ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Герман Греков. СВЕТЛАНА И СТАРЦЫ

Герман Греков. СВЕТЛАНА И СТАРЦЫ


(пьеса)


Действующие лица: 

ТИХОН АКИМОВИЧ - пенсионер
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ - пенсионер
СВЕТЛАНА - студентка

Черный Веспер в зеркале мерцает,
Все проходит, истина темна.
Человек родится, жемчуг умирает,
И Сусанна старцев ждать должна.

 Осип Мандельштам

I

Время, близкое к полудню. Сад Тихона Акимовича. По тропинке сада идет Алексей Кондратьевич с пустой хозяйственной сумкой. Рядом с тропинкой стоит Тихон Акимович с лейкой и поливает помидоры. Тихон Акимович замечает Алексея Кондратьевича.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Здравствуйте, Алексей Кондратьевич!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Здравствуйте, Тихон Акимович!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Далеко ли путь держите?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. В магазин. Жена попросила за рисом сходить. Рис закончился.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Понятно.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. А по такой жаре тяжело идти, так я и решил путь срезать через ваш огород.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Хорошо.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ.А вы чем занимаетесь?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Я? Да, как видите, помидоры поливаю. Жара, я вот помидоры поливаю, чтобы не завяли.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Так вредно же утром помидоры поливать, Тихон Акимович! Лучше это сделать вечером!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Да ничего, Алексей Кондратьевич, я аккуратно, чтоб на листики вода не попадала.

Пауза. Алексей Кондратьевич никуда не уходит.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Что же вы не идете, Алексей Кондратьевич? Встали на самом солнцепеке. Это, кстати, тоже вредно на солнцепеке стоять. Да еще без головного убора!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Да ничего, Тихон Акимович, я постою.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Ну хорошо, стойте. В конце концов, это ваша голова — распоряжайтесь ею как угодно.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Тихон Акимович, хватит!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Что хватит, Алексей Кондратьевич!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Хватит юродствовать, Тихон Акимович!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Да помилуйте, кто же юродствует. По-моему, это вы тут развели целую комедию с рисом своим и магазином.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Меня правда жена за рисом послала!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Ну и идите же за рисом, кто вас держит!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Тихон Акимович, ну сколько можно уже!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Столько, сколько нужно, Алексей Кондратьевич! Вчера вы обвинили меня во всех смертных грехах.    А сегодня сами изволили прийти как ни в чем не бывало. Так как прикажете мне к этому относиться?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Какой вы злопамятный, Тихон Акимович!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Нисколько не злопамятный. Просто не люблю, когда человек не отвечает за свои слова.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Вот вы ничего не знаете, а говорите! Ровным счетом ничего не знаете!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Чего я не знаю, Алексей Кондратьевич?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Я сегодня ночью чуть не умер!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Ну, это ваше «чуть» не считается!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Тихон Акимович, вы не представляете, что я пережил! Я и вся моя жизнь... Это так страшно!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Чего же страшного вы нашли в своей жизни, Алексей Кондратьевич?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Я вам расскажу, Тихон Акимович. Вы меня поймете, я не сомневаюсь, вы меня поймете. Расстроился я сильно после вчерашнего нашего с вами разговора. Весь день ходил сам не свой. Вечером выпил валерьянки для успокоения, лег в кровать. А не спится мне. Жена рядом так спокойно посапывает, от этого мне еще беспокойнее становится. Не выдержал, встал, вышел на улицу. Посмотрел на небо ночное, а оно такое темное и беспросветное, что мне еще хуже сделалось.
Вспомнил я всю свою жизнь, и она мне показалась вот такой же темной и беспросветной, как это ночное небо. А что я в своей жизни видел? Преподавал всю жизнь в школе уроки труда.   Никуда не ездил, только в молодости проходил военную        службу в Китае. Много, конечно, там повидал, но это все стерлось, выцвело за давностью лет. Жизнь вошла в привычку, как говорят. И такая древняя, густая тоска наполнила моё сердце, Тихон Акимович, что я почувствовал головокружение и немощь в ногах. Лег я на траву, лежу, гляжу в ночное небо и думаю, что если сейчас я умру, то это самое подходящее время для моей смерти. И как только я об этом подумал, вдруг на этом темном небе маленькая звездочка зажглась и что-то теплое и яркое вспыхнуло в моей душе...
И тут же возникло перед глазами то, что вы мне вчера показали, Тихон Акимович! Но вчера заиграла во мне эта старая педагогическая закалка: аморально, безнравственно и все такое. А звездочке этой какое дело до того — морально или не морально? Она светит и все. И как подумал я о том, что завтра утром смогу опять это увидеть, так покойно и радостно мне стало на душе, что пошел я спать и заснул как младенец. Вот такая история. А сегодня к вам пришёл, и видите — опять, по привычке, комедию ломаю! Так что спасибо вам, Тихон Акимович, что не пожадничали, а поделились со мной этим чудом, и простите меня, старого дурака, за то, что осудил вас! Мне благодарить вас следовало, а не осуждать!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Да полноте, Алексей Кондратьевич, пустое это! Это же такая вещь... Такими вещами обязательно надо делиться. Как же без этого? И за вашу вчерашнюю вспышку я нисколько не обижен — я сам поначалу хотел убежать от такой красоты. Потом только успокоился. Так что я вас отлично понимаю, Алексей Кондратьевич.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Спасибо, спасибо вам, Тихон Акимович. Скажите, а она еще... Она еще не выходила?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Помилуйте, Алексей Кондратьевич, она всегда выходит в одно и то же время. Ровно в полдень. Минута в минуту.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Ну и сколько осталось?
ТИХОН АКИМОВИЧ. (Смотрит на часы) Совсем немного. Заговорились мы тут с вами... Возьмите вон там стульчик раскладной. Я себе только один заготовил. Третий день всё стоя и стоя...

Алексей Кондратьевич берет раскладной стульчик и вместе с Тихоном Акимовичем идёт к кустам крыжовника, граничащего с соседним огородом. Там стоит ещё один стул, заготовленный заранее Тихоном Акимовичем. Алексей Кондратьевич и  Тихон Акимович садятся на стулья и раздвигают кусты. Вскоре на соседнем огороде появляется Светлана. На Светлане легкий шелковый халатик с осами, цветами и драконами, под мышкой у неё — свернутый коврик для йоги. Светлана выходит на залитую утренним солнцем лужайку, раскатывает коврик по земле и скидывает легкий шелковый халатик. Под халатиком на Светлане ничего нет. Светлана становится на коврик, подставляя свое юное и прекрасное тело солнечным лучам.
Светлана начинает выполнять упражнения из курса хатха-йоги. Тихон Акимович и Алексей Кондратьевич завороженно наблюдают за ней из своего укрытия.


II

Некоторое время спустя. Кухня Тихона Акимовича. Тихон Акимович и Алексей Кондратьевич сидят за столом и пьют чай с медом.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Нет, ну какова, а? Какова?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Это что-то особенное, что-то особенное...
ТИХОН АКИМОВИЧ.  Нет, ну лет на двадцать молодеешь, когда такое видишь, да?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Больше, Тихон Акимович, больше!
ТИХОН АКИМОВИЧ.  Что это за упражнения такие, что она делала, это что-то восточное, да?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Да. Это йога, Тихон Акимович.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Это в Китае так делают, да?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Нет, Тихон Акимович, это из Индии. А в Китае там другая гимнастика, там много людей ею занимаются. И молодые, и старики. На площади или в парках все вместе её делают.
ТИХОН АКИМОВИЧ. А что, этой йогой обязательно голым надо заниматься?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Нет. По телевизору видел, там все одетые.
ТИХОН АКИМОВИЧ. А в Китае?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Что в Китае?
ТИХОН АКИМОВИЧ. В Китае тоже одетыми занимаются?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Да. Там вообще с этим строго. Было, по крайней мере.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Да... А потом она какую-то трубочку достала и курить начала. Это зачем? Гимнастика эта для здоровья, как я думаю, а курить-то потом зачем? Да и трубочка у ней какая-то маленькая, вы где-нибудь видели, Алексей Кондратьевич, такие трубки?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. В Китае разные трубки видел. Но эта - слишком маленькая. И что из неё можно курить? Да и курила она как-то странно - всего пару затяжек. Странно как-то.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Конечно, странно, Алексей Кондратьевич! Я вам больше скажу - они все сейчас такие странные. И знаете, почему они такие странные? Хотите, скажу?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Скажите, Тихон Акимович.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Они жизни боятся.   И всё бегут от неё и бегут. Они сами не знают, что им от жизни нужно. Вот мы жизни не боялись. Мы, наоборот, вгрызались в эту жизнь жадно, потому что знали, что она одна и никакой другой не будет. А они боятся. И все себе какие-то штуки странные придумывают.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. У меня в армии дружок был, стихи писал. Он все время твердил: «Как я жизнь люблю! Любую! Буду грызть до основания, что бы ни случилось! Как отслужу, так заживу, буду стихи писать, стану знаменитым!» А как пришел из армии, так через полгода повесился. Вот как бывает.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Это вы к чему сейчас сказали, Алексей Кондратьевич?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. К тому, что любовь к жизни порой бывает не взаимна.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Так кто ж об этом говорит, Алексей Кондратьевич! Жизнь — она суровая штука, это бесспорно. Но ваш поэт-то своими стихами, наверное, пытался скрасить эту суровость или перемечтал о какой-то другой жизни. Такое бывает. Это тоже бегство. Жизнь таких сурово наказывает.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Тихон Акимович, здесь я с вами не совсем соглашусь. Вы говорите — бегство. А самогоночку свою фирменную изволите производить. И потребляеть регулярно. Это что, не бегство?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Самогоночка моя, Алексей Кондратьевич, только помогает чувствовать жизнь, я бы сказал даже более поэтично: ощущать её биение. Самогоночка моя всегда дает надежду. А надежда - это главное. Без надежды сейчас - никуда. Самогоночка моя - это не зелье колдовское, это - волшебный эликсир. Бездны со звездами раскрываются от моей самогоночки, Алексей Кондратьевич, и наутро никаких последствий от этого путешествия! Вот что такое моя самогоночка!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Эх, вы так смачно говорите, Тихон Акимович, что остограмиться захотелось!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Так в чем же вопрос, Алексей Кондратьевич? Вот она, родимая, только и ждет своего часу!

Тихон Акимович достает из буфета бутыль самогона и две рюмки.

ТИХОН АКИМОВИЧ. А как вы смотрите, чтобы огурчиками малосольными бочковыми да с медком закусочку организовать?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. С удовольствием, Тихон Акимович!

Тихон Акимович достает из холодильника миску с малосольными огурцами, ставит на стол.
Тихон Акимович и Алексей Кондратьевич выпивают по рюмке самогона, закусывают его малосольными огурцами, обмакнув их предварительно в мед.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Ну, как оно? Как, Алексей Кондратьевич?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. М-м-м... Ух... Это невероятно... Кстати, Тихон Акимович, а вы узнавали, что это за девушка? К кому приехала и как её зовут?
ТИХОН АКИМОВИЧ.  Как Владимир Леонидович умер, дом его дочь продала женщине из Затона. Въехала недавно. Ей лет сорок - сорок пять. Работает старшей медсестрой у нас в больнице. Вера Прокофьевна её зовут. Фамилию не помню. Живет одна. А это, наверное, её дочь. На каникулы, наверное, приехала.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Где же она, интересно, учится?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Трудно сказать. Может тоже, как мать, на медика. Хотя... Не знаю.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Надо бы узнать, хотя бы, как её зовут...
ТИХОН АКИМОВИЧ. А зачем это вам, Алексей Кондратьевич?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Ну как, хочется как-то запечатлеть в памяти это событие.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Если хотите, я все узнаю. У нас тут Анна Денисовна всё про всех знает. Она же молоко у меня берёт. Как она вечером за молоком придёт, так я всё у неё узнаю.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Ох уж эта Анна Денисовна! Моя жена боится с ней даже здороваться.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Конечно, Анна Денисовна сплетница еще та! Но раз нам нужна информация, без нее никуда.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Да, тут, как говорится, все средства хороши.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Алексей Кондратьевич, и еще у меня к вам одна деликатная просьба будет. Я помню, что вы когда-то в школе фотокружок вели.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Ну, да. Было дело.
ТИХОН АКИМОВИЧ. У вас же наверняка фотоаппарат есть.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. А, я понял, куда вы клоните, Тихон Акимович! Тут такое дело... Я уже лет десять не брал в руки фотокамеру. Сейчас же все телефонами снимают. Конечно, я бы её с удовольствием снял, если вы это имеете в виду.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Конечно, я только это и имею в виду, Алексей Кондратьевич! Это же такая красота!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Ну да, ну да! Надо порыться там у меня как следует - осталась ли пленка какая-нибудь, сейчас-то ведь её нигде не купишь...
ТИХОН АКИМОВИЧ. Посмотрите, посмотрите. Ради такого стоит порыться.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ.  У меня еще и объектив был для фотоохоты. По тем временам немалых денег стоил.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Вот, как раз объектив для фотоохоты и нужен! Это и будет наша фотоохота.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Хорошо, поищу. Ну все, Тихон Акимович, спасибо за самогоночку, мне бежать надо. А то два часа прошло, а рис еще не куплен!
ТИХОН АКИМОВИЧ. А посошок, Алексей Кондратьевич? Без посошка я вас никуда не отпущу!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Хорошо, Тихон Акимович, давайте посошок.

Тихон Акимович разливает самогон по рюмочкам. Пьют посошок и закусывают малосольными огурцами с медом.

АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Еще раз спасибо, Тихон Акимович, я побежал!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Про фотоохоту не забудьте, Алексей Кондратьевич!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. А вы, в свою очередь, с Анной Денисовной поаккуратнее. А то, не дай бог, узнает!
ТИХОН АКИМОВИЧ.  Да что вы такое говорите, Алексей Кондратьевич!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. О, Тихон Акимович! Это такая женщина, с ней ухо востро держать нужно!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Хорошо, Алексей Кондратьевич, я буду осторожен.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Значит, завтра в половину двенадцатого, да?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Буду ждать, Алексей Кондратьевич. Жене вашей, Екатерине Мифодьевне, привет передавайте!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Передам, Тихон Акимович!

Алексей Кондратьевич уходит.

 
III

Поздний вечер. Скамейка у ворот дома Алексея Кондратьевича. На скамейке сидит Тихон Акимович. Он явно взволнован. Через некоторое время двери в воротах открываются и появляется Алексей Кондратьевич.

АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Тихон Акимович! Вы с ума сошли, двенадцатый час!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Да знаю я, Алексей Кондратьевич, который час! Тут такое дело, надо обязательно переговорить, мне необходимо ваше согласие.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Согласие в чем?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Давайте по-порядку. Анна Денисовна за молоком приходила, все у нее разузнал. Девушку зовут Светлана. Она дочь Веры Прокофьевны. Учится в педагогическом институте по специальности учитель начальных классов. У нее есть парень Денис, он работает в силовых структурах. Послезавтра он сюда приедет и заберет Светлану в город. Так что у нас с вами, Алексей Кондратьевич, один день остался.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Ну вот и хорошо! Я как раз фотоаппарат приготовил, и пленка нашлась. Так что не волнуйтесь, Тихон Акимович, запечатлим её в должном виде!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Это хорошо, конечно. Но вот в чем проблема... Я еще сходил к племяннику своему, Михаилу, он в милиции работает.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. В полиции, Тихон Акимович.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Ну да, в полиции. Черт возьми, ну зачем надо было переименовывать милицию? Помните, Алексей Кондратьевич, Гришку-полицая? У немцев, скотина, служил так до конца жизни и не отмылся. Бабы и дети до конца жизни окна ему били. А тут теперь вполне законно - полиция!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Я тоже не совсем понимаю, зачем было переименовывать. Но зачем вы ходили к Михаилу, Тихон Акимович?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Мёду ему принес. А заодно спросил, что можно курить из маленькой трубочки.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. И что он вам ответил, Тихон Акимович?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Сказал, что, возможно, гАшиш курят из такой трубочки.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. ГашИш?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Ну, да. ГАшиш. Помню, в армии когда служил, ребятам из Кавказа в письмах присылали. Забьют они все это в папиросу, накурятся и смеются как безумные. Мне много раз предлагали, но я отказывался.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Моего бывшего ученика - Сумина Николая - уже два раза в полицию привлекали по этому делу. Выращивал коноплю у себя на кухне при помощи ультрафиолетовой лампы. И потом употреблял эту коноплю. А ультрафиолетовую лампу у меня брал. Говорил, что розмарин на кухне выращивать будет. Говорил, что он вегетарианец и еду только с розмарином ест. А розмарин в наших краях не растет. Ну я ему и давал ультрафиолетовую лампу. Николай же, когда в школе учился, ко мне в авиамодельный кружок ходил. Паял он хорошо. И вообще, очень любознательный ученик был. А через полгода мать его ко мне пришла и сказала, что конфисковали все у него. В том числе и мою лампу. Но Николай не сказал, что её у меня брал, а сказал, что купил. Не стал меня подставлять.
ТИХОН АКИМОВИЧ. А сколько ему дали, вашему Николаю?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Два года, по-моему. Он же не первый раз привлекался. Первый раз - условно, а потом - посадили. До сих пор сидит.
ТИХОН АКИМОВИЧ. А лампу вернули?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Да какой там! Изъяли как вещественное доказательство. Пришлось новую покупать.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Опасное все же это дело - наркотики, да, Алексей Кондратьевич?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Конечно, Тихон Акимович, ничего хорошего тут нет.
ТИХОН АКИМОВИЧ. А как вы думаете, знает ли мама её, Вера Прокофьевна, про увлечения дочери?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Думаю, что нет, Тихон Акимович. Не знает.
Она же - врач. А это очень вредно для здоровья. Зависимость развивается. Потом на более сильные наркотики переход происходит. Тронёва Сергея помните? Александра Николаевича сын. Так умер от этого дела. Из мака, говорят, какую-то дрянь варил. Кололся этой дрянью и умер вот в прошлом году. А тоже, наверное, так же с конопли начинал.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Так у Светланы этой еще и парень из силовых структур!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Ну, этого я вообще не понимаю, Тихон Акимович! Может, у них там нравы такие свободные, хотя я думаю, что сейчас в силовых структурах люди серьезные работают.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Так что, выходит, она от своего парня это скрывает?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Думаю, что да. Поэтому и прячется на огороде.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Вы правы, Алексей Кондратьевич. Балдеть она на огород приходит. Это точно! А гимнастика, йога эта - так,
прикрытие. Но самое страшное не это. Не это самое страшное.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. А что же может быть еще страшней, Тихон Акимович?
ТИХОН АКИМОВИЧ. А то, что она — ваш будущий коллега, Алексей Кондратьевич! Этот человек будет через пару лет детей учить, да не просто детей, а совсем маленьких детей! Вы можете
представить, Алексей Кондратьевич, чему она может их научить?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Думаю, что ничему хорошему!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Вот именно, Алексей Кондратьевич! Детей ничему хорошему она научить не сможет, а вот нас с вами...
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. В каком смысле, Тихон Акимович?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Что?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Вы сказали «нас с вами». А мы-то здесь причём?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Алексей Кондратьевич, вы мои почетные грамоты видели?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. А причём тут грамоты, Тихон Акимович?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Нет, вы сначала скажите, вы мои грамоты видели?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Видел, Тихон Акимович, я ваши грамоты.
ТИХОН АКИМОВИЧ. А сколько у меня этих грамот, не скажете?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Много, Тихон Акимович, у вас почетных грамот. С десяток точно будет.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Тринадцать грамот, Алексей Кондратьевич. Ровно тринадцать грамот за сорок лет безупречной работы. Это не считая областных смотров, куда я ездил практически каждый год. И одна поездка в Болгарию на сельскохозяйственный форум. Ко мне присылали специалистов из трех областей, чтобы я опытом делился.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Честно говоря, я не могу понять ход ваших мыслей, Тихон Акимович. Причем ваши трудовые заслуги и это?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Очень даже причём, Алексей Кондратьевич. Вы сейчас все сами поймёте. Вот скажите мне, как моя профессия называется?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Бывшая, вы хотели сказать, профессия?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Хорошо, Алексей Кондратьевич, бывшая. Так как называется моя бывшая профессия?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Техник-осеменитель. Так?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Нет, Алексей Кондратьевич! Нет! Осе-ме-на-тор! Понимаете? Осеменатор! Нет такого слова - осеменитель! Вернее, есть, но так быков зовут. Бык- осеменитель. А я техник-осеменатор шестого разряда! Вообще-то, в документах моя профессия называется «оператор по искусственному осеменению животных и птицы», но в газетах про меня писали как про техника-осеменатора.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. А когда это про вас писали в газетах, Тихон Акимович?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Три раза в местной газете «Восход» и один раз в областной «Коммуне».
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Всю жизнь газету «Восход» выписываю и ни разу про вас там не читал, Тихон Акимович!
ТИХОН АКИМОВИЧ. У меня все эти газеты есть, могу показать, если не верите.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Да верю я вам, верю. Просто четыре раза в районной газете это уж как-то...
ТИХОН АКИМОВИЧ. Много, вы считаете?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Просто странно, что эти статьи мне не попадались...
ТИХОН АКИМОВИЧ. Ничего странного в этом нет, Алексей Кондратьевич. Вы хоть раз слышали, чтобы я хвастался или там говорил про свои трудовые успехи?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Нет, Тихон Акимович, сколько я вас знаю, вы никогда про свою работу мне не рассказывали.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Вот именно, Алексей Кондратьевич, вот именно. Никогда не говорил. А вот сегодня я вам открою свою самую большую тайну. Этой тайне я и обязан моими успехами в труде.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Тихон Акимович, вы, конечно, извините меня, но вы пришли так поздно специально для того, чтобы открыть мне свою самую большую тайну?
ТИХОН АКИМОВИЧ. И для этого тоже. И не совсем для этого. Вы послушайте меня и все поймёте сами.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Хорошо, Тихон Акимович, я весь во внимании.
ТИХОН АКИМОВИЧ. И не такое уж позднее время. Можно подумать, вы спите в это время. Ворочаетесь небось, боритесь с собственными мыслями, а засыпаете уже ближе к трем часам утра.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Не всегда, Тихон Акимович, не всегда. Бывает иногда, конечно, и так, как вы говорите, но, в основном, к часу ночи я засыпаю.
ТИХОН АКИМОВИЧ. А я вот сплю по три-четыре часа. А ложусь рано. Пустырник пью, поначалу помогал, а сейчас не помогает.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. У меня жена хмель от бессонницы заваривает, но толку от него мало — я часто от него в туалет бегать начинаю. А жена пьет и спит как убитая.
ТИХОН АКИМОВИЧ. А мне вот тяжело без жены, Алексей Кондратьевич. Помню, Таня моя тоже всегда первая засыпала и сопела всегда так равномерно. И я под её сопенье и засыпал.

Тихон Акимович снимает очки и трёт глаза.

АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Это вы уже сколько лет без Татьяны Михайловны?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Шестой год уже как пошёл. Шестой год...

Пауза.
 
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Тихон Акимович, вы мне тайну какую-то собирались поведать!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Тайну... Ах, да! Будет вам и тайна, Алексей
Кондратьевич. Эта тайна напрямую связана с моими трудовыми успехами, как я уже и говорил. Но имеет она и другую сторону... Вы же держали корову, насколько я помню?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Да, держал. Давно, правда. Лет двадцать назад.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Тогда не мне вам объяснять, что такое охота у коровы и какой это сложный процесс...
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Да уж, Тихон Акимович, как не знать! У меня тогда корова перегуляла и молоко перестала давать. Пришлось её на мясо пустить. С тех пор больше коров не держал.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Вот. Да. Существует много способов определить охоту у коровы. Её поведение, запах, выделения и так далее. Но я пользовался совсем другим способом, Алексей Кондратьевич. И это и есть моя главная тайна.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Тихон Акимович, неужели что-то неприличное?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Наоборот, Алексей Кондратьевич, всё очень и очень прилично. Я по глазам могу определить, когда у коровы течка. И не просто течка, а именно когда её оплодотворять нужно или бычка к ней подпускать. А вы знаете, что это довольно-таки короткий период: от семи до двадцати часов. Остальное время - это так: попадёт или не попадёт. А я точно определял, практически со стопроцентной гарантией. Поэтому и планы все по отёлу в районе у нас были на высоком уровне. Поэтому и грамоты, и статьи в газете. Только одна проблема была: не мог я никому признаться, что по глазам охоту у коров определяю. Не научно же это! Бывало, ко мне Гришка-зоотехник приходит и говорит: «Тихон Акимович, там двух телок срочно оплодотворять нужно! Они стоймя стоят, а другие коровы на них садку делают! И текут страшно!» Я прихожу, смотрю им глаза и понимаю, что ещё рано. Буквально полдня надо подождать. А Гришка с ума сходит: «Перегуляют телки у нас, Тихон Акимович!» А я говорю: «Спокойно. Не перегуляют.» А меня все слушались и слово моё последним было. Потому как знали, что за этим стоит.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Интересно, Тихон Акимович, это очень интересно.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Но это ещё не всё. Потом с коров я на людей переключился.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. В каком смысле, Тихон Акимович?
ТИХОН АКИМОВИЧ. По глазам женщин стал чувствовать их охоту.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Господи боже ты мой!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Да, Алексей Кондратьевич! Поначалу и мне это казалось странным. Женщины-то всё-таки не коровы! А потом это случилось... Чайкину Наталью помните? Бухгалтером работала в колхозе?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Ну да. Муж её был заведующим отделом районного образования.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Точно. Помните, как она выглядела?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Ну да. Сильная такая женщина. Волевая.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Все правильно, Алексей Кондратьевич. Сильная и волевая. Я к ней подступить боялся, потому что ещё и на язык она остра была. Помнится, один раз заведующего гаражом так приложила, что потом целых полгода весь колхоз смеялся. И вот пошел я получать зерно на склад. А Лукьяныча, завскладом, не было, надо было его подождать. Сижу я, жду Лукьяныча, и тут Наталья подходит. Тоже за зерном пришла.
Спрашивает, где Лукьяныч, а я говорю, что надо подождать, скоро он будет. Наталья ничего не сказала и просто села рядом со мной. И вот тут я почувствовал, Алексей Кондратьевич, такие странные вибрации, исходящие от неё. Я поднял голову и посмотрел ей в глаза. Она была ГОТОВА. Вы понимаете? Абсолютно ГОТОВА к тому, чтобы... Я не помню, как это началось, помню, что я просто сделал какое-то движение навстречу. И мы прямо там, на складе, на мешках с зерном... Когда все это закончилась, Наталья встала и, как ни в чём не бывало, вышла из склада. Я ещё долго сидел ошарашенный, пока Лукьяныч не пришёл. Долго думал, как мы с ней в глаза будем друг другу смотреть? Мы хоть с ней и пересекались нечасто, но всё-таки пересекались... Но ничего не произошло, она так же, как и раньше, здоровалась со мной, только слегка улыбалась. Ну и я улыбался тоже в ответ.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. И вы после этого не делали больше никаких попыток сблизиться?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Никаких. Вообще, это был один-единственный раз, когда я позволил себе это. Хотя возможностей было предостаточно.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Позвольте всё же поинтересоваться, почему? О таких возможностях мечтает каждый мужчина!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Стыдно мне было, Алексей Кондратьевич, от одной только мысли, что человек и животное настолько мало друг от друга отличаются. Нас же как учили: «Человек — венец творенья, вершина эволюции!», а тут такое...  Вы знаете, как я мучался, постоянно сталкиваясь с этим! Продавщица в магазине, соседка напротив, случайная прохожая и все они ГОТОВЫ. Единственная, кто эту готовность никогда не излучал, так это моя жена, царствие ей небесное. Зато дочь... Ну вы всё знаете про мою дочь!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Но зато она замуж очень удачно вышла, Тихон Акимович!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Это тоже для меня удивительно, Алексей Кондратьевич! Сколько вокруг девушек скромных и положительных, а в браке они несчастливы: или мужья их бросают, или пьющие попадаются. А у моей дочери всё как в сказке: муж — капитан дальнего плавания, большая квартира трёхкомнатная в Новороссийске, трое детей, и живут душа в душу уже двадцать лет! Кто вот мог даже подумать, что у ней всё это будет? Ведь таскалась она, Алексей Кондратьевич, по-тёмному.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Да... И в школе, помню, училась неважно. Но институт все-таки закончила!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Ох, а в институте что было... Лучше не буду вам рассказывать.

Пауза.

АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Так вы говорили про то, что эта девушка, Светлана, может нас чему-то научить.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Так вот, Алексей Кондратьевич. Заявляю вам с полной ответственностью: она ГОТОВА.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Что? В смысле?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Вот в том смысле, про который я вам говорил. Она ГОТОВА. Её можно брать.

Пауза.

Что же вы молчите, Алексей Кондратьевич?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Я не совсем понимаю. То есть, вы хотите сказать, что если подойти к ней и начать...
ТИХОН АКИМОВИЧ. Да. Вероятность очень велика, Алексей Кондратьевич.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Да нет, это невозможно! Даже если это и так, как вы говорите, Тихон Акимович, вы же не предлагаете мне это делать?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Вот именно, Алексей Кондратьевич. Предлагаю. И не только вам, а нам. Обоим.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Подождите, Тихон Акимович, вы же сами говорили, что стеснялись своей способности видеть охоту у женщин, а тут сами же мне и предлагаете!
ТИХОН АКИМОВИЧ. А я жалею, что стыдился, Алексей Кондратьевич! Я, как и все, думал, что эта жизнь куда-то нас приведёт, к чему-то высшему, а получается, что она привела нас с вами в соседний огород наблюдать за голой девкой и трепетать от восхищения! Я эрекцию почувствовал, Алексей Кондратьевич, впервые за десять лет!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Я сам вам говорил, что это и в моей жизни один из самых волнующих моментов...
ТИХОН АКИМОВИЧ. Ну так что мы тогда тут решаем? Завтра, после того, как она сделает гимнастику, мы подойдём к ней.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Тихон Акимович, нет! Я не пойду!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Вы будете её фотографировать. И когда она будет заниматься, и когда она будет курить. Это, как сейчас говорят, компромат. Она точно согласится. Никуда не денется.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Вы предлагаете её шантажировать?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Не думаю, что до этого дойдёт. Она и так согласится. По доброй воле. Так что, Алексей Кондратьевич, неужели вы откажетесь вкусить на закате своих лет этой красоты?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Вы хотите, чтобы мы вдвоём?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Я не знаю, Алексей Кондратьевич. Можно вдвоём, можно по очереди. Они сейчас всё умеют. И так, и эдак.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Так вот про что вы говорили, вот чему она сможет нас научить!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Да. Именно про это.

Пауза.

АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Мне надо с этим переспать, Тихон Акимович. Я так прямо сразу не готов вам дать ответ.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Хорошо. Но утром обязательно приходите. С фотоаппаратом. А там уж как решите... Но знаете что, Алексей Кондратьевич?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Что, Тихон Акимович?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Смерть, она не за горами. А мы всю жизнь себя во всем ограничивали. Подумайте об этом, Алексей Кондратьевич.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Хорошо, Тихон Акимович, я подумаю.
ТИХОН АКИМОВИЧ. До свидания, Алексей Кондратьевич.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. До свидания, Тихон Акимович. И спокойной ночи!

Тихон Акимович уходит. Алексей Кондратьевич некоторое время смотрит ему вслед, затем тоже уходит.
 

IV

Середина следующего дня. Огород Веры Прокофьевны. Светлана заканчивает делать гимнастику, набрасывает на обнаженное тело халат, достаёт из левого кармана халата маленькую трубочку и зажигалку, подносит трубочку ко рту, щелкает зажигалкой и делает одну глубокую затяжку. Задерживает дым в себе, затем выдыхает его. Некоторое время сидит неподвижно, закрыв глаза. К Светлане подходят Тихон Акимович и Алексей Кондратьевич и становятся по обе стороны от неё.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Здравствуйте, Светлана.

Светлана открывает глаза и поворачивает голову в сторону Тихона Акимовича.

АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Здравствуйте.

Светлана поворачивает голову в сторону Алексея Кондратьевича.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Светлана, мы к вам по делу. Вы можете нас выслушать?

Светлана поворачивает голову в сторону Тихона Акимовича.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Мы уже три дня наблюдаем за вами. Наблюдаем то, чем вы тут занимаетесь. А сегодня мы даже зафиксировали ваши занятия на плёнку. Алексей Кондратьевич, покажите.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ (Демонстрируя Светлане фотоаппарат). Да. Вот.

Светлана поворачивает голову в сторону Алексея Кондратьевича.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Помимо всех ваших голых дел, у нас есть подозрение, что вы употребляете запрещённые нашим государством вещества, проще говоря — наркотики.

Светлана поворачивает голову в сторону Тихона Акимовича.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Так же мы знаем, что в будущем вы планируете получить профессию учителя начальных классов. Это благородная и интеллигентная профессия. Вот Алексей Кондратьевич — он всю жизнь проработал в школе педагогом и ему особенно неприятно ваше поведение. Да, Алексей Кондратьевич?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Это очень неприятно.

Светлана поворачивает голову в сторону Алексея Кондратьевича.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Мы готовы закрыть на это глаза и не придать все увиденное нами широкой огласке, если вы пойдёте нам навстречу. Вы готовы выслушать наши условия?

Светлана поворачивает голову к Тихону Акимовичу.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Так вы готовы выслушать наши условия?

Светлана начинает негромко смеяться.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Светлана, в этом нет ничего смешного. Мы так же знаем, что ваш жених работает в силовых структурах. Не думаю, что ему будет приятно узнать о ваших увлечениях запрещенными государством веществами. Да и ваша мать, Вера Прокофьевна, тоже не будет в восторге от этого. Так что я прошу отнестись к нашим словам более чем серьезно.

Светлана продолжает смеяться, уже громче.

АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ.(Громко) А ну, прекратите! Прекратите, я сказал!

Светлана перестаёт смеяться.

СВЕТЛАНА. Вы кто?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Вот это другой разговор. Вы готовы выслушать наши условия?
СВЕТЛАНА. Условия?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Да, условия. Вы готовы их выслушать?
СВЕТЛАНА. Да. Готова.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Хорошо. Слушайте. Мы хотим, чтобы вы оказали нам некоторого вида услуги.
СВЕТЛАНА. Услуги?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Да. Услуги. Некоторого рода, услуги интимного характера. Взамен мы обещаем вам не доносить до общественности сомнительные способы проведения вашего досуга. С уничтожением компрометирующего материала, соответственно.
СВЕТЛАНА. Вы хотите...
ТИХОН АКИМОВИЧ. Да, мы хотим, чтобы вы оказали нам услуги интимного характера.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Взамен на фотоплёнку.

Пауза

СВЕТЛАНА. Чтобы я...
ТИХОН АКИМОВИЧ. Чтобы вы отдались нам.

Пауза. Светлана молчит.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Так что вы скажете, Светлана?

Пауза.

СВЕТЛАНА. Да вы охуели!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Вот, вы слышали, Тихон Акимович, вы слышали?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Светлана, это же так неприлично! Перед вами стоят люди гораздо старше вас, и такая матерная ругань. Вы же будущий педагог!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Да они совсем стыд потеряли, Тихон Акимович! Да они вообще ничего не уважают! Всё, что создавалось годами, из поколения в поколение — они все похерили, растоптали. Никакой ответственности, сплошной балдёж и разврат с утра до вечера! И внуков наших этому будут учить, Тихон Акимович! Пока совсем всё не рухнет, не улетит в тартарары! Это же плесень, паразиты — они как короста, как ржавчина разъедают всё самое хорошее. Всё, Тихон Акимович, я иду домой проявлять снимки. А завтра утром предоставим их Вере Прокофьевне. Пойдёмте!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Пойдёмте, Алексей Кондратьевич!

Тихон Акимович и Алексей Кондратьевич собираются уходить.

СВЕТЛАНА. Вы это... Подождите!

Тихон Акимович и Алексей Кондратьевич останавливаются.

СВЕТЛАНА. Вы что...?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Что?
СВЕТЛАНА. Что, вы хотите всё рассказать?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Светлана, не только рассказать, не только... У меня племянник работает в полиции. В наркоконтроле, между прочим. Ваша трубочка и то, что её наполняет, я думаю, вызовут у него неподдельный профессиональный интерес, как вы думаете?
СВЕТЛАНА. И взамен вы хотите, чтобы я...?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Да, хотим.
СВЕТЛАНА. Зачем?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Что зачем?
СВЕТЛАНА. Зачем это вам? У меня есть деньги...
ТИХОН АКИМОВИЧ. Деньги нас не интересуют, да, Алексей Кондратьевич?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Ни в коем случае! Как это вам вообще в голову могло прийти — предлагать нам деньги?
СВЕТЛАНА. Но я не могу вот так... С вами...
ТИХОН АКИМОВИЧ. Можете, Светлана, можете! И вы сами прекрасно знаете об этом!
СВЕТЛАНА. Не могу...
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Тихон Акимович, пойдёмте!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Вы имеете в виду «Пойдёмте проявлять плёнку», да, Алексей Кондратьевич?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Да, Тихон Акимович, это я и имел в виду.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Пойдёмте!

Тихон Акимович и Алексей Кондратьевич собираются уходить.

СВЕТЛАНА. Стойте! Стойте!

Тихон Акимович и Алексей Кондратьевич останавливаются.

СВЕТЛАНА. Я не знаю... Мне так тесно... Если я соглашусь, то я... А если нет, то я не...

Светлана плачет.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Светлана, прекратите плакать. Расценивайте этот
акт как акт добродетели. Вы просто помогаете двум пожилым людям, вы делитесь с ними своей красотой. Что в этом плохого? Тем более, что я — вдовец, а у Алексея Кондратьевича жена больная. Скажите себе, что у вас сегодня День пожилого человека, и все вопросы сами собой отпадут.

Пауза.

СВЕТЛАНА. А можно не сейчас, а?
ТИХОН АКИМОВИЧ. А когда же, Светлана? Когда?
СВЕТЛАНА. Ну не сейчас!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Ну а когда? Завтра к вам приезжает ваш жених, Денис. И он вас заберёт отсюда. Видите, мы всё про вас знаем!
СВЕТЛАНА. Вечером, давайте!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Я не знаю. А вы как думаете, Алексей Кондратьевич?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Светлана, вы хотите подготовиться? Настроиться, так сказать?
СВЕТЛАНА. Да... Пожалуйста... Мне надо.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Я думаю, Тихон Акимович, надо пойти навстречу человеку. Пусть очистит свою голову.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Хорошо, я согласен, Алексей Кондратьевич. Ровно в 20.00 мы ждем вас, Светлана, у меня дома. Вас устраивает это время?
СВЕТЛАНА. Давайте в девять!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Вы имеете в виду в 21.00? Хорошо. Давайте в это время. Мы с вами соседи. Смотрите, по этой тропинке вы благополучно попадёте ко мне в дом. И, пожалуйста, не опаздывайте.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. До вечера, Светлана. Я надеюсь, что вы серьезно отнесётесь ко всему этому.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Светлана, я тоже надеюсь. Мы взрослые люди. Давайте без глупостей.

Тихон Акимович и Алексей Кондратьевич уходят. Светлана некоторое время сидит неподвижно, закрыв глаза. Через некоторое время 
открывает глаза, достаёт из правого кармана халата айфон. Разблокирует его и делает вызов.

СВЕТЛАНА (В айфон). Дэнчик, привет! Слушай, ты сегодня сильно занят? Можешь приехать? Ох, слава Богу! Мы же на завтра намечали, думала, что не сможешь. Ну да, случилось. Ну, как тебе
сказать... С одной стороны — серьезное, с другой — не очень. Да нет, ты только не волнуйся. Давай, как приедешь, я все расскажу. Ну, в двух словах, тебе тут разобраться надо. Ну да, типа того. Давай всё при встрече. Ты во сколько будешь? Отлично. В половине девятого. Да. Это нормально. Да нет, все нормально. Что? Ну да, немного расстроилась. Хорошо. Хорошо, не буду. Да, как раз приедешь и все решишь. Всё, миленький, целую.

Светлана кладет айфон в правый карман халата, встаёт, скатывает коврик, берет его под мышку и уходит.


V

Спальня Тихона Акимовича. Алексей Кондратьевич причесывается, стоя у большого зеркала на платяном шкафу. Входит Тихон Акимович в просторном японском халате с иероглифами.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Ну как? Вы видели это, видели это, Алексей Кондратьевич?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Шикарно, Тон Акимович!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Дочь подарила! Говорила, что муж из Японии привёз специально мне подарок. Ни разу не надевал. И вот — сегодня такой случай! А чем это пахнет от вас, Алексей Кондратьевич?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. А что?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Ну запах такой, интересный!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Это мне на юбилей подарили. Одеколон «Доллар».
ТИХОН АКИМОВИЧ. А я вижу, вы и в баню успели сходить?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Ну да. И побрился ещё.
ТИХОН АКИМОВИЧ. А я в душ сходил на улице. Благо, вода горячая. И тоже вот побрился. И одеколончиком тоже освежился. «Шипром».
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Ну да. Чувствуется.
ТИХОН АКИМОВИЧ. А вам что, «Шипр» не нравится?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Да нет. Хороший одеколон. Сам им пользуюсь. Да и вот ещё.

Алексей Кондратьевич достаёт из кармана маленький черный футляр.

АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Это фотоплёнка. Её можно засветить после всего этого.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Тут снимки, да?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Ну да. Снимки. Ведь у нас всё по-честному, да?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Ну да, Алексей Кондратьевич, конечно, всё по- честному! Хотя... Можно и себе оставить, а ей другую плёнку дать!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Как это так?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Да вот так! Снимки-то мы не будем обнародовать, себе можем оставить, так сказать, для личного пользования.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Нет, это как-то нечестно!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Хорошо, Алексей Кондратьевич, пусть будет по-вашему! Отдадим ей плёнку. Нам такое сейчас предстоит, что эти снимки — просто баловство и не более.

Тихон Акимович берет футляр с плёнкой у Алексея Кондратьевича и кладет её в карман своего халата.

АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Что-то мне как-то не по себе, Тихон Акимович...
ТИХОН АКИМОВИЧ. Что такое, Алексей Кондратьевич?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Как-то я волнуюсь... И сердце прямо стучит, из груди выпрыгивает! Боюсь, не получится у меня ничего из-за волнения!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Успокойтесь, Алексей Кондратьевич, у вас всё получится! Просто в бане попарились, вот сердце и стучит. Присядьте пока вот на диванчик. А я сейчас вам кое-чего принесу!

Алексей Кондратьевич садится на диван, Тихон Акимович уходит в соседнюю комнату, через некоторое время возвращается со стаканом 
немного мутноватой жидкости.

ТИХОН АКИМОВИЧ (Протягивает стакан Алексею Кондратьевичу). Вот, Алексей Кондратьевич, выпейте вот это!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Что это?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Вытяжка тестикулярной сыворотки или проще говоря — конский возбудитель!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ (Опасливо). Зачем он мне?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Алексей Кондратьевич, вы мне доверяете или нет?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ.Я вам доверяю, Тихон Акимович! Но всё-таки объясните мне...
ТИХОН АКИМОВИЧ. Это препарат для повышения плодовитости лошадей и крупного рогатого скота. Неужели никогда про него не слышали?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Ну слышал, что животным что-то дают, а я-то здесь причём?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Так и на людей тоже действует! Выпьете, желание появится, и перестанете волноваться!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. А вы сами пробовали?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Так я уже выпил! И готов, как говорится, в бой! Пейте, пейте, Алексей Кондратьевич, это же раствор, тут всего несколько капель «Возбудителя»!

Алексей Кондратьевич берёт стакан из рук Тихона Акимовича и выпивает жидкость.

АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Фу-у-у, вкус такой... Специфический.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Помилуйте, Алексей Кондратьевич! Он вообще не имеет вкуса. Некоторые товарищи его женщинам в напитки добавляли, чтобы быстрее добиться желаемого результата.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Ну и что, добивались?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Это мне ветеринары на конференции рассказывали.
Говорили, что добивались.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. А вам этот возбудитель зачем?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Ну, я тоже пытался своей жене добавлять. Я же вам рассказывал, что моя жена охоту не излучала. Ну я и добавлял.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Ну и что?
ТИХОН АКИМОВИЧ. На неё никак не действовало. Тошнило только и голова болела. Тогда сам попробовал и знаете, извините за выражение, ночь с неё не слазил.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. А она терпела, бедная...
ТИХОН АКИМОВИЧ. Терпела, конечно, куда ей деваться! Она у меня вообще терпеливая была. Терпеливая и покладистая. Я её ласково так «коровушкой» называл. Ей нравилось.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Тихон Акимович, у меня к вам ещё один вопрос.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Что за вопрос, Алексей Кондратьевич?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Как мы будем всем этим заниматься? По очереди или...
ТИХОН АКИМОВИЧ. А вы сами как хотите, Алексей Кондратьевич?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Я не знаю, Тихон Акимович. И признаков охоты, про которую вы так вдохновенно говорили, я тоже у Светланы не заметил. Вот то, что она испугалась — это было видно.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Что я вам могу сказать, Алексей Кондратьевич? Эта самая охота у женщин — она же по времени очень короткая, час-два, не больше. Вчера была, а сегодня — уже нет. Но она придет, это точно. Не сможет не прийти.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Так как мы всё это будем делать, Тихон Акимович?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Не знаю. А вы когда-нибудь участвовали, как сейчас говорят, в групповом сексе?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Побойтесь Бога, Тихон Акимович! Конечно, нет! А вы?
ТИХОН АКИМОВИЧ. У меня в конце огорода выход был на пустырь был, помните? Сейчас там детская площадка. Так вот, было это лет тридцать назад. На пустыре этом мужики всегда собирались и выпивали. Там удобно было: пустырь был кустами окружён, и тенёчек был, и снаружи ничего не видно. Мужики это место «Ресторан» называли. И водочный магазин через дорогу находился, короче, по всем статьям — удобно. Обычно они тихо сидели, не буянили, иногда у меня пару помидоров и огурцов спрашивали и я давал, жалко что ли? И вот, один раз вечером вышел я картошку поливать — лето засушливое тогда было. И слышу со стороны
«Ресторана» стоны такие громкие. Прислушался — женщина стонет. Я, значит, туда, на пустырь захожу и вижу такую картину: пять или шесть сильно пьяных молодых ребят, один из них на ком-то сверху лежит и дергает тазом. Потом он встаёт и я вижу молодую полураздетую женщину. Это она стонала. А другой как ни в чём ни бывало расстёгивает штаны и ложится на неё вместо того, что поднялся. А остальные сидят и пьют в сторонке. Я, конечно, подумал, что это изнасилование. Групповое. Позвонил в милицию. Милиция приехала через десять минут. Забрали этих молодцев и женщину тоже. Женщина была настолько пьяная, что её там же в милиции в отдельную камеру положили отсыпаться. А ребята как стали голосить:
«Нам завтра в армию, мы последний день на гражданке!» А им следователь Резник — суровый был мужик, прямым текстом сообщает: «Вы, говорит, ребята, и вправду последний день на гражданке.
Дальше у вас только граждане будут! Вот как проснётся эта дама, даст показания, и начнётся у вас другая жизнь!» Дама эта через несколько часов в себя приходит и сразу требует пива. Следователь Резник вместо пива ей воду наливает и подсовывает карандаш и бумагу. «Пишите, говорит, показания!» Дама стакан воды осушила и спрашивает: «Какие показания?» Резник ей отвечает: «О том, что вас изнасиловала компания молодых людей!» Тут она грохнула стаканом об стол и как заголосит: «Да как вы смеете! Эти ребята завтра под пули пойдут неизвестно за кого умирать, а вы их ещё и посадить хотите! Да вы в любви ничего не понимаете!» Ну, Резник отпустил её от греха подальше, а ребят — прямым ходом в военкомат. Я написал в показаниях, что никаких сношений не видел, а пришёл на стоны. Вот так.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Получается, Тихон Акимович, и вы в любви тоже ничего не понимаете, раз бросились милицию вызывать.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Да уж... Любовь — штука сложная.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Тихон Акимович, а позвольте мне прилечь на диванчик? Что-то, несмотря на ваш возбудитель, в теле какая-то слабость образовалась...
ТИХОН АКИМОВИЧ. Конечно, ложитесь, Алексей Кондратьевич, но такого быть не должно - наоборот, в теле должна бодрость появиться!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Вы знаете, Тихон Акимович, мы постоянно говорим: «Так быть не должно», а оно случается. Или, наоборот, говорим: «Так должно быть!», а всё происходит совсем по-другому.
ТИХОН АКИМОВИЧ. Бывает, конечно, но я предпочитаю свою жизнь контролировать.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Кстати, который сейчас час?
ТИХОН АКИМОВИЧ (Смотрит на часы). Да уже без двух минут девять. Должна прийти.
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Думаете, придет?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Думаю, что да. А вы сомневаетесь?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. У меня какое-то состояние сейчас... Честно говоря, Тихон Акимович, мне сейчас не до этого. Холодно как- то...
ТИХОН АКИМОВИЧ. Вы это бросьте, Алексей Кондратьевич! Вам что, совсем плохо?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Вы мне одеяло дайте, Тихон Акимович! Зуб на зуб не попадает!
ТИХОН АКИМОВИЧ. Конечно, конечно. (Берёт одеяло с кровати, накрывает им Алексея Кондратьевича) Вот вам одеяло, Алексей Кондратьевич. Может, вам успокаивающего дать?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Достаточно с меня ваших медикаментов, Тихон Акимович.

Тихон Акимович пробует рукой лоб Алексея Кондратьевича.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Да у вас лоб холодный, Алексей Кондратьевич! Давайте, я «Скорую» вызову!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. А как же Светлана?
ТИХОН АКИМОВИЧ. Да чёрт с ней, со Светланой! Вам что, себя совсем не жалко!

Раздаётся стук в дверь.

ТИХОН АКИМОВИЧ. О, это Светлана пришла. Сейчас пошлю её за Верой Прокофьевной! Только одна просьба, Алексей Кондратьевич, про «возбудитель» ей ничего не говорите, хорошо?
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Хорошо, Тихон Акимович.

Тихон Акимович уходит. Алексей Кондратьевич некоторое время лежит, завернувшись в одеяло, потом скидывает его, расстегивает на груди рубашку, шумно дышит. Из-за двери раздаются приглушённые мужские голоса. Затем голоса резко смолкают, раздаётся звук опрокинутого пустого цинкового ведра. Через некоторое время дверь в спальню медленно открывается, на пороге стоит Тихон Акимович. Он, скрючившись, дышит с трудом и держится обеими руками за область печени.
Тихон Акимович доходит до кровати и со стоном падает на неё. Алексей Кондратьевич открывает глаза.

АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Тихон Акимович!

Тихон Акимович громко стонет.

АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Что случилось?
ТИХОН АКИМОВИЧ.  Денис это был... Силовик... Сказал, чтобы плёнку отдали и перед Светланой извинились, иначе всё... Я
плёнку отдал, но сказал, что извиниться сейчас не сможем, что вам плохо стало, он не поверил и резко так ткнул, в печень... Я упал... Он ушел...
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Вот как...

Тихон Акимович стонет.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Ох, плохо мне, Алексей Кондратьевич! Как будто внизу всё оборвалось!
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Вам «скорую» надо, Тихон Акимович!

Тихон Акимович делает попытку подняться с кровати, но со стоном падает обратно на кровать.

ТИХОН АКИМОВИЧ. Не могу, Алексей Кондратьевич! В глазах темно и мутит...
АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Я сейчас...

Алексей Кондратьевич делает попытку подняться с дивана и падает обратно на диван.

АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. И я не могу подняться, Тихон Акимович! Ноги как ватные, и руку правую тянет...

Тихон Акимович громко стонет. Пауза.

АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Тихон Акимович, похоже я это... Умираю!

Тихон Акимович молчит.

АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Так странно... Чувствую, как жизнь уходит. Она такая прохладная, как ветерок... Тихон Акимович!

Тихон Акимович что-то хрипит непонятное.

АЛЕКСЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ. Помните я вам про поэта рассказывал, который повесился потом? Он мне в дембельском альбоме стихи написал... На последней странице. Я его спросил ещё:
«Это твои стихи?” А он улыбнулся и сказал, что полжизни бы отдал, чтобы такой стих написать... Надо же, сроду стихов не помнил, а этот - помню. Вот, послушайте:
«И вот мне приснилось, что сердце моё не болит, Оно — колокольчик фарфоровый в жёлтом Китае
На пагоде пёстрой... висит и приветно звенит, В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.
А тихая девушка в платье из красных шелков, Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,
С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов,
Внимательно слушая легкие, легкие звоны.»
Красиво, правда?

Тихон Акимович громко вздыхает. Затем затихает. Алексей Кондратьевич неподвижно лежит с открытыми глазами. Наступает ночь.

КОНЕЦ






_________________________________________

Об авторе: ГЕРМАН ГРЕКОВ

Драматург, режиссер, актер. Окончил Воронежский Государственный институт Искусств по специальности актер театра и кино. Работал в театрах Самары и Воронежа. В настоящее время - главный режиссёр независимого Театра современной драматургии 18+ (г. Ростов-на-Дону). Стал писать пьесы с 2005 года. Спектакли по пьесам Грекова ставились в Москве, Ростове-на-Дону, Самаре, Перми, Пензе, Тамбове, Тюмени, Владивостоке и за рубежом. Переведён на французский, итальянский, чешский, польский, латышский, литовский языки. В 2018г. спектакль по пьесе Грекова «Ханана» (реж. Ю. Муравицкий) номинирован на российскую национальную театральную премию «Золотая маска».скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 810
Опубликовано 09 фев 2019

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ