Редактор: Кристина Кармалита
(три короткие пьесы из жизни населения)
От автора: Беда в том, что я пишу короткие пьесы. Давным-давно, когда я еще только начинал, они были нормальной длины. Как раз часа на полтора (дольше – просто уже негуманно). Потом, после пары провалов подряд, наверное, сбилось дыхание, а когда восстановилось – оказалось, что теперь оно короткое. Ну ладно – какое есть...
Главная проблема с короткими пьесами: куда их девать? Чтобы получился материал для полноценного спектакля – надо их как-то объединять, группировать и т. д. А они все разные.
Иногда они объединяются и группируются сами, так у меня сложилась когда-то пьеса «Диалоги о животных», которая более-менее успешно прошла в России и в Польше.
За последнюю пару лет сложилась новая пьеса – «Персональные данные». Три короткие пьесы, средняя из которых («На ладони») была представлена в офф-программе прошлогоднего фестиваля «Любимовка» и вызвала некоторый интерес в наших узких кругах.
Мой покойный друг, Михаил Угаров, говорил, что есть «пьесы катастрофы» и «пьесы спасения». Пожалуй, эти три пьесы объединены тем, что все они – «пьесы спасения». Впрочем, может быть, я и ошибаюсь, читайте сами.
Действующие лица:ПЕРВЫЙ АКТЕР, он же
– ЕГОР МАМА АЛЕНА – ее взрослая дочь
СОСЕДКА НАПРОТИВ СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ ДОКТОРША «СКОРОЙ» ПОЛИЦЕЙСКИЙ АГЕНТ ВТОРОЙ АКТЕР, он же
– ОНТРЕТИЙ АКТЕР, он же
– СЕРГЕЙЛЕНАСОБАКА ДАШКАI. ПЕРСОНАЛЬНЫЕ ДАННЫЕСЦЕНА 1
Появляется Первый актер. Странность своего облика он компенсирует подчеркнуто лекторским тоном.ПЕРВЫЙ АКТЕР. Вообще говоря, «население»
– это довольно сложная категория. Не менее сложная, чем категория «пустоты» в буддизме. Впрочем, к пустоте мы еще вернемся. Каковы же признаки населения? Прежде всего – его, сама по себе удивительная, способность
– «населять». С этой способностью тесно связана категория «численность», которая тесно связана с категориями «прироста
– убыли», которая, в свою очередь, связана с категориями «рождаемость
– смертность», «довольство
– недовольство», «простодушие
– хитрожопость», а так же с целым рядом других категорий, с которыми лучше вообще не связываться. Вот вы, например, знаете, что у населения есть душа? Она прямо так и называется
– «душа населения». На душу населения приходится сколько-то тонн стали и макарон, мануфактуры, макулатуры, политуры, мяса, кваса, рыбы-шмыбы и разных изделий: чулочно-носочных, хлебо-булочных и вино-водочных. Еще на душу населения приходится валовый внутренний продукт – как раз то самое вэвэпэ, которое долго собирались удвоить, а потом как-то… Ладно, дело не в этом. А в том, что душа населения периодически болит. И тогда резко возрастает спрос на вино-водочные изделия, а на хлебо-булочные и чулочно-носочные – падает. Но дело даже не в этом. А в том, что… Впрочем, вернемся к способности населения населять. Населяет население так называемую «жилплощадь». Как раз ее мы сейчас и видим. Не целиком, конечно, не всю, театр у нас бедный, а столярка дорогая, но вы столько раз ее видели, что сейчас сами всё вспомните. Это подъезд. Подъезд обычной пятиэтажки. Запах… помните? А цвет? Интересно, где они такую краску берут? Такая специальная подъездная краска… Вот здесь – лестничная площадка, тут подоконник, под ним – батарея, на полу
– кафель облупленный, по стенкам – подростковое народное творчество, тут – дверь соседки напротив, там – дверь соседки по диагонали. А вот здесь – самая важная для нас дверь, за этой дверью живет мама. Сразу за дверью
– ее кухня. Так что дверь делит эту вселенную на две части: лестничную площадку и кухню. Все начинается с того, что на лестничной площадке появляется Егор.
Делает широкий жест, поясняющий, что отныне Егор – это он. Далее действует уже как Егор, на ходу поясняя своё состояние и действияЕГОР. Небрежно одетый… почти невменяемый… с трудом сохраняющий координацию… движений.
(Движется к двери.) Встав перед дверью, роется в карманах, находит ключ и вставляет его в замочную скважину – далеко не с первого раза.
(Возится с ключом.) Что-то его останавливает. Он прикладывает ухо к двери и прислушивается.
(Прислушивается.) Потом отходит от двери, собирается уйти, останавливается, с трудом садится на подоконник, да так и замирает там, уронив голову.
(Садится, роняет голову и замирает.)СЦЕНА 2. КУХНЯ (АЛЕНА, МАМА)Стол, накрытый к чаю: чашки, сушки, большой фарфоровый чайник. Тут же – аппарат для измерения давления и маленький поднос с лекарствами. Мама сидит, Алена стоит.АЛЕНА. Вот я практически уверена, что ты без меня не гуляешь! Знаешь, что я только по пятницам – и не гуляешь. Вчера, вот – гуляла? Честно?
МАМА. Ты же видишь, погода какая...
АЛЕНА. Дождя нет, и, вообще, можно гулять и по квартире!
МАМА. Ну, я … стараюсь.
АЛЕНА. Что значит «стараюсь»?! Например
– километр. По квартире – значит по квартире! От туалета до лоджии десять раз, нет, двадцать, потом – по кухне. Тридцать кругов. Или сорок. В следующий раз я тебе шагомер привезу. Норма – километр в день. А за это время уже погода наладится, можно будет ставить конкретные задачи: на этой неделе я догуливаю до школы, на следующей – до поликлиники и так, постепенно…
МАМА. До кладбища.
АЛЕНА. Мам, прекрати! Прекрати! Вот у нас я ввела такой боевой план для каждого: не меньше десяти клиентов в месяц. Не можешь – свободен. И, ты знаешь, сразу у них настрой поменялся, сразу статистика вверх пошла. Настрой – это всё! Я вот не понимаю, где у тебя продукты, которые водитель завез? Холодильник практически пустой. На лоджии?
МАМА. Съела.
АЛЕНА. Два килограмма вырезки, четыре пакета пельменей, сосиски, фрукты – и ты всё это съела. За день, да?
МАМА. Послушай, сядь и налей нам чаю.
АЛЕНА. Я просто не понимаю.
МАМА. Сядь, пожалуйста.
АЛЕНА (продолжая стоять). Так я и знала! Гадина эта, все-таки, ходит. И ты его кормишь – да?
МАМА. Как я понимаю, считается, что твой водитель привозит продукты лично мне. И я могу делать с ними всё, что захочу – хоть в окно выкинуть, так? Или нет? Или я уже в полном маразме и надо мною надо командовать, как над пятилетним ребенком? Да? Сядь за стол.
(Алена неохотно садится за стол.) Слава богу. Теперь налей нам чаю.
Алена, перегнувшись через стол, наливает Маме чай, как бы невзначай касается маминой руки, порывисто целует ее.АЛЕНА (удерживая мамину руку). Мамочка, миленькая, ты же знаешь, я всегда… Да я, вообще, по отношению к тебе – ну, ты же знаешь! Я же волнуюсь… Ну, мам!
МАМА. Да, заходит иногда, он мне очень помогает, если тебе это интересно...
АЛЕНА. Еду твою жрет?
МАМА. Он брат твой.
АЛЕНА. Он – говно! Ты забыла, отчего у тебя инфаркт был? А сколько я денег вбухала, чтобы ему дали условный? Да говно это за жизнь свою столько не заработает!
МАМА. Алена!
АЛЕНА. Он живет, как хочет, я плачу за его комнату, и единственное условие – чтобы он здесь не появлялся! Просто не появлялся – всё! Это что, какое-то необыкновенное требование? Просто чтоб он тут глаза не мозолил! Ты вспомни, какие скандалы были! Что они тут на лестнице устраивали! Думаешь, я не знаю, почему ты из квартиры не выходишь?
СЦЕНА 3. ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА (ЕГОР, СОСЕДКА НАПРОТИВ)Егор неподвижно сидит на подоконнике. Появляется Соседка напротив – с полиэтиленовыми пакетами в руках. Останавливается, явно хочет ему что-то сказать, но не говорит, проходит к своей двери, открывает, заходит и довольно быстро появляется вновь – уже без пакетов, но с мобильным телефоном в руке. Решительно встает перед Егором.СОСЕДКА НАПРОТИВ. Слышишь! Слышишь, я тебе говорю! Эй! Эй!
(Слегка трясет его за плечо, Егор никак не реагирует.) Короче, выбирай: сам уходишь, или я полицию вызываю?
(Егор по-прежнему никак не реагирует.)СЦЕНА 4. КУХНЯ (АЛЕНА, МАМА)Мама держится за сердце, Алена сосредоточенно капает в рюмку какое-то лекарство.АЛЕНА. Сколько, все-таки: тридцать, или сорок?
МАМА. Да все равно, неважно… А помнишь, ты его звала «Иголушка»? Не «Егорушка», а «Иголушка», ты «эр» не выговаривала. Вот он у нас «иголушка» и получился…
АЛЕНА. То есть, я виновата, да? В том, какой он получился? У нас… Черт! Забыла, что считать надо. Сейчас, обратно перелью, снова посчитаю, подожди…
МАМА. Не надо, дай так.
(Алена протягивает ей рюмку.) МАМА. Я вообще не об этом, что ты сразу… Ну, вспомни, он тебе любил сказки читать, ты маленькая была, и ты еще говорила, что сказка на самом деле называется «Сестрица Аленушка и братец Иголушка». И так его и звала потом
– Иголушка...
АЛЕНА. Мам, выпей, пожалуйста.
(Мама выпивает, морщится.) Я помню, как он тут все из дома продавал, чтоб ему только вмазаться – вот это я помню. Два раза дочиста квартиру обчистил!
(В озарении.) А-а, ну да, все понятно. Конечно! Столько он сожрать не мог, денег у тебя нет, ты отдала ему продукты, он их где-то загнал и точно уже вмазался! Скажи, а вещи ты ему не отдавала? Только честно.
МАМА. Он сейчас… отказался. Преодолел и не употребляет.
АЛЕНА. Это пускай он тебе говорит – а ты ему будешь верить. Как всегда.
МАМА. Он сейчас как раз, вот как ты говоришь – «настрой». Медитация, концентрация…
АЛЕНА. И на чем сконцентрировался?
МАМА. Ты зря… Он вернулся к живописи, к графике, у него, по-моему, совершенно новый этап, вот, посмотри.
(Достает из ящика стола и протягивает ей большую потрепанную папку.) Ну, посмотри, пожалуйста! Просто посмотри.
(Алена нехотя берет, небрежно смотрит работы.) Вот эту он мне подарил.
АЛЕНА. Да что ты! Счастье-то какое…
МАМА. Нет, не эту, ту, ты ее отложила уже.
АЛЕНА. Да они все одинаковые. Ты вот говоришь, якобы он больше не употребляет, а я тогда не понимаю, откуда у него в голове эта херня берется. Это же ужас всё. Что раньше был ужас, что сейчас…
МАМА. Да, конечно, у него есть…ну, такая тревожность, экспрессия, это нормально, это единство стиля, но, видишь, колорит совершенно изменился…
Раздается долгий и резкий дверной звонок. Мама вздрагивает, снова хватается за сердце.АЛЕНА. Это он?
МАМА. Я не знаю, подожди…
(Медленно встает, опираясь о стол.)АЛЕНА. Я сама. Я ему сама всё скажу, ты только не вмешивайся. Пожалуйста, сядь и сиди.
Решительно направляется к двери, но Мама так-таки ухитряется преградить ей путь.МАМА. Пожалуйста, не надо! Ну… это точно не он!
АЛЕНА. А-а, понятно, сговорились, у вас условный звонок какой-то есть. Чтоб не знала злая Алёна. Понятно. А сейчас он вмазался и всё вообще забыл – как всегда.
МАМА. Пожалуйста, сядь!
АЛЕНА. Или это любимая соседка? Вдруг решила возобновить общение – всяко в жизни бывает… А почему, собственно, я не могу ей открыть?
МАМА. Ну…
Несколько коротких резких звонков, громкий стук кулаком в дверь.АЛЕНА. Нет, я его убью!
Решительным рывком усаживает Маму на табуретку, кидается к двери.СЦЕНА 5. ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА (АЛЕНА, ЕГОР, СОСЕДКА НАПРОТИВ, СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ)
Дверь квартиры стремительно распахивается, выскакивает разъяренная Алена, едва не сбивая с ног Соседку напротив. Егор – в отключенном состоянии – по-прежнему сидит на подоконникеСОСЕДКА НАПРОТИВ. Да вы что?!
Алена, не обращая на нее внимания, кидается к Егору, хватает его за ворот и трясет.АЛЕНА (орет). Я тебя убью! Ты понял: я тебя убью! Еще раз здесь увижу – убью нахер!
Голова Егора мотается, глаза закрыты. Во время экзекуции слегка приоткрывается дверь по диагонали, из-за нее выглядывает Соседка по диагонали.АЛЕНА. Ты куда, сволочь, приперся?! Ты куда, гадина, названиваешь?!
Егор на мгновение открывает глаза, улыбается ей, и снова закрывает. Алена отпускает его ворот.АЛЕНА. Господи… Господи, ну за что мне?..
СОСЕДКА НАПРОТИВ. Это я звонила.
АЛЕНА. Что?
СОСЕДКА НАПРОТИВ. Это я к вам звонила, чтобы вы его отсюда убрали.
АЛЕНА. А ваше какое дело?!
СОСЕДКА НАПРОТИВ. И я хочу вам сказать, если вы его отсюда не уберете – я звоню в полицию! Вот просто сейчас же набираю номер – и звоню!
АЛЕНА. Звони. В полицию, Путину – куда хочешь звони.
Замечает Соседку по диагонали. АЛЕНА. Здравствуйте, у вас что-то случилось?
СОСЕДКА НАПРОТИВ. Случилось!
(Соседке по диагонали.) Светлана Сергеевна, ну что вы молчите! Вы же видите – опять начинается! Опять сидит! А завтра дружки появятся! Опять только успевай шприцы за ними подбирать!
(Алене.) А тут дети ходят!
АЛЕНА (закипая). Твои что ли?!
За спиной Алены в дверях появляется Мама.МАМА (преувеличенно бодро). Все здравствуйте! Аленка, Егор – ну-ка, быстро домой!
АЛЕНА. Нет уж. Этот порог он не переступит! Совести нет – пускай здесь сидит.
СОСЕДКА НАПРОТИВ. В тюрьме он будет сидеть!
(Вздымая руку с мобильником.) Не хотите сами его убирать – звоню в полицию!
АЛЕНА. Да хоть ты… обзвонись!
Решительно хватает Маму за плечи, и почти силой уводит ее в квартиру, громко захлопывая дверь.СЦЕНА 6. КУХНЯ (МАМА, АЛЕНА)Алена мягко подталкивает Маму к столу.АЛЕНА. Мам, забудь про него. Просто забудь… Ну, ты же сама видела, какой он явился. Всё, нет его – умер.
МАМА. Ален…
АЛЕНА. Что?! Героинщикам красная цена – лет пять. Ну, семь. А он у нас прям долгожитель какой-то, прости господи…
МАМА. Там же они… Его в полицию заберут!
АЛЕНА. Ага, щас… Без явного криминала – ни одна сволочь не приедет.
МАМА. У него условный!
АЛЕНА. Вот и жалко, что условный.
МАМА. Тебе денег твоих жалко, да?
Пауза.АЛЕНА. Мам, сядь, пожалуйста.
Мама садится, опираясь о стол.АЛЕНА. Не переживай. Они поорут и заткнутся, никакая полиция не приедет, он прочухается и уйдет. Ты же знаешь: я делала всё. Три раза отправляла на лечение, я тебе даже не говорила, сколько это стоит, на чистки отправляла, к гипнотизеру водила… Покупала и покупала его сраные картины, девать их некуда, даже в офисе не повесишь – клиенты дергаются. Два раза брала его на работу
– я не хотела, но ты настояла.
МАМА. Да, я была не права – какой из художника агент?
АЛЕНА. Прекрасный! Когда ему надо что-то продать – он делает это гениально! Он два раза продавал абсолютно всё из этой квартиры! Ладно там: холодильник, телевизор, аппаратуру всю – это я как-то понимаю. Но табуретки старые, люстру уродскую…
МАМА (перебивая). Почему это «уродскую»?! Очень красивая была люстра!
АЛЕНА. Он бумагу даже туалетную, запас был – он ведь и ее продал, ты же помнишь! Голые стены оставил! А сейчас вот?! Нет, серьезно: ты попробуй еду из холодильника продать?
МАМА. Нет, ну, агент это, все-таки, другое дело…
АЛЕНА. То же самое. И в нем главное – техника продаж! Товара, услуги – неважно. И вот человек может мгновенно продать все что угодно – дар такой. И только наши услуги он продавать не смог. Не получалось!
МАМА. Ну, услуги ваши все-таки… Не дай бог никому, как говорится. Ты меня извини конечно...
АЛЕНА. Да ничего-ничего. Услуги
– какие есть. Востребованные. Из этих денег я оплачиваю его комнату. Но дальше, я думаю, не буду. Я не могу, конечно, у дверей караулить, чтобы он не приходил, но ты сама должна понимать: ты его губишь! Чем дольше ты ему потакаешь…
МАМА (постепенно распаляясь). Я не потакаю. Он приносит мне показать свои новые работы! И мы прекрасно с ним говорим: о людях, об искусстве… Ты хочешь, чтобы я одна тут как сыч сидела и смерти ждала? Или по кухне кругами бегала? А я живая еще!
АЛЕНА (вглядываясь в нее.) Мам, а давай-ка мы с тобой давление померим…
МАМА. При чем тут давление?
АЛЕНА. При всем.
Закрепляет у нее на руке манжету, включает прибор для измерения давления.МАМА. Тебе не нравится, что у меня есть какое-то общение?
АЛЕНА (глядя на шкалу прибора). Тихо-тихо… не дергайся пожалуйста.
МАМА. Почему это тихо?!
Алена, не отвечая, роется в сумке, достает мобильный телефон, быстро набирает номер.АЛЕНА. Алло! Алло, примите вызов. Женщина, семьдесят три года, обширный инфаркт был полгода назад, сейчас давление
– верхняя граница
– двести двадцать!
(Слушает.) Да. Да, я дочь. Диктую.
СЦЕНА 7. ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА (СОСЕДКА НАПРОТИВ, СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ, ЕГОР)Егор неподвижно сидит на подоконнике с закрытыми глазами. Перед ним стоят Соседка напротив (разговаривает по мобильному телефону) и Соседка по диагонали.СОСЕДКА НАПРОТИВ. Ну, он же наркоман, а вы – полиция!
(Слушает.) Нет, вроде бы, не дерется… Я точно не знаю.
(Слушает.) Ну, можно сказать, тихо себе ведет, не в том дело, как он себя ведет.
(Слушает.) А мне что с того, что вы зафиксировали?!
(Соседке напротив.) Трубку бросил.
СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ. Ну, значит еще надо звонить – начальству их.
СОСЕДКА НАПРОТИВ. Ой…
(Машет рукой.)Трясет Егора – так же, как перед этим Алена.СОСЕДКА НАПРОТИВ. Эй! Эй! Беги
– полиция едет! За тобой едет! С пистолетами, с собаками! Эй, вставай, давай!
Егор никак не реагирует.СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ. Я в газете одной читала, что надо крикнуть «пожар». Как вы думаете?
(Не дождавшись ответа, кричит Егору в ухо.) Пожар! Пожар! Горим!
Егор на мгновение открывает глаза и просветленно улыбается.СОСЕДКА НАПРОТИВ. Ах ты, гад!
Слегка отходит и с разгона бодает Егора головой в грудь. От толчка тело Егора откидывается, створки окна распахиваются, и он едва не выпадает вниз. Соседка напротив успевает подхватить его.СОСЕДКА НАПРОТИВ. Помогите!
СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ (подхватывает крик). Помогите! Пожар!
СОСЕДКА НАПРОТИВ. Тяжелый! Помогите!
Соседка по диагонали приходит ей на помощь.СОСЕДКА НАПРОТИВ. Три-четыре!
Совместным рывком они выдергивают Егора из окна, да еще с такой силой, что он падает вниз лицом на лестничную площадку. Так и остается лежать – неподвижно, нелепо раскинув руки. Соседки замирают, и смотрят на быстро растекающееся под его головой пятно крови.СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ. Ой…
СЦЕНА 8. КУХНЯ (МАМА, АЛЕНА)Мама лежит на кушетке, укрытая пледом, Алена что-то ищет в ящике кухонного стола.МАМА. Не могу я лежать, мне плохо так, я посижу лучше…
АЛЕНА. Мам, ну, какое «посижу» с таким давлением?! Где твой паспорт и полис медицинский? Здесь нет.
МАМА. В шкафу в комнате, где все документы. Сейчас…
Сбрасывает плед, с усилием садится на кушетке. Алена быстро подходит к ней.АЛЕНА. Мам, не вставай, я знаю, где у тебя документы, ляг, пожалуйста!
Мягко пытается уложить ее.МАМА. Не трогай меня!
Раздается звонок в дверь.МАМА. Это, наверное, «скорая» твоя. Открой.
АЛЕНА. Мам, ну какая «скорая», я только-только позвонила. Это эти… соседушки. Неймется дурам. Ничего, обойдутся! На, тапки хоть надень – пол холодный.
Встает на колени, надевая Маме теплые тапки.МАМА. Или полиция Егорку нашего забирает…
АЛЕНА (быстро выпрямляясь). Какой он, к черту, Егорка?! Четвертый десяток мужику! Да какой он мужик…
МАМА. Знаешь, я, правда, не понимаю: как ты так можешь?
АЛЕНА. Егорушку не любить?! Легко! Я тебе не говорила, это недавно совсем, представляешь, сколько лет прошло – Лёлька – ну, помнишь Лёлька такая у нас в классе была, в Нью-Йорке сейчас, третий раз замужем, четверо детей, так она, представляешь, нашла меня «В контакте», и единственное, что ее интересует
– как поживает мой брат Егор?
Раздается длинный звонок в дверь, за ним – несколько коротких.АЛЕНА. А, может, правда «скорая»? Да нет, рано, давай лучше давление смерим.
СЦЕНА 9. ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА (СОСЕДКА НАПРОТИВ, СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ, ДОКТОРША)На полу, по-прежнему, лежит неподвижный Егор, крови на полу заметно прибавилось. Соседка по диагонали периодически звонит в дверь квартиры Мамы, Соседка напротив разговаривает по мобильному телефону. СОСЕДКА НАПРОТИВ. …Да откуда ж нам точно знать? Точно, что не шевелится, точно, что в крови, похоже, что мертвый.
(Слушает.) Процентов на девяносто – девяносто пять. Да уж приезжайте!
(Соседке по диагонали.) Звоните
– не звоните – они такие люди, что все равно не откроют! Сейчас полиция приедет – со всеми разберутся …
СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ. А если они разберутся, что это мы его… уронили?
СОСЕДКА НАПРОТИВ. Я лично ничего не роняла. Мы с вами на лестницу вышли – по своим делам, а он тут лежит, весь в крови. Ну, мы и позвонили, как положено.
СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ. Нет, нехорошо, надо им сказать!
Снова звонит в квартиру.СОСЕДКА НАПРОТИВ. Вот эта сучка тогда и скажет, что они с матерью ушли, мы тут оставались, а этот еще живой был.
СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ. Да…
СОСЕДКА НАПРОТИВ. Что да-то?! Вы в тюрьму хотите?
СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ. Вы что!
СОСЕДКА НАПРОТИВ. То! Труп есть, а кто его убил? Сучка эта, у нее бизнес свой, она выкрутится, подмажет кого надо, а мы кто? Пенсионерки простые – вот мы и будем убийцы!
СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ. А зачем вы его в окошко толкали?
Звонит в дверь, стучит. Дверь распахивается, выходит Алена.АЛЕНА (соседкам). Ну? Что надо?!
Замечает лежащего Егора.АЛЕНА. Господи…
Кидается к нему, пытается приподнять и прислонить голову к стене.СОСЕДКА НАПРОТИВ. Нельзя его трогать! Сейчас полиция приедет – будут акт составлять.
АЛЕНА. Какой акт, он в крови весь, он задохнуться может, вы что все… Полотенце какое-нибудь… И зеркало. Зеркало дайте!
Лихорадочно пытается нащупать пульс.АЛЕНА. Полотенце и зеркало, я сказала!
СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ. Сейчас...
Бросается в свою квартиру.АЛЕНА. Кто его?.. Кто в дверь звонил?
СОСЕДКА НАПРОТИВ. Она. Я полицию вызывала.
АЛЕНА. А как он?.. Как это?!
Появляется Соседка по диагонали – с кухонным полотенцем и довольно большим настенным зеркалом.СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ. Вот.
Вручает это все Алене, та лихорадочно вытирает лицо Егора.АЛЕНА. Влажное надо было! И зеркальце маленькое!
Прикладывает зеркало к лицу Егора, соседки замирают. На площадке появляется Докторша «скорой».ДОКТОРША. А где здесь шестнадцатая квартира?
АЛЕНА. Пожалуйста – он жив? Вы доктор, да? Я не понимаю!
ДОКТОРША (нерешительно). А-а… Меня на сердечный приступ вызвали, шестнадцатая квартира.
АЛЕНА. Да-да, это я!
ДОКТОРША. А-а… Мне сказали
– женщина пожилая…
АЛЕНА. Да, мама моя!
ДОКТОРША. А-а…
АЛЕНА. Мой брат!
ДОКТОРША. А-а…
Дверь квартиры открывается, в дверном проеме появляется Мама. Очень бледная, держится за дверной косяк. МАМА. Что-то случилось? Ох…
Видит Егора, покачнувшись, начинает медленно оседать на пол. Докторша, с неожиданной прытью успевает подхватить и удержать ее.ДОКТОРША (Маме). Ничего-ничего… Ваша какая квартира? Шестнадцатая?
АЛЕНА. Да.
Поддерживая вдвоем Маму они скрываются за дверью. Соседки смотрят друг на друга.СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ. Ну вот. А полотенце-то у меня чистое было…
СОСЕДКА НАПРОТИВ. Да они, вообще, такие люди!
СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ. Хоть зеркало унесу…
Наклоняется поднять зеркало.СОСЕДКА НАПРОТИВ. В полиции сказали, чтоб мы тут ничего не трогали и никуда не уходили.
СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ. Да я зеркало только, нельзя разве?
СОСЕДКА НАПРОТИВ. Ничего чтоб не трогали. И не уходили никуда.
СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ. Ой… Ну, что сделаешь, раз им так надо?
Пригорюнившись, присаживается у стены на корточки. Следом за ней, так же присаживается Соседка напротив.СЦЕНА 10. КУХНЯ (МАМА, АЛЕНА, ДОКТОРША «СКОРОЙ»)На столе – использованные шприцы и ампулы. Мама неподвижно лежит на кушетке. Перед ней на табуретке – Докторша. Он держит ее за руку, контролируя пульс. Алена то вскакивает, то снова садится.ДОКТОРША. Ну вот, больная уснула, скоро магнезия должна сработать.
АЛЕНА. Вы ее заберете?
ДОКТОРША. Не знаю, подождите… Пока уснула, лучше не трогать.
АЛЕНА. Вы извините, конечно, но, может… Может, пока она уснула – там на лестнице… ну, вы видели – человек в крови.
ДОКТОРША. И что?
АЛЕНА. Может, посмотрите его?
ДОКТОРША. Слушайте, женщина, у больной гипертонический криз. И я должна сейчас ее оставить и идти кого-то смотреть!
АЛЕНА. Это брат мой.
ДОКТОРША. Ну, хорошо, брат, понятно.
АЛЕНА. И я не знаю, вообще: он жив, или нет?
ДОКТОРША. Женщина, я не имею права бросить больную.
АЛЕНА. Я понимаю, просто… ну… я же даже не знаю…
Звонок в дверь. Алена поспешно открывает. В дверях – Полицейский, за ним маячит Агент.ПОЛИЦЕЙСКИЙ (сует ей под нос удостоверение). Полиция. Вы – родственница?
АЛЕНА. Кому? Да, наверное...
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Будете понятой. Пойдемте.
СЦЕНА 11. ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА (АЛЕНА, ПОЛИЦЕЙСКИЙ, АГЕНТ, СОСЕДКА НАПРОТИВ, СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ)АЛЕНА. А вы уверены, что он… ну, мертвый?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Официально заверенное заключение о смерти может дать только судмедэксперт, а он на выезде.
АЛЕНА. Да вы что все! Может, он жив!
Кидается к Егору, но Полицейский ее останавливает.ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Тело трогать нельзя.
АЛЕНА. Я родственница!
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. А я обязан обеспечить неприкосновенность.
АЛЕНА. Ну, вы хоть сами посмотрите, только как следует!
АГЕНТ. Я посмотрю.
Подходит к Егору, быстро, но профессионально осматривает его: пульс на руке, на шейной артерии, отгибает веки, светит фонариком в глаза.АГЕНТ. Нет, всё…
АЛЕНА. А вы откуда знаете?!
АГЕНТ. Я в морге одно время работал, санитаром. Наш клиент.
Алена начинает всхлипывать.АГЕНТ. Ну, не надо-не надо… Как говорится, все там будем.
Всхлипывает и Соседка по диагонали.АГЕНТ. И я, и вы… И вы тоже…
К дуэту плачущих присоединяется Соседка напротив. Она громко, по-деревенски причитает по «соседушке дорогой».ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Тихо!!
Все мгновенно замолкают.ПОЛИЦЕЙСКИЙ (Алене, мягко). Давайте так: я в протоколе пишу, что смерть не насильственная, скорее всего, падение с высоты собственного роста, тем более, товарищ веществами злоупотреблял, да?…
Алена кивает, Полицейский жестом подзывает Агента.ПОЛИЦЕЙСКИЙ. В результате
– закономерный итог. Вот, познакомьтесь: это вот представитель одной очень хорошей ритуальной фирмы…
АГЕНТ. Здравствуйте. Вы, главное, не волнуйтесь. «Скорую» я сейчас сам вызову, у меня там все знакомые, они быстро приедут и всё оформят, а мы давайте сразу в квартирку пройдем, заодно и договорчик подпишем…
Мягко увлекает ее к двери.АЛЕНА (упираясь). Какой договорчик?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Подожди с договорчиком… Так… Документы у нас где?
Быстро и деловито обшаривает карманы Егора, достает оттуда паспорт, передает его Агенту.ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Вот они, документы, теперь можно работать.
АЛЕНА. А почему это вы ему отдаете паспорт моего брата?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. А вы хотите, чтоб вам?
АЛЕНА. Конечно!
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Настаиваете?
АЛЕНА. Да!
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Тогда у меня несколько вопросов. Вот, соседи ваши, утверждают, что слышали, как вы кричали вашему брату, что вы его убьете. Это правда?
АЛЕНА. Да нет, господи!
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. То есть, неправда?
(Соседке напротив.) Повторите, пожалуйста, что вы мне рассказывали.
СОСЕДКА НАПРОТИВ. Мы вот
(кивая на Соседку по диагонали) у себя по квартирам сидели, телевизор смотрели и слышали, как она тут кричала «Сейчас я тебя убью». А мы потом вышли, смотрим, а тут этот лежит – убитый, весь в крови…
ПОЛИЦЕЙСКИЙ (Соседке по диагонали). Так все было?
СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ. Ну…
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Так, или не так?
СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ. Я телевизор не смотрела – я картошку варила.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Но остальное всё – так?
СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ (озираясь). Да. То есть… Ой, вы простите, я не помню ничего, давление весь день сегодня, и вот тут вот, в виске прям так дергает, таблетки от головы кончились, а оно дергает и дергает, я в аптеку, а они в аптеке по льготе мне не дают, это, говорят, не жизненное важное лекарство считается, у нас в списках такого нет, а я и говорю, как же не важное, когда дергает и дергает…
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Тихо!!
Соседка по диагонали испуганно затихает.ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Что в итоге? Соседи в показаниях, конечно, путаются, но, в принципе, возможно всё...
АЛЕНА. Что я своего брата убила?!
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Да. Или нет. Вот я вам верю, что вы своего брата не убивали. А вот вы мне не верите, что я вам рекомендую очень хорошего ритуального агента.
АЛЕНА. Это коммерческий сговор называется.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Не понял.
АЛЕНА. У меня у самой ритуалка, знаю я все эти дела наизусть, но уж своего родного брата я похороню сама. Точка. Паспорт!
Протягивает руку к Агенту.АГЕНТ. А какая ваша фирма?
АЛЕНА. «Успение» называется. Ты зубы мне не заговаривай. Паспорт!
АГЕНТ. Ну да, есть такая, слышал… Только вы ведь в Заречье работаете?
АЛЕНА. Твое какое дело, где мы работаем?! Это брат мой родной! Пошел отсюда!
Решительно наступает на Агента.АГЕНТ (пятясь). Э-э, я, вообще-то, тоже право имею – по закону!
АЛЕНА. По какому закону?! Вы с ним все законы нарушаете! И ты это знаешь! И он знает!
(Полицейскому.) Вы у себя почем жмуров сливаете? Тысяч по пятнадцать? По двадцать? А это, между прочим, нарушение закона о конкуренции. И о защите персональных данных.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. В смысле?
АЛЕНА. Чего «в смысле»?! Не придуривайтесь. Живой человек, или мертвый – это его персональные данные! Личные! Защищенные законодательством Российской Федерации! А вы левым конторам всё сливаете, всю информацию по человеку!
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Ну хорошо, а если я в протоколе напишу, что смерть носит, возможно, криминальный характер – его же в судебный морг отправят. Вскрытие обязательное, экспертизы… Из судебки свой труп вовремя получить – это ж застрелиться вообще, вы ведь в курсе, да?
АЛЕНА. Ну?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Плюс возможно уголовное дело, да?
АЛЕНА. Ну?
АГЕНТ. Поэтому мы думаем, давайте мы все это забудем, и вы воспользуетесь нашими услугами.
В дверях появляется Докторша.АЛЕНА (резко вскидывая руку со «средним пальцем»). Своего брата я хороню сама!
ДОКТОРША. Простите, пожалуйста…
АЛЕНА. Что еще?!
ДОКТОРША. Больная скончалась.
Пауза.АЛЕНА. Что?! Что, бл..дь, ты сказала?!
Бежит в квартиру, едва не сбив с ног Докторшу. Все остальные притихли и замерли. Пауза. Алена выбегает и кидается к телу брата, обращаясь с ним как с телом смертельно пьяного человека: трясет, бьет по щекам, пытается поднять.АЛЕНА. Вставай! Вставай, гад! Вставай сволочь! Вставай, миленький, ну, вставай! Да вставай же ты, господи! Да господи!
(Замирает, схватившись за голову, бормочет.) Как сговорились! Они сговорились – вместе… Хитренькие. Они вместе, а я одна. Сговорились, да? Сговорились
– и смылись. А я – оставайся. А я
– расхлебывай. Одна. Давай, Алена! Одна! С уродами тупыми! С ворьем! С дебилами! Со сволотой! А вы…
К ней подходит Соседка по диагонали.СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ. Ты поплачь лучше.
АЛЕНА. Сама, бл..дь, поплачь! Чего ты тут врала?
СОСЕДКА ПО ДИАГОНАЛИ (трогая ее за руку). Поплачь, Аленушка, поплачь, милая…
Алена вдруг всхлипывает. Закрывает лицо руками. Пауза, только плач Алены – взахлеб, надрывно, как у маленьких детей. Агент подходит к ней, кладет паспорт Егора в карман ее халата, слегка треплет ее по плечу.АГЕНТ. Его паспорт – у вас.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Ты чего?
АГЕНТ. Да ничего. Пошли отсюда.
Уходят.ПОЛИЦЕЙСКИЙ (на ходу). И вы тоже все – по квартирам.
Соседки – послушно и быстро – расходятся по квартирам, Докторша уводит в квартиру все еще всхлипывающую Алену. За окном, над крышами, медленно разгорается оранжевый закат.СЦЕНА 12 (МАМА, ЕГОР)Из открытой двери легко выбегает, почти выпархивает Мама и склоняется над Егором.МАМА. Егорушка, ты что это? Вставай, давай! Вставай-вставай!
Егор неуверенно поднимает голову, встает.МАМА. Ну, что это, господи?! Весь в кровище в какой-то… Не больно?
ЕГОР. Нет.
МАМА. Ну, и слава богу! И у меня тоже – представляешь – ничего не болит! Совсем-совсем! Господи, счастье-то какое, да?
ЕГОР. Не знаю…
МАМА. Счастье, ну, счастье ведь!
ЕГОР. Наверное.
МАМА. Ну, не дуйся, пожалуйста! Ну, Егорка!
ЕГОР. Я работу тебе хотел показать новую… а тут… ну, это всё…
МАМА (беззаботно). Да ладно, проехали! А где работа?
ЕГОР (озираясь). Черт… Я ее взять забыл… Я хотел, понимаешь… и забыл. Вообще-то я ее… знаешь, не сделал даже. Ну, не сделал… Так получилось... Я ее вдруг увидел – всю, целиком… И это было настолько здорово… мне сразу стало уже не до этого всего – знаешь там: бумаги, красок, этого всего…
МАМА. Да, главное, что ты ее увидел, почувствовал – это самое главное!
ЕГОР. Да!
МАМА. А она хорошая? Красивая, да?
ЕГОР. Очень! По композиции такая, знаешь… Вот как... сидели два медведя на ветке золотой, один сидел как следует, другой болтал ногой, там никаких медведей конечно, ну, гармония там, не знаю, ветка золотая, свет... упали два медведя с той ветки золотой, один летел как следует, другой болтал ногой.
МАМА. Лежали два медведя под веткой золотой, один лежал как следует, другой болтал ногой.
ЕГОР. Помёрли два медведя под веткой золотой, один помёр как следует, другой болтал ногой.
МАМА. Воскресли два медведя под веткой золотой, один воскрес как следует, другой болтал ногой.
ЕГОР. Полезли два медведя к той ветке золотой, один полез как следует, другой болтал ногой.
МАМА. Сидели два медведя на ветке золотой, один медведь
– Егорка и мамочка
– другой.
Она обнимает его, и оба замирают. II. НА ЛАДОНИВТОРОЙ АКТЕР (входя, как бы продолжая рассуждение). Да, у нас демократия, но демократия совсем не означает вседозволенности. Ничего подобного! Поэтому с населением надо работать. Работают с ним в таких вот кабинетах. Если с вами не работали – это ваше счастье. Серьезно. Хотя ничего тут такого особенного: кой-какая мебель, стеллаж с папками, стол, стулья… Всё как у всех. Ну, вот только что графин интересный – еще с тех лет, когда контора была в самом расцвете. Ну, мы, собственно, вообще не про контору – театр у нас и так уже бедный… Мы про… Да – графин! Представляете, сколько тут ремонтов было за это время, все вообще поменяли: пол, двери, окна, портьеры, портреты, столы, стулья – в общем всё. А графин остался. Ни у кого рука не поднялась выбросить. Так и стоит. Пьют уже, конечно, не из него, пьют из стаканов. А стаканы стоят вот здесь
– в сейфе. Поскольку стакан – вещь совершенно необходимая. Для работы с населением. Вообще, в этом сейфе масса интересных вещей для работы с населением. Ну, вы же знаете наше население: чуть только работу с ним ослабил – ему мысли всякие в голову лезут… Поэтому работаем. Иногда – с применением спецсредств.
(Садится за стол.) Но мы сейчас не про спецсредства, а про солнышко! Яркое, уже почти летнее солнышко, которое освещает кабинет и стол, за которым сидит ничем не примечательный мужчина в штатском. На столе – тот самый графин, стационарный проводной телефон, ноутбук и стопки канцелярских папок.
Замирает. Короткая пауза. Далее Второй актер существует уже как персонаж «Он».Звонок телефона, Он снимает трубку.ОН. Слушаю. А-а, здравствуйте, Галочка!
(Слушает.) Отчет пишу, хвосты подтягиваю. Но супруге уже задание дал: чтоб купила очки солнечные и плавки, чтобы во всеоружии, так сказать…
(Слушает.) Меряю, обычное мое давление, пульс нормальный, так ничего, вроде, не болит…
(Слушает.) Я помню-помню, Галочка, просто не получается у меня ни о чем таком приятном подумать… и вспомнить тоже не получается. Ну, вот вспоминаю, что на юг послезавтра полечу… Вас, Галочка, вспоминаю – что вы очень хороший специалист. И человек душевный, спасибо вам!
(Слушает.) Ну, что значит «вспомнить что-то конкретное»? Нет у меня ничего такого, чтоб оно было и конкретное, и приятное. Но я подумаю еще. Подумаю, да – обещаю! Спасибо, Галочка!
Кладет трубку, берется за папки. Откладывает папки, подпирает щеку кулаком, улыбается, глядя в пространство – довольно долго. Телефонный звонок. Он берет трубку.ОН. Да, слушаю. Я слушаю, Владимир Николаевич. Ну, как что делаю?.. С отчетом парюсь – святое дело! Я же говорил вам – меня в санаторий гонят. Послезавтра уже вылетаю, дай бог управиться со всем. Да я все понимаю, Владимир Николаевич, я и рад бы, но не могу. Да вот так и не могу. Докторица наша, беленькая эта, Галочка, ну знаете – она меня после приступа обследовала, кучу всего нашла, и сейчас говорит: срочно, просто немедленно в санаторий! Она и путевку мне сама нашла – по диагнозу моему. Так что и рад бы…
(Слушает.) Не понял: а мы здесь вообще при чём? На это целый специальный «Центр Э» есть, вот пускай товарищи…
(Слушает.) То есть, чтоб уголовные дела? И реальные сроки? Крутоватенько… Да я понимаю, что Москва… Возбудились все, а до этого все всё прохлопали, тот же «Центр Э» в первую очередь, кто соцсети-то мониторил?..
(Слушает.) Не было там пяти тысяч, зачем лишний раз туфту гнать, я был – да, на площади, тысячи три, ну, три с половиной... Орали просто громко… Ну, так, извините, не хер цены на коммуналку чуть не в два раза задирать – на ровном месте. Думать надо, что делаешь!
(Слушает.) Ну, на то он и губернатор – чтоб рвать и метать… Нет, разобраться, конечно, надо кардинально, тут не спорю! Им только палец дай… Просто не было там ничего
– на уголовные дела с посадками. Все танцы с бубнами сам же ОМОН и устроил: перестроения какие-то, захваты… Вместо того, чтоб стоять цепью и спокойно ждать, пока старпёры прокричатся.
(Слушает.) Да, конечно: смотрел, изучал. Плохое, кстати, видео, кого-то конкретного опознать очень трудно.
(Слушает.) Ну, хорошо, допустим, а отчет я когда буду делать? У меня самолет
– послезавтра утром.
(Слушает.) О-о, я понял, что надо сделать! У меня же стажер есть, Леша этот пресловутый. Дать ему отдельный кабинет – к Палычу его можно посадить, а Палыча – к Семенову. И будет у Леши отдельный кабинет. И весь поток: кто задержан, отпущен и пришел по повестке – всех к нему. Ну, учат же их чему-то там в академии?! Методике допроса, как минимум. А я за Лешей прослежу, буду заходить, контролировать, в общем. Просто чтоб это не у меня в кабинете… Да, не волнуйтесь, всё нормально будет: и с отчетом, и с этими… Нужны посадки – будут посадки. Так точно.
Кладет трубку, возвращается к папкам и клавиатуре. Через некоторое время снимает трубку телефона, звонит.ОН. Леша? Надо же – в кои-то веки да рабочем месте! Да-да, рассказывай, а то я не знаю… Значит, я тебя, Леша, поздравляю! Будешь ты у нас боец первой линии! Сейчас переведут тебя в другой кабинет и где-то с двенадцати пойдут к тебе наши местные рэволюцьонеры. Да, с митинга засратого. Всё видео, ты, надеюсь, изучил внимательно. Там это видео у тебя в кабинете будет, в компьютере. Короче, дело такое: было совещание, Москва требует, чтобы были по этому митингу уголовные дела с посадками. А по видео, самое б
ольшее, что можно пришить – сопротивление при задержании, типа, не спешил в автозак. Есть только три с натяжкой годных эпизода: пацаны в скверике биотуалет переворачивают – на сорок шестой минуте, человек шесть их там. Но все мелкие, несовершеннолетние, на них ничего не сошьешь. И еще два эпизода: парни в шеренгу омоновскую кидают что-то – но лица там смазаны, и еще один: девка в полосатой тенниске, зеленые полоски, бьет омоновца сумочкой по спине. Лица не видно, она со спины, в других местах видео ее нет. Стрижка у нее такая – сосульками. Только за это и можно зацепиться. Если она такая дура, что не сообразит сосульки свои обстричь, да так с ними и припрется. Может-может, запросто... Они же, Леш, идиоты! И работать не хотят. А идиоты должны работать! Ну, ладно, подняли вам коммуналку – так ты иди работу ищи, на ту же коммуналку лишние три тысячи мамке отдашь! Вместо того, чтобы ссать против ветра! Козлы… Ладно, Леш, в общем, переселяйся, пересмотри все видео еще раз – пока поток не пошел, я на связи все время, я к тебе заходить буду, сразу зови, если что-то проблемное, просто я с отчетом сижу, мне никак. Ну все, давай, до связи!
Вешает трубку. Почти сразу же раздается телефонный звонок. Снимает трубку.ОН. Да, слушаю.
(Улыбается.) Здравствуйте, Галочка! Вы знаете – вспомнил! Очень приятное – таким куском большим. Санаторий этот ваш – Мисхор, это же от Севастополя рядом! Километров семьдесят, пешком можно дойти. Да нет, не собираюсь я пешком, я понимаю, что вегетососудистая дистония… Вы мы с Фиолент под Севастополем, знаете? Так вот, я чего вспомнил: понимаете, это золотое было лето, каждая минуточка золотая – я потом только понял. Я еще на первом курсе юрфака… Просто сказал мне кто-то, кто ездил туда, что там хорошо, дикарем можно – просто так, с палаткой, я и поехал, а ей тоже кто-то сказал – из подруг – она в Педе училась – Самара? Саратов? Не помню. Черт, даже как звали ее не помню сейчас – представляете, Галочка, не помню, скотина такая! Ну, ее, девушку эту. Простое какое-то имя, на «Л»… Нет, не Люся, не Леся... Мы с ней совсем случайно в Севастополе встретились – утром – просто приехали на разных поездах и встретились на автобусной остановке – как будто вел нас кто-то, понимаете, да? Утро, город еще пустой и только мы на остановке, оказалось и автобус у нее тот же – к морю.
Нет, не Люда и не Лиля, точно нет. Представляете: пустой автобус, ветер в окна, степь, водитель нас на остановке высадил: та же степь – бурая, на обочине глина красная, а там подальше
– впереди – марево голубоватое такое и тропинка к нему, мы и пошли, как будто вел нас кто-то – понимаете, да? Пришли, а там обрыв
– и море такое внизу, такое море… Такое, море – море – внизу далеко, зелено-синее
– и камни большие, обломки скал белых, известняк, вот: море такое и тропинка к нему – вниз по обрыву – узенькая-узенькая. Я первый шел, она за мой рюкзак держалась, спускаемся, а на середине примерно спуска, сбоку от тропинки – площадочка ровная: трава, камни, дерево растет, акация, вроде, и она сразу сказала: «А давай тут палатки поставим, тут как на ладошке». «Ш» смешно выговаривала – «как на ладофке»… Да как же ее?.. Не Лёля – точно, это я помню. Простите, Галочка, вы по делу, наверняка, а я тут… Простите, я вас слушаю. Да-да, конечно, я романтик и поэт. Из органов. Так что вы хотели?
(Слушает.) Спасибо! Спасибо, это замечательно, что можно на двоих путевку переделать, просто у меня жена вряд ли захочет. Она у меня ремонт хочет. Тебя, говорит, в санаторий спроважу и наконец-то ремонтом займусь! То есть, я попробую ее, конечно, уговорить – раз есть возможность, без доплаты тем более, но это вряд ли. В любом случае – спасибо за заботу. До связи, Галочка, вы очень хороший человек, приятно было с вами пообщаться.
Кладет трубку, возвращается к папкам и клавиатуре. Внезапно останавливается, подпирает щеку кулаком, смотрит некоторое время перед собой.ОН. Лена? Ну, нет, конечно. Две палатки – зеленая и синяя, кострище между, я за мидиями нырял, в кипяток их просто кидали и рис еще – плов такой получался, это вечером, когда солнце садилось – костер зажигали, он гас каждый раз, когда солнце садится, а днем плавали, ныряли: мидии, крабы, рыбки зеленушки, и яблоки ели – тетки наверху продавали – всю дорогу мы яблоки ели и смеялись, а потом змей появился, нет, это уже после грозы змей… Гроза ночью началась – на третий, что ли, день, она из своей палатки ко мне сама прибежала – до этого врозь спали, всё чинно-благородно, а тут грозы забоялась, прибежала и обняла сразу, как будто спряталась. Раз шесть за ночь кончили, неважно, не в е..ле дело, а в нежности и в радости, сырое все, дождь хлещет, вокруг гром, грохот, а нам смешно! Гроза всю ночь, склон размыло, сверху грязь жидкая – потоками: с камнями, с деревьями, со всем – уже утром разглядели, когда стихло и солнышко, все вокруг в грязи, тропинку размыло, а у нас на пятачке – ничего вообще, всё, как было, только палатку ее опрокинуло, пока бушевало, она всю ночь шептала: «Ничего с нами не будет
– мы на ладони его, ничего с нами не будет
– мы на ладони его, ничего с нами не будет
– мы на ладони его», а потом змей появился, а потом Аркашка пришел и ушел…
Достает из кармана смартфон, на пару секунд задумывается, потом набирает номер.ОН. Алло, Аркаша? Да-да… Я уж думал, не узнаешь. Нет, не юродствую. Есть минутка у тебя? Ну, откуда я знаю? Столичный ритм, то-сё… Слушай, такая история: помнишь еще в универе, летом, между первым и вторым курсом, я уехал в Крым, на мыс Фиолент, а ты в то лето тоже по Крыму шастал – пешком – и вдруг нас нашел – помнишь? Ну, я там был и девушка одна, помнишь, мы всё удивлялись, как ты вообще мог нас найти – в принципе. И Крым большой и мыс Фиолент большой, а ты нас нашел: сверху, с обрыва как-то увидел и спустился.
(Слушает.) Да-да. Ты спускаешься, такой, по тропинке, я поднял голову, уже вижу, что это ты, кричу «Аркашка», а ты на нашу палатку смотришь – сверху
– и пальцем показываешься. И кричишь «Змея, змея, там змея», спускаешься уже совсем к нам, говоришь, что там змея на нашей палатке, а девушка моя тебе так спокойненько: «Это не змея, а змей. Да, мы его знаем, это наш змей»
– помнишь? «Это наф змей»
– она «ш» не выговаривала. У нас там, действительно, желтопузик прижился: днем в распадке отлеживался, а по утрам на крышу палатки залезал – там солнышко самое первое. Да-да, она светленькая была. Я вас познакомил, ты побыл с нами немного и дальше куда-то пошел. Ты не помнишь, как ее звали? На «Л» как-то, я же вас знакомил, ну, можно было запомнить!
(Слушает.) Да, конечно, смешно. Но, знаешь, ничего в голову не идет, пока не вспомню – как будто держит меня кто-то на ее имени! Нет, «Лика»
– это у Чехова. Да, вообще, чеховская ситуация – лошадиная фамилия. Ладно, извини, рад был тебя слышать. Все, Аркаш, до связи!
(Слушает.) Да, хорошо, спрашивай, если смогу
– отвечу.
(Слушает.) Ну да, никто, конечно, не ждал. Нет, не было пяти: три, три с половиной. А что губернатор? А ты, извини, не обосрался бы, если б к тебе под окна толпа пришла? Не большая такая толпа, тысячи три
– и хотела бы с тобой пообщаться? Ну, и нормально он действует, как все: сначала обосрутся, а потом лютуют. И что? Нет, что ты хочешь сказать?
(Слушает.) Аркаш, а помнишь такой анекдот был старый, как поругались два ассенизатора – причем оба на одной машине работают. Ругались-ругались, все матюги кончились, всё, что могли друг другу сказать – сказали, притихли оба, а потом один и говорит: «Эх, ты, подчищала, никогда тебе не быть загребалой»!
(Слушает.) А к тому, Аркаш, что мы с тобой
– на одной машине. Причем я – загребала. Мне командуют загребать – я и загребаю, а ты
– адвокат, ты подчищаешь…
(Слушает.) Это не телефонный разговор, я читаю твои статьи, вообще, знаю ваши все аргументы, и даже с чем-то согласен… Но, если коротко, то перед тем, как ты тогда к нам на Фиолент пришел – была гроза и ливень. И страшный селевый поток – вниз, с обрыва. Явление природы такое. То есть, ты можешь, конечно, встать геройски грудью против селевого потока. В лучшем случае, ты просто будешь весь в грязи и в синяках, с переломанными руками-ногами, чудо, если вообще живой. Нельзя бороться с явлениями природы, в том числе – природы социальной. Ну, ладно, всё, извини, нашли мы с тобой время и место… Нет, не Лиза. Ладно, всё, пока, созвонимся.
(Отключает смартфон.) Засранец! Подчищала!
Берется, было, за папки, но оставляет их, набирает номер на стационарном телефоне.ОН. Ты как, Леша? Как дела? Да что ты?! Пришла, дура, и раскололась уже? Эта, которая тенниска в полоску? С сосульками? Которая омоновца
– сумочкой? Что? Так в тенниске и пришла?! Ну, я же тебе говорил – идиоты… Слушай, а чего она била-то его, мотивы какие?
(Слушает.) Да. Да… Подожди. Свяжись со мной по «вотсапу», ага?
Вешает трубку телефона, дожидается звонка на смартфон.ОН. Слушай, Леша. Слушай. Ту девчонку, про которую она говорит, в самом деле били. Есть еще одно видео, ты не знаешь: та девчонка на асфальте и трое омоновцев бьют ее
– ногами в берцах. Девчонка та сейчас в коме, в областной больнице, Врачи пока, слава богу, помалкивают… И вот, значит, она это видела… Слушай, а она вообще кто? Откуда?
(Слушает.) Как?! Повтори! Лейла? Лейла, Лейла, конечно – Лейла!
Остервенело стучит по столу костяшками пальцев – до крови. Кровь он слизывает – быстро и зло.ОН. Бл..дь! Бл..дь! Бл..дь! Бл..-..-..-дь!
Говорит по смартфону.ОН. Значит так, Леша. Сейчас ты берешь этот протокол и рвешь его нах..й. В мелкие клочки. Потом найдешь – там, в кабинете, на шкафу сверху, с той стороны, где окно – найдешь пепельницу железную. И сожжешь в ней все обрывочки. Ты понял? Ну, хорошо. А сейчас передай ей смартфон. Лейле-Лейле, кому же еще?!
(Ждет.) Лейлочка, послушай… Это не важно, кто я. Дядька один. Взрослый. Скажи, Леша порвал протокол? Да, следователь. Хорошо. Слушай внимательно. Ты, как положено, явилась по повестке. И вообще ничего не отвечала и не говорила, ссылаясь на пятьдесят первую статью. В интернете потом посмотришь. В общем, ты молчала, как партизанка. Сейчас Леша выпишет тебе пропуск, и ты пойдешь домой. Дома ты сожжешь свою чертову полосатую тенниску, чтобы ее вообще в природе не было. И поменяешь прическу – чтоб никаких сосулек! И позвонишь в Москву по телефону… Записывай.
(Смотрит, диктует.) 8-912-733-11-56. Человека зовут Аркадий Семенович, он адвокат. Знаменитый. Ты скажешь ему, что ты от Славика, от Вячеслава Андреевича, он поймет. И скажешь, что тебе шьют триста восемнадцатую, часть первую. Запиши. И спросишь, какого адвоката он мог бы порекомендовать тебе в нашем городе. Позвони ему обязательно и обязательно свяжись с адвокатом, которого он порекомендует. Может быть, тебе ничего этого не понадобится…
(Быстро повторяет – как мантру.) «Ничего с нами не будет – мы на ладони его, ничего с нами не будет – мы на ладони его, ничего с нами не будет – мы на ладони его». Да так, вроде присказки. Но с адвокатом свяжись обязательно и сделай все, как я сказал.
Кладет смартфон на стол, отодвигает в сторону папки, подпирает щеку рукой, да так и замирает – улыбаясь чему-то далекому и невидимому. III. ДАШКАБольшая пустая комната. На полу – надувной матрац с двумя подушками и парой пледов, проводной телефон, стопы старых журналов, цветы в горшках, чемоданы, пакеты.ТРЕТИЙ АКТЕР (входя). Любой тибетский монах должен уметь без запинки назвать по крайней мере тридцать два вида ш
уньяты. Ш
уньята – это «пустота» на санскрите. То есть, тридцать два вида пустоты должен различать любой тибетский монах. Два основных вида пустоты: пустотность обусловленного и пустотность необусловленного. Обусловленное – это, например, то существование, которое мы ведем, и оно распознается по трем фундаментальным характеристикам: оно не приносит удовлетворения, оно непостоянно и оно лишено неизменной индивидуальности, или самости. Необусловленная реальность, то есть нирвана, напротив, обладает противоположными характеристиками… Но мы сейчас уж точно не про нирвану, тем более, что театр у нас бедный – мы про пустоту. Есть такая особенная пустота
– вряд ли она входит в те тридцать два вида, которые обязан знать любой тибетский монах – но все, кто жил обусловленной жизнью, сразу ее узна
ют: пустота оставляемого дома. Она совершенно особенная, внезапная и пронзительная: пустота подоконника с убранными цветами: только немного серого земельного праха и, в центре
– светлые следы от блюдец-поддонов. Пустота пола – с пыльными, темными прямоугольниками от уже вынесенной мебели и светлыми – от снятых ковров. Пустота ванной, в которой становятся вдруг видны забытые горизонтальные метки на дверном косяке и надписи карандашом: «Сереженька – три годика», «Сереженька – четыре годика», потом сразу – «Сережа – семь лет», а дальше уже фломастером – девять, десять, двенадцать, пятнадцать... Шестнадцать, семнадцать... Не хватает, конечно, отметки и надписи «Сереженька – сорок три годика», впору самому ее сделать, но почему-то не делаешь…
Ложится на надувной матрац, с головой закрывается пледом.Быстро входит Лена, за ней – Дашка. В руках у Лены термос и целлофановый пакет.ЛЕНА. Вставай давай, в самолете выспишься!
Ставит термос на полу рядом с матрасом, достает из пакета чашки и бутерброды.ЛЕНА. Ну, Сережа, всё, некогда уже!
Сергей нехотя откидывает плед, садится. Дашка тут же кидается к нему, норовя лизнуть в лицо. Сергей привычно увертывается, слегка ее отпихивая.СЕРГЕЙ. Фу, Дашка, фу!
ДАШКА (не совсем по-человечески, но внятно). Фу
– нельзя – сидеть!
Замирает, преданно глядя на Сергея.ЛЕНА (всовывая ему в руку чашку). Держи, сейчас кофе налью. Глотнешь и быстро идёте с Дашкой – сейчас уже Люся должна приехать.
СЕРГЕЙ (отставляя чашку). Умыться я могу? Или тоже в самолете?
Встает, уходит.ЛЕНА (вслед). Полотенца все запакованы, сохни так.
Сергей останавливается, хочет что-то ответить, но не отвечает. Уходит.Лена берет один из пакетов и принимается методично выкладывать его содержимое на матрас. Дашка с интересом наблюдает за процессом, наклоняя голову то вправо, то влево.ЛЕНА. Даша, где ёжик? Ищи – где ёжик?!
ДАШКА. Где ёжик – где мячик – играть – гулять.
ЛЕНА. Ты не сопи, ты ищи давай! Где ёжик?
Дашка принимается обнюхивать пакеты и чемоданы. Лена, выложив всё из пакета принимается собирать всё обратно.Входит Сергей, на ходу вытираясь подолом своей футболки. В руках у него – открытый журнал.СЕРГЕЙ (взволнованно). Вот, случайно открыл, в сортире лежал! Вот по этой тогдашней еще полемике можно абсолютно точно понять, что точка невозврата была при Ельцине!
Лена молча подбегает к нему, вырывает журнал и с ненавистью запускает куда-то в пространство.ЛЕНА. Какая, нахрен, точка невозврата?! При каком, нахрен, Ельцине?! Очнись! В двенадцать приезжает Люся за Дашкой, в два – такси за нами в аэропорт, в шесть – вылет. А у нас тут еще конь не валялся! Матрас не сдули!
СЕРГЕЙ. По-моему, кто-то кофе собирался пить, правда, Даша?
ДАШКА. Правда – истина – справедливость.
ЛЕНА. Ладно, давай, только быстро.
Они садятся на матрас, Лена наливает кофе, раскладывает бутерброды на пластмассовую тарелку, тут же подбегает Дашка, принюхивается к бутербродам.ЛЕНА. Это не тебе, ты давай ёжика ищи. Представляешь, ёжик ее все время лежал, а же помню, а сейчас – как сквозь землю!
Отставляет чашку и берет всё тот же пакет, содержимое которого она перед этим выкладывала, а потом снова складывала. Выкладывает.ЛЕНА. Вот, смотри: это Дашкин пакет для Люси. Подстилка её, обе попонки, два ошейника и от блох еще, поводок
– рваный, прямо стыдно даже, здесь витамины ее, «Педигри» на первое время...
Демонстрирует содержимое пакета. Дашка разглядывает все с интересом, Сергей — без интереса.СЕРГЕЙ. Ну, хорошо, сложи обратно.
ЛЕНА (складывая). А игрушек совсем нет. Мячик давно уже потерялся, а ежик на подоконнике лежал...
СЕРГЕЙ. Ну найдет ей там Люся что-нибудь!
ЛЕНА. Это ее был ежик! Любимый. Она спала с ним, она им пищала...
СЕРГЕЙ. Он уже давно не пищал — там эта пимпочка потерялась.
ЛЕНА. Я ее нашла и вставила — он пищал. Пищал! Пищал!!
Сдерживает рыдание. Пауза. Сергей обнимает Лену.СЕРГЕЙ. Ей там правда хорошо будет: воздух, зелень, Борю с Люсей она любит — все хорошо. Дашуня, на дачу хочешь? К Боре с Люсей? Где Люся?
ДАШКА. Где Люся — где мячик — где ежик — где кошка?
ЛЕНА. Слушай, а где Люся? Без четверти двенадцать...
СЕРГЕЙ. Сейчас приедет.
ЛЕНА. Цветы так и не пристроили никуда... Может этим, с третьего этажа?
СЕРГЕЙ. Вчера надо было, сейчас на работе все. Журналы... А давай честно снесем всё на помойку! И Дашку возьмем — прописается заодно — ей же ехать. Вы во сколько гуляли?
ДАШКА (воодушевленно). Гулять — гулять — гулять — гулять — гулять!
ЛЕНА. Сиди.
ДАШКА. Сидеть — тихо — фу — нельзя!
СЕРГЕЙ (перебирая журналы). Надо же — полжизни собирали. И родители еще…
ЛЕНА. А мы много чего полжизни делали. В этой стране, например, вообще всю жизнь прожили. И что?
СЕРГЕЙ. Выражение «эта страна» прибереги для Германии. Мне кажется, оно нам там очень сгодится...
ЛЕНА (яростно перетаскивая стопки журналов). Все уже! Все! И замечательно! Что журнальчики выкинем! Что барахло сплавили! И мебель! Все канапе-хренопе! Все заново! На пустом месте! Мы же хотели! Мы так хотели!
СЕРГЕЙ. Вообще-то да...
Целуются. Звонок телефона.СЕРГЕЙ. Мюнхен.
ЛЕНА. Люся.
СЕРГЕЙ Мюнхен.
Лена бежит к телефону.ЛЕНА. Люся? Слава богу! А то мы уже... Ты где, ты на даче еще? Что? Подожди... Подожди, что ты говоришь... Ты соображаешь вообще? У нас самолет сегодня в шесть. Люся, у нас в шесть самолет, ты понимаешь?! Люся! Позови Борю. А я тебе говорю — позови мне Бориса! Сука! Что слышала!
(Швыряет трубку. Пауза.) Они ее не берут.
СЕРГЕЙ. Что?
ЛЕНА. Все обдумали и решили, что не могут. К сожалению, бл..дь! Друзья...
Закрывает лицо руками. Долгая пауза. Дашка бегает от нее к нему и поскуливает.ЛЕНА. Все. Времени нет. Что делаем?
СЕРГЕЙ. Ну... как-то ее надо... Не на помойку же!
ЛЕНА. А куда, извини? Всех кого могли — уже просили. Все не могут, все свои дела делают...
ДАШКА. Делай свои дела — писай давай — какай давай — делай давай свои дела!
СЕРГЕЙ. А может и нас на помойку?
ЛЕНА. А где мы?! Но в шесть мы улетаем!
СЕРГЕЙ. Это... Так нельзя.
ДАШКА. Нельзя — фу — прекрати немедленно!
ЛЕНА. Да замолчи ты!
ДАШКА. Замолчи — прекрати — сидеть — убью!
ЛЕНА. Молчи!
СЕРГЕЙ. Не ори на нее! Она дрожит! Она понимает!
ЛЕНА. Она понимает, что мы психуем! Поэтому — спокойно надо! Спокойно! Понимаешь — спокойно!!!
СЕРГЕЙ. Она и слова понимает. Помнишь, — читали: примерно сто слов. Как я — немецкий...
ЛЕНА. Прекрати юродствовать!
(Пауза.) Интересно: этнический немец — ты, а по-немецки говорю я. И всегда так...
СЕРГЕЙ. Этническая еврейка.
ЛЕНА. Куда там... Мама-то русская.
СЕРГЕЙ. Значит этническая русская. А Дашка у нас — этническая дворняга. В европы таких не берут. Поэтому выкинем ее на помойку ради нашей счастливой жизни...
ЛЕНА. Пока Люська еще не возникла, что возьмет, а остальных мы уже обзвонили, я позвонила в ветлечебницу, ну, знаешь, на всякий случай: как можно усыпить? Просто подъехать с собакой и с деньгами. Говорят не больно. Заснет на твоих глазах.
СЕРГЕЙ (вскакивая). Слушай, это бред! Бред! Оставим — и все!
ЛЕНА. Где она жить будет?
СЕРГЕЙ. Где угодно: у магазина, на улице, в подвале — это ее жизнь! Мы не Бог! Что мы как... На той же помойке! Тоже жизнь!
ЛЕНА. На любой помойке свои есть — выводок целый. И чужих они не подпустят. Это как, помнишь, ты на телевидение совался — все то же самое. Старая она для помойки: почки у неё, катаракта — ее просто загрызут. Она наша с тобой. Не можешь ее взять — сделай так, чтобы она не мучилась.
СЕРГЕЙ. То есть
– убей?
Пауза.ЛЕНА. Не в словах дело. Она просто заснет. На твоих глазах. И мы будем точно знать, что с нее, еще с живой не содрали шкуру
– на шапку. Сейчас ветеринарка работает, ты успеваешь...
СЕРГЕЙ. Господи...
ЛЕНА (обнимая его). Я бы сама, но они же ещё звонить чего-то будут, я так и не поняла зачем, а ты вообще ничего не поймешь. Собирайтесь потихоньку.
СЕРГЕЙ (вырываясь). Да не могу я!
ЛЕНА. Просто спокойно заснет — ты будешь рядом. И будет спать...
ДАШКА. Спать — тихо — хорошо — Даша – спать.
ЛЕНА. Знаешь, мне бы такой смерти: спокойно, без боли, без ужаса, от любящих рук...
(Гладит Дашку.) Умничка... хорошая... красивая... любимая...
СЕРГЕЙ. Всегда надеялся, что припрет по-настоящему — повешусь. Просто повешусь — и все. Вот, приперло...
Лена неожиданно фыркает от смеха.ЛЕНА. А на чем?! И веревки-то нет...
(Сквозь смех.) Если только на поводке на Дашкином!
(Смеется.) А он старый — поводок! Рваный — не выдержит!
Оба смеются. Хохочут.ДАШКА. Поводок — гулять — поводок — гулять — поводок!
Находит в пакете поводок, приносит в зубах и кладет у их ног. Смех затихает. Пауза.ЛЕНА. Собирайтесь давайте. Одевайся. Времени совсем нет.
ДАШКА (прыгая вокруг него). Гулять — писай давай — какай давай — делай давай свои дела!
СЕРГЕЙ (остервенело расшвыривая ногами стопки журналов). Нет-нет-нет-нет!
Дашка высоко и протяжно воет. Сергей останавливается.ДАШКА. Писай — нет — красивая — нет — гулять — нет — хорошая — нет
— писай — нет...
Поджимается, замирает, потом виновато отходит. На полу огромная лужа. Сергей трет лоб, потом решительно идет.ЛЕНА. Ты куда?
СЕРГЕЙ. В туалет.
Выходит. Телефонные звонки. Лена подбегает, слушает.ЛЕНА. Я... Я-я... Я. Я.
(Какое-то время слушает молча.) Данке шен.
Кладет трубку. Медленно, как-то криво идет по комнате. Входит Сергей.СЕРГЕЙ. Что хочешь говори — не мы давали ей жизнь — не нам и забирать. Просто оставим.
Лена всхлипывает и хнычет — тоненько, как маленькая, оседает на пол. Сергей обнимает ее, гладит, целует. Дашка ей подвывает.ЛЕНА (сквозь слезы). Они говорят... в правилах изменения... я не поняла... они нас не берут... не принимают...
СЕРГЕЙ. Не надо. Ну, не надо... И не надо! Милая моя, любимая...
ДАШКА. Хорошая — красивая — умная.
ЛЕНА (причитает). Да как же мы... Куда же мы... За что же нам...
СЕРГЕЙ. Ну хорошо. Хорошо. Перестань. Ну, все!
ДАШКА. Перестань — прекрати — фу — нельзя!
ЛЕНА. Ничего же нет!
СЕРГЕЙ. Мы есть. Мы есть?
Пауза.СЕРГЕЙ. Ты есть?
ЛЕНА. Не знаю.
СЕРГЕЙ. А я есть?
ЛЕНА. Отстань.
СЕРГЕЙ. А Дашка есть?
Дашка лижет Лену в нос.ЛЕНА. Фу!
СЕРГЕЙ. Ничего не «фу»! Есть Дашка?!
ЛЕНА. Ну.
СЕРГЕЙ. А ты есть?
ЛЕНА. Не знаю...
СЕРГЕЙ. А пол есть?
ЛЕНА. Отстань.
СЕРГЕЙ. Топни по полу. Топни ногой по полу. Я прошу тебя.
Лена слегка топает ногой.СЕРГЕЙ. Топни как следует! Из всех сил!
Лена сильно топает ногой.СЕРГЕЙ. Есть пол?
ЛЕНА. Есть. При чем здесь пол? Ты сумасшедший?
СЕРГЕЙ. А стена?
ЛЕНА. Ну, что тебе от меня надо?! Какая стена?
СЕРГЕЙ. Вот эта. Подойди к ней.
Лена подходит к стене.СЕРГЕЙ. Толкни ее.
ЛЕНА (хватаясь за голову). Перестань. Что-то же надо такое…
СЕРГЕЙ. Толкни эту стену, я тебя прошу! Пожалуйста.
Лена слегка толкает стену.СЕРГЕЙ. Есть эта стена?
ЛЕНА. Я ничего не знаю, отстань!
СЕРГЕЙ. Ударь по ней кулаком, сильно!
Лена сильно ударяет кулаком по стене.СЕРГЕЙ. Она есть? Есть эта стена?
ЛЕНА (потирая ушибленную руку). Есть.
СЕРГЕЙ. А я есть?
ЛЕНА. Не знаю.
СЕРГЕЙ. Подойди ко мне. Толкни меня.
Лена быстро подходит к нему, резко замахивается, кажется, она сейчас его ударит, но она быстро легко проводит рукой по его щеке и опускает руку.СЕРГЕЙ. Я есть?
ЛЕНА. Ты есть
СЕРГЕЙ. А ты есть?!
ЛЕНА. Сережа, я правда не знаю... Ну, я не знаю, я не могу…
СЕРГЕЙ. Понятно.
(Ведет ее к окну.) Улица там есть?!
ЛЕНА. Ну есть...
СЕРГЕЙ. А тополь?
ЛЕНА. Ну да...
СЕРГЕЙ. А качели?
ЛЕНА. Что?
СЕРГЕЙ. Есть там качели?
Лена закрывает лицо руками. Дашка сзади скребет Лену лапой, Лена поворачивается к ней.СЕРГЕЙ. А Дашкин нос есть?
ЛЕНА (обнимая Дашку). Есть.
СЕРГЕЙ (обнимая Дашку и Лену). А хвост?
ЛЕНА. Есть.
СЕРГЕЙ. Слушай, а Мюнхен-то есть?
ЛЕНА. А черт его знает!
СЕРГЕЙ. Дашка, как думаешь: Мюнхен какой-нибудь есть?
ДАШКА (роясь в журнальном развале). Есть — кушать — педигри.
СЕРГЕЙ. И Дашка не знает! Да и хрен с ним, с Мюнхеном — пускай они сами разбираются! Пошли ребята гулять! Дашка! Теперь ты за журналы взялась?! Гулять!
ЛЕНА. Гулять!
СЕРГЕЙ. Гулять! Дашка, гулять!
ЛЕНА. Гулять — гулять — гулять — гулять!
Из груды журналов выскакивает Дашка с ежиком в зубах и торжествующе им пищит. Все громче и громче.ЗАНАВЕС_________________________________________
Об авторе:
АЛЕКСАНДР ЖЕЛЕЗЦОВ Родился в 1954 г., закончил ЛГИК (1979 г. специальность – режиссура). Постоянный участник фестивалей новой российской драматургии «Любимовка», участник театрального фестиваля «Диалог» (Польша) и биеннале «Новые пьесы из Европы» (Германия), один из руководителей семинара для молодых писателей Союза писателей Москвы (кинодраматургия, драматургия). Пьесы: «Пятьдесят один рубль», «Забытая любовь к трем апельсинам», «Родная почва», «Стены древнего Кремля», «Красной ниткой», «Диалоги о животных» ставились в Петербурге, Москве, Пензе, Мурманске и других российских городах, публиковались в журнале «Современная драматургия» и издательстве ВААП-ИНФОРМ. Часть из них переведена на немецкий и польский язык. Кроме того писал прозу (опубликована в сетевом журнале «Топос» и журнале «Дружба народов») и сценарии телевизионных фильмов, передач и сериалов.
скачать dle 12.1
