Вначале о том, что такое вообще сегодня премиальный процесс и каковы его функции, плюсы и минусы. Раньше толстые журналы как-то структурировали литературное пространство – человек брал, к примеру, «Новый мир», читал какие-то публикации, восхищался и начинал всячески рекомендовать прочитанное своим друзьям и знакомым; за журналами выстраивались очереди в библиотеках, и все друзья, вся семья, все близкие и просто знакомые читали эту вещь. Это ушло вместе с безумными тиражами толстых журналов. Ушла их универсальная экспертная функция. То есть, журналы продолжают её выполнять, но их тираж снизился до такой степени, что их экспертная функция остаётся для очень немногих. А вот практически любая литературная премия – в силу того, что она является информационным поводом и о ней пишут журналисты – всё-таки охватывает б
ольшую аудиторию.
Когда появился отечественный «Букер», это было нечто совершенно революционное. Первая частная премия, к тому же пришедшая из Великобритании! Я считаю, что она, безусловно, подстегнула читателя, который начинал потихоньку растренировываться и терять форму, снова начать читать. В начале 90-х я ещё не писала о премиях, но шорт-листы Букеровской премии, а иногда и лонг-листы старалась прочитывать, то есть, благодаря «Букеру», вернулась к толстым журналам и к серьёзному системному чтению вообще, - и, думаю, была не одна такая. Поэтому, когда я стала активно писать о книгах, то рекомендовала читателям следить за литературным процессом, читая шорт-листы «Букера». Чтобы иметь представление о современном литературном процессе: о том, как он развивается, как появляются новые имена, как тот или иной писатель растёт или, наоборот, идёт с горы вниз - по премиальному процессу это можно достаточно легко проследить. Я писала о шорт-листах, представляла тех, кто туда попал, и говорила: можно по-разному относиться к писателям и к их произведениям, но одно то, что они попали в фокус внимания жюри (там бывают, конечно, случайные люди, но всё-таки, как правило, члены жюри любой литературной премии что-то в литературе понимают), уже говорит об их месте в современном литературном процессе. А еще я писала, что если не полениться и прочитать лонг-лист, это будет ещё более репрезентативно.
Минусов в премиальном процессе я вижу крайне мало. Слабость премий может заключаться в том, что они слабо развиты и недостаточно работают. Для сравнения приведу близкий мне пример Польши. После того, как на книжной ярмарке в Варшаве объявили лауреатов премии «Ника» (это аналог «Букера»), я зашла в несколько книжных магазинов и увидела, что на самых видных местах – а прошло всего ничего с момента объявления! – уже лежат эти книги со специальными яркими ленточками «Лауреат премии «Ника». То есть, там это происходит буквально в режиме реального времени.
Знающие люди говорят, что точно так же, как в Варшаве, а может, и еще лучше дела обстоят в Париже, Лондоне. Премии повышают продажи, влияют на писательские контракты. Но даже и те, кто стали лауреатами у нас, говорят, что и они чувствуют влияние премий, пусть и не такое чёткое, как на Западе, - если ты получил премию и твоя фамилия оказалась на слуху, то да, это оказывает влияние на продажи и на читательский интерес. Приведу личный пример: у меня есть подруга – она экономист, человек, не имеющий отношения к литературной среде. В основном, увы, читает массовую литературу: Литвиновых, Устинову – из Донцовой она уже выросла... Но когда Михаил Шишкин получил «Букера» за «Взятие Измаила», она попросила у меня эту книгу. С первого раза ей Шишкин не дался, она вернула мне книгу, но через какое-то время попросила у меня её повторно и дочитала, то есть сделала над собой усилие. После этого она к настоящей в моем понимании литературе не обращалась, продолжала читать лёгкие книжки, но, тем не менее, ее случай довольно показателен, - значит, что-то такое она услышала про эту премию, про эту книгу, что зацепило и заставило прочитать.
Наверное, у каждого из нас есть подобный пример. Подвигнуть человека к тому, чтобы он взял в руки хорошую книгу, можно по-разному. Вот, к примеру, книжный магазин «Москва» на Воздвиженке: там в нескольких местах стоят или лежат книги лауреатов и финалистов литературных премий. Ясно, что если человек приходит не за какой-то конкретной книгой, а хочет сориентироваться в море литературы, эти премиальные «флажки» для него являются своеобразным навигатором. Он мог узнать об этих книгах в сюжете по ТВ, прочитать в газете, а тут он видит, что для него их кто-то отобрал и выложил на столик, - у него больше шансов подойти к этому столику, заинтересоваться, полистать, посмотреть аннотацию и - не обязательно купить, но, может быть, и купить. Это лишняя ступенька, приближающая читателя к книге. Я регулярно захожу в книжные магазины и смотрю, как представлены, например, финалисты премии «Большая книга». Вижу, допустим, что из девяти финалистов шесть книг представлены, а трех нет. Если у меня есть хотя бы немного времени, я не ленюсь, вызываю менеджеров и говорю: ребята, а где вот такой-то, а почему нет книги этого? Мне отвечают: «Ой, наверное, кончились, сейчас мы закажем или принесём со склада, восстановим статус-кво». То есть этот принцип у нас работает – но работает в ручном режиме, а не в автоматическом. И, тем не менее, я считаю, что и в этом смысле премии делают своё хорошее дело.
Вот пример того, как премия повлияла на судьбу одной отдельно взятой книги. Когда книга Тихона Шевкунова «Несвятые святые» только вышла, она продавалась в каждом храме, и у нее были вполне определенные читатели. А после выдвижения на премию «Большая книга» ею заинтересовались и другие люди. Вокруг книги возникли споры, разногласия, что также заставило ее прочитать тех, кто до этого прошел бы мимо.
Кстати, ситуация вокруг именно этой книги прекрасно иллюстрирует еще одну «слабость». Когда «Несвятые святые» вошли сначала в лонг-лист, а затем и в список финалистов, некоторые люди позволили себе кулуарные высказывания, а кое-кто – даже и печатные намёки: мол, экспертный совет «прогнули». Но когда та же книга не вошла в тройку лауреатов, совершенно другие люди сказали, что теперь уже большое жюри заставили голосовать против нее! Естественно, вы мне не поверите, если я скажу, что никто нас не «прогибал» (я была членом экспертного совета того сезона) и никто в принципе не может повлиять на механизм этой премии, потому что если бы нас действительно пытались «прогнуть» - то я говорила бы всё то же самое. Но, тем не менее, эти два случая на примере одной книги показывают, что обвинения не имеют под собой почвы. «Большая книга» изначально была хорошо задумана и с самого начала своего существования не допустила ни одного серьёзного прокола.
Частично «Большая книга» при своём возникновении переняла механизм прозрачности у премии «Национальный бестселлер». Если вы когда-нибудь были на церемонии вручения премии «Национальный бестселлер», то знаете, что член жюри там выходит с открытым забралом и говорит: я за такого-то – и приводит свою аргументацию. Но вот в самом начале, когда работает большое жюри, какая-то книга может просто не попасть ни к кому – то есть её может просто никто не прочитать. Единственный раз, когда я была номинантом «Национального бестселлера», я выдвинула рукопись своего приятеля – не бог весть какой гениальности, но забавную, симпатичную книгу. И мне было интересно, как это всё будет работать. Когда я позднее спросила у знакомого члена жюри: а что с этой книгой, она что тебе, реально не понравилась? – он сказал: а что же ты не сказала, что её надо читать? То есть если книгу прочитали и двинули дальше – тут действительно вступают в силу абсолютно прозрачные и честные механизмы. Но вот на начальном этапе какая-то книга – и тем более рукопись – неизвестного автора может просто не заинтересовать никого из членов жюри и провалиться.
Тем не менее, «Национальный бестселлер» очень интересная, ни на какую другую не похожая премия, со своей порой драматичной, а порой и комичной историей. Для меня она маркирована личностью и энергией покойного Виктора Леонидовича Топорова, который умел создать особую атмосферу, поэтому и премия была атмосферная. Я очень рада, что Вадим Левенталь провёл уже один сезон этой премии самостоятельно, и надеюсь, что у него и дальше всё будет хорошо.
Конечно, какие-то небольшие минусы есть у каждой премии. Если взять премию «Букер», которая разменяла уже третий десяток, то можно заметить, что не всё так здорово и в этом конкретном Датском королевстве… Так сложилось, что «Букер» с самого начала стал полем компромиссов: почти всегда одному члену жюри смертельно не хотелось, чтобы лауреатом стал такой-то, а другому – чтобы лауреатом стал другой. И поэтому они останавливались на какой-то третьей фигуре, что и выносило ее на самый верх. В данном случае я ни в коем случае не о присуждении премии Михаилу Елизарову (2008) или Елене Колядиной (2010), потому что это были спорные, скандальные, но понятные решения. Я о другом. В свое время вызвало большое удивление присуждение премии «Чужим письмам» Александра Морозова (1998), а до этого - «Альбому для марок» Андрея Сергеева (1996)… Да и кандидатура самого первого лауреата этой премии, Марка Харитонова с его «Сундучком Милашевича» вызвала слишком много вопросов (хотя лично мне эта вещь как раз понравилась, а прочитала я ее по рекомендации члена жюри Григория Соломоновича Померанца). Еще один, более близкий по времени пример - присуждение «Букера» Елене Чижовой за роман «Время женщин» (2009), а не очевидному, но слишком многими не любимому Роману Сенчину (в шорт-лист вошел тогда его лучший, по общему мнению, роман «Елтышевы»)…
Слабым местом премии «Дебют» было то, что о ней было очень трудно писать, потому что за редкими исключениями люди, которые попадали в ее поле зрения, были неизвестны. Но недавно премия подняла планку до 35-ти лет, соответственно, количество уже «засветившихся» персон увеличилось. С другой стороны, поднятие возрастного ценза поспособствовало тому, что в одной номинации соревнуются никому не известные молодые таланты и люди уже достаточно известные, которые давят своим авторитетом.
То же самое произошло с «Русской премией». Она задумывалась как премия для талантливых молодых людей, которые, условно говоря, сидят в своей деревне или в маленьком городке среди иноязычной среды и пишут что-то по-русски, потом это произведение попадает в шорт-лист «Русской премии», а то и выигрывает ее – и человек продолжает писать дальше, поддержанный и окрылённый. Но когда на эту премию стали выдвигать именитых писателей, то, мне кажется, она, с одной стороны, себя приподняла, а с другой - несколько приопустила, потому что изначально заявленные задачи подменились другими: премия стала наращивать свой авторитет не открытием новых имён, а тем, что она награждает хорошо известных людей, которые находятся в заведомо более сильной позиции. Понятно, что Бахыт Кенжеев, которого мы все обожаем, как только выдвинулся – тут же и победил. Увы, но если в шорт-листе появляется фамилия человека маститого и всем известного – то, как правило, всё достаточно предсказуемо.
Очень редко магия имени может не сработать, а какой-то неизвестный мальчик или девочка – победить тяжеловеса. Чтобы это случилось, членам жюри надо действительно задаться такой целью – вот мы «прокатим» сейчас этого имярека, а дадим премию кому-нибудь неизвестному. Подобная история, кстати, в свое время случилась на «Букере», когда председатель жюри Василий Павлович Аксёнов очень захотел, чтобы победил роман Анатолия Наймана, а всё остальное жюри решило устроить бедному Василию Павловичу эдакий «праздник непослушания» - и в результате лауреатом стал Денис Гуцко, которому, как мне кажется, это на пользу не пошло, ведь это очень противно и неполезно - стать лауреатом ввиду совершенно очевидного протестного голосования.
Да, не всегда, увы, премиальный процесс влияет на работу писателя положительным образом. Тот же «Букер» сыграл на каком-то этапе несколько негативную роль, потому что если бы его не было, люди бы спокойно писали свои повести и рассказы. С появлением премий за лучшую повесть (имени Белкина) и за лучший рассказ (имени Юрия Казакова) они перестали (во всяком случае, я очень на это надеюсь!) раздувать рассказ и повесть до размеров романа, чтобы можно было подать на «Букер». В самом деле, зачем это делать, если получился хороший рассказ, повесть и есть, кому их оценить?
Я очень рада, что возродилась премия Белкина. Она очень симпатично придумана: начать с того, что она носит имя никогда не существовавшего на самом деле автора. Там пять финалистов - по числу повестей Белкина, членов жюри тоже пять, победителю вручается сумма, кратная пяти – пять тысяч долларов, остальным финалистам – по пять сотен долларов.Премия Белкинародилась в недрах журнала «Знамя», поэтому ясно, что председатели жюри выбираются там достаточно придирчиво и члены жюри тоже вполне авторитетные фигуры.
А премия имени Юрия Казакова вообще уникальна - если не ошибаюсь, больше нигде в мире нет премии за лучший рассказ. Она хороша уже хотя бы тем, что подстёгивает рассказчика не чувствовать себя писателем третьего сорта. Ведь порой читаешь роман – и понимаешь: никакой это, конечно, не роман, а очень сильно разогнанный рассказ! Но господствует, увы, отношение к рассказу - и не только у читателей, но и у издателей - как к чему-то несерьезному... А премия, которая с интересом относится к рассказу как жанру, а к его автору - как к серьезному писателю, способствует тому, что появляются новые интересные рассказчики. Автор видит: то, чему он посвятил жизнь, нужно не только ему одному. У премии Казакова сейчас временные трудности, и будет очень жаль, если они превратятся в постоянные…
Есть премии, механизм которых мне не вполне ясен: например, «Московский счёт», где поэты голосуют за поэтов: честно говоря, мне это не очень понятно, поскольку всегда казалось, что поэт не в состоянии оценить кого-то, кроме себя любимого. Но, поскольку премию «Московский счёт» получают отличные книги хороших поэтов, видимо, я не права и есть поэты, которые могут оценить творчество других. Премия имени Андрея Белого интересна уже тем, что её премиальная составляющая – рубль, яблоко и бутылка водки, - такой отчасти междусобойчик для определённой филологической тусовки. По-своему симпатична премия «Ясная поляна», но я не очень понимаю, как формируются ее лонг- и шорт-листы, - похоже, она вручается по большей части по совокупности заслуг. По совокупности заслуг вручается и очень мною уважаемая премия «Поэт», вообще ни разу не прозрачная, но ее учредители так честно и говорят: да, мы решали, решаем и будем решать, кто у нас Поэт! Есть еще замечательная детско-юношеская премия «Книгуру». Она же - самая гаджетоемкая (тексты принимаются только в электронных форматах). Она же - самая демократическая (членом жюри может стать любой пользователь от 10 до 17). Правда, сначала произведению надо пробиться через совет экспертов, но людоедов среди них нет, это я точно знаю! Вот премия «Нос»... Как-то нечего мне про нее пока сказать... Да и что можно сказать о премии, которая сама себя расшифровывает то как новую словесность, то как новую социальность, что, согласитесь, понятия сильно не близкородственные, а премию дает, к примеру, Льву Рубинштейну, который вообще и не то, и не другое? Есть премия Солженицына, которая вручается не только поэтам, но и вообще деятелям культуры: публицистам, кинематографистам, - так что это не в чистом виде литературная премия. Есть какие-то премии вроде тех, что делает один человек под своего приятеля – и потом эта премия окончательно профанируется, и ее не видно, не слышно… Премий на самом деле много, самых разных, и каждая из них решает какую-то задачу… Хотя правда и то, что, как уже давно сказали разные умные люди, премий много не бывает: их должно быть еще больше, чтобы писатели не чувствовали себя обделёнными.
Вот была прекрасная премия Аполлона Григорьева, по-настоящему экспертная. Она вручалась Академией Русской современной словесности (АРСС), куда входили все лучшие действующие критики, соответственно их оценка была тем самым, легендарным гамбургским счётом. И вот ее не стало. Банально: кончились деньги. Последние лауреаты остались без денежной составляющей. Но прошло время, и кто об этом помнит? И те, кому повезло получить деньги, и те, кто их не получил, – равно лауреаты!
Как альтернатива «Букеру» появилась и вскоре безвременно почила в бозе премия «Антибукер». Премия с приставкой «анти» интересна уже хотя бы тем, что всем любопытно, кто будет антилауреатами? Но первым лауреатом «Антибукера» стал Алексей Варламов за достаточно традиционную повесть «Рождение». У премии «Антибукер» был и свой сюжет, и своя игра, и довольно интересные персонажи – достаточно вспомнить все того же Виктора Леонидовича Топорова. Процедуры вручения этой премии и обсуждения лауреатов всегда были достаточно весёлыми. И когда ее не стало, многие опечалились…
Подведу небольшой итог: сейчас, мне кажется, премии больше выполняют функцию привлечения читательского внимания к книгам, чем десять-пятнадцать лет назад. В целом я считаю премии почти только положительным явлением: те небольшие ситуативные отрицательные моменты, которые бывают почти в каждой премии, не глобальные, а локальные: в этом сезоне, допустим, не повезло с председателем жюри и он начал всех «гнуть» под себя, а на следующий год было другое жюри с другим председателем, который, напротив, оказался абсолютно объективным… Хотя, разумеется, абсолютной объективности, когда ты судишь литературу, быть не может по определению.
Чего я желаю премиям? Прежде всего, финансирования. Чтобы состоятельные люди больше обращали внимание на литературу (помечтаем о невозможном), чтобы стало престижно среди богатых людей спонсировать новые литературные премии или поддерживать уже существующие. Мне кажется, это сильно улучшит карму этих спонсоров и увеличит количество симпатизирующих им людей.
Возможно ли сейчас создать премию с нуля и противопоставить её существующим авторитетным премиям? Если она будет категорически отличаться от других премий – либо суммой, либо удивительными условиями, то почему бы и нет?
скачать dle 12.1
