ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 217 апрель 2024 г.
» » Николай Ермохин. ШЛАГБАУМ

Николай Ермохин. ШЛАГБАУМ


(монопьеса)

 
Действующие лица:

ВАЛЕРА



1.

Валера  сидит на скамейке перед свежей могилой на одном из провинциальных кладбищ. Ему под пятьдесят. На нём нелепая рубашка с закатанными по локоть рукавами и застиранные джинсы.  Позади него плиты, оградки, берёзы. 

Он резко бьёт себя по руке, убив комара. Потом рассматривает то, что от него осталось. 

ВАЛЕРА. Хорошо, хоть тебя не кусают. Хотя они тебя всегда не трогали. Боялись, наверно. В смысле, не то, что ты страшная, а просто. Ну, в хорошем смысле боялись. Любуясь.

Ой, Зоечка, даже не знаю, как тебе сказать. Не знаю. Такой бред ночью приснился. А! Кстати, щас, когда из дома выходил, с тётей Валей у подъезда столкнулся. Она сказала, что поминки прошли хорошо. Обспасибилась вся.  И на столах всё, что надо было, и крестились вовремя, и водка попалась не палёная. Если бы она ещё не подавилась горохом, так что посинела  и начала задыхаться, всё бы, вообще, отлично прошло.

А тёте Вале чё? Как люди стали расходиться, так она сразу пакеты достала и давай их набивать. Набивает и говорит: «это я собачкам». Ага, собачкам. У неё даже рыбок никогда не было, потому что их кормить надо. Ну, в целом – всё, как полагается, прошло. Так что за это будь спокойна. Ты же любила встречать гостей так, чтобы все остались сыты и довольны. 

(Резко бьёт себя по шее.) Вот гадёныш. (Рассматривает руку.)

В общем, Зой, мне тут такое приснилось ночью. Такой бред! Причём, всё происходило у нас же в дому. И ночью. Я даже испугался, честно говоря. В общем, входишь ты в платье, которое я тебе подарил и, ну, в котором ты сейчас лежишь и смотришь мне прямо в глаза и у виска крутишь. Ну, как бы показываешь мне, что я – дурак.  А я сказать ничё не могу. На горло как будто надавили. Ну, я плечами пожимаю, на плечи-то не надавливали, мол, чё не так-то? А ты как давай меня нести… Прям, как обычно, когда у тебя планка падала. «Дебил, ты нахера меня в этом платье положил? Я в нём, как бабка семидесятилетняя! Если меня не переоденешь, я теперь так в нём и буду. Делай что хочешь, но чтобы исправил!» Ну и так далее. Я уж всё вспоминать не буду. Тем более, на кладбище, вроде, нельзя материться. Или это в церкви только нельзя? Ну, не буду, на всякий случай.

В общем, я, как проснулся, думать стал, чё это такое было вообще. Думал я, думал и решил, что это не ты приходила, а сон это просто. Это я там что-то из этого, как его,  из подсознания сам достал. Как сестра твоя рассказывала. Ну, я просто долго сомневался: в чём тебя лучше положить, вот и приснился этот бред. Тебе же всё равно в чём лежать, а так мне приятно, мой подарок.

Тем более, ты же у меня умная, ты же понимаешь, что ничё уже не исправить. Ладно, чё тут говорить? Бред и бред. Мне и похуже снилось.

 Один раз, помню, приснилось, что я посередине торгового центра в ванной моюсь. А люди мимо меня ходят, разглядывают меня голого и говорят друг другу: «Ну, есть скидки и больше». Вот и вчера такая же чушь была.

Звонит телефон. Он достаёт его из джинс, смотрит на экран и выключает звук. 

Сестра твоя звонит. Потом ей перезвоню.

Убирает телефон обратно.

Чё-то я всё не то говорю, да? (Пауза.) Зоечка, Зоечка… Как мне без тебя жить-то? У меня же только ты и всё. Две недели уже прошло, а легче так и не стало. Плохо мне без тебя. Пусто как-то. И телевизор не включишь, пока сорок дней не пройдёт. Как же так, Зой? Ты ведь младше меня. Тебе только сорок исполнилось.  Помнишь, как в «Москва слезам не верит» говорили? «Жизнь в сорок лет только начинается». А у тебя… (Бьёт себя по руке.) Скотина! Это я комару, Зой, ты не подумай.

Скатывает рукава и застёгивает на них пуговицы. 

А о чём я говорил-то? А! А у тебя столько здоровья было. Больше, чем у десантника в день ВДВ. И так всё вышло глупо. Ну, не глупо, обидно как-то. Это у меня уже лет пять сердце барахлит. Так что не думал я, что ты вперёд меня уйдёшь. Вообще не думал.

Зря ты всё-таки день рождения решила отпраздновать. Тебя ведь почти все отговаривали. И я, и сестра твоя, и родственники твои. Все говорили, что сорокалетие никто не отмечает. Плохая примета. А ты же всегда всё по-своему делала. Наоборот, решила всех собрать. Может, если бы не отмечали, ты бы жива была.

Сегодня же воскресенье – выходной. Смотрели бы телевизор целый день. Или пошли бы к кому-нибудь из твоей родни в гости. Там бы телевизор посмотрели. Может, концерт бы какой-нибудь показывали. А щас дома так тихо без тебя, хоть волком вой. И телевизор нельзя включать. Не то я опять говорю, да? Не злись, Зоечка, ладно?

А! Не так уж и тихо у нас дома, Зой! Иногда даже убежать хочется. Твоя-то совсем с катушек съехала. Я уж и кормлю её больше, чем нужно и глажу её постоянно. Дуся, Дуся.. А Дуся орёт, как будто впервые кота увидела. Скучает, наверно, тоже. Она ж тебя так любит, а ты её так вообще, больше, чем меня любила.  Я даже ревновал тебя к ней, как в этом… в любовном треугольнике. Она же у тебя раньше, чем я появилась.

 Ну, это я так, Зоечка. Не злись. Она, конечно, скучает по тебе, но срёт всё также бесперебойно только под раковину. Вот уж загадка природы: главное писает в лоток, а срёт только под раковину. Дура. Это я так, любя, Зоечка. Ты не переживай, я о ней забочусь, как могу. Нам с ней делить больше нечего. Я иногда даже кормлю её раньше, чем себя.

Вот, я дурак! Так бежал к тебе, что забыл тебе принести что-нибудь. Надо было тебе твои любимые конфеты купить или печенья «Чайного». Ты уж прости меня, ладно? В следующий раз принесу. Столько принесу, все твои соседи обзавидуются.

Вот, как-то так. (Пауза.) Видишь, я трезвый к тебе пришёл. Ты же не можешь на меня пьяного смотреть. Хотя, знаешь, как выпить тянет? Может, выпил бы и полегче было. Ну, ладно, лишь бы тебе было хорошо, Зоечка. У меня, кстати, отпуск уже закончился. Завтра на работу выхожу. Вот. Может, хоть будет чем отвлечься. Пока в один магазин съездишь, пока в другой, а там уж чиниться надо. Лучше уж, чем в пустом доме с ума сходить. 

Встаёт.    

Ладно, Зоечка, пойду потихоньку. Чё-то сил нету и башка квадратная. Я из-за сна этого пару часов только поспал. А днём, ты же знаешь, я вообще спать не умею. Бред мне приснился, да? Вот, и я думаю, что бред. Не ты это была. Ладно, спи, Зоечка, спи. Я тебя люблю.

Дотрагивается до земли рукой, целует фотографию и уходит.                          



2.

 Валера с помятым лицом снова приходит на могилу жены. В его руках пакет. Он дотрагивается до земли. Достаёт из пакета пачку печенья и конфеты, кладёт их жене. Садится на скамейку. 

ВАЛЕРА. Здравствуй, Зоечка. Вот, видишь, как обещал, твоих любимых сладостей принёс. Продавщица сказала, что только сегодня привезли. Хотя она так про всё говорит. 

Похолодало сегодня, да? Я к тебе сразу после работы приехал. Даже домой не стал заезжать. Хорошо ещё, что у меня график такой с шести утра до часу, да? А то бы мог к тебе только в выходные приходить.  

Даже не знаю, с чего начать. Ну, что сказать? Теперь я понял, что ты это была. И вчера ты, и сегодня ночью тоже. Ты этой ночью как-то слишком доходчиво всё объясняла. У меня даже, вроде, седины больше вылезло. Так что я понял, что платье тебе действительно не нравится. Ты его, оказывается, ненавидишь даже. Хотела им полы мыть, вместо тряпки.

Резко бьёт себя по шее. Рассматривает на ладони то, что осталось от комара.

Так я ж не знал, Зой! Честное слово, Зоечка! Я же понимаю, что ты женщина, что для тебя важно, в чём ты одета. Тем более, ты столько лет в магазине одежды проработала.  Я просто думал, ты это платье специально на праздник какой-нибудь хранишь или на особый день. Думал, вот, и пришло его время. 

Отмахивается от другого комара. Встаёт. Ищет что-то по карманам. Достаёт крем от комаров. Садится, наносит его на себя.
                                                             
Хрен им теперь, да, Зой? А то кого угодно достанут. Вот. Чё-то башка не соображает. Вторую ночь спать не могу. Ты прям этой ночью какая-то совсем зловещая была. Угрожала мне даже, что если я не исправлю, мне пиз… плохо будет. Да куда уж хуже, Зоечка? Я уж думал, у меня сердце не выдержит. Особенно когда ты вплотную подходишь и в глаза долго смотришь, молча. Хорошо ещё, я таблетку перед тобой выпил. Ну, перед сном то есть. 

Зоечка, я знаю, что ты не любишь, когда я с тобой спорю, но… не могу я всё исправить. Понимаешь?  Я очень хочу, но не могу.  Не по закону это. Да дело не в законе даже. Мне ж копать одному надо будет. Никого же не попросишь помочь. Даже если я заплачу, меня всё равно пошлют. Это ещё хорошо, если просто пошлют. А то ведь могут ещё и санитарам позвонить, чтобы меня встретили. Ну, подумай сама, Зоечка! Пожалуйста!

А копать один я не смогу – у меня спина. Ты же знаешь, как это у меня бывает. Меня может так прихватить, что я с тобой так и останусь лежать. 

Тем более, Зоечка, днём же не покопаешь спокойно. Здесь, вон, люди иногда ходят.
А ночью тут, наверно, тьма кромешная.  Хоть голым ходи. У нас на улице-то фонарей не хватает, а здесь им откуда быть? А если я ошибусь? Фонарик-то на телефоне не включишь, а то сторож поймает. А вдруг я в потёмках кого-нибудь другого откопаю? И что мне с ним делать? Он же меня запомнит и всё. Будете по очереди меня ночами пугать. (Плюёт через левое плечо.) Тьфу-тьфу-тьфу. (Смотрит по сторонам.) О кресты, наверно, нельзя стучать, да? Нельзя, наверно. Грех.

Три раза стучит по своему лбу. 

Ты же знаешь, что я всё для тебя всегда делал. Все твои желания выполнял. Лишь бы тебе хорошо было. Помнишь, когда мы познакомились, я даже в ментовку тебя не стал сдавать. Хотя мог. Помнишь, я тогда в такси работал, а ты на вокзал поехала? Ты ещё сильно опаздывала, помнишь? Ты такая нервная ещё была, материлась через каждое слово. Я, вообще-то тогда не любил, когда женщины матерятся, но у тебя это так нежно получалось. Так ласково. Как будто колыбельную пела. Помнишь, Зой? Подъезжаем мы потом к Курскому, и ты такая говоришь: «Спасибо. За скорость ещё подкину». А потом оказалось, что ты кошелёк со всеми деньгами дома забыла. А я с тебя только номер телефона взял и всё. 

Зоечка, вот, если бы тебе бы не нравилась твоя фотография, я бы тут же её поменял. За два часа бы всё сделал. А то, что ты хочешь, это не реально, понимаешь? У нас как-то не принято людей обратно выкапывать. Это ж  не картошка. Тем более, за это и посадить могут. Ну, подумай сама, Зоечка, ты же умная женщина. Ты же весь гороскоп наизусть знаешь. А козерогов вообще по лицу определяешь. Это я, кроме руля и дороги, ничё не знаю.

Я говорю, если бы тебе фотография не нравилась или ещё что-нибудь, то, что над землей, я бы мигом исправил.

Зой, ты только не подумай, что у тебя плохая фотография. Она у тебя очень хорошая. Это я так, для примера. Ты на ней очень красивая. Я ведь к тебе почти через всё кладбище иду. Знаешь, какие физиономии на плитах встречаются? Думаешь и хорошо, что они уже того. Причём дело не в людях, а в самих фотографиях. Вот, кто их выбирал, Зой? Хуже, чем на паспорт. Мне кажется, для могил нужны такие фотографии, где человек улыбается и получился более или менее не страшным. Его же так ещё жальче будет. Так ведь?

Ладно, я тут немного отвлёкся, Зоечка. Ты подумай, ладно?

Звонит телефон. Он достаёт его из кармана. Смотрит на экран, отключает звук и убирает его обратно. 

Сестра твоя опять звонит. Переживает за меня. А ты? Неужели тебе меня не жалко, Зоечка? Ведь если ты не одумаешься и так и будешь мне не давать спать, мой движок может не выдержать. А кому меня хоронить? Только твоим родственникам. Я все деньги на твои проводы потратил. А у них денег, сама знаешь, отродясь не было. Они же меня проклянут, как только в похоронном бюро ценники увидят. У них там даже то, что по акции всё равно дорого.

Представляешь, и там акции есть. Дожили. У них прям на двери объявление висит, что до конца месяца на все гробы скидка минус двадцать процентов. Представляешь? Вот я не удивлюсь, если из-за этой их акции, в городе в этом месяце смертность увеличится. У нас же люди акции больше жизни любят. А я этим акциям им не верю. Никто просто так цены не скидывает. Может, там брак какой-нибудь или ещё чего. Так ведь, Зой? Нет, ну я, конечно, не стал от скидки отказываться, но всё равно. Не верю я им.

Встаёт, собирается уйти.

Вот. Так что я тебя очень прошу, успокойся. Посмотри вокруг, никто же не выступает. Все лежат и молчат спокойно.  Они, может, больше чем ты, чем-нибудь недовольны. Может, кто-нибудь урезал себя во всём, чтобы долги раздать, всё отдал и умер. А теперь лежит и думает, что надо было не отдавать. С покойников-то вообще никакого спросу. Вот. Пожалуйста, Зой. Не упрямься, ладно? (Пауза.) Ты бы лучше рассказала, как ты там? Или ты тут пока? В общем, как ты.

Пойду я, ладно. Отдыхай, Зоечка.

Дотрагивается до земли на могиле и уходит.



3.

 Выпивший Валера снова приходит к могиле жены. В руках бутылка водки и прозрачный пакетик с плавлеными сырками. Он садится на скамейку и кладёт на неё бутылку с пакетом.

ВАЛЕРА. Ну, привет. Спим? Ничё, что я в тихий час пришёл?  А я вот опять не спал ни хрена перед работой. Да ты сама знаешь, чё я тебе рассказываю? Я сегодня по твоей милости чуть в отбойник не влетел. А у меня в жизни аварий не было. По моей вине так точно. 

Не умеем, мы по-хорошему, да, Зоечка? Не хотим. Хотим только хотеть и чтобы все хотелки были исполнены. Ничё не слиплось ещё за всю жизнь-то? Что ты за баба такая? Не лежится тебе спокойно. Я тоже много чего хочу. И пожить нормально, наконец-то, хочу, и поспать хочу нормально хоть одну ночь, а ты мне не даёшь.

Открывает бутылку, достаёт из кармана мятый пластиковый стакан и наливает в него водки. Ставит наполненный стакан рядом с собой.

 Достаёт из пакета сырок.
 
(Открывая его). Щас выпью и всё тебе выскажу.  За все годы, что молчал. Ничё, что я выпью? Не отвечай, не надо. Я сам тебе отвечу: это очень прекрасно, Валерий Сергеевич, что вы дерябнете. На кладбище дерябнуть можно. Это в церкви нельзя ничего, кроме вина, а здесь можно. Да, что ж они их никак не научаться нормально упаковывать!? Уже телефоны, как компьютеры стали, а пока этот сырок откроешь, забудешь, что его есть надо! И не надо мне говорить, что это у меня руки кудрявые. Поняла? Нормальные у меня руки.

Наконец снимает упаковку с сырка зубами. Выпивает и закусывает. 

Хорошо пошла! Как к маме домой вернулась.

Ну, я сам виноват. Всю жизнь тебе уступал и делал всё, что ты хочешь. «Надо продать дом твоей матери» – угу, Зоечка, давай продадим; «я хочу жить на малой Родине» – угу, Зоечка, поехали; «сегодня пойдём к моей сестре» – угу, Зоечка, пошли.  Как собачка, только моюсь не языком.  Всю жизнь тебе угукал. Обугукался весь.

Да какой там жизнь? Ты ведь даже после смерти меня угукать заставляешь. С платьем этим чёртовым. Я уж и под дурачка косил и пытался тебя упросить, попробовать меня понять. Ага, легче с гуманоидами договориться, которые людей для опытов похищают. У них хотя бы женщин нет, их бить можно. Повезло тебе, конечно, что меня мать так воспитала, а то бы ты у меня, как муха летала, по дому. От одной стены к другой.

Я же сразу понял, ещё когда ты в первый раз насчёт платья приходила, что ты не отстанешь. Что ты серьёзно хочешь меня заставить платье тебе поменять. Я даже не удивился особо. Бредовые идеи тебе и при жизни приходили. Ты их прям коллекционировала, как марки. Только, вроде, от одной бредовой идеи Бог тебя отведёт, тут же через пять минут новая приходит. Ещё хуже прошлой.

Ну, что ты? У тебя же предпринимательская жилка по гороскопу. Красный Нептун одобряет все твои бизнес-проекты. Да эта огромная херня даже знать не знает, что такое бизнес! Ему, вообще, на всё насрать в своём космосе, а ты благоволения от него принимала. 

На тебе же все лохотронщики заработали. Даже те, кто обманывать не умел. Один так вообще заикался, двух слов не мог сказать, когда тебе бахилами предлагал заниматься. Скатывать их в баночки. Ты за него всю пирамиду сама построила. Ему и обещать ничё не пришлось. Я тогда ещё, вроде, отговаривать тебя пытался. Ну, давно, когда ещё верил в то, что твой мозг существует. А в итоге: «Валера – дурак, замолчи, я буду больше тебя в три раза зарабатывать.» Конечно, Зоечка, нефть, газ это так, копейки какие-то. Вот бахилы это да! Это серьёзные деньги!

Ну, что? Как говорится, между первой и второй – выпивают из горла.

Наливает себе ещё.

(Поднимая стаканчик вверх) за что выпьём-то?  О! Выпьём за то, чтобы я, наконец-то, нормально поспал.  Чтобы с сегодняшнего дня духу твоего в моих снах не было! Чтобы только хорошие сны снились.  А хорошие сны это те, которые обходятся без твоего участия. Я, кстати, как раз, придумал, как тебя утихомирить.  Чтоб ты уже ко мне больше не сунулась. Может, даже расскажу попозже.

Выпивает, закусывает.

Покапать тебе тоже на могилку? А, Зоечка? Чтоб шок легче пережить. Двенадцать лет молчал, в угол забивался, терпел, что ему рот закрывали, а тут бац! и открыл. Щас я тебе всё выскажу. Я уже начал.  Думаешь, я тебя боюсь? Раньше, может, и побаивался. А щас – нет. Хватит с меня.

Звонит телефон. Валера достаёт телефон.

(В трубку) Да… У тебя новый номер что ли?... Я не слышал. Динамик, наверно, сломался... Люд, вот были бы у меня на телефоне деньги, я бы тебе сто раз перезвонил бы. Я бы тебе каждый час звонил, как кукушка. Знаешь, ку-ку, ку-ку?... Я? Нормально. Лучше, чем Зоя…Я? Дома. В магазин, вон, ходил… Аа. Не знаю. Люд, у меня бардак такой... И спать хочется. Давай завтра, ладно?…Ладно, хорошо … Ага. Пока. 

Убирает телефон.

Сестра твоя. Хочет зайти ко мне, проведать. Её в дверь, она в окно. Обидела человека, а потом удивляется, почему он трубку не берёт.

Я щас, когда из дома выходил, наступил на кошку твою шизанутую. Судя по хрусту на лапу. Ну, хорошо так наступил, как будто специально. И такой думаю, ну всё. Щас ты на меня собаку спустишь за кошку свою. Ну, ты ж всегда так делала. Эта дура специально, как камикадзе, под мою тапку лапу свою сувала, а я в итоге живодёром оказывался. Ну, помнишь.  Так вот. И думаю я: ну, всё. Щас мне самому, что-нибудь отдавят. Что-нибудь важное. Я даже уже речь готовить стал для оправдания. Хотя она ни разу не помогала. А потом, только через секунд десять, до меня дошло, что ты уже того. Ты ж мне спать-то не даёшь, соображать тяжело. Тем более, спросонья. Понимаешь? Только сегодня до меня дошло, что теперь ты ничё мне уже не сделаешь. Вообще. Щас я тебе ещё вход в сны закрою и поживу, как человек. 

Ну, попугала ты меня ночью опять, позамахивалась на меня. Ну, пообещала, что если я всё не исправлю, ты меня с собой забёрешь. Или как ты сказала? Что я рядом лягу?  А дальше-то что? Дальше наступило утро и ты оказалась фотографией с чёрной ленточкой. Тихая и послушная. Где тебя поставят, там ты и стоишь. Я могу тебе там даже усы, как у мамы твоей подрисовать. И ничё мне не будет. Хочешь?

Платье ей не нравится… Ужасное оно…

Смотрит по сторонам. Никого. Показывает фиг. 

Видела? Хрен тебе! Как я тебе исправлю? Что у тебя в голове вообще, бешеная ты баба? Где ты раньше была? Ты тут этой… светской львицей что ли заделаться решила? Ты кому тут собралась дефиле показывать? (Кивает на небо). Там? Ему что ли? Ну, ты тоже не обольщайся. Ты уже не девочка с персиками. У него там и моложе есть.

Резко вскакивает.

Зоечка!Знаешь, чё я подумал? Может, тебе ещё твои соседи не нравятся? А? (Смотрит по сторонам) А чё? Вон, у мужика какая-то фамилия дурацкая.  Хрен выговоришь. Мало ли, у тебя спросят про соседей, а ты себе весь язык сломаешь об его тыр-быр-мыр.  Может, мне его тоже пересадить? Или, вон, справа, малолетка какая-то. Вдруг, её дружки придут и шуметь будут? Давай, я её тоже куда-нибудь подальше пересажу. Хочешь? Найдём тебе идеальных соседей – спокойных, уважаемых людей. Чтоб и фамилии были нормальные и фотографии. Я, вон, в начале кладбища мэра бывшего видел. Ему такой памятник забабахали, что ты в теньке всегда будешь. Должен ведь мэр хотя бы раз послужить народу. При жизни закрутился, не успел, зато щас исправится.

Ты подумай, Зой. Мне то чё? Какая мне разница? Одной могилой больше – одной  меньше. М? Хочешь? 

Успокаивается, садится.

Я бы и ночью всё это сказал, но ты встань на моё место. Ляг. С покойниками как-то не особо тянет разговаривать.  Тем более, с буйными. И горло ещё это. Опять, как наступили. А! Или ты думаешь, раз я опять за сердце схватился, значит, ты меня напугала?  Ну, за сердце я иногда и во время обеда на работе хватаюсь. Когда лапшу кипятком заливаю. Это же не значит, что я лапши боюсь. Хотя состав там пугающий, конечно. Так что не боюсь я тебя больше ни грамма. Поняла? Кстати, о граммах. 

Наливает себе ещё. Выпивает, закусывает.
                                                                        
«Смотри не пожалей! Я тебя с собой заберу». Я ещё лет семь назад пожалел, что ты на моей дороге оказалась. Шлагбаумом! Жил бы щас в Москве. И зарабатывал бы нормально, и работа была бы нормальная, а не эти булки резиновые развозить. Может, и на дороге бы моей не шлагбаум попался, а нормальная баба, которой было бы всё равно, в чём её похоронили.  Или жил бы у себя на малой Родине в Шатуре. Всё уж почище, побольше городок, чем этот. В Туле – пряники, в Питере – кунсткамера, в Москве – москвичи, а здесь – комары с болотами.

Я же нормальным мужиком до тебя был, здоровым. Чуть что в морду бил. Меня даже в банду по молодости звали, потому что весь район меня уважал. Я лучшим боксёром был в городе. У меня даже кличка была Валера Не надо. А почему Не надо? Потому что мог в больничку с одного удара отправить. Кому это надо было? Конечно, никому.  У меня все бабы до тебя и жена первая не то, что пикнуть - вздохнуть недовольно боялись. Как пловцы, дыхание задерживали, когда я мимо проходил. А ты не веришь. Смеёшься всё, говоришь, что фантазия у меня игривая.  Да просто любовь – зла! Полюбишь и шлагбаум. Если бы я в тебя тогда не влюбился по самый не балуй, ты бы у меня как шелковая была.

Вот, ты этим и пользовалась, как могла. Знала же, что я без тебя не могу. А потом, я сам уже себя уважать перестал и сам уже не верил, что я нормальным мужиком был. 

Я же даже уйти от тебя не мог, как твои бывшие. Понимаешь? Хромой, который  у тебя до меня был, смог, а я – нет. Потому что думал, всё, ума и сил уже не хватит, чтобы заново начать.

Да я в первый раз в жизни что-то за нас решил с этим чёртовым платьем! В первый раз за всё время, что мы с тобой, я сам что-то решил! Сам! Думал, ну, всё уж не поспоришь. Не шлагбаум ты уже. Ага. Здрасте, приехали, любите с порога.

А нахрена я его покупал тогда, если ты его не носишь? Нормальное это платье, хорошее. Даже сестре твоей понравилось.  Я бы его, может, сам носил, если бы бабой был. Или этим … шотландцем.

Наливает себе снова. 

(Поднимает стакан вверх) Твоё здоровье!

Выпивает. Закусывает. 

Пойду я, ладно.
 
А! Я же хотел тебе рассказать, почему ты уже ко мне не сунешься. Валерий Сергеич всё придумал. Знаешь, куда я ходил перед тобой? К Паше-менту, который ясновидящий местный. Я ему рассказал, как ты упокоиться никак не можешь. Так что в четыре он к нам домой придёт и закроет тебе вход в мои сны. Поняла?  А закрывать он умеет. Мужики на работе говорят, он полгорода закрыл, пока в ментовке работал. Ему бы ещё дали поработать, но был риск, что он вообще всех, кроме себя посадит. Так что, теперь ты точно успокоишься. Тем более, он  к нам ещё свои палочки и шарики притащит, с помощью которых он дела раскрывал. Они ему и улики помогали находить, и допросы он с ними вёл. Мужики говорят, только он орёт на них слишком сильно, перед тем, как они ему помогать начинают. Вроде, шарикам то ещё не так достаётся, а палочкам по полной программе. Говорят, у всех, кто рядом стоит, уши закладывает. Ну, ничё, я переживу. У каждой таблетки побочное действие есть.

Так что, Зоечка, с тобой он точно справится. 

Встаёт и садится снова. Зевает.

(Медленно, засыпая) Как же хорошо, а. Столько лет мечтал, вот так, всё тебе высказать. Не в мыслях, а прям в лицо.  Ну, щас, конечно, не совсем в лицо, но всё равно хорошо. Да и не всё я тебе высказал. Всё-таки, покойников уважать нужно. Больше, чем стариков даже. Так что – без обид, Зоечка. Не я это начал.

Засыпает, свесив голову. Через несколько секунд откуда-то сверху раздаётся воронье карканье. Валера просыпается. Смотрит на часы.

Пойду. Прощай.

Дотрагивается до могилы рукой и уходит.



 4.

Валера тяжело доходит до могилы Зои. Оглядывается по сторонам, позади себя. Тяжело плюхается на скамейку. Его лицо сильно расцарапано.

ВАЛЕРА. Думала, что я загнулся? А я, вот, живой. Сюрприз. Хотя если бы я всю ночь проспал, ты бы меня точно убила. Вот и говори людям правду после этого. Но я, всё равно, тебя не боюсь больше. Русские не сдаются. Даже русским бабам. Даже если ты меня, всё-таки, заберёшь, лучше уж умереть мужиком, чем жить подкаблучником. (Пауза.)  Придётся на крайние меры идти. С тобой по-другому никак.

Снова оглядывается назад и по сторонам. 

Нда. При жизни ты на меня с молотком не кидалась. Нет, ну, тарелками, я помню, бросалась, дверью прищемить пыталась один раз. Ещё когда мы в Москве жили. Но чтобы с молотком, это уж ни в какие ворота не лезет. Нет, может, я вчера, по-пьяни, где-то перегнул палку, но ты же меня совсем уже довела. Тем более, я же не знал, что даже Паша-мент с тобой ничё сделать не сможет. Ни палочки, ни шарики не помогли. Я надеюсь, ты к нему не приходила. Он тут ни при чём. Он же только исполнитель. Хотя, если он тыщу обратно не отдаст, можешь его навестить. 

Снова оглядывается. 

В общем, я пытался с тобой по-хорошему. Даже по закону, можно сказать, пытался. Ну, я Пашу имею ввиду. Менты бывшими не бывают. Придётся по-плохому. В общем… Если ты не оставишь меня в покое, с сегодняшнего дня и ночи, я убью твою кошку. Я её, всё равно, никогда не любил. У меня рука не дрогнёт. Поняла? Тут уж либо я, либо она. Тем более, она уже старая. Она уже пожила, кое-что видела в жизни. Даже оставила свой след под раковиной. Ты, наверно, думаешь, что я не смогу её убить? Смогу. Ещё как. Яду, вон, крысиного куплю и в миску ей засуну. Она меня всё равно уже никогда не простит. Чё не веришь, что я могу её убить? Зря. Это я раньше может быть не смог, а теперь я всё смогу. Я же тебе принёс кое-что. Почти сувениры.

Роется по карманам. Потом сыпет что-то мелкое на могилу.

Вот. Это её усы и когти. Теперь веришь, что я не шучу? Так что, не смей больше ко мне лезть. Поняла? Ты же не хочешь, чтобы твоя кошка кони двинула. Ты же сама говорила, что она твоя дочь. Так что подумай о дочери, Зоя.

Встаёт. Потом садится обратно. 

А я ещё поживу. Может, ещё и жизни порадуюсь. Этого ты и не хочешь, да? А то вдруг я нормально жить начну после тебя? А платье это так – повод только. Не можешь же ты меня просто так убить после стольких прожитых лет. Повод нужен. Вот ты и начала их искать. Сначала, в ночь перед похоронами, ты пришла и сказала мне, чтобы я не пил. И я не пил, как дурак. Главное все пили, а я, кому сам Бог велел выпить  – ни рюмки. Даже сынок твоей сестры, который ещё в школе учится, пил, даже батюшка с язвой два раза хлопнул, а я – нет.  Я даже после того, как Людка сказала, что это просто сон был, а не ты, всё равно выстоял. Не выпил.

Потом ты ненадолго успокоилась и бац! опять по больному. Чтобы уж точно я не смог выполнить то, что ты хочешь. Чтоб повод появился. «Семёрка» тебе моя мешать стала. Как ты её называла «гниль», «рухлядь бесполезная»? А сколько она тебя возила и за продуктами, и на работу, а? Кто тебя в больницу возил, когда ты об меня руку сломала? Ну, не всегда она, конечно, на ходу была. Капризничала иногда. Ну, так и новые машины ломаются. Нет, продавай и всё. На вторую ночь угрожать начала, когда я тебя отговаривать пытался. Ну, ты любишь это дело, чуть что угрожать. Ладно, прогнулся,  продал. Не пойми кому и не пойми за сколько. Надо же срочно было, тебе же приспичило.

Оглядывается. 

Опять мне сестра твоя не поверила, что это ты. Опять мне про подсознание начала рассказывать. Чё ж ты ей ни разу не приснилась-то? Специально? Чтобы меня перед ней сумасшедшим выставить? Думала, что я с ней сойтись могу? Да уж я не в том возрасте, чтобы с одной сестры на другую прыгать. Хотя она тихая и добрая, вроде. Может, она что-то и хочет, но мне этого не надо. Я хочу спокойно дожить то, что осталось. Чтобы ни под кого не подстраиваться. Чтобы жрать из кастрюли, чтобы засыпать с телевизором, чтоб с мужиками пива попить в выходной. Понимаешь? 
 
А выставить меня сумасшедшим у тебя получилось. Молодец. Знаешь когда? После того как ты мне запретила людей в дом пускать. Чё опять думала, что я не смогу? Думала, теперь точно повод будет? А я смог. Вот, после этого сестра твоя со мной по-другому начала себя вести. Начала со мной, как с душевно больным разговаривать. Звонить, спрашивать как дела у меня, чем занимаюсь. А чё мне звонить, если сама меня в шизики записала? Шизики могут и залаять в трубку, и телефон сожрать во время разговора.

Нет, я, конечно, мог ей ничё не рассказывать, но я бы действительно бы рехнулся всё в себе держать. Она вчера оказывается за мной, как шпион следила. (Оглядывается по сторонам) Слушала, как я тут ругался с тобой. Так что пусть тебе будет стыдно. Она про твой заскок с платьем тоже знает.

Чё она только звонила, комедию ломала? Непонятно. Говорит, хотела узнать обману я её или нет. А ей, дурак, сказал, что дома уже сплю. Партизанка хренова. И главное, никакого раскаяния за то, что подслушивала. Наоборот, из себя мать Терезу сделала. Она меня спасает, оказывается. 

От кладбища до самого дома меня вчера довела. Всё врача мне подсовывала. Сваха недоделанная. Главное, всю жизнь, вроде, ко мне хорошо относилась. Защищала меня, когда ты на меня орала. Такая, вроде,  добрая, отзывчивая. Хотя у неё такая же мать была как у тебя. Ну, та же. А, вот, щас не знаю. Чё то слишком уж она обо мне заботиться. Может, дом себе хочет отжать, а меня в дурку сбагрить?

В общем, пришлось ей пообещать, что больше я к тебе не приду и, что сниться ты мне больше не будешь. Я же, правда, думал, что я с тобой уже разобрался. Я же на Пашу-мента надеялся. На палочки его с шариками. 

Снова оглядывается.

А! Знаешь, чё она мне тут втирала-то? Ну, когда мы от кладбища до дома с ней шли. Говорит, что ты снишься мне из-за того, что я чувствами вины мучаюсь. Представляешь? Прямо сестра, да? Главное, не ты меня мучаешь, а я себя сам. Я что ли заставлял тебя в щиток лезть и электрика из себя корчить? Я же тебе говорил, ты вспомни, приеду с работы и сделаю. У мужиков поспрашиваю, кто в этом во всём понимает, и сделаю.  Ну, тебе же приспичило. Ты же сама всё знаешь и умеешь, а я у тебя безрукий.  Я и уехал на работу скорей. Чтоб ты орать перестала. Что мне надо было сделать? Привязать тебя к батарее, чтобы у тебя руки не чесались туда лезть? Тем более, ты же мне сама внушила, что я вообще нихера не знаю. И то, что я вообще дожил до своих седин только чудом.

Вот я бы понял, если у тебя появилось чувство вины. За то, что ты меня за зря идиотом называла. А мне не с чего чувством вины мучиться. Сама виновата.

Пауза.

Надо же, а! Ведь ты чуть не убила меня ночью… Вон, даже комары не кусают, потому что чувствуют, что дяде итак хреново. И без них.
 
А я вчера телевизор включил. Всю ночь его смотрел. Стоя, конечно, не так хорошо, но по-другому я бы уснул. Уснул бы и не проснулся уже. Так что, закончил я свой траур по тебе. Траур вообще для хороших людей придумали. Чтоб живые в тишине точно поняли, кого они потеряли. А знал бы я, что ты меня с собой будешь пытаться утащить, я бы вообще без траура обошёлся. 

А по телевизору я прям соскучился. Сериал новый по НТВ начался. «Повар в законе» называется. Там тот же актёр, что и в этом.. в «Бомже-детективе» снимается. Прям хорошо они сразу всё закрутили и жизненно. Не оторвёшься. Сразу жить захотелось, а ты на меня с молотком лезешь.

Ну, ничё. Посмотрю. Буду приезжать после работы и смотреть.  Кошку ты свою пожалеешь точно. Она ж тебе в самом деле, как дочь. Нормальных-то дочерей, не блохастых, ты не могла иметь из-за первого своего.  Нда, меня ты так не любила. Чтобы всю ночь в мороз под окнами ждать. 

Звонит телефон. Валера достаёт его из кармана и сразу же оглядывается назад.

Явилась сестрица твоя.

(В трубку) Да…. Я не обещал… Я пьяный был. В конце концов я к своей жене хожу. Вот, если бы я к чужой ходил, то … Да щас. Иду. Ты же не отстанешь.

Убирает телефон.

Даже не знаю, кто из вас хуже. Всё. Хочешь, чтобы Дуська жила, не приходи больше. Прощай.



5.

Валера  в тёплой куртке приходит на могилу Зои. На лице ни царапин, ни болезненности. В руках тёмный пакет с ручками. Он дотрагивается до земли.  

ВАЛЕРА. Привет, Зоечка. (Вынимает из пакета печенье и конфеты, кладёт их на могилу) Вот, это тебе. Давно меня не было, да? Месяца полтора, наверно. Я бы, может, и раньше пришёл, но не мог.

Ну, я тебе щас всё по порядку расскажу. В общем, я же, когда у тебя последний раз был, за мной Людка пришла. Ну, помнишь. Ну, и пошла она меня опять до дома провожать.  А я, ещё, когда к ней подходил, думал: «Ну, всё. Щас опять начнёт мне наставления говорить. Про доктора, про то, что я её обманул и так далее.»  А она бац! и вообще ни про что такое даже не заикнулась. Прям даже как-будто мне верить начала. Говорила, что мне поспать надо, отдохнуть, что так и инфаркт можно схлопотать. Ну, я ей такой: «да, да, ага». Доходим мы до дома, она мне давление померила, чай сделала, а потом бац! минут через десять звонок в дверь. Она говорит: «лежи, лежи, я открою. Это скорая. У тебя давление до орбиты уже долетело» Ну и заходит врач, с ним ещё молодой какой-то. Помощник, наверно, или фельдшер. В общем, вкололи они мне укол какой-то. А потом бац! я в себя прихожу, а я в больничке. Причём, чё-то долго я в отрубе был. Отсыпался, наверно. Только очнулся я не в кардиологическом отделении, а в дурке. Представляешь?

Вот. Такая у тебя сестра, Зоя, весёлая. Массовик-затейник недобитый. Так она еще, знаешь, что мне тут заявила? Хотя, нет, я по порядку тебе всё расскажу, а то запутаюсь. В общем, взяла и засунула меня в дурку. Я прям возненавидел её тогда. Даже думал о том, как бы её тоже на тот же курорт отправить, отдохнуть.

А там, Зой, как тут почти. Тишина и спокойствие. Ешь и спишь. Не, есть, конечно, буйные, но их быстро успокаивают. Я, честно говоря, и сам хотел побуянить сначала. Просто есть там пару санитаров, которые очень хотят по морде получить. Всё для этого делают. Из кожи вон лезут.  А так разные люди там лежат: и студенты-косильщики и деды, которые уже вообще ничё не соображают. Кто в окно смотрит целый день, кто круги нарезает туда-обратно. Один мужик целыми днями вещи свои прятал. Главное, были бы хоть вещи нормальные, а то лохмотья какие-то. Один раз это чудо у меня под матрасом нычку сделал, пока я спал. А потом целый день возле моей кровати стоял и улыбался.  А так – нормально там. Не как в фильмах показывают.  Не знаю, в общем, через недели две мне даже понравилось там. А что? Я там и высыпался постоянно, и движок там шалить перестал. Еду только не солят, и телевизора нет. Нормально. Главное, не буянить и с доктором соглашаться.

Доктор там хороший мужик.  Максим Викторович зовут. Здоровый такой, наверно, спортсменом тоже был, как я. Только ошибся он со мной. Ты это приходила. Сама.  Не фантазии это никакие.  Нет, ну, ему-то я кивал, соглашался. Думаю, соглашусь: и меня домой отпустят, и ему приятно будет, что он не зря шесть лет учился. Так ведь, Зой? 

Я же знаю, из-за чего ты мне не снилась. Поругались мы с тобой, вот и не приходила ты. Тем более, я тут тебе угрожал Дуськой. Ну, ты тоже хороша. В общем, оба мы виноваты. Так что ты приходи, Зой. Соскучился я по тебе. И никакую кошку я не трону. Это я так, припугнуть. У неё, Людка сказала, новые усы растут. Она же её к себе забрала, пока меня не было. Новую раковину обхаживать.

А Людка такое вчера устроила, я и не знаю, как тебе рассказывать. В общем, забрала она меня из больницы, и поехали мы с ней домой. Она всё дорогой извинялась передо мной за то, что в больницу меня упекла. Мол, так надо было, для моего блага. Вот, доходим мы с ней до нашего дома, и она говорит такая: «Ну что, Валер, пойдём вещи твои собирать. У меня теперь будешь жить. Тебе покой нужен, забота. Тебе питаться хорошо надо». Представляешь? Честное слово, так и сказала. Причём так, как будто это мелочь какая-то.  У меня аж рот открылся от неожиданности. В общем, я сказал, что тебя люблю, и буду жить в нашем доме. Сразу развернулся и  домой ушёл, и дверь сразу за собой закрыл.  Вот так. Хочешь – верь, хочешь – нет. 

Соскучился я, Зой. Очень. Я пока в больнице был, всё вспоминал, как ты меня  мыла. Помнишь? Это, конечно, редко было. Только когда у тебя хорошее настроение было и силы. Так мне это нравилось. Так хорошо было. Лучше и не придумаешь. Я этого месяцами ждал. Прям как дембеля в армии. 

Пойду я, Зой. Надо вещи с работы забрать до обеда. Они ж меня сократили, пока я в больнице лежал. Сволочи. Такие же, как их машины гнилые. Ты приходи, ладно? Может, тебе чё-нибудь хочется? Придёшь? Я сегодня даже лягу пораньше, чтоб скорее уснуть.

Дотрагивается до земли рукой. Уходит. 


ЗАНАВЕС







_________________________________________

Об авторе: НИКОЛАЙ ЕРМОХИН

Родился и вырос в городе Вязники Владимирской области. Живёт в Москве. Закончил Литературный институт имени А.М. Горького (семинар поэзии В.А. Кострова). Публикуется в журнале "Современная драматургия". Пьесы идут в нескольких театрах России. Победитель драматургических конкурсов: "Евразия", "Действующие лица", "Время драмы" и др.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
3 773
Опубликовано 22 янв 2019

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ