а я была, что называется, под домашним арестом. (Пауза.) Знаешь, Сенечка, я нисколечко не сомневаюсь, что мама твоя по-своему любила меня… По‑своему… Знаешь, когда любишь человека, совсем необязательно как‑то выражать свои чувства. Я в этом уверена. Мало того, я знаю множество отличных примеров, когда, напротив, человек старается как‑то унизить, оскорбить другого человека, при этом обожая и боготворя его… Двуликий Янус. Его еще никто не отменял… И, ты не сомневайся, я отлично понимала твою маму, когда она называла меня сучкой, и когда поливала кипятком. Она так выражала свою страсть. (Пауза.) В чем‑то вы очень похожи со своей мамой. А как же иначе? Иначе и не бывает. Сын обязательно наследует какие‑то черты от своей матери. Дочь – от отца, а сын – от матери. (Пауза.) Деньги так и не появились, а мама уехала… Ты проплакал три дня. А потом, вдруг заявил – Не хочу больше ее видеть. А я уговаривала тебя – Нельзя так. Мама – это священное… это – святое. Но ты был непреклонен, и сказал, что я лучше всех… О‑о, это было как гром среди ясного неба! Я долго не могла придти в себя после этих твоих слов. (Пауза.) А потом, ты стал пытаться проделывать уже со мной разные фокусы. Завязывал мне глаза этим платком, и заставлял представить себе лес, озеро, пустыню, чемодан с деньгами. Лес, озеро, пустыню, даже чемодан я себе как‑то представляла, а вот с деньгами – номер не прошел… А знаешь, почему?.. Это потому, что я никогда в жизни не видела много денег. Ты на меня сердился, а я ничего не могла поделать с собой. (Пауза.) Вот когда я в очередной раз пропутешествовала в пустыню, я увидела оазис. С тенистыми пальмами… там еще были какие‑то птицы, ростом с человека, совсем без перьев… И старухи. В точности таких же волшебных платках. Не помню точно – десять или двенадцать старух… Они сидели кругом, а в центре этого круга стоял верблюд. Старухи стучали посохами по земле, ритмично так стучали и повторяли одно и то же – «сыночка, сыночка». Это продолжалось довольно долго, и вдруг, верблюд плюнул прямо в одну из них. У меня даже сердце зашлось. Когда та освободилась от пены, я… я тебе этого никогда не рассказывала, боялась за твое сердце… но теперь уже можно… так вот, в той старухе, отмеченной верблюдом, я узнала твою маму. И она улыбалась. Слышишь, Семен, она улыбалась. Никогда прежде я не видела ее улыбающейся. Да, это были незабываемые впечатления. (Пауза.) А почему все же греческий, Сеня? Меня с тех самых пор мучает этот вопрос. Почему именно греческий?.. Язык трагедий? Угадала?.. Угадала. Ну, да, ты же с детства увлекался всеми этими Аристофанами, Эврипидами. По‑моему и в народный хор ты начал ходить исключительно из‑за любви к греческому хору. Наверное, ты чувствовал себя божеством среди всех этих пенсионеров. Каким именно, Семен? По‑моему тебе в большей степени подходит роль царя. Царя Мидаса… Прости, вырвалось. (Пауза.) А, может быть, скучал по маме… Сеня, скажи, а ты часто вспоминаешь маму? Мне она что‑то совсем не снится, а ведь мы так любили друг друга. (Пауза.) Надо же, волшебный платок. Вещь! Первой необходимости вещь. Как же я его раньше не нашла? (Пауза.) Попробуем там. Вдруг, получится? (Пауза.) Ты слышишь меня? (Пауза.) Сеня, мы наконец разбогатеем!

Волшебный латок занимает свое место в чемодане. Из черной коробки Жанна достает красные женские туфли и приемник. Надевает туфли.

ЖАННА. Сюрприз за сюрпризом! Семен, какое счастье, что ты призвал меня разобрать все эти коробки! Я нашла свои танцевальные туфельки! Господи, как же я люблю танцевать!.. Ты помнишь, какие мы с тобой па выделывали на танцах в клубе? Все цепенели. Так и стояли с разинутыми ртами, пока мы не покидали зал. Сеня, заявляю с полной ответственностью, ты был настоящим гением танца! Что значит, был, ты есть! Сеня, заявляю с полной ответственностью, ты – настоящий гений танца! Тебе и музыка в привычном понимании этого слова, не нужна, в тебе своя музыка живет. (Смеется.) Помнишь… однажды мы пришли в клуб, и сразу же, впрочем, как всегда, прямо с порога ты увлек меня в танго. Мы и не заметили, что музыкантов нет, никто не танцует, что у людей довольно мрачный вид. (Смеется.) Оказывается, они там прощались с каким‑то управдомом или бухгалтером. Я чуть со стыда не сгорела, а ты, как бы извиняясь принялся нести какую‑то чушь, о том, что покойному было бы приятно… что на самом деле никто не устанавливал правил, и еще неизвестно, что лучше, и все в таком духе… А потом – любовь, любовь, любовь… Сенечка, прошу тебя, давай потанцуем напоследок, ну, что тебе стоит? В память, как говорится о веселеньких денечках. (Пауза.) Сеня, я тебя жду.

Жанна нажимает на кнопку радиоприемника. «Любовный напиток» Доницетти. Жанна берет чемодан, и, зажмурившись от удовольствия, совершенно невпопад музыке вальсирует с ним.
Ария внезапно прерывается шумом.
Жанна ставит чемодан на место, садится на диван, снимает туфли.

ЖАННА. Жаль, Сенечка. Очень‑очень жаль. Ты упустил роскошную возможность танцевать с роскошной женщиной, может быть, последний раз в жизни. Потому что после этого моего тура с чемоданом, я, кажется, возненавидела танцы навсегда… Особенно обидно то, что ты меня на этот раз не ревновал…. Ты видел, какая у него пасть? Он запросто мог проглотить меня, а ты даже пальцем не пошевелил. (Пауза.) Ах, Сеня, Сеня, что же с нами будет дальше?.. Чем, интересно я там буду тебя кормить? Представления не имею, что там растет. Я ведь не все знаю… А если попадется ядовитый плод? (Пауза.) Что ты там делаешь? Спишь, что ли?

Жанна нехотя поднимается, возвращается к коробкам.
Суровый деревянный ящик являет Свету Божьему ватник. В глазах Жанны занимается ужас.

ЖАННА. Нет, Сеня, это, Сеня, мы с собой брать не будем, Сеня!.. Сеня, там не бывает холодов! Ну, вот зачем ты все время расстраиваешь меня? Я забыла все! Я так старалась забыть, а ты?..

С видимым отвращением ладит ватник.

ЖАННА. Пошел в грузчики, хорошо, понимаю… протест? желание делать хоть что‑нибудь полезное? Понимаю. Хотя я тебя предупреждала, это опасный путь, но ты же никогда меня не слушал. Ты все делал по‑своему… Ну, что же? Сначала из грузчика ты превратился в хама, а потом и вовсе в собаку… Ты помнишь, как искусал меня, когда я попыталась затолкать тебя в ванну? Я тебе не говорила, а ведь мне после этого случая полгода пришлось лечиться от бешенства. (Пауза.) Я говорила тебе, и сейчас говорю – счастье есть, Сенечка, вот оно счастье, кругом, только протяни руку, не ленись… (Пауза.) Хочешь собачку? Давай купим собачку, маленького милого терьерчика. Будете гулять вместе в парке, беседовать, только чтобы никто не видел. Да вы и дома могли бы беседовать. Ну что делать, если муж превратился в пса? Из любой ситуации можно найти выход… Давай возьмем маленького ласкового терьерчика, они такие трогательнее. Так нет же! Тебе были нужны безобразные ублюдки с улицы. Ты думаешь, когда они притаскивали тебя в зубах домой, они тотчас уходили? Нет, Сенечка, они расселялись на кухне, в спальне, даже в сортире и брехали до самого утра, не давая спать соседям… Мочились на пол. И окурки, окурки, окурки, окурки кругом. (Пауза.) Сколько раз я просила тебя, остановись… беги от них. Стращала, что у тебя пропадет голос, что ты полысеешь раньше времени… все тщетно!.. Это просто счастье, что я совершенно случайно познакомилась с одним милым человеком, и он оказался собачником. Если бы не он, в один прекрасный момент меня просто разорвали бы на куски. (Пауза.) Конечно, ты этого всего не помнишь. Для тебя эта часть жизни – белое пятно. Но я‑то, Сеня, трезвый человек! Вообрази, сколькое мне пришлось пережить? (Пауза.) Два года, Сенечка, два года после того, как ты завершил свою головокружительную карьеру грузчика, в доме пахло псиной! Просто страшный сон! (Пауза.) И теперь я наглаживаю этот твой ватник, чтобы тащить невесть куда, и чтобы думать каждодневно, не пригрезится ли тебе еще какая‑нибудь экзотическая профессия?! (Пауза.) Давай оставим ватник дома, Семен? Вот я его погладила, почистила, и хорошо, и оставим его, подальше от соблазнов. (Пауза.) Что ты молчишь? (Пауза.) Да и черт с тобой, делай, что хочешь!

Жанна тяжело вздыхает и укладывает ватник в чемодан.
Из рыхлого, пестреющего наклейками короба Жанна достает костюм клоуна и рыжий парик. Надевает парик себе на голову. Гладит костюм.

ЖАННА. А вот это – очень полезный костюмчик. Это ты, Сенечка. Действительно сможешь деньги зарабатывать. Клоуны всегда в почете. И не только здесь, где угодно. (Пауза.) Ах, как я любила тебя, когда ты работал клоуном! Говорят, что клоуны в жизни грустные, даже хмурые люди. Но это не про тебя. По‑видимому, ты так вжился в свой веселый образ, что не покидал его ни днем, ни ночью. (Пауза.) Слушай, Сеня, а может быть клоун – твое настоящее призвание? Бывает же так? человек живет себе живет, работает каким‑нибудь инженером или юристом, даже не страдает, особенно от своей профессии, просто работает, как все, как механизм… Однажды приходит в цирк, и – бах!.. все в нем взрывается: я – клоун! Почему нет?.. Ты в детстве не мечтал стать клоуном? (Смеется.) Никогда не забуду, один раз приходишь домой и замолкаешь, вот как сейчас. Я тебе – Сеня, Сенечка, Семен, что случилось?.. Молчишь. Уселся на свой диван, и ни с места. Газет не читаешь, ужина не просишь. Я тебе – Может быть, кофе крепкого сварить?.. Молчишь. И вдруг, уже чужим от долгого молчания голосом – Я дерево. Спокойно так, «я – дерево»… Ну, что же, говорю, обживайтесь, дерево… Отвечаешь, чужим голосом – Я стараюсь… Наверное, взаправду старался. И я оценила, как тебе было это трудно. Хотя виду ты не подавал. Внешне полная безмятежность. Ну, настоящее дерево… Ночь. Я легла спать, так ничего и не добившись. Утром, глядь – ты все на том же месте. Присмотрелась, а у тебя на ногах какие‑то белые нитки. Спрашиваю – Что это такое? Корни пускаю. Смешно и страшно одновременно. А вдруг это не игра? (Пауза.) Вот так, мужики, вы и растворяетесь в своих фантазиях, как сахар в чае. Мы в вас растворяемся, а вы – в своих фантазиях… Нам, женщинам в жизни приходится совсем непросто. Мы, видишь ли, Сенечка, в отличие от вас взрослеем. Оттого души наши тяжелы и темны. Вот ты часто злишься на меня – Не могу понять, что у тебя на уме! Чувствую, что‑то задумала, а что именно – не могу понять… А происходит это, Сеня так. Мысль как будто не оформлена, точнее она отсутствует чаще всего… Но… В определенное время тело приходит в движение, ноги сами несут его к определенной кем‑то или чем‑то цели. И говорятся какие‑то очень земные слова, выполняется какая‑то, как позже оказывается, очень полезная и своевременная работа. Вследствие чего, как выясняется, удается избежать… опасности, например. Или просто в доме откуда ни возьмись появляется жратва… Вот и все… И никакого коварства… Другое дело, что работа эта иногда… изредка… оказывается вовсе не полезной, а наоборот… но ведь ты же, как капитан второго ранга отлично знаешь, что любой, даже самый, казалось бы, надежный механизм иногда дает сбои. А то, что никакого коварства во всем этом нет, можешь не сомневаться. (Смеется.) Бывало, напялишь на себя мой ситцевый халатик и ходишь в нем целый день – Хочу быть твоей подружкой. Я говорю – Да не сможем мы стать подружками, у тебя слишком большой… нос. А ты – Ну что же мне теперь делать, если я такой родилась? Если уж ты со мной не хочешь дружить, со мной вообще никто дружить не станет. А как мне, совсем одинокой, да еще с кривыми ножками замуж выйти? Ты бы про меня рассказала, какая я хорошая, да пригожая, да «с лица воду не пить», и все такое… Самой же мне неловко… Ну, ладно, давай дружить, так уж и быть, говорю. И, вдруг, на тебе, оказывается, никакая ты не подружка, и не девушка вообще, и вообще все наоборот. Обман, кругом обман, Семен… Можно смириться, когда обманывают чужие люди. При хорошем воспитании, конечно, трудно, но можно. А когда свой, самый близкий человек?.. (Пауза.) Думаю, там, куда ты меня тащишь, вранья только прибавится. И это грустно, и знаешь, что еще можно сказать по этому поводу… Безысходность. Не благость, о которой ты, по‑видимому, намечтал, а безысходность… Чуешь разницу? (Пауза.) Знаешь, в возрасте двенадцати – тринадцати лет я часто думала о смерти. Практически каждую ночь. Перед тем как заснуть, я мысленно представляла себе, что же это такое. На что похоже? И, вообрази, Семен, самым точным материальным воплощением смерти в реальности мне виделся никто иной, как клоун. Почему? не знаю. Может быть, я испугалась в детстве ряженых? Не знаю… А ты, Сенечка, своей клоунадой все во мне перевернул, и я перестала бояться смерти, и уж точно, представлять ее в образе клоуна. За что тебе низкий поклон, и моя бесконечная любовь… Я сейчас не иронизирую. Ни капельки. (Пауза.) Вообще, я знаю, откуда все эти мои сложные душевные наигрыши. Это, Сеня, от книг. Книги – великий вред, Сеня. Это я только к сорока годам понимать начала. Вот теперь поколение растет – книг не читает, счастливые люди. На них все ругаются, хотят затащить в тенета сомнений, раздумий, а они, знаешь, они сопротивляются. И весьма успешно. Ну не желают они знать того, что пахнет разочарованием. Они не видят и не слышат этого. Они хранят свою духовную девственность – я ничего не вижу, не знаю, и знать не желаю… Их обвиняют в равнодушии. А это – Сенечка, не равнодушие. Это – оборона Севастополя, чтобы тебе понятней было. (Пауза.) Нет, надо же? Все дети как дети были, а я какая‑то чокнутая с этими книжками, чтоб им пусто было. И ты в точности такой же, как я. (Пауза.) Слушай, а давай ребеночка сделаем? Он не будет тебе мешать. Он даже в комнату к тебе заходить не будет. Я ему запрещу… Давай, а?.. Ну, прости, очередная глупость, сама знаю…

Костюм клоуна выглажен и, вместе с париком, отправляется в пасть к чемодану. Жанна открывает плоскую серебристую коробочку, достает из нее письмо. Читает. Некоторую меланхолию меняет ироничное удивление, с последующей гримасой наплывающего смеха. Жанна с письмом отправляется к журнальному столику. Закуривает. Продолжает читать. Беззвучный смех. Наконец, письмо прочитано, и Жанна готова озвучить его.

ЖАННА. Я тут, Сенечка, письмецо одно обнаружила. Я бы озаглавила его так – «Ревность. Эпизод первый». (Пауза.) Слышишь меня? (Пауза.) Итак. «Ревность. Эпизод первый».

Несравненная Жанна!
Пишу тебе уже издалека, дабы ни тебе, ни мне не сомневаться – возврата не будет! Хотя, это – вне всякого сомнения, драма, а возможно, что и трагедия. И всякое расстояние – всего лишь расстояние, в особенности, если попранная, растоптанная, урёванная любовь никак не может издохнуть, хотя, силы на исходе и ночь наступает.
Вернуться? Ты говоришь, вернуться?
Зачем?
Чтобы вновь испытать и убедиться?
Увольте!
Возможно, ты теперь теряешься в догадках, как мог этот малохольный недотепа вычислить, выведать, узнать? Все очень просто, милая Жанна. Настоящий мужчина умеет читать глаза любимой женщины. Накануне утром ты взглянула на меня с таким лисьим восторгом, что картинка тотчас сложилась. Дважды за последнюю неделю я случайно наблюдал тебя на автобусной остановке с разными мужчинами. Случайно. Конечно, если бы я тотчас доложил тебе об этом, ты бы нашлась: старинные знакомые, случайные попутчики, и тому подобное. Но этот лисий взгляд соединил и разомкнул все, как говорится, по мановению волшебной палочки.
Сказка. Только жуткая!
Но, прежде всего, ударило меня сопоставление моего о тебе представления, складывавшегося годами, и тебя самой.
Милая, добрая воспитанная, умная девушка, именно девушка, так как девственности для меня ты не теряла никогда… и вдруг – такое!
Пишу, а слезы так и капают. Возможно, ты сумеешь обнаружить их следы, если повнимательнее всмотришься в мое писание. Чернила в некоторых местах размыты. Да только навряд ли тебе этого захочется, после разоблачения!
Люблю тебя! Дух мой рвется к тебе ручным голубем, но я говорю себе – стоп! И остаюсь неподвижным как столб. Как видишь, льются не только слезы. Стихи.
Жанна! У меня возникли серьезные подозрения, что я становлюсь поэтом.
Жанна! Поэты – это самые несчастные люди. Им живется много хуже, чем наркоманам и уголовникам. Не дай Бог, это случится со мной. Поэта в себе я не переживу.
Будущее представляется мне туманным.
Во всяком случае, я остолбенел. Не фигурально, но самым настоящим образом. И пожалеть меня некому. Насколько тебе известно, мамочка моя умерла. А больше у меня и нет никого.
Твой навек Семен.

Жанна с письмом отправляется к гладильной доске, проглаживает его.

ЖАННА. Оно до сих пор мокро от слез, слышишь, Сеня?

Письмо приведено в должный порядок, укладывается в чемодан. Из той же коробочки Жанна достает еще одно письмо.

ЖАННА. А вот – совсем другое дело. Это письмо, Сенечка, я знаю наизусть.

Жанночка, милая!
Я стал прозрачным от любви к тебе. Мне кажется, что всякий прохожий может видеть теперь мое больное сердце. Каждую минуту своей жизни думаю о тебе. Нет, каждую минуту не может быть, потому что время для меня остановилось. Я как будто парю. Что ты сделала со мной? Прозрачному мне теперь будет совсем нелегко стать частью тебя. Ты больше, весомее. И ты – лучше.
Хочу дышать как ты, прикасаться к твоему золотому гребешку, когда ты причесываешься. Хочу болеть, когда ты болеешь и смеяться до слез, когда ты смеешься.
Жанночка, милая, прошу тебя, никогда не оставляй меня. Ни при каких обстоятельствах! Если я сделаюсь окончательно старым и больным, закрой мне дыхание своей нежной ручкой, ибо осознание того, что тебя нет со мною рядом, способно причинить такую муку, в сравнении с которой ад – не больше мыльного пузыря.
Обожаю тебя, обнимаю тебя, Семен.
P.S. Почему мне вспомнился мыльный пузырь? Да, просто я не брился уже пять дней. Слава Богу, хоть аппетит не пропал, любимая.

Жанна плачет. Утюжит письмо, кладет в чемодан. Садится на диван.

ЖАННА. Синичек, козочек, парное молоко, веретено и домик, где ты родился, брать не будем… хорошо, Сеня?.. Их трудно гладить. (Пауза.) Видишь, как все получилось? Совсем не то, что в письме. (Пауза.) Что мы будем делать – ума не приложу. Ну, сходим мы на минеральные фонтанчики, полежим на берегу моря, наедимся райских яблочек. А дальше что? (Пауза.) А, в сущности, какая разница? Разве здесь у нас что‑нибудь получилось? Нет. Живем по инерции. Сами не знаем, зачем нам то и это. Живем и живем. Нет, конечно, радуемся, смеемся, иногда выпадет совсем удачный день. (Пауза.) Помнишь, ты как‑то принес огромный арбуз. Что особенного? Разве только то, что это был первый арбуз после долгой зимы. А как мы смеялись!.. Просто так. Без повода. Смеялись до умопомрачения. Покажи нам палец в эту минуту – умерли бы. От смеха. (Пауза.) Всё вне нас. (Пауза.) Вот когда приходит счастье? Казалось бы, пасмурный день, ничего особенного, и вдруг… (Пауза.) А беда сваливается, когда только‑только первые листочки на деревьях появляются. Желанная пора. (Пауза.) Все это кажется нам парадоксами. Только кажется. Есть некая высшая гармония, некий свод правил, о которых знать нам не дано… Как‑то все это напоминает игру. Такую, знаешь, грандиозную игру, наподобие цунами или землетрясения. (Пауза.) Знаешь, это ведь тоже счастье, что меня до сих пор не нашли. Они в ту комнату, где ты застрелил меня, даже не заглянули. Тебя обнаружили, и, видимо, им хватило. (Пауза.) Очень много крови… Я и не догадывалась, что в тебе столько крови, Сеня! (Пауза.) А вот, допустим, найди они меня, я бы уже не смогла тебя собрать. А теперь ты у меня в полном порядке, любимый. (Пауза.) Жаль, что я не вижу себя со стороны. Интересно, как я смотрюсь в новом качестве? (Пауза.) Тебя‑то я видела. Ты смешной. Сидел, свесив голову… Как будто лунную рыбку поймал, а съесть уже не можешь… Очень смешной Сеня… Настоящий клоун. (Пауза.) Ну, в общем, все… На дорожку посидела… тебя собрала. (Пауза.) Всё.

Жанна закрывает чемодан, подходит к гладильной доске, укладывается на нее, закрывает глаза.

ЖАННА. Не опоздать бы. (Пауза.) Ты как там? (Пауза.) Молчишь? (Пауза.) Грустно тебе? (Пауза.) Не переживай. Все будет хорошо, Сенечка, все будет хорошо.

Затемнение







_________________________________________

Об авторе:  АЛЕКСАНДР СТРОГАНОВ 

Александр Евгеньевич Строганов, рожден 29.11.1961 года. Барнаул. Писатель, драматург, поэт, член Союза писателей, Союза литераторов России, член Русского ПЕН-центра, доктор медицинских наук, профессор кафедры психиатрии, медицинской психологии и неврологии с курсом ДПО Алтайского государственного медицинского университета. Литературной деятельностью занимается более 40 лет. Лауреат Демидовской премии в области литературы 2000 г., лауреат премии за достижения в области драматургии «Действующие лица» 2008, лонг-лист премии «Нацбест 2019», лонг-лист премии «Независмое искусство 2019», Лауреат премии Юрия Мамлеева (2019). Произведения А. Строганова публиковались в журналах и альманахах «Арион», «Странник», «Сюжеты» (Москва); «Алтай» (Барнаул); «Розмысл» (Бийск); «Театр» (Москва); «Балтийские сезоны» (Санкт-Петербург), «Современная драматургия» (Москва), «Диалог» (Польша) и т.д. Автор более пятнадцати книг стихов, прозы и драматургии. Переводы пьес Строганова на английский язык осуществляют Надежда Рогожина и Дэвид Райт. Постановки осуществлены в более 40 профессиональных театрах в России и за рубежом, включая МХАТ им. А.П. Чехова, Александринский театр, Театральный Центр Ю. О’Нила (США), Театр на Целетной (Чехия) и пр.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 336
Опубликовано 15 май 2020

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ