Редактор: Ольга Девш(О книге: Лукоянов Э. Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после. – М. Individuum. 2023. – 496 с.)
Едва ли вам попадала в руки биография столь же странная как книга Эдуарда Лукоянова «Отец шатунов». Прежде всего, это, собственно говоря, не биография, не исследование жизни и творчества писателя, хотя какие-то верные замечания о Юрии Витальевиче, его сочинениях, близких ему людях и всё прочее, чему в биографии следует быть, здесь тоже есть. Помимо этого здесь, однако, крайне много того, чему ни в какой биографии быть не полагается… Несмотря на это, то есть несмотря на все кажущиеся (или не кажущиеся) издевательскими картины, на мой субъективный взгляд, образ писателя, получившийся у Лукоянова, близок к прототипу. По крайней мере он совпадает со сложившимся из рассказов моих друзей, знавших Мамлеева, у меня. Хотя всё-таки совпадает, кажется, только потому, что сам прототип был довольно фантасмагоричен.
У Лукоянова образ Мамлеева нечёткий, колеблющийся и меняющийся, будто отражающийся в разных кривых зеркалах. Повторю, его книга – не биография: ничего похожего на то кропотливое воссоздание жизни и мотивов писателя, на тщательность, с которой, например, О. Лекманов, М. Свердлов и И. Симановский работали над биографией Венедикта Ерофеева, здесь нет в помине. Жизнеописание Ерофеева, вышедшее из-под клавиатуры соавторов, можно назвать образцовым, премию «Большая книга» оно получило заслуженно. Сравнить книги о великих современниках, как И вообще сопоставить именно этих авторов, хочется. Даже даты нас к этому подталкивают: рождение Ерофеева приходится на 24-е октября, дата смерти Мамлеева – на 25. Мы каждый год в один день вспоминаем Венедикта Васильевича, а на следующий поминаем Юрия Витальевича. Сравнивать два жизнеописания, повторю, хочется, но невозможно. Состязаться с профессиональными литературоведами, десятилетиями изучавшими своего героя, Лукоянову было бы совершенно бессмысленно, этого он и не пытался делать (а если в нём иногда и просыпается литературоведческая жилка, то, честно говоря, лучше бы она этого тоже не делала). Скорее уж его работу можно назвать, продолжая параллель с Ерофеевым, вернее с его полуавтобиографическим героем, блужданием в поисках Мамлеева, образ которого всё-таки окончательно остаётся неуловим, как недостижимы для Венечки вожделенные Петушки, оборачивающиеся Московским адом. Как недостижима, нереальна и неуловима и «Вечная Россия» самого Мамлеева, при попытке воплощения превращающаяся или в вечный сорокинский «День опричника», или в глумливо-антиутопичную марсианскую «Небесную Россию» из рассказа Егора Радова «Царь добр».
«Отец шатунов» – не исследование, а фантасмагория, роман, сочинение, связь которого с биографией Мамлеева существует, но остаётся условной. Сам Лукоянов этого не скрывает и расставляет местами сноски с пояснениями: события, описываемые в главе, не могли иметь места, или, уж точно, не могли развиваться с такой скоростью и в такой последовательности. Уверен, что подобными пометками стоило бы снабдить ещё немало страниц «Отца шатунов», хотя не удивился бы я и узнай, что на самом деле примечания Эдуард Лукоянов оставил именно к описаниям событий более-менее реальных, а вот описаниям случаев, никогда не происходивших, постарался придать максимальную реалистичность.
«Отец шатунов» – книга умолчания, книга не о Мамлееве (вернее не столько о самом Мамлееве, а скорее о его воздействии на мир), хотя она и вращается, шатается вокруг фигуры Юрия Витальевича. В то самое время, когда я пишу эту рецензию, замечательный московский поэт и анархокраевед Александр Курбатов организует экскурсию-перформанс «Хатифнатты в поисках Мамлеева». Пожалуй, так бы стоило назвать книгу Лукоянова. Хатифнатты – бессловесные, почти бесплотные, почти потусторонние и почти несуществующие существа, странствующие в поисках непонятно чего, это, в общем, идеальный собирательный образ героев Мамлеева. Это же хороший образ для загипнотизированных прозой Мамлеева его учеников и последователей (как бы странно и по-разному не развивалась их жизнь). Как знать, читай Юрий Витальевич Туве Янссон, может быть и главный роман его назывался бы не «Шатуны», а «Хатифнатты». Не столь разухабисто почвенно, как медведь-шатун, но гораздо точнее.
Рассказам о людях Мамлеевского круга и их собственным рассказам о Мамлееве (уверенности в том, что эти рассказы реальны, у меня, разумеется, нет) отводится у Лукоянова значительное, если не основное место. Книга называется «Отец шатунов» и не просто так «шатуны» здесь написаны со строчной буквы. Как ни парадоксально, но о главной, в глазах, наверное, любого читателя, Мамлеевской книге Лукоянов не говорит почти ничего. Во всяком случае, говорит намного меньше, чем об уныло-рыхлом «Московском гамбите», да и о многих других текстах, мягко говоря, Юрию Витальевичу не удавшихся. Беспардонный и очень точный обман читателя. Шатуны здесь – не роман, а последователи и герои Мамлеева – те, кого можно назвать живыми (и вымышленными) шатунами-хатифнаттами: созданные им образы и созданные им личности.
Многие страницы «Отца» выглядят как откровенно издевательские, кажется, будто автор хочет отомстить Мамлееву и его продолжателям за общее ошатунение России, или же, можно предположить, что Лукоянов рассчитывает на особый тип мазохистов, которые будут упиваться тем, как озорно глумится автор над их кумиром. Подобный садомазохистский экстаз, охвативший собравшихся на вечере памяти Мамлеева, Лукоянов красочно описывает. Эпизоды, изображающие Юрия Витальевича не то что без пиетета, а в самом непригляднейшем виде, в тексте Лукоянова рассыпаны обильно. Мы с ними сталкиваемся почти с первых страниц: вот лечащийся от рака Мамлеев, которому вставляют катетер и который наслаждается смертью соседа по больничной палате, вот Мамлеев-ребёнок, ублажающий рассказами мастурбирующего гопника, Мамлеев, пьющий водку из горла в загаженном туалете общежития и т. д. и т. п.
И всё-таки перед нами нечто намного более интересное, чем просто пасквиль. Лукоянов превращает Мамлеева в героя литературного произведения, более того, в героя разных произведений, в том числе текстов самого Мамлеева или людей, которых Юрий Витальевич знал, вдохновлял, и писателей, чьи биографии так или иначе с его пересекались. Некоторые страницы «Отца шатунов» могли бы написать и Владимир Сорокин, и Эдуард Лимонов, и, повторю, в первейшую очередь сам же Мамлеев (причём, кажется, в разные периоды своего творчества разные страницы). Меняя стилистику рассказа, Лукоянов предлагает и разные возможные способы чтения книги, «ключи» для её понимания, вроде уже упомянутого описания празднование 90-летия Мамлеева. Ключи эти автор тут же отставляет за ненадобностью: следующий, кажущийся ключевым для расшифровки текста эпизод не будет иметь с предыдущим ничего общего. Это оправдано: слишком разные стилистики и личности у его последователей, слишком разными путями они пошли, но пошли именно от него (впрочем, сохранив и некоторую хатифнаттскую безликость). Какие-то толкования, насколько можно уловить в звучащем хоре голос самого Лукоянова, он всё-таки твёрдо отстаивает: всё «философское» наследие Мамлеева, сколь можно судить, он оценивает где-то на 2 с плюсом (плюс добавляется из уважения к литературным заслугам). Но в общем-то это не принципиально, ведь голос автора здесь – это голос из хора, в котором не всегда понятно, кто и что именно нам говорит о Мамлееве.
Главное, что, пожалуй, всё-таки хочет донести до нас Лукоянов, это, кажется, две мысли: 1) что жизнь Мамлеева была в первую очередь литературой и 2) что литература, сколь бы мощной она ни была, всё же остаётся только литературой. Хотя…
Почти всё действие поэмы «Москва-Петушки» Ерофеева, вся укладывающаяся в один день жизнь автора-героя проходит в поезде, а действие «Отца шатунов» Мамлеева в поезде же начинается. Короткой поездкой в поезде (путешествием к Татьяне Гаричевой героя, которого можно принять за альтер эго автора книги, читающего, по дороге ту самую книгу о Мамлееве, в которую он помещен) книга и заканчивается. Небесная Россия Мамлеева и райские Петушки Ерофеева достижимы, правда, находятся они не в России, а на чердаке в далёком парижском пригороде. Но вот ведь всё же.
скачать dle 12.1