Ника Арника. УМНЫЙ ДОМ

Недействующие лица:

Сосед
Джулия Кин
Мармозетки*: Мишка, Оксанка, Джонни, Ён-хи
_________
*Мармозетки - самые маленькие обезьянки, размером с воробья (их присутствие может быть обозначено маленькими игрушками в клетке и/или при помощи пантомимы актёров).

 

Красивый загородный дом с большой библиотекой. Мать (в мужской одежде, с короткой стрижкой) лежит на диване с ноутбуком, Отец (одетый в холщовую стильную одежду) убирается в клетке с четырьмя мармозетками.

ОТЕЦ. Не волнуйтесь, мои хорошие, я почти закончил. Посидите тихонечко, хорошо? Джонни-Джонни, хороший мой, что ты смотришь на меня такими грустными глазёнками? Радость моя, я не могу тебя на руки взять: Оксанка к тебе захочет, Мишка разбуянится, не дай бог, Ён-хи вылезет. Самому будет хуже. Это только на один день, завтра гостья уже уедет. Наша гостья не любит обезьянок... (Обращаясь к Матери) А если гостья любит обезьянок?
МАТЬ. Через клетку посмотрит, не хочу, чтобы твои обезьяны загадили ей одежду.
ОТЕЦ. Так я же не буду давать ей Оксанку.
МАТЬ (смотрит на мужа, как на идиота). Не надо выпускать обезьян. Ты их хорошо закрыл? Пора на стол накрывать.
ОТЕЦ. Закрыл, закрыл... (Обращаясь к мармозеткам.) Сейчас принесу орешки, чтобы вы не грустили.
Раздаётся звонок в дверь. Мать смотрит на часы.
МАТЬ. Она не могла так быстро доехать. Ей из аэропорта ещё полчаса добираться. 
ОТЕЦ. Я схожу посмотрю.
МАТЬ. Если это сосед - гони его вон!

Отец смотрит в видеодомофон, не уверен, кого он видит, для надежности смотрит в окно около входной двери.

ОТЕЦ. Там какая-то женщина и... почему-то Витя.
МАТЬ. Как Витя? Он тебе звонил?
ОТЕЦ. Нет, уже неделю не звонил. И эта дама не похожа на нашу гостью. Мне казалось, что твоя Джулия постарше будет.
МАТЬ. Кто это ещё может быть?

Отец открывает дверь. Входят Виктор и Анна. На ней дорогая одежда и украшения,  причёска из салона.

ВИКТОР. Всем привет. Знакомьтесь, это Аня. Аня - папа, мама. Простите, что без предупреждения, мы хотели сделать сюрприз.
АННА. Здравствуйте. Рада наконец с вами познакомиться.

Молчание.

ВИКТОР. Мы, видимо, так торопились, что сейчас вы нам кажетесь очень медленными.
ОТЕЦ (неуверенно). Я тоже рад познакомиться... с вами.
ВИКТОР. Давайте сразу на «ты», Аня всё-таки моя девушка.
МАТЬ. Сразу вряд ли получится. Добрый день.
ОТЕЦ. Что же ты нас не предупредил?
МАТЬ. Он же сказал - хотели сделать сюрприз.
ВИКТОР. Мы не вовремя?
ОТЕЦ. Да, к сожалению.
ВИКТОР. Что-то случилось?
ОТЕЦ. Нет, пока нет.
АННА. Простите, где можно руки помыть?
ОТЕЦ. Прямо по коридору. Свет сам зажжётся, как только вы войдёте - не надо искать выключатель.

Анна уходит.

МАТЬ. Это твоя девушка? (Сын улыбается.) Девушка? Ладно, видимо, ты потом всё объяснишь. Ты очень неожиданно приехал, ещё и с девушкой... Но я всё равно рада тебя видеть.
ВИКТОР. Я тоже «всё равно» рад. Мне кажется, вы чем-то обеспокоены.
МАТЬ. Скажи, пожалуйста, сколько лет твоей девушке?
ВИКТОР. Ей тридцать восемь. Да, у нас разница тринадцать лет, и, поверьте, её это сейчас смущает не меньше, чем вас, поэтому будьте, пожалуйста, помягче.
МАТЬ. И давно вы?..
ВИКТОР. Два года. И уже год живём вместе.
ОТЕЦ. И ничего нам не говорил?
МАТЬ. Как же всё это не вовремя...
ВИКТОР. Да что у вас случилось?
МАТЬ (Отец). Приберись тут пока.
ОТЕЦ. Мы ждём одну гостью, может, слышал - Джулия Кин, американка.
МАТЬ. Она русская.
ОТЕЦ. Она живёт в Америке. Мамина подруга.
МАТЬ. Приятельница.
ОТЕЦ. Мы издаём её детективы: «Северная смерть», «Самозванец»…
МАТЬ. Это интеллектуальные детективы.
ВИКТОР. Я читал, читал.
МАТЬ. У неё завтра встреча с читателями, она много лет не была в России.
ВИКТОР. Как вы познакомились?
МАТЬ. В Фейсбуке. Сначала подружились, потом как-то случайно прочитала её роман и поняла, что это надо издавать. Сегодня, наконец-то, вживую познакомимся.
ВИКТОР. То есть ты можешь «случайно» прочитать роман какой-то дамы, которую никогда не видела, а на мою повесть у тебя никогда «случайного» времени не находилось?
МАТЬ. Прости, конечно, но ты - экономист, а она - филолог. Подумай, будь ты на месте издателя, кого бы ты стал читать?
ВИКТОР. Это ты запретила мне идти на филолога.
МАТЬ (тихо). Ты же не хочешь быть как отец. (Отцу) Приберись, пожалуйста.

Отец убирает ноутбуки и бумаги.

ВИКТОР. Он тоже хотел писать?
МАТЬ. Он даже писал в молодости, но быстро прекратил. Это не так весело, как может показаться со стороны. Ты «Чайку» читал? Весело им там? Тебе оно надо?
ОТЕЦ. Я вспомнил! Я хотел принести орешки!

Отец уходит на кухню за орешками. Мать подходит к клетке и занавешивает её.

МАТЬ. Вить, с отцом творится что-то странное. Мне иногда кажется, что он сходит с ума.
ВИКТОР. Почему?
МАТЬ. Вот, например, сегодня я у него спросила: зачем ты одеваешься, как христианский мученик?
ВИКТОР. А он что?
МАТЬ. Молчит. Улыбается. Я у него не первый раз спрашиваю, он всегда молчит и улыбается.
ВИКТОР. Это еще не признак безумия.
МАТЬ. Я надеюсь. Но наш сосед - уж точно безумный человек - так себя и ведёт. Проходишь мимо него, здороваешься - он молчит. Или стоит около забора, между нашими участками - смотрит. И отец такой же, только ещё улыбается. Зато со своими обезьянами часами что-то обсуждает... Пожалуйста, поговори с ним.
ВИКТОР. Мне не кажется, что он...
МАТЬ. А ты понаблюдай за ним.

Возвращается Анна. В комнату входит Отец, проходя мимо Анны, теряет равновесие и, чтобы не упасть, хватается за её плечо. Анна шатается и еле удерживается на ногах.

ОТЕЦ. Прошу прощения. (Кладёт орешки обезьянам.)
МАТЬ (шёпотом, сыну). Видишь? С координацией у него тоже проблема - на всех натыкается. Поговори с ним.
ВИКТОР. Хорошо.
МАТЬ (Отцу). Надо поставить стол.
ОТЕЦ. Раз надо – поставим.

Приносят стол из другой комнаты.

МАТЬ. Зачем делать дверные проёмы такими узкими? Одного сантиметра не хватает.
ОТЕЦ. В жизни всегда одного сантиметра не хватает.
МАТЬ. Ты можешь сегодня обойтись без этого?
ВИКТОР (Анне). Они так суетятся, потому что ждут одного очень важного гостя. Знаешь, кого?
АННА. Может, мужчину, который смотрит в окно?
МАТЬ (Отцу). Ты опять забыл закрыть шторы?
ОТЕЦ. Я закрывал. (Виктору). Это наш сосед. Он немного «того», следит за нами. Последнее время совсем обнаглел. (Закрывает шторы.)
АННА. А почему вы не вызываете полицию?
ОТЕЦ. Он безобидный. Да и вообще, одинокий старик, ему скучно. А между домами пару метров - при желании можно соль друг другу передавать... Он подсматривает за нами рефлекторно. Выглядывает в окно - а там сразу люди. И смотрит, остановиться не может.
МАТЬ. А у меня иногда возникает подозрение, что слуховой аппарат ему нужен не для того, чтобы слышать, а чтобы нас подслушивать.
ОТЕЦ. Раз он живёт в таком роскошном доме - он должен быть адекватным. 
АННА. Так кого они ждут?
ВИКТОР. Джулию Кин.
АННА. Правда?! (Матери). Я её обожаю.
МАТЬ. Много у неё читали?
АННА. Всё.
ВИКТОР (Матери). А тебе она нравится?
МАТЬ. На данный момент я могу назвать её в числе своих любимых авторов. К тому же она приносит хорошие деньги издательству.
ОТЕЦ (Анне). Любишь детективы?
МАТЬ. Интеллектуальные детективы.
АННА. А в чём критерий интеллектуальности?
МАТЬ. Здесь немного другая логика. Детективом сейчас называют любой мусор. Мы в издательстве условно выделяем четыре типа. Первый: женский - про домохозяек и богачей. Если бы, скажем, наш сосед оказался влюблённым в меня миллиардером.
ОТЕЦ. Что сосед-то сразу?
МАТЬ. Второй вид: «усатые» детективы - под Агату Кристи, Конан Дойля. Антураж девятнадцатого века, а написаны так же плохо, как женские.
АННА. Как если бы сосед добавил в чай вашего мужа мышьяк.
ОТЕЦ. Зачем ему? Он же миллиардер!
МАТЬ. Есть полицейские детективы, с ними всё ясно. Последний тип — интеллектуальные. Это не просто жвачка с запутанной историей, это наслаждение для ума. (Отцу) Ты насладился «Самозванцем»?
ОТЕЦ. Я пока растягиваю удовольствие. Разложу-ка я скатерть...

Отец достаёт клеёнчатую скатерть в клетку. Мать приносит столовые приборы, ждёт, пока разложится скатерть. Отец медленно расправляет складки.

МАТЬ. Ты можешь это делать побыстрее?
ВИКТОР. А у вас есть другие скатерти?
МАТЬ. Посмотри там, в шкафу.
ОТЕЦ. А зачем нам другая скатерть?
ВИКТОР. Эта похожа на советскую клеёнку. Она выглядит убого.
ОТЕЦ. Нет, нет, нет. Я, как человек мыслящий, мало в чём уверен в этой жизни. Но то, что скатерть должна быть в клеточку - это просто основа бытия!
АННА. Почему?
МАТЬ. Потому что такая была у его бабушки. Скатерть-клеёнка в клеточку.
ОТЕЦ. У всех нормальных людей были такие скатерти. Твоей гостье понравится, она почувствует, что вернулась домой, на родину.
МАТЬ. Нет, она решит, что мы застыли в советском пространстве и больше никогда в Россию не приедет - а ты знаешь, как помогают продажам встречи с читателями.
ВИКТОР. У вас тут есть прекрасная зелёная скатерть, которая была на всех моих днях рождения.
ОТЕЦ. Ты был ребёнком. Хотя, ты и сейчас...
АННА. А может, чтобы вы не спорили, взять что-то третье? Смотрите, тут замечательная скатерть с жёлтыми мимозами...
Неожиданно открываются все шторы, в том числе, закрывающие обезьянок. Отец кидается закрывать шторы. Мать раскладывает тарелки.

АННА. Вы это видели? Они сами открылись, одновременно.
ОТЕЦ (Матери). Я тебе говорил, что эти шторы сами открываются, а ты мне: «Совсем с ума сошёл».
МАТЬ. Значит, их заглючило, ничего удивительного.
ВИКТОР. Как шторы могло заглючить?
МАТЬ. Они автоматические.
ОТЕЦ. Они называются «умный дом». Мы решили, что раз в этом доме живут умные люди, то чего у нас будут «глупые» шторы.
МАТЬ. Это ты решил. Протри-ка диван. (Анне) Аня, расскажите, нам, пожалуйста, немного о себе. Простите, что всё в такой суматохе, хотелось бы спокойно посидеть-поговорить, но такие у нас сейчас обстоятельства...
АННА. Я всё понимаю, конечно.
МАТЬ. Как вы познакомились?
АННА. Случайно. Витя гулял после института, я шла на работу... С тех пор не расстаёмся.
МАТЬ. Где вы работаете?
АННА. У меня сеть салонов красоты. Мой офис совсем недалеко от дома, и примерно в той же стороне Витин институт.
МАТЬ. Вы живёте в центре?
АННА. Да, мне досталась эта квартира после развода.
ВИКТОР. Давайте оставим вопросы на потом, а то в такой спешке это становится похожим на допрос. Ань, иди сюда. (Ведёт её к обезьянкам.)
АННА. Какие хорошенькие! Как их зовут?
ОТЕЦ (тут же подбегает к клетке). Видишь того, который прихорашивается? Это Джонни. Он у нас недавно, но уже успел осмелеть и даже обнаглеть. Страшно себя любит, если кто-то с ним в этом не согласен - лезет драться. Та, что к нему липнет - это Оксанка. Она его обожает, а ему плевать на неё. Даже когда она просит помощи - он делает вид, что очень занят. А там, на самом большом лежачке - Мишка, вот он ей всегда помогает, потому что любит её, бестолковую. Думаю, он грустит о тех временах, когда Джонни ещё не было, и они были настоящей семьей. Я этих двоих, Мишку с Оксаной, купил первыми, по дешёвке, с ними ужасно обращались. Мишка меня больше всех любит. Во всяком случае, он единственный, кто это показывает. 
АННА. А там, в углу?
ОТЕЦ. Это Ён-хи, девочка. Она... всегда где-то в том углу, ни с кем не общается. Я её совсем не понимаю.
АННА. Как интересно.
ВИКТОР. Я думаю, Аня хотела узнать, как они называются.
ОТЕЦ. Это мармозетки. Самые маленькие обезьянки в мире.
Анна с Виктором делают селфи с мармозетками.
ВИКТОР. Напомни, зачем они тебе?
ОТЕЦ. Это мой бизнес.
ВИКТОР. И как продвигается бизнес?
ОТЕЦ. Это очень молодой бизнес.
ВИКТОР. Ты никогда не думал вложить деньги во что-то более выгодное?
ОТЕЦ. В любом бизнесе нужно терпение. Издательство твоей матери, вон, тоже не сразу...
МАТЬ. Не сравнивай.
ОТЕЦ. Это вопрос моды. Сейчас мода на кошечек. До появления интернета была мода на собачек.
ВИКТОР. И ты ждешь, когда будет мода на мармозеток?
МАТЬ. Ждёт.
ОТЕЦ. Любую моду кто-то когда-то создаёт. Либо моду начинает кто-то авторитетный, за ним повторяет кто-то менее авторитетный и так далее. Либо некоторое количество людей, случайно или сговорившись, одновременно что-то делают. Их общие знакомые думают: «А чего это я никогда так не делал» - и пошло-поехало.
ВИКТОР. И на что ты надеешься?
ОТЕЦ. Ты задаёшь какие-то странные вопросы - откуда мне знать. Вон, у Ани салоны красоты - значит, она разбирается. Попробуйте как-нибудь на досуге ввести моду на обезьянок.
АННА. А давайте лучше все вместе сфотографируемся?
ОТЕЦ пристраивается к Анне и Виктору, зовёт Мать.
МАТЬ. Это так необходимо?
ВИКТОР. Для неё это важно.
МАТЬ подходит, фотографируются. Анна рассматривает фото.
АННА. Как здорово! Мы такие смешные! Даже Мишка попал. Я хочу, чтобы это фото открывало наш семейный альбом.
МАТЬ. Какой альбом?
АННА. Ой, тьфу, семейный. Свадебный!
МАТЬ. Какой альбом?
ВИКТОР. Вообще-то мы приехали, чтобы вас порадовать. Мы женимся. Уже подали заявление, свадьба будет в конце августа.
ОТЕЦ. Что же ты раньше не сказал?
ВИКТОР. Вы так нервничаете из-за Джулии Кин...
МАТЬ. Ты мог сказать об этом неделю назад, две недели назад!
ВИКТОР. Зачем? Вы бы волновались раньше времени.
МАТЬ. Видимо, мы должны сказать спасибо, что нас оповестили хотя бы до свадьбы.
АННА. Простите...
Мать и Отец обиженно молчат.
ВИКТОР. Простите, надо было сказать раньше. Я думал, вас это обрадует.
МАТЬ (Отцу). Ты будешь переодеваться? Она приедет через пятнадцать минут.
ОТЕЦ. Я уже переоделся.
МАТЬ. Понятно.
ВИКТОР. Ну, простите! (Молчание.)
АННА. Как хорошо, что мы успели сделать общее фото, пока не расстроили вас. А то не было бы у нас фотографии. А теперь мы будем смотреть на неё и вспоминать, что нам было хорошо вместе... хотя бы пятнадцать минут... (Молчание). Знаете, когда я провожу собеседование в наши салоны, я всегда прошу кандидата сделать со мной селфи.
ВИКТОР. Я об этом не знал. И зачем?
АННА. Это простая проверка на человечность. Если кандидат фотографирует уверенно, с удовольствием - значит, он часто это делает, а значит, - у него есть друзья, с которыми он фотографируется...  а раз есть друзья, значит, он надежный и добрый человек.
ВИКТОР. И ведь не поспоришь.
ОТЕЦ. А мне нравится.
МАТЬ. Я пойду готовить. (Проходя мимо Виктору) Поговори с ним.

Отец спотыкается, опирается на плечо Виктора. Виктор, в отличие от Анны, стоит твёрдо.

ВИКТОР. Пап, у тебя всё в порядке? (Отец отмахивается.)
ОТЕЦ (тихо). Расскажите, пожалуйста, о чём там в «Самозванце».
АННА. Вы разве не читали?
ВИКТОР. Ты же сказал матери, что в процессе.
ОТЕЦ. Я прочитал аннотацию.
АННА. Там о психологе, который работает на полицию и так хорошо понимает людей, что научился предсказывать их действия.
ВИКТОР. В «Самозванце» он ловит первого преступника и пытается вернуть себе семью - бывшая жена считает его сумасшедшим и не даёт увидеться с дочкой.
ОТЕЦ. А название почему такое скучное?
ВИКТОР. Мне тоже не нравится.
АННА (возмущенно). А мне нравится!
ВИКТОР. Вот. А «Северная смерть» о том, как...
ОТЕЦ. «Смерть» не надо, мать просила только одну книгу прочитать, она не поверит, что я читал целых две. Сколько их там вообще?
АННА. Издано четыре. Скоро выйдет пятая.
ОТЕЦ. Да, мать сейчас редактирует. Нехило. Трудолюбивая дама, и муж, наверное, богатый.
ВИКТОР. Это ещё почему?
ОТЕЦ. Она за сколько написала такое количество текста? За два года? Это надо вообще не думать ни о деньгах, ни о детях, да и муж большую часть времени должен отсутствовать.
АННА. Простите, а можно потрогать обезьянок? Я всегда мечтала потрогать обезьянок!
ВИКТОР. Я не думаю, что ты будешь в восторге. Мама, кстати, тоже.
ОТЕЦ. Конечно, можно. Я же не сумасшедший, не собираюсь выпускать Ён-хи. От неё что угодно можно ожидать. (Достаёт Джонни, закрывает клетку шторой.) Остальные пусть не подсматривают. Познакомьтесь. Джонни, это - Анна. Анна, это - Джонни. Он спокойный, только дерётся, если не уделять ему внимания, так что хвали его, не отвлекайся. Остальные подобрей, но они больше повинуются чувствам, мало ли что на них найдёт, так что как-нибудь в следующий раз.
АННА. Ладно, буду с ним такой, какой он хочет.
ОТЕЦ. А хочешь его покормить?
АННА. Хочу.
ОТЕЦ. Садись на диван, вытяни руку. (Достаёт термос с опарышами). У меня здесь опарыши, мармозетки их обожают. Я оторву ему голову, чтобы он по тебе не особо ползал.
АННА. По мне?

Отец отрывает голову опарышу, кладёт его на плечо Анны. Джонни ползёт по руке Анны, ест опарыша.

ОТЕЦ. Люблю смотреть, как они едят.
ВИКТОР. Почему ты не читал Джулию Кин? Потому что она подруга матери?
ОТЕЦ. Я не люблю современную литературу.
ВИКТОР. Ты же редактор.
ОТЕЦ. Да, я читаю очень много того, что не люблю - по работе - поэтому не собираюсь себя насиловать тогда, когда могу этого не делать.
ВИКТОР. Может, тебе заняться чем-то другим, если ты это так не любишь? Я в глобальном смысле.
ОТЕЦ. Твоей матери удобно, что я работаю при ней. Хотя в последнее время мне кажется, что её всё раздражает. В глобальном смысле. Я ей что-то рассказываю - она нервничает, огрызается, перебивает меня. Рассеянная стала страшно - одни и те же вопросы по несколько раз задаёт, а мне что делать? Я сижу, улыбаюсь. (Играет с Джонни.)
АННА. Почему вам не нравится современная литература?
ОТЕЦ. Потому что все современные писатели занимаются ерундой. Зачем в сотый раз плохо писать о том, о чём хорошо написал Чехов? Появятся новые проблемы, новые явления, новые чувства - о них и пишите, зачем повторяться-то? (Пауза). О чём я говорил? Да, они пытаются оригинальничать, переписывают Анну Каренину от лица лошади Вронского, изобретают новые формы, а всё мимо. Я, кстати, сам стал пописывать. Хотите, покажу?
АННА. Давайте. Может, уберём Джонни? Мне кажется, он устал.
ОТЕЦ. Нет, что ты, ему нравится сидеть на людях. Пусть сидит. (Идёт к клетке с мармозетками, ищет за ней бумаги.) Когда мы переехали за город, у меня появилось много времени на размышления. Я уже в том возрасте, когда пора как-то обдумать всё, что происходило в моей жизни. Я храню свои бумаги здесь, чтобы мама их не нашла, а то она меня на смех поднимет. Слушайте:
«Когда-то на земле жили одни мужчины. Они дружно работали в поте лица, но были глубоко несчастны. Тогда боги спустили на землю женщин. Это были женщины - Елены. Прекрасные, страстные, бессердечные. А ещё женщины - Пенелопы. Терпеливые и любящие. Прощающие, если вдруг загуляешь с какой-нибудь Еленой. Ведь все знают, что рано или поздно ты вернёшься к своей Пенелопе. За столетия в той земле скопилось столько пота с мужских работящих тел, что из него образовались новые женщины. Женщины - работяжки, женщины - сороконожки, уверенные, что мир крутится только потому, что они перебирают ножками. Они жили отдалённо, не приближаясь к мужчинам, пока злые духи не послали на землю Зависть. Сороконожки стали завидовать Еленам, которые вызывали страсть, Елены мечтали о семейном очаге, как у Пенелоп, а Пенелопы вдруг поняли, что тоже хотят крутить мир. Они собрались все вместе на большом холме и смешались в ужасное женское месиво. И расползлись оттуда сороконожки о двух головах - Пенелоповой и Еленовой».

Отец с ожиданием смотрит на Виктора и Анну.

ВИКТОР. И?
ОТЕЦ. Что, и?
ВИКТОР. Что ты хочешь услышать? Какой у тебя вывод?
ОТЕЦ. Я не хочу делать никаких выводов.
ВИКТОР. Я не понимаю. Ты просто записываешь то, что происходит в твоей голове и ленишься додумывать свои мысли. Что я должен из этого понять?
ОТЕЦ. Как твоей душе угодно.
ВИКТОР. Вместо того, чтобы предложить читателю новую картину мира, ты трусливо бросаешь огрызки своих мыслей и предлагаешь ему с глубокомысленным видом смотреть вдаль, чтобы скрыть, что никто ничего не понял? Что значит - женщины перемешались?
ОТЕЦ. Видимо, ты слишком молод, чтобы это понять. Аня, небось, всё поняла.
АННА. Нет, простите.
ОТЕЦ. Но вы уже начали над этим размышлять - а это главное. Видишь, сынок, как тяжела судьба пишущего человека. Максимум, о чём ты можешь мечтать - чтобы твой текст вынудил человека о чём-то задуматься.
АННА. Мне кажется, у вас будет очень узкий круг читателей... Не думаю, что это понравится женщинам...
ОТЕЦ. Почему же, это наполнено уважением к слабому полу. (Виктору) Вот твоя мать - типичная сороконожка. Пытается она из себя кого-то строить? Нет. Она и не обидится. А вот что такое твоя Анна - я пока не раскусил.
ВИКТОР. Не надо.
ОТЕЦ. Я не хочу ничего решать за читателя. Кроме того, я даже не собираюсь это публиковать. Это так, для своих. Для вас, потомков.
ВИКТОР. Я твои опусы читать не собираюсь.
ОТЕЦ. Почему?
ВИКТОР. Ты же меня не читал.
ОТЕЦ. Ну, сравнил. Одно дело - мемуары взрослого человека - уж точно есть чему поучиться. Другое дело...
ВИКТОР. Другое дело - что?
ОТЕЦ. Зачем тебе писать? Ты много пожил, тебе есть что рассказать? Это всё будут безосновательные выдумки. И зачем мне читать какую-то фантастику? Хорошо ты всё равно не напишешь. А так твой отец может жить с верой, что в его сыне умер великий писатель. Счастье для родителя!

Раздражённый Виутор встаёт.

АННА. Куда ты?
ВИКТОР. Пойду помогу матери.
ВИКТОР уходит.
ОТЕЦ. Хочешь ещё послушать?
АННА. Нет! Что вы, а как же Витя? Это будет несправедливо. (Пауза.) Давайте уберём Джонни?
ОТЕЦ. Да, давай, я думаю, к нам сейчас вернутся.
ОТЕЦ подходит к клетке, открывает. Внезапно открываются шторы.
ОТЕЦ. Что-то шторы сегодня разбушевались.

За окном стоит Сосед. Отец кидается закрывать окно. Мармозетки разбегаются по комнате.

АННА. Они сбежали!
ОТЕЦ. Хватай их, только аккуратно!
АННА. Их можно чем-нибудь приманить?
ОТЕЦ. У тебя на плече остатки опарыша, они будут на него реагировать.

Входят Мать и Виктор с едой, расставляют блюда. Мармозетки прячутся по углам, Отец и Анна в замешательстве.

МАТЬ. Джулия приедет с минуты на минуту.
ВИКТОР. Она тебе писала?
МАТЬ. Нет, но сегодня пробок нет, а по нормальной дороге до нас от аэропорта как раз полтора часа. (Отцу). Будь, пожалуйста, менее одиозным, когда она приедет.
ОТЕЦ. Что ты имеешь в виду?
МАТЬ. Не надо ни на кого падать, не надо выводить философские теории из каждой мелочи - она адекватная женщина.
ОТЕЦ. Как ты догадалась, что я падаю специально?
МАТЬ. Что?!
ОТЕЦ. Или ты сейчас блефовала?
ВИКТОР. А я тебе говорил, что он просто придуривается.
ОТЕЦ. Я не придуривался, я проверял новую социальную теорию.
МАТЬ. Какую ещё теорию? Я думала, у тебя начинается Альцгеймер!
ОТЕЦ. Нет, просто я начал писать книгу и мне нужен материал.
ВИКТОР. Какую теорию ты проверял?
ОТЕЦ. Про падение гендерных ролей!
ВИКТОР. Не понял.
ОТЕЦ. Смотри: сейчас все говорят про падение гендерных ролей.
ВИКТОР. Нет, не говорят.
ОТЕЦ. Говорят. Например, я иду в издательстве, а за спиной шёпот «Вот оно, падение гендерных ролей - он не мужик, она не женщина, она его содержит, а он ей полы моет...». А разве это задача женщины - мыть полы? Разве мытьё пола - это признак пола? (Пауза. Достаёт блокнот.) Простите, я запишу. (Записывает.) Так вот. Разве мытьё пола – это признак пола? И я задумался - а как проверить, какую социальную роль человек для себя выбрал? Я понял - на человека надо упасть. Виктор, встань, пожалуйста. Вот смотри, я начинаю падать и опираюсь на твоё плечо. Ты, как мужчина, будешь стоять твёрдо, непоколебимо. А Анна, например, будет амортизатором для меня. Потому что дело женщины смягчать потрясения, быть гибкой, дело мужчины - быть опорой.
МАТЬ. А я что делаю?
ОТЕЦ. Смотришь на меня так, что я передумываю и падаю в другую сторону.
МАТЬ. Понятно.
АННА. Вы извините, но эта теория вряд ли имеет смысл. Женщина не амортизирует, она просто под вашим весом не может удержаться на ногах...
ОТЕЦ. Да? Это всё из-за каблуков.
ВИКТОР. Чушь какая-то.
ОТЕЦ. Что, теория плохая?
ВИКТОР. Про гендерные роли - это всё чушь.
ОТЕЦ. Я это часто слышу.
МАТЬ. А я уже узнавала про Альцгеймер...
ОТЕЦ. Ты рада, что ошибалась?
МАТЬ. Пока не знаю. (Молчание. Смотрят на часы.)
АННА. Расскажите, пожалуйста, как вы выбираете книги для издания?
МАТЬ. Нам присылают рукопись, и мы читаем три страницы. Если глобально ничего не смущает, читаем ещё три, если нравится - до десяти. Если нравятся десять - скорее всего, понравится всё.
АННА (расстроено). Ясно...
МАТЬ. Что вас так расстроило?
АННА. А почему вы не читали Витю? Даже этих трёх страниц?
МАТЬ. Так, я не хочу больше возвращаться к этой теме. Я читала его опусы и в десять лет, и в тринадцать, хватит. Он только злился и сопротивлялся любой критике. Я не хочу с ним ссориться.
АННА. Но ему не тринадцать.
МАТЬ. И что? Если бы я его прочитала, то попала бы в весьма затруднительное положение. Если мне не понравится, а мне не понравится, - мне будет грустно, что мой сын возомнил себя писателем, а пишет полную чушь. А если мне понравится, что невозможно, - то мне будет стыдно, что я не могу издать собственного сына, поскольку профессиональная этика не допускает кумовства.  (Молчание.)
МАТЬ. Наконец-то обезьяны сидят спокойно. Как я от них устала.
АННА. Вы так не любите обезьян?
МАТЬ. Не люблю и никогда не любила. (С укором смотрит на Отца.)
АННА. Почему? Они славные.
МАТЬ. Они мерзкие.
АННА. Чем? У них такие эмоциональные мордочки!
МАТЬ. Вот именно. Когда мы называем человека обезьяной?
АННА. Когда человек обезьянничает?
МАТЬ. Да, когда он делает нелепую карикатуру на людей. Как в театре. Мы же на самом деле так не говорим, так не двигаемся. Хотя похоже.
АННА. Вы так не любите театр?
МАТЬ. Не люблю.
АННА (Отцу). А вы?
ОТЕЦ. Мне не нравится, когда мною кто-то управляет.
ВИКТОР. Правда?
ОТЕЦ. Я не хочу испытывать чувства, которые мне навязывают.
АННА. Звучит немного... трусливо.
ОТЕЦ. Почему же? Просто я не нуждаюсь в этой ярмарке тщеславия. Зачем зрители ходят в театр? Чтобы выгулять жену в нелепой дорогой одежде и потом считать себя культурным человеком. Нам этого не нужно. От тряпок мы не зависим, а культурными людьми и без этого можем себя называть. Чтение современной литературы - того же порядка. Зачем люди её читают? Только чтобы гордиться тем, что они в культурном тренде!
МАТЬ. Хватит проклинать всю современную литературу, тебе просто надоело.
ОТЕЦ. Нет, я всегда так считал! Вот, к примеру - «Самозванец». (Пауза.) Скучное всё-таки название. (Пауза.) О чём я говорил? Вот в «Самозванце» главный герой - психолог, работающий на полицию, верно? Это же абсурд. Деланный, выдуманный сюжет про выдуманную профессию.
ВИКТОР. Психологи - это не выдуманная профессия.
ОТЕЦ. Я не об этом. Она деланная, искусственная, без истории. Психолог - это по сути кто? Человек для поговорить. Абсурд. Кому это нужно?
АННА. Многим людям.
ОТЕЦ. Вы так думаете?
АННА. Я не думаю, я знаю. У меня салоны красоты. Для маникюрши – это часть работы. Но хороший психолог, конечно, стоит денег.
ОТЕЦ. Я не об этом. Зачем кому-то может понадобиться платный собеседник?
АННА. Зря вы так, это очень многим нужно. Не у всех есть друзья или семья, и им некому раскрыть душу. Бывает даже, человек боится, что психолог будет в душу лезть, и просто снимает проститутку на несколько часов, и рассказывает ей все свои тревоги. Говорят, помогает. 
МАТЬ. Откуда вы знаете?
АННА. Мне бывший муж рассказывал.
ОТЕЦ. Семье надо рассказывать. Жене, детям. Не выносить сор из дома.
ВИКТОР. Неужели? Ты много с мамой разговариваешь о том, что на душе лежит?
ОТЕЦ. Я не договорил. Или - держать это всё в себе. Я это к чему...
ВИКТОР. Да, ты это к чему?
ОТЕЦ. Те же психологи, которые считают себя очень умными людьми, всё говорят: мужчина выбирает себе женщину, которая похожа на его мать. Но вот перед нами доказательство того, что все их слова чушь - Аня полная противоположность твоей матери! Я считаю так: мужчина выбирает женщину, которая похожа на его мать или на его кошку. Аня - кошка.
АННА. Какая прелесть!
ВИКТОР. Чем это она на кошку похожа?
ОТЕЦ. А ты вообще помнишь нашу кошку - Еву? Она умерла, когда ты был ещё маленьким. Ты рос, а она старела. И умерла.
ВИКТОР. Папа!
ОТЕЦ. Что?
ВИКТОР. Прекрати!
ОТЕЦ. Что я сделал?
ВИКТОР. Ты весь вечер оскорбляешь Аню.
МАТЬ. И не только её.
ОТЕЦ. Я - человек мыслящий, за всеми мыслями уследить не могу, поэтому прошу простить, если какие-то из них могли вас задеть.
АННА. Ничего страшного, правда.
ВИКТОР. Весь вечер чушь мелешь: то Аня - кошка в возрасте, то мама у тебя сороконожка.
МАТЬ. Какая ещё сороконожка?
ВИКТОР. Это у него такой комплимент. С головой ушёл в свои теории и больше ни о чём не думает, поймут его - не поймут - без разницы. Мама тоже молодец, даже не старается его понять, сразу объявляет сумасшедшим. Прекрасная семья!
МАТЬ. Если бы в тебе оставалась хоть капля уважения к родителям, ты бы не стал заводить этот разговор при постороннем человеке.
ВИКТОР. Аня - моя настоящая семья, в отличие от вас!
МАТЬ (Анне). Я не знаю, что вы за человек и зачем вам это нужно, но вы взрослая женщина, вам ничего не стоило очаровать мальчика, тем более у вас есть на это деньги. Вы хорошо подумали? Вам не надоест играться в дочки-матери?
АННА. Видимо под игрой в дочки-матери вы подразумеваете любовь и заботу? Поверьте, даже если это было так - это всё равно лучше, чем когда родная мать отказывается читать своего сына, потому что боится попасть в затруднительное положение. 
ВИКТОР. Плевать мне было, издамся я или нет. Мне просто хотелось, чтобы ты сказала, что я... молодец.
МАТЬ. Почему мы всё время говорим об этом?

Раздаётся звонок в дверь.

МАТЬ. Наконец-то.
ОТЕЦ. Стой, не открывай дверь!
МАТЬ. Почему?
ОТЕЦ. Мармозетки убегут!
МАТЬ. Не поняла. (Замечает открытую клетку.) Ты что тут устроил? Быстро собирай своих обезьян!
Все ловят обезьян. Шторы быстро открываются и закрываются.
ОТЕЦ. Я высыплю опарышей, они на них сбегутся.
МАТЬ. Не надо опарышей! Весь дом провоняет!
ВИКТОР. Может, хоть посмотрите, кто звонит?
МАТЬ. Кто ещё там может быть? (Смотрит в окно около двери.) А, этососед. Всё равно собирайте давайте, она с минуты на минуту будет. Лучше бы они все разбежались...
ОТЕЦ. Ты что? Они на улице умрут! 
МАТЬ. Поймает кто-нибудь.
АННА. Что это?
ОТЕЦ. Это Ён-хи.
АННА. Нет, что у неё в руках?
ВИКТОР. Похоже на пульт.
ОТЕЦ. Это, видимо, пульт от штор!

Продолжают ловить мармозеток.

АННА. У меня уже голова от них кружится. (Кричит.) Хватит бегать!
МАТЬ. Они вас не понимают.

Мишка залезает на руки Анны.

АННА. А Мишка меня понимает, умница.
ВИКТОР. Ён-хи, отдай пульт!
ОТЕЦ. Я её поймал! (Сажает Ён-хи в клетку.)
ВИКТОР. Наконец-то. (Закрывает шторы.)
АННА. Стой, Мишка, ты куда?
ОТЕЦ. Пошёл ловить остальных, видимо.
АННА. Они так быстро бегают!
ОТЕЦ. Это они от Мишки убегают. Точнее, Джонни убегает, а Оксанка всё равно за ним бегает. О, за хвост поймал, видишь? Ты моя умница. (Хватает обезьян, сажает в клетку.)
ВИКТОР. Так значит, всё это время пульт был у обезьян?
ОТЕЦ. Значит у Ён-хи. Она поэтому всё время лежала в уголке - пульт прятала.
МАТЬ. Я хочу, чтобы завтра же по издательству висели объявления, что ты раздаёшь обезьян в добрые руки. Иначе я их когда-нибудь утоплю. А сейчас всем надо успокоиться - скоро приедет Джулия, надо выглядеть прилично.
ВИКТОР. Она не приедет.
МАТЬ. Почему?
ВИКТОР. Потому что она уже здесь.
МАТЬ. О чём ты?
ВИКТОР. Джулия Кин перед тобой. Джулия Кин - это мы.
АННА (Виктору). Джулия Кин - это ты.
ОТЕЦ. Это какой-то нелепый лозунг?
ВИКТОР. Джулии Кин не существует. Книги, которые ты издаёшь, и которые приносят вам хорошие деньги, - их писал я.
МАТЬ. Что ты такое говоришь?
ВИКТОР. Джулия Кин - мой псевдоним.
МАТЬ. Ой, как смешно. Обхохочешься. Тебя не смущает, что мы были знакомы в фейсбуке ещё за полгода до того, как начали её печатать?
ВИКТОР подходит к стеллажам с книгами, фотографирует.
ВИКТОР. Конечно. Она завела много друзей среди писателей и издателей, иначе как бы ты её заметила? Готово. Новое фото на странице Джулии. Подписать что-нибудь? А, ладно, так оставим. О, уже лайки подъехали. (Матери) Можешь посмотреть её страницу.
МАТЬ. Я не собираюсь это делать.
ВИКТОР. Тогда поверь на слово - мне будет приятно. (Видит, что мать смотрит в телефон). Ну или так.
МАТЬ. Что это значит?
ВИКТОР. Это значит, что мне было очень фигово много лет. Потому что родители заставили меня пойти на экономиста, хотя меня от этого тошнило. А мотивировали это тем, что если я буду заниматься литературой - то есть тем, чем хочу - я буду глубоко несчастен всю свою жизнь. А ещё потому, что мои родители отказывались меня читать и всячески показывали, что им на меня плевать. Потому что я не понимал, зачем живу, пока не встретился с Аней, которая меня убедила, что я пишу стоящие вещи и что если я не буду бороться за себя сейчас - потом будет поздно. И мы начали проект под названием «Джулия Кин». Можно сказать, это наш виртуальный ребёнок. Так что ты почти бабушка. (Молчание.) И, кстати, твой сын – твой любимый писатель. Думаю, для родителя это должно быть счастьем.
МАТЬ (Отцу). Убери еду на кухню, пожалуйста.
ОТЕЦ уносит еду на кухню. Мать сдвигает скатерть и приборы на ту часть стола, где сидит Анна и Виктор, достаёт ноутбук.
ВИКТОР. Что делаешь?
МАТЬ. Я буду работать. Надо решить, что делать с завтрашней встречей в книжном, но я слишком взволнованна, чтобы сделать всё правильно. Мне надо отвлечься.
ВИКТОР. А с сыном ты не хочешь это обсудить? Может, я помогу чем-нибудь?
МАТЬ. Не хочу. Мне нужно подумать. Но я не могу думать.
ОТЕЦ. У нас тут одна рукопись лежала...
МАТЬ. Что за рукопись?
ОТЕЦ. Просто рукопись, не знаю, в ящике была.
МАТЬ (ложится на диван). Читай.
ОТЕЦ. Называется «Обезьянки».
МАТЬ. Помешались все, что ли, на этих обезьянах?
ВИКТОР. Может, это новый тренд, как папа обещал?
ОТЕЦ. «Что есть человек? Душа, тело определенной изношенности и та роль, которую он себе выбрал».
МАТЬ. Похоже на графоманию.
ОТЕЦ. «Когда ребёнок нарушает общепринятые правила – его не осуждают, ведь он многого не знает. Когда правила нарушает молодой человек - его осуждают, но снисходительно - ведь все были бунтарями. Когда правила нарушает взрослый - он воспринимается, как «проблема».
МАТЬ. Банальная графомания.
ОТЕЦ. «В старости наступает то одиночество, от которого никуда не деться. Нарушаешь ты правила или нет, ворчишь на людей или улыбаешься им – ничего не изменится. И ты, как малый ребёнок, снова можешь делать, что заблагорассудится. Это право как ничто другое полезно для писателя».
МАТЬ. Какое самомнение у человека.
ОТЕЦ. «Каждый день, прикинувшись сумасшедшим стариком, я наблюдаю за соседским домом. В нём поселились люди, которые живут не по человеческим, а по своим придуманным правилам. Они для меня как обезьянки, добровольно забившиеся в свою клетку. Она похожа на мужчину. Короткая стрижка, мужской костюм, зычный голос...»

Виктор идёт к окну, плотнее закрывает шторы.

ВИКТОР. Может, больше не надо?
ОТЕЦ. Подожди, тут интересно: «У него - мягкие манеры, холщовая белая одежда - как люди рисуют у Христа…»
МАТЬ. Как люди рисуют? А себя он кем возомнил? Пророком? Думаю, дальше можно не читать.
ОТЕЦ. Я тоже больше не хочу.
МАТЬ. Где ты это взял?
ОТЕЦ. В почтовом ящике.
МАТЬ. Ты знаешь, где в офисе почтовый ящик?
ОТЕЦ. Да здесь, в нашем ящике.
МАТЬ. Я думала, тебе это дали в издательстве! Зачем мы тогда тратим на это время?
ОТЕЦ. Я - человек простой, вижу рукопись - читаю рукопись.
МАТЬ. Всё, закончили. Иди на рабочую почту и смотри, нет ли новых текстов.
АННА. А что он хотел сказать? Вы же всегда читаете три страницы. Может, не будем отступать от правил?
МАТЬ. Возможно в салонах красоты руководители могут разбрасываться своим временем, но мы, люди, работающие с искусством, должны сразу отметать шлак, чтобы тратить силы на что-то стоящее.
АННА. Подождите вы. Человек писал, вкладывал мысли, душу, принёс вам. Наверное, он хотел сказать что-то важное. Давайте из уважения к его возрасту уделим ему немного внимания. Хотя бы на три страницы.
МАТЬ. Вы сочувствуете всем, кого не читают злые издатели, или только тем, у кого с возрастом проблемы? 
АННА. Зря вы ехидничаете. Если бы не я - вы бы никогда не увидели книги Джулии Кин. (Забирает листы у ОТЦА, читает.) «Мои обезьянки всегда делают то, что им не нравится. Большую часть времени они читают. Но только то, что не нравятся им обоим. Она лежит на диване, совершенно не задумываясь о том, что мужу противно смотреть на её...». Простите, всё, вы были правы. Это очень плохой текст.
МАТЬ. Продолжайте, продолжайте.
АННА. Нет, простите меня. Зря я стала это читать.
МАТЬ. Читайте! Мы же договорились на три страницы. Уговор есть уговор.
АННА. «Смотреть на её второй подбородок. Он читает ей вслух, а она брюзжит, как ей не нравится. Они занимаются этим минут десять и бросают».
МАТЬ. Очень оригинальный взгляд на работу издателя.
АННА. «Он - домохозяйка, она - добытчик. Сомневаюсь, что при таком раскладе у них могли быть дети. Перчатки для мытья посуды вряд ли повышают мужское либидо, да и она не стала бы тратить время на ребёнка. Они никогда не говорят о себе и не спрашивают друг о друге. Главные темы за ужином – новости, которые их злят, и книги, которые их раздражают. Они забыли о существовании собственных душ».
МАТЬ. «Бездушные ужины». Неплохое название, надо запомнить.
АННА. «Однажды я хотел познакомиться с ними поближе, принёс им валежник для камина - я видел, что у них есть камин, но муж посмотрел на меня и сказал: «У нас умный дом и умный камин». Очень странный человек… Когда они говорят о политике - они шифруются и заменяют страны на имена: Америку они зовут Джонни, ещё есть Ён-хи, Мишка, Виктор...
ВИКТОР. У вас есть животное по имени Виктор?
ОТЕЦ. Нет, только ты.
ВИКТОР (забирая листы у Анны). Чтобы быть пророком, надо писать грамотные проповеди.

Виктор открывает шторы и окно нараспашку. В соседнем доме гаснет свет, Сосед «незаметно» подходит к окну. Виктор свешивается из окна.

ВИКТОР. Добрый день. Я сын хозяев этого дома. И, кстати, тоже пишу. Мы прочитали начало вашей рукописи. Выражаясь мягко, это творческая неудача. А если честно, это некачественный сырой текст. Скажите, зачем два двоеточия в предложении «он: домохозяйка, она: добытчик»? Двоеточие - слишком сильный знак, чтобы так им разбрасываться. Я уже не говорю об орфографии! Подождите, вы куда?
ВИКТОР закрывает окно, разливает всем алкоголь. 
АННА. Кошмар. Какой-то мужик объявил себя писателем и теперь считает, что имеет право следить за людьми и делать какие-то выводы, строить теории! (Пауза.) Пойду-ка проверю везде шторы. (Уходит.)
ОТЕЦ (подсаживается к Матери). Мы с тобой - два стручка-интеллигента. Чего нам слушать сумасшедшего старика? Что он понимает? Он знает, что такое издательская деятельность? Что такое интеллектуальные разговоры за ужином? Ему эти материи недоступны.
МАТЬ. Думаешь?
ОТЕЦ. Скажи, ты бы хотела что-нибудь изменить в своей жизни? Может, ты правда хочешь, чтобы я распродал мармозеток, работал в городе, чтоб мы каждый вечер обсуждали что-нибудь интимное... вроде снов? Или, может, ты бы хотела изменить вообще всё?
МАТЬ. А ты? Может, тебе правда не хочется быть всегда дома? Хочется уехать в город и завести любовницу без второго подбородка?
ОТЕЦ. Да я вроде как сам предложил переехать, чтобы подальше от женщин без второго подбородка...
ВИКТОР. Пап, ты не всегда придумываешь удачные обороты.
ОТЕЦ. Что ты ко мне пристаёшь? Я безумный человек, которого всё устраивает в его жизни. Мне нравится готовить и заниматься домом - меня это успокаивает, у меня много времени на раздумья. Мы вообще переехали, чтобы ни перед кем не оправдываться за свой образ жизни.
МАТЬ. Вот и мне тоже всё нравится.
ОТЕЦ. Ну и что тогда ты расстроилась?
МАТЬ. Ничего я не расстроилась.
ОТЕЦ. А что тогда ноешь сыну целый день, какой у него отец неудачник? О том, как тебя всё достало?
МАТЬ. Потому что ты ноешь сыну, как я тебя не понимаю.
ОТЕЦ. Сынок, кто из нас первый начал?
ВИКТОР. Вы меня достали оба. (Молчание.)
МАТЬ (Виктору). Передай мне, пожалуйста, рукопись Джулии.
ВИКТОР (передаёт). Почему ты редактируешь на бумаге, не лень всё это печатать?
МАТЬ. Я могу себе позволить это маленькое удовольствие. Я редко занимаюсь редакцией, только с любимыми авторами.
ВИКТОР. Понятно.
МАТЬ (находит страницу). «Он взял на колени кота и вздохнул: «Семья - вот что должно быть тылом. Всякое может случиться: можно потерять друзей, на работе в один миг может рухнуть всё, что создавалось годами, весь мир может трещать по швам… но должна быть крепость, где можно, наконец, выдохнуть.»
ОТЕЦ. Я так понимаю, у него такой крепости нет?
МАТЬ. Нет.
ОТЕЦ. А в новом романе появится?
ВИКТОР. Я думаю над этим.          
ОТЕЦ. У меня есть любопытная заметка на эту тему. (Достаёт блокнот, читает.) «Когда нас ещё нет на свете, мы - часть тьмы; тьма - это и есть мы. Однажды мы отделяемся от неё и превращаемся в кусочки света. Мы - точки света, которых всё время тянет к первозданной тьме. Как удержаться, не пропасть безвременно? Только объединившись. Что есть семья? Это круг из точек. Круг, сохраняющий свет. Когда приближается опасность, отдельная точка в круге не пострадает - её защитят. И даже если одна точка исчезнет, вернётся во тьму - круг света останется. Из этого и состоит свет...». Это я к чему? Наверное, это я зря, чего вам мозги морочить.
МАТЬ (тихо). Это что-то декадентское.
ВИКТОР (умоляюще и с упрёком). Мама!
МАТЬ. Прости. Это вполне неплохо. Даже уместно.
ОТЕЦ. Сынок, может, напишем что-нибудь вместе?
ВИКТОР. Нет. При чём тут я, это Джулия Кин. Она приедет - у неё и спроси. А ты пиши, пиши. Может, я тебя даже почитаю. Если будет время.

Приходит Анна. На ней парик, очки, солидный пиджак. Она - Джулия Кин.

АННА. Добрый день. Я прошу прощения, что опоздала. Надеюсь, вы хорошо провели без меня время?

Мать с Отцом долго смотрят на неё, потом начинают смеяться.

АННА. Что такое? У меня спина белая? Или как в России шутят, я забыла?
МАТЬ. Нет, нет, простите. Мы просто очень боялись, что вы не приедете.
АННА. Как же я могла не приехать? У меня завтра встреча с читателями. Буду оригинально отвечать на оригинальные вопросы. «Откуда я черпаю вдохновение», «на какой бумаге лучше пишется», «как научиться писать», снова «откуда черпать вдохновение», «как выбраться из творческого кризиса» - кто может всё это рассказать лучше меня? 
МАТЬ. А я расскажу про новую рукопись. А ещё - историю вашего успеха и про то, как родители вами гордятся.
ВИКТОР. А я послушаю, мне прямо интересно. Я не в восторге от ваших книг, но иногда там встречаются очень талантливые словосочетания.
ОТЕЦ. Может, пора накрывать на стол?
МАТЬ. Хорошая мысль.
АННА. Я вам помогу.
ВИКТОР. Не забудь, ты в образе.
МАТЬ. Она всё помнит. Если ты не заметил – это твоя проблема.
ВИКТОР. Понятно.
ОТЕЦ. Джулия, хотите посмотреть наших обезьянок? Можем их выпустить.
АННА (испуганно). Нет!
МАТЬ. Я предупреждала, что наша гостья не любит обезьян.
ВИКТОР. Джулия, расскажите, пожалуйста, как вам пришла идея написать первый роман.
АННА (чётко, быстро, подготовлено). Я начала писать в старших классах. Тогда же мне пришла в голову идея написать серию книг…
ВИКТОР. Писатели не умеют так чётко отвечать. Надо неуверенно мямлить, иначе нам никто не поверит.
МАТЬ. Нормально она говорит.
ОТЕЦ. Нет, правда, слишком чётко, как будто заучила.
МАТЬ. Может, тогда перейдёшь в отдел маркетинга, раз ты стал разбираться, как подавать авторов?
ОТЕЦ. Нет, просто я, как человек пишущий, кое-что в этом понимаю.
АННА. Вы правы, надо говорить медленнее.
МАТЬ. А это не тебе решать. Ты только изображаешь и запоминаешь его тексты, а линию поведения выбираю я.
АННА. Но это я её выбирала два года!
МАТЬ. Джулия никогда не обретала плоть.
ВИКТОР. А может, мне лучше знать ход её мыслей?
МАТЬ. Ты ещё слишком молод, чтобы понимать, как будет вести себя взрослая писательница…

Они продолжают спорить. Затемнение.

КОНЕЦ






_________________________________________

Об авторе: НИКА АРНИКА

Родилась и живёт в Москве. Образование – Литературный институт им. Горького. Пьесы побеждали в конкурсах «Время драмы», «Слово и действие». Входили в шорт и лонг листы конкурсов: «Волошинский конкурс», «Автора на сцену», «Ремарка», «Маленькая Ремарка», «Время драмы», «Читаем новую пьесу». Пьесы входили в списки особо отмеченных на конкурсах «Любимовка», «Всероссийская ярмарка пьес для детей и подростков».