ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 224 декабрь 2024 г.
» » Александр Домовец. ВОСЬМИДЕСЯТНИК

Александр Домовец. ВОСЬМИДЕСЯТНИК

Редактор: Наталья Якушина


(пьеса в двух актах) 

От автора: «Восьмидесятник» – это рассказ о человеке, чья судьба сломана перестройкой с её несбывшимися надеждами и утраченными иллюзиями. В отличие от многих сверстников он сумел сохранить себя и найти своё место в круто изменившемся мире, но какой ценой? Разочарование, душевный надлом, неприятие циничного прагматизма наших дней… И, как следствие, жёсткий конфликт с молодым руководителем, – настоящим современным Лопахиным, который ради делового успеха готов всё смести, всё вырубить, через всё переступить. Не остановится  и перед тем, чтобы украсть у героя любимую женщину…
Психологический портрет уходящего поколения и морально-нравственная оценка поколения нынешнего; размышления о жизни и любви на фоне сегодняшних реалий, – таково содержание «Восьмидесятника».



Действующие лица:

ИГОРЬ ИВАНОВИЧ ДЕНИСОВ – заместитель главного редактора информационного сайта «Заметки.Ру», 60 лет.
ИРИНА МАРКОВА – корреспондент сайта, 25 лет.
ЛЕВ ПЕТРОВИЧ БОГДАНОВ – главный редактор сайта, 35 лет.
МАКСИМ КОНЯХИН – корреспондент сайта, 28 лет.
ВИКА – секретарша главного редактора, 25 лет.


АКТ ПЕРВЫЙ 

Большая редакционная комната. За компьютером сидит о чём-то задумавшийся Денисов. Входит Ирина Маркова, на ходу разговаривая по телефону. 
 
ИРИНА (в трубку). И всё. И точка. И не звони мне больше, понял? (Отключает трубку. Денисову, воинственно.) До свиданья!
ДЕНИСОВ. Я тоже рад вас видеть, Ирочка.
ИРИНА. Ой, это я по инерции. Это я не вам, это ему. Доброе утро, Игорь Иванович!
ДЕНИСОВ. Надеюсь, что доброе. Очередное расставание?
ИРИНА. Ага. Юбилейное, пятое по счёту.
ДЕНИСОВ. Ну, какой же это юбилей. Вот когда доживёте до десятого…
ИРИНА. Не доживу. 
ДЕНИСОВ. Экая вы пессимистка, матушка. Вы ещё так молоды. 
ИРИНА. В смысле, хватит. Это капец какой-то. Приходит, живёт недели две-три, а потом исчезает. То с друзьями на Селигер, то в Рязань с концертами бабло рубить, то ещё куда-нибудь. В общем, в свободном полёте, а я у него вроде запасного аэродрома. Крыша над головой, стол, постель, женщина, ─ всё к услугам, всё для отдыха и восстановления сил. Денег у него вечно нет, а то, что я изо дня в день ишачу и плачу ипотеку, ему фиолетово. С утра до ночи строчит в своём блоге, ─ вроде как при деле. В общем, не вариант. Полгода зря убила. 
ДЕНИСОВ. Насколько я помню, ещё три месяца назад вы были о своём молодом человеке другого мнения.
ИРИНА. Три месяца назад я ещё надеялась.
ДЕНИСОВ. Грустно. В наше время мужчины относились к близким отношениям как-то ответственнее. Либо сами, либо парткомы разъясняли.
ИРИНА. Так то в ваше… Теперь каждый сам за себя. 
ДЕНИСОВ. Увы… Но есть и хорошая новость. Я прочитал ваше интервью с Терентьевым.
Вы знаете, мне понравилось. Оно украсит сайт.
ИРИНА. Правда?
ДЕНИСОВ. Правда. Простой кандидат в депутаты, а сколько умных мыслей. И написано неплохо, почти по-русски.
ИРИНА. Почти?
ДЕНИСОВ. А вы не обижайтесь. Я же не обижаюсь, когда вы в одном предложении трижды используете слово «регион». Есть же синонимы. Область, территория, родной край… Не ленитесь искать нужное слово. В крайнем случае, зайдите в Интернет и поищите там. А лучше возьмите учебник русского языка и займитесь самообразованием. После университета самое время.
ИРИНА. А в целом?
ДЕНИСОВ. В целом прогресс налицо. И у вас, и у кандидата. Я его знаю, он человек незамысловатый. И вдруг такие любопытные рассуждения о том, как наполнить областной бюджет, как поддержать социально незащищённых людей… Признайтесь: сами за него придумали?
ИРИНА. А куда деваться? Он какую-то ахинею плетёт, а мне заказ отрабатывать. В общем, включила креатив.
ДЕНИСОВ. Это нормально. Журналисты и спичрайтеры должны быть умнее кандидатов. 
ИРИНА. Да я-то напишу… А вдруг его выберут? Ему же тогда придётся выполнять то, что я сочинила.  Умора.
ДЕНИСОВ. Ну, выберут-то обязательно. Верной дорогой идёт товарищ, в ногу с главной партией. А насчёт исполнения обещаний, ─ не переживайте. Никто ничего выполнять не будет. Их не для этого избирают. Я вот на шестнадцати выборах работал. Помог избрать двух депутатов Госдумы, одного губернатора, трёх мэров, региональных и муниципальных депутатов около десятка. И что-то не припомню, чтобы кто-то за народ сердце рвал.
ИРИНА. Убедили. Не пойду я голосовать.
ДЕНИСОВ. А вот это зря. В стране должен быть порядок. Есть выборы, ─ идём и голосуем. Нет выборов, ─ не идём и не голосуем. Вот мы с женой всегда ходим на выборы. Нам всё равно, а государству приятно.
ИРИНА. Ой, хотела же спросить… Как ваша супруга?
ДЕНИСОВ. Спасибо, Ирочка, ей лучше. 
ИРИНА.  Сколько ещё будет лежать?
ДЕНИСОВ. Недели через две грозятся выписать. Сложная всё-таки была операция. Но вроде бы прошла нормально. Стучу по голове, лучшее дерево. (Трижды стучит по собственному лбу.)
ИРИНА. Ой, ну дай Бог. Я так рада за вас. 
ДЕНИСОВ. Теперь дело за малым: выплатить кредит за операцию.
ИРИНА. Выплатите, никуда не денетесь. Я же плачу ипотеку.
ДЕНИСОВ. Тоже не сахар. Но у нас, Ирочка, разные ситуации. Вы молоды, а я ведь уже фактически пенсионер. Пока работаю, платить можно, однако нет никакой гарантии, что меня будут держать ещё хотя бы два года.
ИРИНА. Ну, вы скажете. Кто ж вас уволит? С вашим опытом, с вашим авторитетом? На ком редакция будет, ─ на мне, что ли?
ДЕНИСОВ. Ну, когда-нибудь и на вас. У вас хорошая голова, масса энергии и море
обаяния.  Для журналиста это важно. А опыт и авторитет наживёте со временем. Только учебник по русскому языку проработайте, ладно?
ИРИНА. Я как бы клянусь. 
ДЕНИСОВ. Я как бы верю. (Оба смеются.) 
ИРИНА. Кофе будете?
ДЕНИСОВ. С удовольствием.

Ирина отходит к чайному столику в углу комнаты, готовит кофе. Входит Максим Коняхин.  


МАКСИМ (с порога). Игорь Иванович, здрасьте! А почему мою информацию про пацанёнка не поставили? Ну, который вылетел из окна прямо в руки прохожего? Я ещё вчера вечером перегнал.
ДЕНИСОВ. Добрый день, Максим. Почему же это не поставили? Висит именно со вчерашнего вечера.
МАКСИМ. Не нашёл.
ДЕНИСОВ. Да вот, сами посмотрите.

Пускает Максима за компьютер, показывает на мониторе. 

МАКСИМ. Действительно… Вы заголовок поменяли, я мельком глянул и не признал…  Да тут и от моего текста почти ничего не осталось…
ДЕНИСОВ. Конечно. Заголовок неудачный, и написано, увы, неряшливо. Я вам сейчас поясню…
МАКСИМ. Не надо! Игорь Иванович, я тут всего год работаю, а вы меня уже заредактировали на всю оставшуюся жизнь. Вы же меня в комплекс неполноценности вгоняете.
Голубчик, такой задачи у меня нет. Сколько раз говорил: пишите нормально,
тогда и редактировать не придётся. 
МАКСИМ. А я не пишу. Я информирую.
ДЕНИСОВ. Ну, так извольте делать это ясно, кратко и чётко. А вы растекаетесь мыслию по древу.
МАКСИМ. Игорь Иванович, мне это надоело. Вы ко мне придираетесь. Я буду жаловаться главному.
ДЕНИСОВ (разводя руками). Ну, что вам на это сказать? Жалуйтесь.

Сжав кулаки, Максим уходит. 

ИРИНА. Игорь Иванович, а ведь он действительно сейчас настучит Богданову.
ДЕНИСОВ. Ну и на здоровье.
ИРИНА. Вот здоровья как раз и не будет. Будет геморрой. Богданов на вас и так косо смотрит.
ДЕНИСОВ. Ирочка, я нормальный человек и геморрой не люблю. Но и халтуру пропускать не приучен.
ИРИНА. А как вызовет главный? На ровном же месте будете оправдываться.
ДЕНИСОВ. Качество материалов Максима ─ моё лучшее оправдание. Парень, в принципе, писать может. Но у него ярко выраженная вербальная диарея.
ИРИНА (после паузы). Что у него?
ДЕНИСОВ. Ну, если угодно, словесный понос. 
ИРИНА. А у меня?
ДЕНИСОВ. А у вас ничего такого нет. Ваши профессиональные ошибки из другой оперы. Но, к счастью, вы готовы их исправлять и вообще обучаемы.
ИРИНА. То есть насчёт меня вы надежды не теряете?
Господь с вами, ─ конечно, нет. Твёрдо рассчитываю в исторически сжатые
сроки назвать вас лучшим пером редакции.
ИРИНА. Правда?
ДЕНИСОВ. Правда.
Входит Максим.
МАКСИМ. Игорь Иванович, вас Лев Петрович просит зайти.
ДЕНИСОВ (пожав плечами). Я даже догадываюсь, по какому поводу. (Выходит.

ИРИНА. Настучал всё-таки?
МАКСИМ. Не настучал, а сообщил о придирках. Когда на человека нападают, он имеет право защищаться.
ИРИНА. Кто на тебя нападает, лошара? Игорь Иванович? Да он о тебе же заботится! Хочет журналиста из тебя сделать!
МАКСИМ. Достал он меня своей заботой. Я уже писать боюсь, понимаешь? Как представлю, что он опять начнёт в материале ковыряться да комментировать…
ИРИНА. А ведь прав ты, Макс. Зря он ковыряется. Надо сразу в корзину. 
МАКСИМ. Да ты-то куда лезешь? Тоже мне, журналистка с большой буквы «Жэ». Сама пишешь кое-как.
ИРИНА. Да уж, по крайней мере, вербальной диареей не страдаю.
МАКСИМ (после паузы). Чем?
ИРИНА. Тем. В Интернете найдёшь, если интересно. А стучать на старшего по возрасту и званию человека подло. 
МАКСИМ. Ничего. Богданов разберётся.
ИРИНА. Кто, Богданов? Этот разберётся, а как же… Ещё полгода назад рулил коммерческой фирмой. Образование экономическое. К журналистике никакого отношения не имеет. Ему редакционные дела вообще по барабану, ─ он деньги зарабатывает. Рекламу стрижёт, над каждой копейкой трясётся. Вот Игорь Иванович, ─ заслуженный человек, зам главного редактора. Почему он сидит в общей комнате с журналистами? Да потому что Богданову арендовать ещё один кабинет, ─ легче удавиться. Компьютеры у нас старьё, стулья-инвалиды, столы-пенсионеры. А этот доволен по самое некуда. Ну, как же: оптимизация редакционных расходов… А ведь у нас раскрученный сайт, десятки тысяч просмотров, рекламы хватает. Так чего ж на людях экономить?
МАКСИМ. Маманя, тормози. Ты уже наговорила на два увольнения.
ИРИНА. Ах да! Совсем забыла, что делю кабинет со стукачом. 
МАКСИМ. Зря ты так. За меня-то можешь не переживать, я тебя не сдам. А за других не ручаюсь. Народ у нас тут всякий-разный. Так что меньше болтай.
ИРИНА. Смотрите, какой заботливый! Имей в виду, Коняхин: если он Игоря Ивановича с твоей подачи обидит, я тебе глаза выцарапаю.
МАКСИМ. Ну, что ты так сердце рвёшь за своего Игоря Ивановича? Получит от Богданова втык, и всё.  Тут все от него втык получают, и никто ещё не умер. А меня, может, третировать будет меньше. И вообще… (Пауза.) Какие планы на вечер? Может, в кино сгоняем?
ИРИНА. Занята.
МАКСИМ. Что будешь делать?
ИРИНА. От тебя отдыхать.

Просторный, обставленный хорошей мебелью кабинет главного редактора. Богданов беседует с Денисовым.  

БОГДАНОВ. Коняхин в чём-то прав, Игорь Иванович. Бесконечной переделкой материалов вы парня просто обижаете.
ДЕНИСОВ. Лучше я его, чем он ─ читателей.
БОГДАНОВ. Ну, допустим. А Логунов? Я прочёл репортаж, который вы ему завернули. Не так уж плохо.
ДЕНИСОВ. Не могу с вами согласиться, Лев Петрович. Материал сырой, хоть выжимай. 
БОГДАНОВ.  Вы несправедливы к Логунову. Он работает очень оперативно. За день подготовил пять информаций и репортаж. 
ДЕНИСОВ.  Выдавать информационный вал он уже наумелся. Ещё бы умел писать, ─ золотой журналист был бы. 
БОГДАНОВ. Так учите, чёрт возьми!
ДЕНИСОВ. Не каждого можно научить. У Логунова алексия. Он слово не чувствует. А чувство слова - это данность. Оно или есть, или нет. Нельзя же научить человека быть блондином или брюнетом. Уж какой родился.
БОГДАНОВ. Вы ещё «Войну и мир» с него потребуйте. У нас, в конце концов, информационный сайт, а не литературное издательство.
ДЕНИСОВ. «Война и мир» ─ это лишнее. Он и романа такого не читал. А вот чётко думать и грамотно излагать мысли обязан. Это прожиточный минимум, без которого журналиста нет.  
БОГДАНОВ. Вас послушать, так у нас не редакция, а сброд. Сборище бездарей.
ДЕНИСОВ. В каком-то смысле так и есть. Даже не то что бездарей, ─ дилетантов.
БОГДАНОВ. Да ну? Прямо-таки ответственное заявление сделали. (Нажимает кнопку селектора.)  Вика, принеси кофе. (Отключает селектор.) О чём я? Ах, да. Коллектив журналистов опустили ниже плинтуса.
ДЕНИСОВ. А где вы тут видите журналистов? Набрали мальчиков и девочек с навыками блогеров на пятнадцатикопеечный заработок. Зарплаты маленькие, гонорары мизерные, премии символические. Так они и результат выдают на пятнадцать копеек. В сущности, умеют только бегать и звонить. Это кое-что, но не более. Кроме заметок в соцсетях ничего не читают, словарный запас минимальный. Ребята сами по себе неплохие, но хороший человек ─ не профессия. До журналистики им, как пешком до Китая. Я их переписываю с утра до вечера, иначе все эти информации, репортажи, интервью публиковать было бы просто нельзя. Сайт стал бы посмешищем. 
БОГДАНОВ. Стало быть, на вас вся редакция держится?
ДЕНИСОВ. Точнее сказать, на моей функции. На месте Денисова может быть Иванов, Петров или Сидоров, но должен быть обязательно. 
БОГДАНОВ. Как интересно… Значит, всё плохо-плохо. Беспросветно. Так?
ДЕНИСОВ. Ну, не то чтобы всё…

Входит секретарша, подаёт кофе Богданову и Денисову, выходит. 

ДЕНИСОВ. Есть пара ребят, которые что-то обещают. С ними я занимаюсь особо. Та же Ира Маркова может писать интересно. Голова хорошая, а ремеслом со временем овладеет. Кстати, и Коняхин не безнадёжен. Гонора много, советы не воспринимает, ─ вот беда. Но потенциал есть, и работать хочет.  А в общем ситуация нерадостная. То, что писать не умеют, ─ это полбеды. В конце концов, я для того тут и сижу, чтобы их редактировать. Беда в том, что они думать не умеют. Не умеют и не хотят. Блогеры же! А если в материале нет мыслей, то и переписывать нечего.
БОГДАНОВ. Значит, по-вашему, блогер ─ это плохо?
ДЕНИСОВ. Трепло и бездельник ─ это всегда плохо. А с учётом возможностей Интернета, иногда и опасно.

Одним глотком допив кофе, Богданов встаёт, делает несколько шагов вперёд-назад. Останавливается возле Денисова.  

БОГДАНОВ (глядя на Денисова сверху вниз). Разговор с вами, Игорь Иванович, это как прогулка по кладбищу: чем дальше, тем грустнее.
ДЕНИСОВ. Смелая метафора. Я вроде бы ещё не умер.
БОГДАНОВ. Ну, и живите себе, не о том речь… Я и раньше подозревал, а теперь убедился окончательно, что вы отстали от времени. Безнадёжно. Редакция, журналистика, работа над словом… Забудьте. Это всё лирика из прошлого века. Сегодня тренд изменился. Нет никакой редакции. Есть информационное предприятие. А предприятие обязано безостановочно выдавать продукт.
ДЕНИСОВ. Любой продукт, включая информационный, должен быть качественным. 
БОГДАНОВ. Ерунда. Информационный продукт должен быть горячим и быстрым.
ДЕНИСОВ. Это вы про вчерашнее фото девушки, которой ветер задрал юбку, и обнажилось нижнее бельё? С пошлым комментарием Митина, поставленным по вашему личному указанию?
БОГДАНОВ. А вы видели, сколько у этого снимка просмотров?
ДЕНИСОВ. Если бы девушка была голая, набралось бы ещё больше.
БОГДАНОВ. Не утрируйте.
ДЕНИСОВ. Я не утрирую. Я стыжусь. Будь моя воля, это фото не появилось бы.
БОГДАНОВ. Воля здесь моя. По согласованию с учредителем, разумеется… (Пауза.) Постарайтесь наконец усвоить: времена изменились. Бесповоротно. Раньше пресса работала на читателей, а теперь читатели работают на прессу.
ДЕНИСОВ. Вот как?
БОГДАНОВ. Именно так. Чем больше у издания читателей, тем интереснее оно для рекламодателя. Понятно?
ДЕНИСОВ. Да уж куда понятней.
БОГДАНОВ. Для чего я сюда назначен? Шлифовать стиль журналистов? Чушь. Моя задача ─ сделать сайт прибыльным. И я уже вывел его на самоокупаемость. Ещё полгода-год, и он начнёт приносить чистую прибыль. Этого требует от меня учредитель. Я этого добьюсь. Так не ставьте мне палки в колёса.
ДЕНИСОВ. Чем же я ставлю, позвольте спросить? Добросовестным исполнением своих обязанностей?
БОГДАНОВ. Вы добросовестны с перебором. Фактически вы терроризируете журналистов избыточной требовательностью. Люди уже писать боятся. Не один Коняхин на вас жалуется. А кроме того, по вашей милости мы теряем оперативность. 
ДЕНИСОВ. Это каким образом?
БОГДАНОВ. Таким! Пока вы вчера переписывали информацию о выпавшем ребёнке, её на сорок минут раньше выдали ребята из «Городских новостей». 
ДЕНИСОВ. Видел. Мало того, что написано коряво, так ещё и фамилию спасителя переврали. Шибко торопились.
БОГДАНОВ. Да плевать мне на спасителя с его фамилией. Конкуренты нас опередили, понимаете? Вы на будущее или придирайтесь меньше, или редактируйте быстрее. (Пауза.) Слушайте! А может, зря я вас упрекаю? Может, вы просто уже не в состоянии работать оперативно? Всё-таки шестьдесят, подустали небось… Так вы прямо и скажите.
ДЕНИСОВ. Спасибо за заботу. На работоспособность и здоровье пока не жалуюсь.
БОГДАНОВ. Ну, смотрите. В общем, я надеюсь, вы меня поняли. Впредь никакой лирики. Ребят больше не мордуйте, у нас тут не штучное производство. Информационно-рекламный конвейер, и точка. У меня всё.

Денисов молча встаёт и выходит. 

БОГДАНОВ (нажав кнопку селектора). Вика, зайди.

Заходит секретарша. 

БОГДАНОВ. Ты зачем кофе принесла на двоих?
ВИКА. Так вы же вдвоём были с Игорем Ивановичем.
БОГДАНОВ. Если бы я хотел угостить Денисова кофе, то так бы и сказал. 
ВИКА. Но я же не знала, что вы не хотите.
БОГДАНОВ. А тебе знать не надо. Заруби на носу: твоё дело исполнять, что сказано. Точно и без самодеятельности. Поняла?
ВИКА. Поняла. 
БОГДАНОВ. Смотри, не разочаровывай меня. Свободна. (Пауза.) И принеси мне личное дело Ирины Марковой.

Вечерняя аллея. На скамейке сидит Денисов. Подходит Ирина. 

ИРИНА. Я так и знала, что вы здесь. (Садится рядом.)
ДЕНИСОВ. Невелик секрет. Я тут каждый вечер после работы посиживаю, когда погода позволяет. 
ИРИНА. Мне тоже тут нравится. (Пауза.) Игорь Иванович, что с вами происходит? 
ДЕНИСОВ. А что не так?
ИРИНА. Да всё не так. Третий день ходите, как в воду опущенный. Это после того разговора с Богдановым, да?
ДЕНИСОВ. Хм… Ну, в общем, да.
ИРИНА. Всё-таки надо было Максу глаза выцарапать. Вот ведь козёл, ─ подставил.
ДЕНИСОВ. Макс при всех недостатках вовсе не козёл, так что пусть живёт… неуклюже. Дело вообще не в нём.
ИРИНА. А в ком? В Богданове?
ДЕНИСОВ. Даже и не в Богданове.
ИРИНА. А в ком тогда?
ДЕНИСОВ. Во мне, Ирочка, во мне.
ИРИНА. Игорь Иванович, ну, что вы загадками говорите…
ДЕНИСОВ. Нет тут никаких загадок. Конечно, выслушать, что ты устарел, отстал от жизни и вообще силы уже не те, ─ обидно. Но ещё обиднее сознавать, что во многом это правда. Остаётся подойти к зеркалу, посмотреть себе в глаза и честно признать, что твоё время ушло. 
ИРИНА. Это вам всё Богданов сказал? Сволочь он.
ДЕНИСОВ. Ну, это как посмотреть. Во всяком случае, не дурак. Два высших образования, успешный опыт управления, решительный характер. Он просто такой современный Лопахин из «Вишнёвого сада». Молодой циничный прагматик. Или прагматичный циник, ─ это как угодно. Ради выгоды всё сметёт, всё вырубит, через всё переступит. Но при этом не его вина, что мне стукнуло шестьдесят, и эта эпоха уже не моя.
ИРИНА. Игорь Иванович, дорогой, ну, зачем вы так говорите?
ДЕНИСОВ. Да ведь так оно и есть. Время идёт своим чередом, и мы к этому привыкли. Жизнь рано или поздно проходит, ─ и тут ничего нового. Но почему так быстро? (Неловко улыбается.) Вроде только вчера родители провожали в первый класс. Я и школьную линейку отлично помню, и букет цветов, который мама сунула в руку, и сентябрьское тепло на пороге школы… А ведь прошло уже больше полувека. И вот сидит почтенный пожилой человек на садовой скамейке и утомляет молодую красивую женщину лирическим брюзжанием о скоротечности времени.
ИРИНА. Ничуть вы не утомляете, это во-первых. И ничего вы не брюзжите. С чего вам брюзжать? Вы нестарый, импозантный умный человек, талантливый журналист. Это я вам говорю как молодая красивая женщина. В смысле, коллега. Вы просто размышляете вслух.
ДЕНИСОВ. Ну да. Брюзжание есть форма интеллектуального самовыражения с негативным оттенком. 
ИРИНА. Игорь Иванович, прекратите. Вы мне не нравитесь.
ДЕНИСОВ. Да? Обидно.
ИРИНА. То есть, нравитесь, конечно… Не нравится ваше настроение. Не хочу, чтобы у вас была депрессия. 
ДЕНИСОВ. Сам не хочу. Депрессия или, по-русски, уныние, ─ это ведь смертный грех. 
ИРИНА. Вот и не грешите. Чисто мужская привычка: чуть что не так, ─ или в хандру, или в запой. Или, не дай Бог, и то и другое пакетом. Мы с одним моим бывшим парнем из-за этого расстались.
ДЕНИСОВ. Но я не собираюсь расставаться с будущим лучшим пером редакции.
ИРИНА (после паузы). Ну, и не расстанемся. Вы мне тоже нужны. 
ДЕНИСОВ (после паузы). Очень рад это слышать.
ИРИНА (решительно). Игорь Иванович, мне надо вступить с вами в неслужебные отношения.
ДЕНИСОВ. Вы меня интригуете, Ирочка. В каком смысле?
ИРИНА. В творческом. А вы что подумали?
ДЕНИСОВ. Я вообще пока не знаю, что думать. Расшифруйте.
ИРИНА. Всё очень просто. Я хочу написать роман.
ДЕНИСОВ (после паузы). Написать или завести?
ИРИНА. Написать, написать.
ДЕНИСОВ. Странно. В вашем возрасте логичнее было бы завести… Ну, допустим. И что дальше?
ИРИНА. Главным героем будет немолодой человек примерно ваших лет. 
ДЕНИСОВ. Ещё более странно.
ИРИНА. Почему?
ДЕНИСОВ. Ирочка, всякий автор вольно или невольно выражает мысли, чувства и надежды своего поколения. Если угодно, транслирует. И это правильно, товарищи. Пишите о сверстниках. Так проще и естественней.
ИРИНА. Игорь Иванович, ну, что можно написать о моём поколении? От силы заметку в чате… Нет поколения. Оно провалилось в Интернет. Там же и сгинуло. Не повезло мне с поколением.
ДЕНИСОВ. Так и напишете роман-крик о сгинувшем поколении. Это будет ярко и звучно. Если выйдет, конечно.
ИРИНА. Не хочу я кричать. Неинтересно. А вот вы, ваше время… Я о нём знаю мало, но почему-то притягивает. Мне кажется, что вы жили совсем по-другому. Меньше думали о деньгах и больше ─ о любви. Дарили женщинам цветы, целовали им руки, сочиняли стихи. Умели дружить без выгоды. Не боялись назвать скотину скотиной… 
ДЕНИСОВ. Ирочка, вы идеализируете наше поколение. Хотя в чём-то вы правы. Конечно, мы были другими. Более бескорыстными, что ли. Довольно романтическими. Любили женщин и бардовские песни. Друзья были, как братья. За «Мастера и Маргариту» не жалко было отдать ползарплаты. Надеюсь, в душе мы такими и остались. А вот мир вокруг изменился категорически и бесповоротно. И я сам себе иногда кажусь белой вороной. Мда… Так чем я могу вам помочь?
ИРИНА. Вы будете консультантом по прошлой эпохе. Мне нужна информация. Как жили, как одевались, что ели-пили, о чём разговаривали, как строили отношения… О чём думали, во что верили… В общем, я буду брать у вас интервью на разные темы.
ДЕНИСОВ. То есть, с моей помощью вы хотите услышать эхо ушедшего времени и выплеснуть его на бумагу. 
ИРИНА. В точку, Игорь Иванович. Именно так.
ДЕНИСОВ (после паузы). Любопытно… А почему бы и нет? В принципе, из этого может что-то получиться. Вы человек литературно одарённый. Мне нравится ваш интерес к нашему времени. (Цитирует.) «Мы были высоки, русоволосы, // вы в книгах прочитаете, как миф, // о людях, что ушли, не долюбив, // не докурив последней папиросы».
ИРИНА. Это что?
ДЕНИСОВ. Это стихи Николая Майорова. Был такой славный поэт, вспомнил его по ассоциации. Написано о поколении, которое вскоре ушло воевать и почти целиком полегло на войне. О нас такого, слава Богу, не скажешь, но и на нашу долю выпало… много чего выпало. 
ИРИНА. Вот об этом и поговорим. Ну, что, ─ согласны?
ДЕНИСОВ. По рукам.

Встают, обмениваются церемонным рукопожатием, смеются. Снова присаживаются. 

ДЕНИСОВ. В качестве первого взноса в будущую работу примите один совет и одно пожелание.
ИРИНА. Уже приняла. А что за совет?
ДЕНИСОВ. Роман непременно должен быть о любви. Возраст, профессия, социальный статус, обстоятельства героев могут быть разными, ─ это как придумаете. Но главное всётаки отношения между мужчиной и женщиной. Ничего важнее человечество ещё не сочинило. Банально, и всё же так. Всё остальное, включая деньги, ракеты и компьютеры, должно быть не более чем фоном для отношений. Иначе будет не интересно, и как писатель вы провалитесь.
ИРИНА. Не хотелось бы… А какая любовь для романа выигрышнее, ─ счастливая или трагическая?
ДЕНИСОВ. Любовь по сути своей всегда трагична, потом что ограничена человеческим веком и много чем ещё… Прежде чем браться за свой роман, прочтите Ремарка ─ «Три товарища», «Триумфальную арку». Никто лучше не выразил трагизм любви. И ощущение уходящей жизни.
ИРИНА. Я читала. Ревела очень… но читала.
ДЕНИСОВ. Правильная реакция. Я тоже в молодости не мог читать без слёз. Школьником ещё.
ИРИНА. А вы сказали, что кроме совета есть и пожелание.
ДЕНИСОВ. Если ваш герой пребывает в моём возрасте, назовите свой будущий роман примерно так ─ «Баллада о восьмидесятнике».
ИРИНА. А почему «восьмидесятник»?
ДЕНИСОВ. Понимаете, ровно полжизни назад, в конце восьмидесятых годов прошлого века, случилась то, что принято называть перестройкой. И мы, кому тогда было плюс-минус тридцать, поверили в лучшее. Как потом выяснилось, напрасно. Но вот это ощущение свободы, новых возможностей, свежего воздуха… Разве такое забудешь? Предчувствие счастья ─ больше, чем само счастье. И какое-то время, пока верили, мы были счастливы. Кто это пережил, тот и есть восьмидесятник.
ИРИНА. Это по аналогии с «шестидесятниками»? Ну, которые застали хрущёвскую оттепель в шестидесятых годах?
ДЕНИСОВ. Застали, да. Она тоже была недолгой.

Звонит телефон Денисова. Тот, извинившись, берёт трубку. 

ДЕНИСОВ. Да, моя радость. Как себя чувствуешь?.. Таак… А Илье Моисеевичу рассказала? И что говорит?.. Назначил новое лекарство? Ну, значит, так надо. С Ильёй Моисеевичем спорить ─ себе дороже. Я к тебе завтра приеду. Что привезти?.. Понял. У меня всё в пределах. Нет, с голоду не помираю. Сварил борщ и вообще… Да, уже собрался домой. Целую, до завтра. (Отключает телефон.)
ИРИНА. Как ваша жена?
ДЕНИСОВ. Надеюсь, что нормально.
ИРИНА (после паузы, вставая). Игорь Иванович, ну, тогда я к вам сегодня больше приставать не буду. А с завтрашнего дня начну приставать при каждом удобном случае. Ладно?
ДЕНИСОВ. Приставайте. Я же консультант вашего, как сейчас говорят, проекта.
ИРИНА. Нашего!
ДЕНИСОВ. Тем более. Давайте я вас подвезу.
ИРИНА. Вы не просто консультант. Вы благодетель.

Кабинет главного редактора. Богданов сидит за столом, просматривая документы и что-то подписывая. Заходит Ирина. 

ИРИНА. Добрый день, Лев Петрович. Вызывали?
БОГДАНОВ. Привет, Ира. Не вызывал, а пригласил. Проходи, садись.

Ирина садится. Богданов откладывает бумаги, нажимает на кнопку селектора. 

БОГДАНОВ. Вика, сделай нам с Ирой кофе. (Отключат селектор.) Как дела?
ИРИНА. Спасибо, всё хорошо.
БОГДАНОВ. Вижу, что хорошо. Прочёл твою статью о состоянии городского ЖКХ. Молодец, глубоко копнула. Цифры, факты, выводы, ─ всё убедительно.
ИРИНА. Спасибо на добром слове.
БОГДАНОВ. Заслужила. Собственно, после этой статьи решил с тобой поговорить.
ИРИНА. Слушаю внимательно.
БОГДАНОВ. Ты ведь у нас уже три года работаешь?
ИРИНА. Ну, да.
БОГДАНОВ. Можно сказать, ветеран. Другие ребята только год-полтора отпахали.
ИРИНА. Кое-кто и поменьше.
БОГДАНОВ. Точно. Митин пришёл в конце прошлого года.

Входит Вика с подносом. Молча ставит кофе, уходит. 

БОГДАНОВ. И вот какая интересная картина складывается. Работаешь давно, опыт есть, пишешь хорошо. (Отпивает кофе.) Ты в корреспондентах не засиделась?
ИРИНА. Что вы имеете в виду?
БОГДАНОВ. Разговор пока между нами. В ближайшее время я отправлю Денисова на пенсию. Мне нужен крепкий толковый зам. Молодой, энергичный профессионал. Понимаешь? Со стороны брать никого не хочу, а в редакции ты единственная достойная кандидатура. Что скажешь?
ИРИНА (после паузы). Неожиданно…
БОГДАНОВ. Это для тебя неожиданно. Я-то к тебе давно присматриваюсь. Мне нравится, как ты работаешь. И у ребят в авторитете.
ИРИНА. Лев Петрович… а не рано Игоря Ивановича в отставку? Он для всей редакции стержень.
БОГДАНОВ. Не рано. Человек он, конечно, опытный, уважаемый, поработал на славу. Скажем спасибо и проводим на заслуженный отдых. Годы своё берут, деваться некуда. Тормозить начал Игорь Иванович, понимаешь? Зациклился на качестве информационного продукта, будто всё ещё в советской редакции работает. Эпоха другая, требования другие, а он всё тот же. Младших коллег зажимает, и многие недовольны. Мне это не нравится.
ИРИНА. Правильно зажимает. Если нас не зажимать, мы такое сырьё сдавать будем… Я-то изнутри знаю. Вот вы похвалили мою статью. Так Игорь Иванович над ней очень сильно поработал. Главное, ─ смысловые акценты расставил, как надо. Я сама не додумалась, опыта пока не хватает. И, если честно, под материалом должна стоять и его подпись.
БОГДАНОВ. Что ты так Денисова защищаешь? Можно подумать, я собрался гнать его пинком под зад.
ИРИНА. А что, нет?
БОГДАНОВ. Не волнуйся. Всё будет красиво. Проводим со всем уважением. Цветы, грамоты от редакции и союза журналистов, премию выпишем… Но уйти ему придётся. У меня большие планы по развитию сайта, и он в них не вписывается. А ты вписываешься.
ИРИНА. По-человечески, если не для передачи… Нельзя его увольнять, Лев Петрович.
БОГДАНОВ. Это ещё почему?
ИРИНА. На нём большой кредит. Чтобы выплатить, надо ещё года два поработать. Взял на операцию жены.
БОГДАНОВ. Вот как? Не знал. (Пауза.) Ну, и как прошла операция? Успешно?
ИРИНА. Вроде да.
БОГДАНОВ. Ну, и слава Богу. А кредит не аргумент. Выплатит как-нибудь, не маленький. Ничего себе, ─ два года! За два года много чего произойдёт. Мне нужна молодая динамичная команда, с которой можно делать информационный бизнес. Причём тут Денисов? Он и с компьютером-то на «вы». Только и умеет, что писать и тексты править, а поди ж ты… Знаешь, что он мне на днях заявил? Что на нём вся редакция держится. Мания величия на старости лет накрыла. 
ИРИНА. Вообще-то, во многом так и есть. Ребята его, может, и не все любят, но уважают.
Злятся, конечно, когда заставляет тексты переписывать, но уважают. И вот что, Лев Петрович… (Пауза.) Может, не моё дело, но прежде чем увольнять Игоря Ивановича, вы бы посоветовались с Вилюйским. Ну, в смысле с нашим учредителем. На всякий случай.
БОГДАНОВ. Поговорю, конечно. Я не могу уволить заместителя главного редактора без согласования с хозяином. А что?
ИРИНА. Вы у нас недавно, ещё не знаете… Два года назад, когда Вилюйский шёл в Госдуму, Игорь Иванович работал в его избирательном штабе спичрайтером. И поработал здорово. С тех пор у них с Вилюйским хорошие отношения, чуть ли не дружеские. Игорь Иванович просто это не афиширует.
БОГДАНОВ (после паузы). Да, это нюанс… Учту. Спасибо, что сказала. Аргументы для хозяина я найду. А ты пока морально готовься. Мне, в общем, нравится твоя щепетильность по отношению к Денисову. Старший коллега, наставник и всё такое. Но, во-первых, ты его не подсиживаешь. Уволить его ─ моё решение, так что не парься. А во-вторых, жёстче надо быть, решительнее. Время сейчас такое ─ не до лирики. Согласна?
ИРИНА. Я подумаю.
БОГДАНОВ. Вот и думай. (Пауза.) Давай сегодня поужинаем вместе. Продолжим разговор в спокойной обстановке. Есть что обсудить и вообще…
ИРИНА. (после паузы, не глядя на Богданова). Сегодня не могу. Родители устраивают семейный вечер.
БОГДАНОВ (безапелляционно). Значит, завтра. Я закажу столик в «Короне». И не откровенничай пока ни с кем. Разговор между нами.

Редакционная комната. Ирина сидит за компьютером, что-то пишет. Врывается Максим Коняхин. 

МАКСИМ (с порога). Ирка, бросай работать. Седьмой час уже. Пошли в кафе, шампанского выпьем.
ИРИНА. С чего это?
МАКСИМ. Поздравь, ─ в первый раз материал вышел почти без правки. Что это с Денисовым? Или я писать, наконец, научился? В общем, проставляюсь.
ИРИНА. Поздравляю. Не научился. Пей сам.
МАКСИМ (опешив). Что ж так неласково, маманя? Я тебя вроде ничем не обидел.
ИРИНА. Меня нет. Игоря Ивановича ─ да.
МАКСИМ. А-а… Ты про тот случай.
ИРИНА. Про тот, Максик, про тот. Денисов с тобой просто больше не хочет связываться. Стукачом брезгует. Так что смело пиши, что хочешь. И от читателей огребай. Ты чат смотрел? (Смотрит в компьютер, читает.) «Кто-нибудь объясните автору, что нельзя так писать: «Неумолимые наручники правосудия сковали преступника на ближайшие два года». Это информационная заметка или пародия?» А вот ещё: «Событие на копейку, а наваляли на весь рубль. Словоблудие в чистом виде. К смыслу не продерёшься…»  Это всё про твой не правленый Денисовым материал.
МАКСИМ. Ну и что? На всех не угодишь.
ИРИНА. И не надо. Ты, главное, уже угодил главному.
МАКСИМ. Ир, ну, зачем ты так? Ну, хочешь, я перед Денисовым извинюсь? 
ИРИНА. Я, Максик, одного хочу, ─ чтобы ты меня оставил в покое. Иди уже, седьмой час. Посиди в кафе, шампанского похлебай, ощути себя крутым журналистом. А мне работать надо.
МАКСИМ (после паузы). Что-то ты мне сегодня не нравишься, маманя. Надменная стала, а с чего? Не с того ли, что нынче битый час просидела у Богданова? Кофеёк пили, о чём-то судьбоносном беседы беседовали?
ИРИНА. А ты спроси у Богданова. Он всё доступно объяснит. Тебе понравится.

Максим молча выходит. Ирина, опустив голову, прячет лицо в ладони. Входит Денисов. 

ДЕНИСОВ. Что с вами, Ирочка? Вам нехорошо?
ИРИНА. Да нет, Игорь Иванович, устала просто.
ДЕНИСОВ. Ну, так езжайте домой отдыхать.
ИРИНА. Дома никто не ждёт, так что спешить некуда. 
ДЕНИСОВ. Значит, со своим молодым человеком вы расстались безвозвратно?
ИРИНА. Ещё безвозвратнее. Забрал свою зубную щётку и заявил, что раз я не читаю его блог, то о чём со мной говорить? И гордо удалился. Наверно, искать родственную душу.
ДЕНИСОВ. М-да… Сердце блогера склонно к измене. По-моему, вы легко отделались. Мог напоследок и денег занять.
ИРИНА. Откуда вы знаете? Занял… пятьсот рублей. Больше не было.
ДЕНИСОВ. Не жалейте. Пятьсот рублей за полученный опыт и обретённую свободу ─ это не деньги. Зато теперь вы открыты для новых отношений.
ИРИНА. Спасибо, мне и старых надолго хватит. Работать надо. (Пауза.) Игорь Иванович, я тут сюжет романа в первом приближении набросала. Хочу, чтобы вы оценили… Ой, я не спросила: у вас время-то сейчас есть?
ДЕНИСОВ. Есть, Ирочка. В больницу поеду только через час. Я весь внимание.
ИРИНА. Тогда давайте я буду делать кофе и рассказывать. (Подходит к столику, ставит чайник и одновременно говорит.) Героиней будет молодая дура.
ДЕНИСОВ. Смело… И в чём же выражается её дурость?
ИРИНА. А запросы у неё несовременные.  Живёт неплохо, работает с удовольствием. При этом выглядит хорошо и на недостаток мужских взглядов не жалуется. Есть и вполне выгодные варианты. В общем, почти в шоколаде.
ДЕНИСОВ. А что не так?
ИРИНА. Варианты исключительно постельные. Само по себе это не страшно, потому что героиня в расцвете лет и вовсе не монашка. Думает: ну, ладно, с этим обожглась, но уж следующий-то… А следующий плюс-минус такой же. И ничего ему не надо кроме постели. И получается у девушки, что тело в порядке, а душа в анабиозе. Интим есть, а любви нет. Понимаете?
ДЕНИСОВ. Отлично понимаю. Что дальше?
ИРИНА (ставя на стол чашки кофе). А дальше появляется герой. Я вам говорила: это немолодой человек, героине ровно в отцы… С чего бы им интересоваться? Но в нём есть то, чего не хватает в ровесниках: ум, доброта, надёжность. Спокойная основательность. Многое испытал и пережил. И даже его седина не отталкивает, потому что красивая. Такой, что ли, настоящий, не виртуальный. Сначала героине с ним просто интересно. Потом очень интересно. А потом она вдруг сознаёт, что он ей уже не безразличен… Так бывает?
ДЕНИСОВ. Бывает, почему нет? Молодые женщины нередко влюбляются в людей много старше их.
ИРИНА. А вот смысла влюбляться нет. Ни малейшего. Дело даже не в его годах. Просто он женат ─ раз и навсегда. Я уже не говорю, что он небогат и ничего не может дать героине… кроме себя. Но ведь ей ничего другого и не надо. Тянет к нему, и всё.
ДЕНИСОВ. Да, сложная ситуация.
ИРИНА. Я же говорю, ─ дура.
ДЕНИСОВ. Совсем даже не дура, не согласен… Ситуация вполне жизненная и психологически объяснимая. Душа, тем более женская, не может вечно быть в анабиозе. Рано или поздно она проснётся и потребует своего. И если она выбрала человека, тут уже не важно, богат он или беден, молод или стар.
ИРИНА. А что дальше? (Пауза.) Это я как автор себя спрашиваю.
ДЕНИСОВ. Дальше, Ирочка, вас как автора ожидает большая проблема.
ИРИНА. Какая?
ДЕНИСОВ. Ну, вот смотрите… (Допивает кофе.) У каждого героя должна быть своя психология и свой, как принято говорить, «бэкграунд». То есть прошлое, которое формирует человека и его сегодняшнее поведение, поступки. Вам нетрудно представить психологию и бэкграунд героини. В конце концов, вы с ней примерно одного возраста и сходного опыта. Но как вы будете описывать героя, который годится в отцы? Вам придётся придумывать и его прошлое, и его мысли, чувства. Не факт, что вы сумеете адекватно понять человека из другого поколения.
ИРИНА (после паузы). А вы мне поможете.
ДЕНИСОВ. Я?
ИРИНА. А кто ещё? Вы же у меня консультант. Дайте мне прошлое героя. Дайте его характер, мысли, привычки.
ДЕНИСОВ. Ну да, конечно… Хорошо, попробую. (Встаёт, делает несколько шагов.) Прошлое героя… Тут надо сразу понять, что он вовсе не герой. Это обычный среднестатистический человек, в котором, как и в каждом, намешано хорошее и плохое. Пусть он будет журналистом, ─ так легче. Это наша специфика, она вам понятна… Ну, что сказать? Он классный журналист. Он увлечён профессией и от души считает, что своими публикациями способен исправить минусы окружающей действительности. При советской власти карьера складывается вполне успешно. В родной газете его не раз повышали, он зачислен в руководящий резерв. А потом перестройка. И он, сам того не зная, становится восьмидесятником, потому что наивно верит в обновление общества… Он дышит ветром перемен и смутно прозревает иную жизнь ─ богатую, свободную, когда весь мир на ладони: и Эйфелева башня, и Бранденбургские ворота, и Биг-Бен. Глупец…
ИРИНА. Глупец?
ДЕНИСОВ. Хотя нет, пожалуй. Глупец ─ это тот, кто так ничего и не понял. А ваш герой с годами многое осознал. Например, что Бальзак ─ действительно великий писатель.
ИРИНА. Причём тут Бальзак?
ДЕНИСОВ. А он написал роман «Утраченные иллюзии». Вот эти два слова ─ как клеймо на судьбе нашего поколения. Знали бы вы, как мучительна утрата иллюзий. Они уходят, а что взамен? Депрессия, страх, бессонные ночи. Ломка та ещё. Ищешь своё место в новой жизни и не можешь найти. Разочаровываешься в кумирах, ощущаешь свою невостребованность. Появляется непривычная мерзкая бедность. И как с этим со всем жить дальше? Во что верить?.. Ещё вчера с гордостью думал, что довелось жить в эпоху обновления. А сегодня, выгребая мелочь из кармана, понимаешь, что эпоха обновилась куда-то не туда… Странно, ─ казалось бы, иллюзии ничего не весят. Но сколько людей придавило их обломками…
ИРИНА. А наш герой? Он так и не увидел Эйфелеву башню?
ДЕНИСОВ. Отчего же, увидел. И Триумфальную арку увидел, и Кёльнский собор, и Тауэрский мост, и даже Белый дом. Поездил от души. Стал ли он от этого счастливее? Не знаю, не уверен… Вообще-то ему повезло, ─ он уцелел. Выжил, не спился, как очень и очень многие. Был молод, энергичен и профессионален. Вкалывал, как ненормальный, ─ от безысходности. Расслабиться не давал инстинкт самосохранения. В разное время выпускал собственную газету, создал своё рекламное агентство. Иногда жил очень неплохо, но чаще ─ трудно. Всё-таки по натуре он не предприниматель. Занимался политикой и даже стал однажды городским депутатом. Подвизался на ниве общественных связей, работал на многих выборах. На старости лет решил вернуться в профессию и встретил пенсионную дату за редакционным столом… Вот, ─ если крупными штрихами, ─ бэкграунд вашего героя.
ИРИНА (после паузы). Запротоколировано. А его характер? Психология?
ДЕНИСОВ. Хм… Тут важно показать, что герой совсем не идеален. Да, в нём есть немало хорошего. Неглуп, добр, отзывается на чужую беду. Нежаден, скорее любит гусарить, ─ когда позволяют обстоятельства. Потому, кстати, и денег не скопил… Написал десяток романов, получил массу хороших рецензий, но так ничего и не издал, ─ как-то не сложились отношения с издательствами. Стеснялся лезть в глаза, просить…
ИРИНА. А как бы почитать?
ДЕНИСОВ. Не отвлекайтесь… Вот это самое стеснение преследует его всю жизнь. Типичный интеллигент, хотя вслед за Чеховым это слово терпеть не может. Любит женщин, и женщины, в общем, его тоже любят. В этом, быть может, главная беда и проблема его жизни.
ИРИНА. Ну, знаете... Любить и быть любимым ─ это же счастье. В чём беда, в чём проблема?
ДЕНИСОВ. Беда в том, что в конце каждой встречи маячит разлука… Как-то однажды, на излёте советской власти, он с делегацией от союза журналистов полетел во Францию. И была в делегации красивая светловолосая тележурналистка с Дальнего Востока. И влюбился он мгновенно и сумасшедше. И ответила она ему взаимностью… Головой-то он понимал, что у этой связи нет будущего. Безумное расстояние между их городами, его семейное положение, ─ всё, ну всё против. А душа рвётся. И вот он прилетает к ней на Дальний Восток. Раз, другой, третий… Иногда, если она в Москве, он правдами-неправдами вышибает из редактора командировку в столицу. Работа, семья, ─ всё теперь, как во сне. Отныне вся жизнь состоит из коротких редких встреч и невыносимо длинных пауз между ними. Чтобы заполнить их, он каждый день звонит ей и пишет письма, и в каждое вкладывает новое стихотворение.
ИРИНА. Ну, стихи-то процитировать можно? Не роман же. Ну, пожалуйста. 
ДЕНИСОВ. Отчего же, можно. Хотя, разумеется, это не Шекспир. (Читает.) 

И снова мы с тобой ─ вразрыв. 
Разлука на двоих.
Сажусь я в поезд, не остыв
От рук и губ твоих.
Теперь я знаю: кто влюблён ─  
Тот с дулом у виска…
А волосы легки, как лён,
Но тяжела тоска. 
Ах, если б, зная наперёд, 
Всё разрубить сплеча…           
А пальцы холодны, как лёд,
Но вера горяча. 
…Стучат, минуты торопя,           
Колёса вразнобой. 
Я уезжаю от тебя. 
Я всё равно с тобой. 
(После паузы.) Такой, что ли, поток сознания. Но герой ведь не поэт, он журналист… Что вы, Ирочка?
ИРИНА (отвернувшись). Хотела бы я утонуть в таком потоке… А что было потом?
ДЕНИСОВ. Потом случилось то, что и должно случиться. Они просто устали. Спалили друг друга дотла ─ короткими встречами, долгой разлукой, звонками, письмами. И расстались. Каждый остался со своей пустотой. 
ИРИНА. Послушайте! Но если была такая любовь… Почему он просто не развёлся?
ДЕНИСОВ. А не мог. В будущую жену герой влюбился ещё в школе. И что бы не случалось в жизни, каких бы женщин не встречал, вот этот образ… образ девочки-школьницы с чудесной косой и замечательными ямочками на щеках… этот образ всегда был с ним. Стоял перед глазами, не давал о себе забыть. Прошло больше сорока лет, и она уже давно не та, но герой-то видит её всё той же десятиклассницей. Она не только его женщина ─ она вся его жизнь. Расстаться с ней выше любых сил. Вот он и не расстался.
ИРИНА (после паузы). А она знала про этот роман?
ДЕНИСОВ. Знать-то не знала, но, конечно, догадывалась. Понимаете, когда проживёшь с человеком много лет, начинаешь его чувствовать. Разумеется, она видела, что герой мечется, что ему плохо, что он ушёл в себя… Кстати, никаких специальных усилий, чтобы сохранить его, она не прилагала. Сцен, скандалов, истерик, ─ ничего этого не было. Была она, были дети, был дом. И этого оказалось достаточно, чтобы герой постепенно пришёл в себя и вернулся к привычной жизни. 
ИРИНА. А как же дальневосточная любовь? Он её забыл?
ДЕНИСОВ. Нет, не забыл. Но… Наверно, у каждого где-то глубоко в подсознании есть такие, что ли, весы. Они взвешивают и оценивают всё, что существует и происходит в жизни человека. Так вот, внутренние весы героя сделали свой выбор. И он его принял.
ИРИНА (после паузы). И ещё говорят о женском непостоянстве. А тут мужчина любит одновременно и жену, и ту, другую… Не просто спит с каждой, а именно любит. Странно всё-таки.
ДЕНИСОВ. Странно? Вы хотели бы, чтобы ваш герой был однолюбом? Ну, что ж, он и сам этого хотел бы. Так жить намного проще. Учитывая его отношение к жене, в каком-то смысле так и есть. Но человек сплошь и рядом выламывается из стереотипов. И что же его теперь за это ─ расстрелять? Вы же не осуждаете меня за то, что я одновременно люблю и Моцарта, и Баха, хотя более несхожей музыки не найти. Каждый прекрасен по-своему, вот в чём дело. Так и с женщинами. Просто с одной хорошо, а без другой нельзя.
ИРИНА. Тогда что же такое любовь вообще?
ДЕНИСОВ. Ну, это каждый понимает по-своему. Идеалом от века принято считать историю Ромео и Джульетты, ─ и пусть. Красивые легенды тоже нужны. Лично я поверил бы в эту любовь, если бы Шекспир изобразил их не подростками, а зрелыми людьми. Как не считай, а любовь проверяется временем. Всё прочее есть томление духа и тела. Вот как у этих бедных детей из Вероны…

Звонит мобильный телефон Денисова. Извинившись, он берёт трубку. 

ДЕНИСОВ. Илья Моисеевич? Добрый вечер. А я как раз собираюсь ехать. Как там моя половина?.. Что? Что?! (Вскакивает.) Господи… Я… да, я сейчас… бегу, еду.  Сейчас, сейчас уже…

Хватает портфель, быстро идёт к выходу. 
 
ИРИНА (поднявшись, с тревогой). Что случилось, Игорь Иванович?
ДЕНИСОВ (на ходу). Это из больницы звонили. Жена…

Не договорив, выбегает. 


АКТ ВТОРОЙ

Редакционная комната. За компьютером сидит Коняхин. Входит секретарша Вика. 

ВИКА. Ну, что, Макс, влетел?
МАКСИМ. Куда?
ВИКА. Ну, куда, ─ это тебе виднее. А опаздывать на работу нечего. Богданов велел, чтобы ты написал объяснительную.
МАКСИМ. Нормальное кино! Торчать допоздна, пока не отпишешься, или там в субботу на репортаж, ─ это милости просим. А как на двадцать минут опоздал из-за пробки, так сразу объясняйся. Он же ещё и премию урежет.
ВИКА. Ну, почему урежет… Просто лишит.
МАКСИМ. Добрая ты.
ВИКА. Какая есть. Пиши, пиши. Совсем разболтались, пока Игоря Ивановича нет.
МАКСИМ. А он когда выходит?
ВИКА. В понедельник. А объяснительную ты напишешь сегодня. Так что заступиться некому.
МАКСИМ. Я что, ─ один опаздываю, что ли?
ВИКА. Не волнуйся. Ещё двое пишут.
МАКСИМ. Ирка тоже?
ВИКА. Насчёт Ирки указаний не было.
МАКСИМ. Да она вчера на полчаса позже приехала.
ВИКА. Ты за неё не переживай. Ты за себя переживай.
МАКСИМ. Понятно. Я же каждый день с начальством кофеём не балуюсь.
ВИКА. Ну да. Бюстом не вышел.
МАКСИМ. При чём тут бюст?
ВИКА. С трёх раз угадай.
МАКСИМ (после паузы). Так ты думаешь, что он…
ВИКА (пожимая плечами). Я думаю, что у главного правильная ориентация.
МАКСИМ. Да что ты всё намёки намекаешь!.. Ты прямо скажи.
ВИКА. Тебе, Макс, в отпуск пора. Заработался и простых вещей не видишь. Глаз он на неё положил, что тут не понять?
МАКСИМ (после паузы). А она?
ВИКА. Врать не буду, не знаю. Но если откажется, будет полная дура. Мужик не старый, внешность в порядке, с деньгами, с положением. А она не замужем.
МАКСИМ. Но он-то женат.
ВИКА. Когда и кому это мешало? Тут другая тема есть, ─ как Игорь Иванович отреагирует.
МАКСИМ. А при чём тут Игорь Иванович?
ВИКА. Да всё при том же.
МАКСИМ (после паузы). Тормози, маманя. Что-то у тебя нынче креатив зашкаливает. Ты хочешь сказать, что она ему… нравится?
ВИКА. Макс! Научно доказано, что мужик дальше своего носа не видит. А женщина видит всё. У него же при ней глаза загораются, я давно заметила.
МАКСИМ. Да он ей в дедушки годится!
ВИКА. Не в дедушки, а в отцы. И что с того? Это человек, мужчина. На нём вся редакция держится. А что в годах, так седина бобра не портит.
МАКСИМ. Чушь какая-то. У него и сил уже ни на что нету.
ВИКА. Ну, ты его силы не считал. А хоть бы и так… Где сил не хватает, там опытом берут. И женщина в порядке, ясно тебе? А если ясно, пиши объяснительную и тащи ко мне в приёмную. Да не тяни.

Уходит. Коняхин встаёт, начинает бродить по комнате взад-вперёд, сжав кулаки. 

МАКСИМ. Вот, значит, как, Игорь Иванович. Вот, значит, как… Вот, значит, почему вы её всегда в пример… А она? Да нет, быть не может. Скорей уж Богданов. А почему тогда она вечно за Денисова заступается? Всё равно ерунда. Не дура же она, в конце концов, чтобы на старика запасть… Или всё-таки дура? А я уж точно дурак. В кино звал, в кафе… Радовался, когда она со своим блогером разбежалась… А получается, что хоть молодой, хоть старый, ─ ловить всё равно нечего…

Входит Денисов. 

МАКСИМ (хмуро). А, Игорь Иванович. Здрасьте. Мы вас в понедельник ждали.
ДЕНИСОВ. Максим, приветствую. Правильно, что в понедельник. Я, в общем, на минуту.
Бумаги кое-какие в столе забыл. Не до них было.

Подходит к своему столу, достаёт какие-то бумаги, прячет в наплечную сумку. 

ДЕНИСОВ. Как вы тут?
МАКСИМ. Да всё, как обычно. Помаленьку.
ДЕНИСОВ. Ирина справляется?
МАКСИМОВ. Да вроде… Главное, ─ Богданов хвалит. Мол, с обязанностями освоилась, готовый заместитель… При всех говорит. (Пауза.) Смотрите, Игорь Иванович, пока вы за свой счёт взяли и за супругой ухаживаете, ─ подсидит, и глазом моргнуть не успеете. Такой палец в рот не клади. Извините, конечно, может, это не моё дело, но я просто хочу предупредить.
ДЕНИСОВ (холодно). С чего вдруг такая забота?
МАКСИМ. А из уважения.
ДЕНИСОВ. Странно. После того как я забраковал десятки ваших материалов, вы меня уважаете?
МАКСИМ. Так то вы. У вас авторитет, опыт, имя. Значит, право имеете. А когда Ирка начинает редактировать меня, Вальку Логунова, Женьку Митина… Она кто такая вообще? Ну, кто? Такая же, как мы. Просто понравилась главному и теперь корчит из себя крутого журналиста, выслуживается. 
ДЕНИСОВ. Глупости говорите, Максим. В вашем возрасте пора бы усвоить, что зависть есть выражение комплекса неполноценности. Так что не комплексуйте. А Ирина человек способный. И, если уж на то пошло, в какой-то момент вполне может меня заменить.
МАКСИМ. Момент, Игорь Иванович, может наступить быстрее, чем вы думаете.
ДЕНИСОВ. М-да… Вот не знал, что вы такой поклонник классики.
МАКСИМ. При чём тут классика?
ДЕНИСОВ. В «Горе от ума» что сказано? «Ах, злые языки страшнее пистолетов». Прямо по Грибоедову шпарите… Не надо, Максим. Злословие непочтенно.
МАКСИМ. Да я, собственно, хотел предупредить, ─ из уважения. А там дело ваше.
ДЕНИСОВ. Душевно тронут… Кстати, а где Ирина?
МАКСИМ. Откуда я знаю? Должно быть, у Богданова торчит. Она от него теперь не вылезает.
ДЕНИСОВ (после паузы). Ну, ладно. Привет передавайте.

Уходит. Максим пристально смотрит ему вслед. 

МАКСИМ. Извините, Игорь Иванович, не порадовал. Но вы сами виноваты. Воспитали талант на свою голову, преемницу на груди пригрели. Да ещё симпатией прониклись. О душе пора подумать, а туда же… Вот она вас теперь и отблагодарит ─ и служебно, и по-женски. А вы на что надеялись? У главного и бумажник толще, и постель мягче… И я, дурак, на что-то рассчитывал… Ну, ладно, Ириша. Ещё не вечер. Я тебе привет от Денисова передам. Я тебе так передам…

Входит Ирина. 

ИРИНА. Привет, Макс.
МАКСИМ. Привет.
ИРИНА. Ты репортаж с конкурса мне сбросил?
МАКСИМ. Пока нет. Пишу.
ИРИНА. А чего тянешь? Давай быстрей. Мне его ещё обрабатывать.
МАКСИМ. Занят был. Приходил Денисов, общались.
ИРИНА. Игорь Иванович? Так он же только в понедельник выходит.
МАКСИМ. В понедельник и выйдет. За какими-то бумажками забежал.
ИРИНА (после паузы).  Ну, как он?
Невесёлый какой-то, осунулся. Да и с чего веселиться? Жену, считай, с того
света вытащили.
ИРИНА. Что говорил?
МАКСИМ. Да так… Интересовался, как тут дела. О тебе расспрашивал.
ИРИНА. И что ты ему сказал?
МАКСИМ. Что ты в полном порядке.
ИРИНА. А ещё что?
МАКСИМ. Что ты с новыми обязанностями освоилась, рулишь тут в полный рост, всех гоняешь. С благословения Богданова, само собой.
ИРИНА (доставая телефон и набирая номер). Полную чушь ты ему наговорил. (В трубку.) Игорь Иванович, добрый день! Ну, как вы, как супруга?..  А что же вы меня не подождали? Я по вам соскучилась, и посоветоваться хотела много о чём… Почему у Богданова? Кто сказал? Максим? (Смотрит на Коняхина.) Максим не только в материалах бредит, ─ в жизни тоже. Я только что вернулась с интервью, вот и всё… Ну, хорошо. Выходите скорее, мы вас ждём. (Отключает и прячет телефон. Поворачивается к Коняхину, медленно движется на него.)
МАКСИМ (отодвигаясь). Ты чего, маманя?
ИРИНА. Ещё раз назовёшь маманей, придушу и маникюр не пожалею. Ты чего обо мне наговорил Игорю Ивановичу, лошара? Причём тут Богданов?
МАКСИМ. Да успокойся ты! Просто по ходу упомянул, что ты часто зависаешь в кабинете у главного. Он расспрашивал, как мы тут без него, ─ я и упомянул. А что такого?
ИРИНА. Господи, какая же ты после этого… Он никогда не говорил со мной так холодно… как с чужой…
МАКСИМ. А что, уже своя?
ИРИНА. Слушай меня, творческое недоразумение!  Ты бы так свои материалы писал, как сплетни сочиняешь. Если ещё хоть раз… хоть словом, хоть фразой… свяжешь меня с Богдановым… ну, тогда не обижайся. Я жаловаться никому не стану. Я девушка самостоятельная, рука у меня тяжёлая. Понял?
МАКСИМ. Понял. Но и ты уясни. (Пауза.) Есть у тебя с главным что-то или нет, ─ твоё
дело. А вот что касается и меня, и других… В общем, кончай выёживаться. Назначили тебя исполнять обязанности Денисова, так исполняй без фанатизма. А то с ходу кинулась материалы заворачивать, тексты переписывать, указания указывать… Не надо на нас наезжать. Денисова мы терпим. Всё же мужик опытный, авторитетный. А ты кто? Одна из нас, такая же, как мы. Вот и знай своё место. Или мы с тобой работать не будем. Считай, что я выразил коллективное мнение.
ИРИНА (после паузы.) Интересно… «Работать с тобой не будем» ─ это как понимать? Придушите втихаря? Потребуете, чтобы я ушла? Или сами всем скопом уволитесь?
МАКСИМ. А хоть бы и так. За что тут держаться? Свои пятнадцать копеек я и в
«Городских новостях» заработаю. Зовут, между прочим. Другим тоже место найдётся. Город большой, редакций много.
ИРИНА. Ну, и валите. Хоть поодиночке, хоть всем скопом. Других наберём, плакать не буду.
МАКСИМ. А что другие? Придут, осмотрятся, ─ и точно так же свалят. Кому понравится, что денег мало, а претензий много? А делать сайт вдвоём с Денисовым… Попробуйте. Вы же у нас суперталантливые и сверхопытные. Как надорвётесь, свистнете… В общем, не плюй в колодец, Ирина Анатольевна.
ИРИНА. О как! Ты даже отчество моё знаешь?
МАКСИМ. Я про тебя вообще много чего знаю.
ИРИНА. Откуда такой интерес?
МАКСИМ. Оттуда. Думаешь, только Богданов с Денисовым на тебя заглядываются? Рядом и другие люди есть. Хотя, о чём это я? Где главный с заместителем, а где рядовой журналюга… Ты же у нас теперь птица высокого полёта. Шансов нет.
ИРИНА (после паузы). Как ты сказал? Денисов на меня заглядывается?
МАКСИМ. Аж встрепенулась вся… А то сама не знаешь. Это мужик дальше носа ничего не видит, а женщина всё замечает.
ИРИНА. Ну, да, наверное. Хотя…
МАКСИМ. И если ты за полтора года не заметила, что я к тебе неровно дышу, то причина
только одна: я тебе неинтересен. Ни в каком смысле. Совсем. Стало быть, и говорить не о чем.
ИРИНА (после паузы). Это что сейчас было? Неформальное объяснение в любви?
МАКСИМ. В точку. Типа того, что как бы. Услышала, ─ забудь. Больше не потревожу.
(Бьёт кулаком по столу.) Благодарю за внимание.

 Выходит, хлопнув дверью. 

ИРИНА (глядя вслед). Вот дурачок…

Редакционная комната. За столом сидит секретарша Вика. Заходит Денисов. 

ВИКА. Доброе утро, Игорь Иванович!
ДЕНИСОВ. Приветствую, Вика. Что это вы тут ни свет ни заря? Неужто меня ждёте?
ВИКА. А кого ещё? Я же знаю, что вы раньше всех приходите. Вот. А мне надо с вами поговорить. Без свидетелей.
ДЕНИСОВ. Вы меня интригуете. О чём же? (Кладёт портфель, садится.)
ВИКА. Игорь Иванович, Богданов собирается вас уволить.
ДЕНИСОВ (после паузы). Это было бы крайне не вовремя… А на каком основании?
ВИКА. Для увольнения пенсионера основание всегда одно: «В связи с достижением пенсионного возраста».
ДЕНИСОВ. Ну, это понятно. А по сути?
ВИКА. Не любит он вас, ─ вот и вся суть.
ДЕНИСОВ. Справедливо. Я его, честно говоря, тоже не люблю. А когда?
ВИКА. Не сегодня-завтра. Он, в общем, ждал, пока вы из отпуска выйдете.
ДЕНИСОВ. Вот чёрт… Вы это точно знаете?
ВИКА. Секретарши, Игорь Иванович, много чего знают, да молчат.
ДЕНИСОВ. А почему же вы мне всё это рассказываете?
ВИКА. Не хочу, чтобы для вас это было неожиданностью. Вы хоть с духом успеете собраться, с мыслями. Я вчера вдруг представила… Вызывает вас Богданов к себе, и вы к нему, как обычно, заходите. А он вас без объявления войны увольняет… И вы растеряетесь, наверное. Может, слова какие-то не те скажете. А Богданову много чести, если Денисов перед ним растеряется… Не хочу.
ДЕНИСОВ (после паузы, медленно).  От неожиданности, конечно, можно и расклеиться. И лицо потерять.
ВИКА. Нельзя вам, Игорь Иванович, лицо терять. Вокруг и так одни рожи.
ДЕНИСОВ. Славная вы девушка, Вика. Спасибо вам. Само собой, разговор останется между нами.
ВИКА. Да если б я так не думала, разве я вам всё это говорила?
ДЕНИСОВ. Только насчёт рож я с вами не согласен. Люди у нас как люди. Не лучше и не хуже, чем в других заведениях.
ВИКА. Добрый вы, Игорь Иванович. Вы ещё скажите: «Не судите и не судимы будете».
ДЕНИСОВ. Непременно скажу. Прекрасная заповедь.
ВИКА. А я буду судить. В конторе круглым счётом двадцать человек работает, а руку подать, кроме вас, некому. Да и вы скоро...
ДЕНИСОВ. Послушайте… Ну, если вам здесь так неуютно, не лучше ли уйти?
ВИКА. А куда? В торговую сеть овощи фасовать? Так у меня университетское образование и красный диплом. Лучше уж безработным экономистом числиться… Нашла секретарское место, ─ и на том спасибо. Хотя, если разобраться, что тут хорошего? Люди Богданова боятся и терпеть не могут, а заодно и на меня косятся. Ну, как же, правая рука начальника! Только для главного я вообще не человек. Кофе-машина, прислуга за всё. Чуть что не так:
«Не разочаровывай меня». Ни уважения, ни статуса, да и зарплата ─ копейки… Я уж с тоски думала: хоть бы он ко мне приставать начал. Так-то мужик видный. Да и тут облом, ─ видно, не в его вкусе.
ДЕНИСОВ. Ну, и слава Богу. Желаю вам побольше таких обломов… А кого на моё место посадят? Пригласят кого-то? Или из своих выдвинут?
ВИКА. А то вы не знаете.
ДЕНИСОВ. Откуда мне знать? Хотя догадываюсь. Ирину?
ВИКА. Её.
ДЕНИСОВ. Собственно, больше и некого. Не Максима же… Да и ей рановато. Ещё хотя бы год поработать, пройти редакторскую стажировку…
ВИКА. Какое там! Спешит Богданов. Подарок на ваших костях приготовил.
ДЕНИСОВ. Почему подарок?
ВИКА. Надо же как-то отметить начало близких отношений. Кольцо с бриллиантом дарить, что ли? Избито и дорого. А портфель заместителя главного редактора в самый раз. У вас отнимет, розовой ленточкой перевяжет и вручит. И оригинально, и дарителю ничего не стоит. 
ДЕНИСОВ (откинувшись на спинку стула, после паузы, негромко). Вика… Я назвал вас славной девушкой и не хотел бы отказываться от своих слов… Вы зачем сплетничаете?
ВИКА. Да если бы сплетничала… Вас, Игорь Иванович, месяц не было. А за месяц много чего изменилось. У главного завелась фаворитка. В другое время он вас ещё потерпел бы, а теперь нет. Девушке надо расти.
ДЕНИСОВ. Быть этого не может. Ирина ─ и этот самовлюблённый жлоб…
ВИКА. Насчёт самовлюблённого жлоба в точку. А Ирина… Ну, что Ирина? Не она первая, не она последняя. Уж так женщина устроена. Если нет мужа, то хоть к любовнику прислониться. А он при всех недостатках мужик самодостаточный, сильный, перспективный. Вы её не осуждайте.
ДЕНИСОВ. Я? С какой стати мне её осуждать? Сама решает, кого любить, не маленькая.
ВИКА. Ну, любви тут никакой нет, голый расчёт. А может, и его нет. Просто баба иной раз от безысходности плывёт по течению, авось на какой-никакой берег да выбросит… (Поднимается.) Пойду я.  Плохие вести сегодня, Игорь Иванович, вы уж извините. Но лучше вы всё это от меня узнаете, один-на-один, чем от кого-то другого, да ещё при людях.
ДЕНИСОВ. Всё-таки вы славная девушка, Вика. Спасибо. Кто предупреждён, тот вооружён.

Вика уходит. Денисов поднимается, делает несколько шагов взад-вперёд. 

ДЕНИСОВ. А может, всё к лучшему? Ну, зачем тебе эта девочка? Ничего же не было, и быть не могло… Да ведь ничего и не надо. Просто видеть её каждое утро. Разговаривать. Дышать одним воздухом, любоваться. В ней жизни и красоты ─ через край. А ты? Ты-то чем богат? У неё впереди линия горизонта, а у тебя ─ финишная черта. Вот и вся перспектива. И всё, на что ты годен, ─ консультировать ненаписанный роман. Завтра и этого не будет, потому что уйдёшь, а она останется с этим, с этим… Мерзко, что именно с этим… Ах, какая была иллюзия на излёте. Была, ─ и нет её… К чёрту. Забыть и жить дальше. Доживать… Химерой больше, химерой меньше, ─ восьмидесятнику не впервой. (Садится за стол. Берёт лист бумаги, что-то пишет.) 

Кабинет Богданова. Он сидит за столом, просматривает какие-то бумаги. Нажимает на кнопку селектора. 

БОГДАНОВ. Вика, вызови мне Маркову. И кофе нам принесёшь. И конфеты не забудь.

Встаёт, потягивается, прохаживается по кабинету. Входит Ирина. Он подходит к девушке, обнимает. 

БОГДАНОВ. Ну, здравствуй.
ИРИНА (отстраняясь). Не надо здесь, Лев Петрович. К вам могут зайти.
БОГДАНОВ. А почему так официально? Вроде бы ещё вчера вечером были на «ты».
ИРИНА. Вечером дома это одно, а днём на работе другое.
БОГДАНОВ. Ладно, ладно. Какие мы щепетильные. Садись.

Садятся. Входит Вика, ставит на стол кофе. 

ИРИНА. Спасибо, Вика.
ВИКА. Всегда пожалуйста, Ирина Анатольевна. (Выходит.)
БОГДАНОВ. Видишь, по имени-отчеству обращается. Уважает.
ИРИНА. Издевается.
БОГДАНОВ. Ты думаешь?
ИРИНА. Я чувствую.
БОГДАНОВ. Хочешь, сегодня же уволю.
ИРИНА. За что?
БОГДАНОВ. Никто не смеет издеваться над моей женщиной. 
ИРИНА. Всех не уволите, Лев Петрович.
БОГДАНОВ. Что значит ─ всех?
ИРИНА. То и значит. Не работает ваша идея. Зря я в этот проект ввязалась.
БОГДАНОВ. Да что случилось? Ты можешь объяснить по-человечески?
ИРИНА. Могу. В роли Денисова сотрудники меня не приняли. Считают выскочкой, которая прыгнула в постель к главному редактору, чтобы подсидеть опытного, уважаемого человека.
БОГДАНОВ. Что за чушь? С чего ты взяла?
ИРИНА. Не чушь. Вчера мне это высказали вполне определённо. Выдвинули что-то вроде ультиматума: или ты такая, как все, без руководящих претензий, или мы с тобой работать не будем. Вплоть до коллективного увольнения.
БОГДАНОВ. Интересно… И кто же это рискнул выдвинуть такой ультиматум?
ИРИНА. Какая разница? Людям ситуация не нравится, вот и всё.
БОГДАНОВ (наклоняясь к Ирине через стол). Знаешь, где я твоих людей видел?
ИРИНА. Не надо так, Лев Петрович. Люди-то ваши. Вы главный, ─ не я. И, в общем, они правы. Руководить журналистами я не готова. Ни по возрасту, ни по опыту. Денисов из меня не получился. Одно дело худо-бедно заменить на месяц и другое ─ насовсем. Нельзя его увольнять. Работа реально забуксует.
БОГДАНОВ. Ну, ты доверчивая. На тебя надавили, а ты и повелась. Сколько раз говорил: жёстче надо быть, решительнее. Да если бы я обращал внимание, кто и что обо мне думает или говорит, я бы давно рехнулся. А так, всё в порядке. Руковожу… К тебе в новой должности привыкнут ─ это только вопрос времени, и работать будут, как миленькие. А не будут, ─ пошли вон.
ИРИНА. Сами уйдут. Платят здесь мало, а требуют много чего… В общем, я своё мнение высказала. Я хочу вернуться на прежнее место. А Денисов пусть остаётся на своём. А я бы у него стажировалась. И через год-полтора заменила бы. Не сразу, не вдруг, а таким, что ли, естественным образом. Если, конечно, вы насчёт меня не передумаете.
БОГДАНОВ. Насчёт тебя не передумаю. Насчёт Денисова ─ тоже. Ему здесь больше не работать. У нас информационное предприятие, а не приют для престарелых журналистов…  Кстати! Зачем ты меня обманула?
ИРИНА. В чём я вас обманула?
БОГДАНОВ. Сегодня утром я был у Вилюйского. Обсудили дела, и я сказал, что хочу уволить Денисова. Так вот, Вилюйский его еле вспомнил. Да, вроде бы работал в избирательном штабе такой, ─ и что? Ни о каких особых отношениях речи нет, увольнение согласовал. А ты говорила, что они чуть ли не друзья.
ИРИНА (после паузы). Ну, может, ошиблась.
БОГДАНОВ. Какая там ошибка! Ты просто хотела подстраховать Денисова. Тоже мне, мать Тереза… Я уж, смешно сказать, начинаю думать, что ты к нему неровно дышишь.
ИРИНА. К кому и как я дышу, никого не касается. (Встаёт.) Я пойду.
Подожди-ка. Я тебя не отпускал. (Встаёт.) Ты же не дура, чтобы влюбиться
в старика. Тут что-то другое. Так объясни, что ты так в него вцепилась?
ИРИНА. Вцепилась. Это верно. А почему, долго объяснять. Да вы и не поймёте.
БОГДАНОВ. То есть, я уже могу ревновать?
ИРИНА. Ревнуйте на здоровье.
БОГДАНОВ. А чего ж тогда ты спишь со мной?
ИРИНА (после паузы). Потому что не могу быть с ним. (Отворачивается, идёт к выходу.)

Входит Денисов с папкой в руках

ДЕНИСОВ. Могу войти?
БОГДАНОВ. Попозже. Я занят.
ИРИНА. Да нет. Мы уже закончили.
ДЕНИСОВ. Я, собственно, на минуту. Ирина не помешает.
БОГДАНОВ. Что там за дело на минуту? (Садится.) Ладно. Излагайте.
ДЕНИСОВ. Уже изложил. (Достаёт из папки и протягивает Богданову лист бумаги. 
Садится.)
БОГДАНОВ (прочитав). Интересно… Хотите уволиться по собственному желанию?
ДЕНИСОВ. Совершенно верно.

Ирина непроизвольным жестом прижимает руки к груди.  

БОГДАНОВ. А с чего такое резкое телодвижение, если не секрет?
ДЕНИСОВ. Не секрет. Вы, наверно, знаете, что у меня жена тяжело больна. Я должен за ней постоянно ухаживать. Работу придётся оставить. По крайней мере, пока.
БОГДАНОВ. Знаю. Сочувствую. Ну, что ж, решение благородное… (Берёт ручку, заносит над заявлением.)
ИРИНА. Подождите!
БОГДАНОВ. Что ты имеешь в виду?
ИРИНА. Игорь Иванович, не уходите! Если надо постоянно ухаживать за женой, что-нибудь придумаем. В конце концов, можно нанять сиделку. Вы очень тут нужны. Вы всем нам нужны.
ДЕНИСОВ. Я тоже так думал. Но, как выясняется, незаменимых нет. Вот вы меня и замените. Собственно, вы уже… (Богданову.) Подписывайте, Лев Петрович.
БОГДАНОВ. Не возражаю. (Подписывает.)
ИРИНА. Что вы делаете, Игорь Иванович? Вам же ещё два года кредит отдавать. Как вы будете платить без работы? Квартирой, что ли, рассчитаетесь?
ДЕНИСОВ. Это моё дело, Ирина.
БОГДАНОВ (Ирине, резко). Что ты тут детский крик устроила? Разберётся Игорь Иванович с кредитом, не маленький. (Денисову.) Я вас отпускаю без отработки. (Нажимает на кнопку селектора.) Вика, подготовь приказ.  Пункт первый: с завтрашнего дня уволить Денисова Игоря Ивановича по собственному желанию. Пункт второй: назначить заместителем главного редактора Маркову Ирину Анатольевну с месячным испытательным сроком. Тоже с завтрашнего числа. (Отключает селектор. Денисову.) Спасибо за работу. Сдавайте Ирине дела, а вечером организуем небольшой банкет, отвальную. За счёт редакции, само собой. Вика организует.
ДЕНИСОВ. Спасибо. Мне теперь не до банкетов. (Встаёт.)
ИРИНА. Погодите! (Богданову.) Как вы можете? Увольняете человека, на котором вся редакция держится? Без него тут всё вразнос пойдёт. Не хотите думать о нём, подумайте о себе. Не дурак же вы, чтобы рубить сук, на котором сидите.
БОГДАНОВ. Прекрати истерику! Сегодня на нём держится, ─ завтра на тебе. Точка.
(Денисову.) Я вас не задерживаю.
ИРИНА. Господи, какая подлость! Ты же ему просто мстишь.
БОГДАНОВ. Я? Да ты рехнулась. За что мне ему мстить?
ИРИНА. За то, что он личность. За то, что он талантливый профессионал. За то, что его уважают. За то, что его можно любить ради него самого, а не за должность. Он твой антипод. Пока он здесь, тебя комплекс неполноценности замордует.
БОГДАНОВ. Заткнись!
ДЕНИСОВ. Легче, юноша. Ваша семейная сцена меня не касается. Но хамить женщине не смейте. В моё время за такое морду били.
БОГДАНОВ. Что? Вы мне угрожаете?
ДЕНИСОВ. Молод, но догадлив.

За сценой раздаётся шум, голос Вики: «Ты куда? Он занят, у него люди». Голос Максима: «А я не человек?» В кабинет буквально врывается Максим. Следом спешит Вика. 

ВИКА. Лев Петрович, я ему говорю, что вы заняты, с людьми общаетесь. А он напролом…
БОГДАНОВ (Максиму). Ты что себе позволяешь? Выйди и жди, пока я освобожусь.

МАКСИМ. А я буквально на мгновение. Вот. (Швыряет на стол какую-то бумагу.)

БОГДАНОВ. Что это?
МАКСИМ. Коллективное заявление журналистов. Возражаем против увольнения Игоря Ивановича.
ДЕНИСОВ. Спасибо, Максим. Ваша поддержка мне, конечно, приятна. Только я ведь увольняюсь «по собственному».
МАКСИМ. Знаем мы это «собственное». А хоть бы и «по собственному». Вы уйдёте, и здесь такой бардак начнётся… Она, что ли, справится? (Указывает на Ирину.)

БОГДАНОВ. Да от тебя водкой разит!
МАКСИМ. Обижаете. Коньяком. Пятьдесят грамм для храбрости. Не каждый день с начальником объясняешься.
БОГДАНОВ. Выйди вон. Будешь наказан.
МАКСИМ. А заявление?
БОГДАНОВ (сметая бумагу со стола). Засунь его себе знаешь куда?
МАКСИМ (подходя к Богданову). На коллектив, значит, плевать? Обидно. Ну, тогда хоть лично со мной пообщайтесь. (Бьёт Богданова в челюсть. Тот падает спиной на стол, сучит ногами.)

Возникает сумятица. Денисов, Ирина и Вика хватают Максима за руки и плечи, тот пытается освободиться. Богданов, держась за челюсть, встаёт и отодвигается так, чтобы между ним и Максимом был стол. 

МАКСИМ. Пустите меня! Имею пару слов дополнительно!
ДЕНИСОВ. Хватит, Максим. Вы были великолепны. Но у художника должно быть чувство меры.
ВИКА. За что ты его?
МАКСИМ (бешено). Он Ирку испоганил. Она же, дура, с ним от безнадёги легла. Никого нет, жизнь не складывается, а тут начальник велит… (Богданову.) Я тебе, сука, Ирку никогда не прощу!
БОГДАНОВ (кричит). Вика, звони в полицию!
ВИКА. Сейчас. (Отпускает Максима и неторопливо идёт к выходу.)

Ирина отходит в сторону, садится на стул и закрывает лицо руками. Плечи вздрагивают от рыданий. 

ДЕНИСОВ. Если дойдёт до полиции, Максим, я буду вашим свидетелем. Так, мол, и так… (тяжело глядя на Богданова) начальник, ─ самовлюблённый идиот, ─ грубым, оскорбительным поведением спровоцировал подчинённого на конфликт… Вы всё правильно сделали, по-мужски. По-хорошему, надо бы и мне добавить.
МАКСИМ. Не надо, Игорь Иванович. Много чести этому, если Денисов ему врежет. Коняхин в самый раз.
БОГДАНОВ. Ну, попомните! Оба попомните! Ты у меня, Коняхин, в этом городе и дворником не устроишься. И тебе, старик, этого не забуду. Пойдёшь соучастником.
(Кричит.) Вика, где полиция?
МАКСИМ. Всё-таки я ему добавлю. Пока полиция не приехала. (Делает шаг к Богданову. Тот отступает.)
ДЕНИСОВ. Нет-нет, Максим. На сегодня хватит. Пойдёмте к нам, посидим, подождём блюстителей порядка.
МАКСИМ. Коньячку дёрнем.
ДЕНИСОВ. Нельзя. Свидетель должен быть трезвым. (Ирине, пристально глядя.) Вы…  с нами?

Та молча отрицательно качает головой.  

МАКСИМ. С ним, значит, остаёшься? (Пауза.) Эх, Ирка… Разменяла себя на медные грошики. И что теперь…(Неожиданно поёт.)

Мне осталась одна забава ─ 
Пальцы в рот да весёлый свист… 

ДЕНИСОВ. Пойдёмте, Максим.
МАКСИМ (продолжая петь). Прокатилась дурная слава, // Что похабник я и скандалист… 

Уходят вместе с Денисовым. Богданов садится за стол, вытирает лицо платком. Ирина встаёт, подходит к столу. 

ИРИНА. Больно?
БОГДАНОВ. Ничего. Я им больнее сделаю.
ИРИНА. Зря он тебя ударил…
БОГДАНОВ. Зря он на свет родился.
ИРИНА. Надо было бы меня.
БОГДАНОВ. Вы тут сегодня все с катушек слетели. Тебя-то за что?
ИРИНА. За то, что дура и дрянь. Зачем я с тобой спала? Ну, зачем? Не смогла отказать начальнику? Хотела повышения? От безразличия? Сама теперь не пойму. Наваждение какое-то. Добро бы ещё нравился…
БОГДАНОВ (с издёвкой). Бедная взрослая девочка. Наваждением её накрыло, надо же. А что теперь скажет Денисов? Не простит ведь, это точно. Как ты, страдалица, дальше жить будешь?
ИРИНА. Что не простит, знаю. Как жить дальше, не знаю. Ничего не знаю. Ничего не хочу.

Медленно уходит.  

БОГДАНОВ (вслед). Да провались ты… А я-то, дурак, хотел из тебя человека сделать. Ну, и чёрт с тобой! Я-то своё получил ─ две недели сексуального карнавала... (Кричит.) Вика!

Входит Вика. 

БОГДАНОВ. В полицию не звони. Незачем шум поднимать. Я с ними сам…
ВИКА. А я уже позвонила. Только не в полицию, а Вилюйскому.
БОГДАНОВ. Вилюйскому? Зачем?!
ВИКА. Чтобы приехал и разобрался, за что тут главному редактору его предприятия морду набили.
БОГДАНОВ (падая в кресло). Бред какой-то… Ты спятила?
ВИКА. Может, и спятила. Сказал, что сейчас приедет. Приедет и разберётся.
БОГДАНОВ. Но ведь это же скандал… Ты что, не понимаешь? Что вообще творится? Собственная секретарша сдала…
ВИКА. Сами виноваты. Разочаровали вы меня. Зачем к Ирке пристали? Ко мне надо было приставать. (Уходит.)

Вечерняя аллея. На скамейке сидит Денисов. Подходит Ирина. 

ИРИНА. Я знала, что вы тут.
ДЕНИСОВ. А я, в общем, ждал, что вы придёте.

Ирина садится. Молчат. 

ИРИНА. Ну, что там, в редакции? Я-то сразу ушла…Меня уволили?
ДЕНИСОВ. Да. И вас, и Максима, и Вику.
ИРИНА. Вику? Её-то за что?
ДЕНИСОВ. А она вместо полиции позвонила Вилюйскому.
ИРИНА. Господи, зачем?
ДЕНИСОВ. Ну, как сказать… Кофе-машина взбунтовалась. Надоело быть прислугой за всё. Вышестоящее хамство обрыдло. Наверно, рассчитывала, что хозяин Богданова накажет. И, в принципе, есть за что. До чего же главный редактор довёл людей, если ему бьют морду в собственном кабинете…
ИРИНА. А Вилюйский приехал?
ДЕНИСОВ. Приехал, отчего же. Они с Богдановым часа на полтора закрылись. Думаю, беседа была неприятной. Но в итоге для Богданова всё обошлось.
ИРИНА. Ещё бы. Вывел сайт на прибыль. Такими не бросаются.
ДЕНИСОВ. Потом Вилюйский собрал сотрудников и произнёс короткую речь. Мол, в редакции имела место смута, но железной рукой главного редактора она подавлена. Зачинщики уволены, всем остальным предписано добросовестно трудиться и не разочаровывать руководство.
ИРИНА. А кто недоволен, ─ с вещами на выход?
ДЕНИСОВ. Ну да. Примерно так и сказал ─ с большевистской прямотой.
ИРИНА. Но как же они будут работать дальше? Без вас? Да и мы с Максимом не из последних.
ДЕНИСОВ. Какое-то время ─ думаю, недолгое, ─ сайт будет лихорадить. А потом всё утрясётся. Наймут новых людей, только и всего. Журналистов больше, чем вакансий.
ИРИНА. А теперь станет ещё больше… Воображаю, что в трудовых книжках у нас с Максимом напишут.
ДЕНИСОВ. Ничего страшного не напишут. После собрания я подошёл к Вилюйскому. Он вспомнил, что я у него работал на выборах, ну и выслушал. Я ему сказал, что, если не хотите оставлять людей, ─ увольняйте, но по собственному желанию. Иначе могут всплыть пикантные подробности, так сказать, на радость конкурентам. А битая морда редактора ─ неважная реклама для сайта… Такой лёгкий корректный шантаж.
ИРИНА. И что?
ДЕНИСОВ. Умный человек, ─ с очевидным согласился. При мне дал команду Богданову уволить без скандала. И велел не скрипеть зубами… В общем, завтра заедете в редакцию, напишете заявление «по собственному» и найдёте другую работу. Благо, журналист вы уже сейчас неплохой. Максиму будет труднее… Кстати, позвоните ему, чтобы тоже заехал.
ИРИНА. Как я могу звонить ему… после сегодняшнего?
ДЕНИСОВ (после паузы). Ладно, сам позвоню. А насчёт сегодняшнего… (Пауза.) Забыть, конечно, ничего не удастся, ─ что было, что сказано… И Бог с ним. Но завтра сегодняшний день станет вчерашним. И что-то можно будет начать с чистого листа. (Встаёт.) Мне пора. До свиданья.
ИРИНА (удерживая за руку). Подождите.
ДЕНИСОВ. Что ещё?
ИРИНА. Мне кажется, вы хотели сказать «прощайте».
ДЕНИСОВ (снова садясь). Да, наверно. Так правильнее. Только очень уж книжно звучит: «Прощайте…»
ИРИНА. И мы больше не увидимся?
ДЕНИСОВ. А зачем? Нет никакого «мы». И никогда не было. Есть вы и я.
ИРИНА. А вы изменились, Игорь Иванович. Ещё недавно, когда вы меня видели, у вас лицо светлело.
ДЕНИСОВ. У меня и душа радовалась. Но это было давно.  Целый отпуск тому назад.
ИРИНА. Как вы холодно со мной говорите…
ДЕНИСОВ. Температура голоса соответствует внутреннему состоянию. Уж не взыщите.
ИРИНА. Вам тоже плохо?
ДЕНИСОВ. Почему «тоже»? Мне просто плохо. Но это когда-нибудь пройдёт.
ИРИНА. А мне плохо… Мне страшно. Я боюсь вас потерять.
ДЕНИСОВ. Нельзя потерять то, чем вы не обладали.
ИРИНА. А могла бы?
ДЕНИСОВ. Да. Или нет. Не знаю… Что толку гадать? Сослагательное наклонение может свести с ума. Так не мучьте ни себя, ни меня. Есть то, что есть, и ничего больше.  А чего не было, того не было.
ИРИНА. Это и странно. Ничего не было, а чувствую, словно я вам изменила. Словно виновата перед вами. И вы меня никогда не простите.
ДЕНИСОВ. Вы ни в чём не виноваты, ─ по крайней мере, передо мной. Хотя бы потому, что вы мне ничего не обещали. Перед собой, ─ может быть… Но вы же сами говорили, что героиня вашего пока не написанного романа ─ молодая дура. Через разочарование она и повзрослеет, и поумнеет.
ИРИНА. А что герой? Он её простит?
ДЕНИСОВ. Он её не осудит. А жить с надорванной душой ему не привыкать. Каждый пойдёт дальше своей дорогой, вот и всё. А тоска по любви ─ поздней и несбывшейся ─ пусть останется с ним. Другой уже не будет, да и не надо. Дома героя ждёт его постаревшая десятиклассница, которой плохо. Он слишком долго жил для себя, и она его прощала. Значит, пришло время отдавать долги.
ИРИНА. Игорь Иванович, ну что мы говорим обиняками… Нет никакого романа! Нет и не было. Ничего я писать не собираюсь.
ДЕНИСОВ (после паузы). Представьте себе, я догадывался.
ИРИНА. Конечно, я вас обманывала, но… Это была такая игра, понимаете? Я автор, вы консультант… Я просто хотела что-то сказать вам о себе и лучше узнать вас.
ДЕНИСОВ. Ничего страшного. Взрослые люди часто придумывают себе игры. И начинают играть, ─ самозабвенно и всерьёз.
ИРИНА. А я больше не хочу играть. (Пауза. Смотрит в глаза Денисову, берёт за руку.) Я вас люблю.
ДЕНИСОВ (после паузы). Я вас тоже люблю, Ира. (Берёт руку, целует.) Не надо бы мне это говорить… Но я люблю вас.
ИРИНА. Почему «не надо»? Вы чего-то боитесь?
ДЕНИСОВ. За себя ─ нет. За вас ─ да.
ИРИНА. Не надо за меня бояться. Я давно взрослая.
ДЕНИСОВ. Если вы взрослая, то понимаете, что мы не можем быть вместе.
ИРИНА. Где это написано?
ДЕНИСОВ. В книге судеб… Мне нечего вам дать.
ИРИНА. А мне от вас ничего и не надо. Квартира есть, а работу я найду.
ДЕНИСОВ. Разве я говорю про шубу или машину? Вы не можете быть моей женой, а все прочие варианты...
ИРИНА. Варианты всегда есть. (Обнимает Денисова.) Игорь Иванович, дорогой мой, милый, я всё придумала. Я буду вашей любовницей. Если хотите, считайте меня младшей женой. Вы станете приезжать ко мне, когда сможете, а я вас буду ждать в узорных шальварах и с раскуренным кальяном. Как в гареме. Вам со мной будет хорошо, вот увидите. Я и готовить умею. А когда надоест, вы меня бросите. Ну, пожалуйста. Разве вы не хотите моей любви?
ДЕНИСОВ. Чтобы отказаться от вашей любви, надо быть идиотом. А чтобы согласиться ─ негодяем. Лучше я буду идиотом.
ИРИНА. Нет! Лучше негодяем. Только не отказывайтесь.
ДЕНИСОВ. Вы сами не знаете, о чём говорите… Вот вы думаете, что мы сейчас одни? Но у меня за спиной тени женщин, которым я когда-то дал надежду, а потом сам же и отнял. Они любили меня, а я их оставил. Эти грехи мне не отмолить. И я больше не хочу никого предавать, понимаете?
ИРИНА (после паузы). Я не могу найти нужных слов, чтобы убедить вас. Они куда-то все пропали. Если вы не хотите быть со мной ради себя, то согласитесь хотя бы ради меня. Или я этого не заслуживаю?
ДЕНИСОВ. Нет таких звёзд на небе, которых вы не заслуживаете.
ИРИНА. Постойте… Может быть, вы считаете себя слишком старым?
ДЕНИСОВ. Нет, пожалуй… Я ещё могу жить, работать, заботиться о самой близкой женщине. Я ещё могу… И это счастье. А ваше счастье в другом.
ИРИНА. В чём же?
ДЕНИСОВ. В том, что у вас впереди целые десятилетия для надежд, ошибок и поиска. А моя дорога определена, и финишная черта уже в шаговой доступности.
ИРИНА. Что ж вы себя отпеваете раньше времени…
ДЕНИСОВ. Даже не думаю. Отпевание вообще не мой жанр. Просто розовые очки разбиты ещё в девяностых.
ИРИНА (после паузы). Игорь Иванович… а вы правда любили ту светловолосую девушку? Ну, с Дальнего Востока? Которую встретили во Франции?
ДЕНИСОВ (после паузы). Правда.
ИРИНА. И вы действительно каждый день писали ей стихи?
ДЕНИСОВ. Действительно.
ИРИНА. Прочтите последнее стихотворение. Самое последнее. Ну, пожалуйста.
ДЕНИСОВ (читает):

Светлейшая, ты помнишь город Страсбург, 
Где целовались мы с тобой так страстно,  
Где ночь летела быстро, точно птица, 
Предчувствуя, что ей                
Не повториться. 
Любимая, ты помнишь древний Страсбург,  
Где ты была пленительно прекрасна,  
Где небо звездным вышито узором,  
Где не спалось лишь нам 
И светофорам… 
Куда уходит время, скажет кто мне? 
Запомню эту осень я, 
Запомню, 
Как нас её ладони согревали, 
А в том, что все ушло, 
Ее вина ли…               

ИРИНА (со слезами). Господи, ну, почему эти стихи не мне? Почему мне никто никогда не писал стихов?
ДЕНИСОВ. Потому что вы пока не встретили человека, которого сделаете поэтом.
ИРИНА. Но я встретила вас.
ДЕНИСОВ. На тридцать лет позже, чем надо.
ИРИНА. Но тридцать лет назад я ещё не родилась.
ДЕНИСОВ. В том-то и дело. Я восьмидесятник, Ира. Надежды и стихи остались там, в прошлом веке. Сил для новых иллюзий и стихов больше нет. Простите меня. (Встаёт). Пойдёмте, я вас отвезу домой.
ИРИНА (поднимаясь). Сейчас вы меня отвезёте домой и останетесь.
ДЕНИСОВ. Сейчас я вас отвезу домой и попрощаюсь.
ИРИНА (срываясь на крик). Но я не хочу!.. Я не хочу с вами прощаться! Я вас люблю! Люблю, люблю! Мне больно, понимаете?
ДЕНИСОВ. А мне? (Пауза.) Но лучше так… Не надо, чтобы ваша жизнь измерялась моей. Слишком разные отрезки. А вы… вы ещё встретите человека, который ради вас станет поэтом. На меньшее не соглашайтесь. Жаль только, что это буду не я.

Гаснет свет. Когда он снова загорается, на авансцене стоит Ирина.  

ИРИНА (глядя в зал). Он исчез из моей жизни, словно вышедший на своей станции пассажир. Шагнул на перрон и затерялся в толпе. Жизнь, как поезд, идёт дальше, а его нет. И уже никогда не будет. И кто виноват, что у нас оказались разные станции… (Пауза.) Наверно, я всё-таки напишу этот роман, эту «Балладу о восьмидесятнике». Это будет роман о человеке, чья жизнь пополам разрублена гибелью великой страны. Всё рухнуло, всё обесценилось ─ от денег до святынь. На руинах вчерашнего прошлого всё пришлось начинать заново. И он сумел это сделать. Он не сдался, понимаете? (Пауза.) Милый мой, седой, несбывшийся… Мы не могли быть вместе, это правда. Мы всё же из разных поколений. Восьмидесятников всё меньше, и жизнь всё быстрее вытесняет их на обочину. Они беззащитны перед Интернетом, гаджетами, диким пульсом информационных потоков, ─ перед всем, чем живёт наше поколение.  По восьмидесятникам, как по живому мосту, мы перешли в двадцать первый век. Может, в этом и было их предназначение… А что дальше? Мы-то какие? Как разглядеть лица, уткнувшиеся в смартфоны? Какое зелье кипит в мозгах и душах, пришпоренных прогрессом? Захочет ли кто-нибудь через тридцать лет написать о нас роман? А главное, ─ будет ли о чём и о ком писать? (Пауза.) Вопросов много, ответов нет. Но одно я знаю точно. Если у меня когда-нибудь родится сын, он будет Игорем.

Медленно уходит. 


Конец







_________________________________________

Об авторе: АЛЕКСАНДР ДОМОВЕЦ

Александр Григорьевич Домовец родился 11 мая 1958 года в г. Волгограде. Получил высшее филологическое образование. По профессии журналист, литератор. В 1975-1990 г.г. написал более ста юмористических рассказов, пародий, миниатюр, которые публиковались в региональной и общесоюзной прессе, в коллективных сборниках. Издал два публицистических сборника «Стройотряд шагает в завтра» и «Обретение престижа» (в соавторстве). Повесть «Проклятые» и роман «Последний бой патриарха» (1995-1996 гг.) публиковались в волгоградских газетах с продолжением. В 2001-2017 г.г. написал девять фантастических и детективных романов и повестей. Они публиковались в электронном издательстве «Аэлита», в волгоградских издательствах, в издательстве «Вече» (Москва). С 2017 г. написано десять пьес. Восемь из них стали победителями или финалистами международных конкурсов драматургии «Время драмы», «Литодрама», «Детство. Отрочество. Юность», «Автора ─ на сцену!». Пьеса «Контрольный поцелуй» принята к постановке и репетируется в волгоградском антрепризном театре «Старая шляпа». Член Союза писателей России.

скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
2 372
Опубликовано 12 янв 2020

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ