Колонка Михаила Квадратова(
все статьи)
(О книге: Андрей Бычков. Все ярче и ярче. Рассказы. СПб: Алетейя, 2021. — 122 с.) Некоторые книги удобны
— можно сказать, о чем они. И даже кратко пересказать; школьное изложение — хороший метод воспитания полезных навыков.
В некоторых книгах можно пересчитать все компоненты: аккуратно ссыпать из формочки наполнитель, записать, сколько и каких гранул, какого сорта, степень амортизации; запись пригодится и на будущее — в следующем романе наполнитель будет тот же, просто добавится немного пищевой краски; назовем это стабильностью автора. Наполнитель полезен для придания книге объема (польза для писателя) и для поддержания высокой скорости чтения (польза для читателя) — все равно такое пролистывают, останавливаясь на любовных сценах и перестрелках (или на чем-нибудь в данный момент актуальном).
Про книги Андрея Бычкова бессмысленно рассказывать. И это хорошо. Как можно рассказать про игру, о правилах которой догадываются все, знают их лишь некоторые, но каждый знающий помнит по-своему. Распределение вероятностей, частное, поделенное на общее, общее, поделенное на время, время, поделенное на полубесконечность. О чем это?
В рассказах Андрея Бычкова практически нет наполнителя. И за это читателю приходится расплачиваться временем, здесь помогает только медленное чтение, но кто сейчас себе это может позволить. А исследователь в рассказе может найти больше интересного материала, чем в ином популярном романе. Да и тексты Бычкова не всегда можно препарировать, они ускользают, переходят в другую фазу, не поддаются.
Конечно, полезен и наполнитель, особенно в рекомендованных специалистами объемах, читатель успокаивается, отдыхает, а это тоже одно из терапевтических свойств литературы. Вот тебе шаблон, приложи к нужным местам, ага, совпало, хорошо, успокойся. Несовпадения приводят к появлению чувства неясной тревоги. А правильно ли ты живешь? Может еще не поздно пойти другим путем, ты же о чем-то мечтал «в классе пятом или шестом».
«В хаосе и сумятице стихий, рвавших в клочья ее сознание, проступали линии какого-то странного рисунка, они как будто скользили где-то на внутренней стороне. Где можно было стать самой собой. И где и он хотел найти себя. Люба часто смеялась над этими его словами. Что это значит — найти себя? Разве ты не видишь свои руки? Посмотри в зеркало — вот твои глаза. Прислушайся, как бьется сердце. Радуйся, что живой. Почему ты не хочешь жить, как другие? Найти себя…»Живое живет, отмирает, воспроизводится, тысячелетиями накапливается нечто, обозначаемое как коллективное бессознательное, его не пощупать, не измерить; на границе отдельными пятнами проступает человеческое сознание, подобное пленке подсолнечного масла, бутылку которого пролили в океан. Так говорят. Человеку чаще всего достаточно и этой пленки, зачем больше. Но нет, не выживет. Снизу (сверху?), из толщи подбадривают, поддерживают, предупреждают об опасностях, это образы, сжатые до символов, во сне, в бреду, в болезни пенетрируют границу общего и частного, приходят на помощь. Образы отдельны от реальности, что им она. А ведь где-то в теплом иле коллективного бессознательного зарылись и усмехаются прообразы, архетипы. Захотят — покажутся. Готовьтесь к вторжению по Юнгу.
«За окном была уже майская ночь, сквозь свежую листву светился кристалл супермаркета. Виртуальные тени размыкались на виртуальной стене. Им было наплевать на реализм. Образы клубились и восставали из ничего. Образы жили сами по себе. Но сейчас они с удивлением оглядывались на своего адепта. Почему он лежит именно так, положив под голову руки, как лежат в старинных кинофильмах? Он вспоминает об этой маленькой, странной, испуганной слегка учительнице? Здесь, в этом моменте, образы тешили сами себя, словно напоминая, что реальны только они и что скоро это все пройдет».Персонажи книг — невеликие подобия архетипических образов. Что там их творец-человек по сравнению с бездной. Персонажи рождаются в сознании, тонкой пленке, маленькой коробочке для хранения впечатлений, навыков и остальных пожитков человеческих. Но бывает кому-то удается счастливым образом провалиться глубже, случайно занырнуть в бессознательное, набрать, сколько удалось зажать в кулаке или удержать под языком, приладить украденное бедному персонажу. Это и есть визионерство, духовидчество, которое серьезные люди не любят и высмеивают. Идеальный персонаж — химера из субстрата, произведенного сознанием, и пузырька, незаконно зачерпнутого из бессознательного. В произвольной пропорции, тут уж как получится. Вот он и порхает повсюду, правда, если не очень нагружен наполнителем. Андрей Бычков — визионер, его герои живы.
Бывает, персонажи рассказов живут своей жизнью, покидают книги, где-то бродят и слоняются. Кого-то на стороне подбивают и поучают. Но чаще, конечно, прячутся у себя в книгах, там постепенно и истлевают.
Мало чем сейчас можно расшевелить читателя, все ко всему привыкли. Андрею Бычкову удается смутить и заинтересовать даже чужого читателя. Конечно, автор пользуется приемами, присущими некоторым подвижным жанрам. Некоторые сцены жестоки, эротика не всегда сладка. Но это не цель, наверное, средство. Да и жизнь свирепа.
«И вот теперь я, голый, распятый на цепях, висел перед тобой, и ты невозмутимо кормила меня с ложечки холодным, словно бы из морозильной камеры, вареньем, которое я должен был есть, потому что подписал договор и мне было обещано, что, если я выдержу до конца, вынесу все, что тебе нужно, и не скажу условленное «стоп», если я удержусь вблизи той самой, опасной границы, то тогда, помимо довольно серьезного, гонорара, я получу и кое-что еще…»Жизнь и смерть — явления, которые всегда интересуют читателя. Есть светлая, есть темная сторона эроса. Эрос светлый, семья, кухня, приготовление еды, тепло, огонь, смерть. Эрос темный, девиации, холод, лед, смерть. Какой стороной не повернулся бы эрос, танатос уже здесь, рядом. Танатос всегда влечется за эросом.
«Жена жарила в дымных чадах огромные сочные куски говядины. Мясо шипело и жилы казались глазасты. Пузырился соус с черными точками, жена бросала перец и белую соль. Жена была сама огромна и предчувствовала наслаждение, как перевариваемое мясо будет урчать в животе, и ток, сила желания в предвкушении мягких цветов озноба, как когда поезд уже дрожит, проходя акведук, и открывается нестерпимый от изумления пейзаж, кружили ей голову. Она ждала, когда ты вернешься. Как мужское и женское — с ней вы познакомились в парке. Как две большие мясные куклы с большими подходящими друг другу телами, заметными, выдвигающимися из толпы поверх умных мелких очкастых голов, как два серьезных животных».Кстати, чтобы написать звонкую рецензию нужно надергать из книги каких-то не очень приемлемых как традиции, так и антитрадиции, это без разницы, эпизодов, и с доказательствами пойти жаловаться начальству — мои чувства оскорблены, органы обоняния, вкуса и осязаниях сбиты с толку, накажите виноватых, нас так не учили. Это вызовет движение.
Можно пойти другим путем, тихим, незаметным, просто отобрать из книги то, что показалось важным, при помощи подборки попытаться подтвердить какую-нибудь симпатичную тебе гипотезу, хотя автор ничего и близко не имел в виду. Писатель летит по своей траектории и доказывать вам ничего не собирается. Или собирается.
«Профессор был уже стар (и в кинотеатрах мы видели и не таких). Скорее всего, он был доктором права и юриспруденции одновременно. Меня как осенило вдруг, что он хотел восстановить какой-то давно утраченный закон, и, поскольку у него не получилось, то он и отдал на пару со своей голубоглазкой этот страшный бессмысленный приказ. А мы с Коляном были лишь слепыми орудиям». Рассказов несколько, героев немало, выбирай любого, все интересны и живы. А вот, например, кто эти странные персонажи, мягко говоря, нелинейные, объясните, для чего они, какова их функция, что хотел сказать автор. Да отстаньте уже от героев. Они осуществляют шевеление и имитацию жизни вокруг нас. Стоит только оглянуться. А может эти существа из рассказа — профессор и «одна голубоглазая с белой шерстью» — просто анимус и анима, или Дед Мороз со снегуркой, или какие-нибудь руководители марсианской разведывательной сети.
«Профессор подпрыгнул довольно высоко, пытаясь стащить меня с крыши. <…> Он прыгнул так уже раз сорок, пятьдесят, и каждый раз недотягивался и кряжисто приземлялся на корточки. Я видел, что он уже заметно устал, глаза его голубели все яростнее, но он почему-то все продолжал упрямо подпрыгивать, как будто в него был вставлен какой-то заводной механизм и завод все никак не мог закончиться». Еще раз, главное в любой книге — жизнь и смерть. Протерлась стенка между этим миром и миром мертвых, и тот и другой уже перенаселены, обитатели не вмещаются. Некоторые даже осуществляют переходы туда и обратно, и не по разу. Конечно, лучше об этом не знать.
«И, чихая от пепла, давясь от несгоревших костей, кашляя и сморкаясь от обугленной ковидной слизи, Георгий уже лез обратно в трубу крематория, лез все ниже и ниже, пока не долез до пламени огня, что машина сжигания заработала теперь наоборот, выбрасывая из огня несгорающий газ, все ниже и ниже, и гроб с Георгием уже вырастал из несгораемого пламени с другой стороны и яростно выезжал на стапель».Мертвецы у Андрея Бычкова не совсем мертвы, как не очень-то и живы персонажи какого-нибудь обычного романа.
«Бруневич, задним числом как бы просовываясь обратно в форточку жизни, уж больно ему расхотелось умирать навсегда, как будто вдруг окончательно узрел он впереди своих жертв, готовящихся к встрече — с клещами, кочергой, тромбоном и кузнечным походным горном. Как начнут они, конечно, с подмышек и постепенно опустятся вниз до самых его яиц, как будут прижимать и прижигать».Конечно, все в этом мире происходит не без присмотра. Везде учет и пересчет. Хотя и не очень строгий.
«Ангел жил глубоко в слоях, текущих как бы параллельно, Ангелу было, в общем-то глубоко наплевать, родится или не родится кто-либо обратно, да еще с целым народом. Ангел все видел насквозь и просто радовался изготовлению сновидений».Рассказы Андрея Бычкова надо читать. Ну, или кому-то не надо. Но хорошие же.
«Я сел в лодку и мы поплыли. В очках, не отрываясь, он смотрел на меня, как фотограф. Как будто предвидел кого-то другого.— Вы коварны? — спросил я.— Я в пакетах, — ответил он. — Просто наши законы слегка отличаются от ваших.— Куда же мы плывем?— Не столь важно.— Вы уверены?— Не вам меня учить, молодой человек, — ответил он».скачать dle 12.1