ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Евгения Вежлян. ЛИТЕРАТУРНО-ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ МЕЧТАНИЕ, ИЛИ ЛИТЕРАТУРА В XXI ВЕКЕ КАК ВОЗМОЖНОСТЬ СОБСТВЕННОГО (ВОС)ПРОИЗВОДСТВА

Евгения Вежлян. ЛИТЕРАТУРНО-ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ МЕЧТАНИЕ, ИЛИ ЛИТЕРАТУРА В XXI ВЕКЕ КАК ВОЗМОЖНОСТЬ СОБСТВЕННОГО (ВОС)ПРОИЗВОДСТВА

По ходу чтения: колонка Евгении Вежлян





В конце года время приходит во умаление: тот, кто хочет быть обстоятельным и всеобъемлющим, проваливается во временную щель и находит себя во втором января, перед празднично украшенным экраном и салатом оливье, текст же оказывается вовсе недописанным – до лучших, летних, более замедленных времен. Но календарной мании итогов избежать сложно. Поэтому подведем их неряшливо, на ходу и без подробностей. 

Обычно итоги года подводят как итоги премиального процесса. Между литературным и премиальными процессами практически ставят знак равенства. Но недавняя статья Галины Юзефович и связанная с ней полемика показали, что в этом отношении имеется некоторая неуверенность. В принципе, основной тезис Галины – об информационной революции и множественности равноправных в глазах публики инфлюэнсеров, перетягивающих на себя одеяло внимания читательских масс – практически бесспорен. Но ни одна концепция, описывающая глобальные и тотальные тенденции, не работает буквально. Литература – штука многофакторная, а отечественная литература – еще и многоукладная. Одни ее сегменты сформировались еще в советское время, другие – плод институциональных усилий литературного сообщества девяностых, а третьи – формируются на наших глазах усилиями вновь пришедших в литературу поколений. Скажу больше – между книгой и читателем располагаются разные инстанции, причем не все из них – люди… Интерфейсы электронных библиотек, алгоритмы поиска, машины ротации постов в соцсетях… Все это тоже нельзя сбрасывать со счетов, когда мы говорим о читательском выборе. Нечеловеческие акторы важны не менее, чем человеческие. 
Сейчас, в начале двадцатых, уже отчетливо видно, как все это множество факторов выстраивается в некоторую гибридную систему: одни факторы доминируют и задают основной вектор движения, а другие играют роль служебную, скажем так – направляющую. Причем как кажется – чем дальше мы отстоим от профессионального литературного «ядра», тем большую роль играют интерфейсы разного рода, как виртуальные, так и реальные – вроде магазинных выкладок и витрин. Если мы смотрим на литературу взглядом инсайдера, то для нас эти «внешние» информационные экраны играют подчиненную, инструментальную роль по отношению к исторически «литературным» инстанциям и институциям, вроде премий или журналов. Для аутсайдеров же все ровно наоборот: тут интерфейсы часто определяют и выбор, и шкалу оценок (зашел в книжный и купил то, что ближе лежало). 
В этой ситуации «исторически литературные» инстанции, разумеется, уже не производят репутации, значения и смыслы литературных явлений как некоторый конечный, предназначенный для потребителя продукт. Часто они с этим «конечным потребителем» вообще не взаимодействуют напрямую. Это бы так работало, если бы Хабермасова «литературная» публичность, этот движетель и продукт модерна, все еще имела место. Но нет. Публичная сфера дана нам через пресловутые «интерфейсы». А традиционные литературные институции в этом смысле похожи на ранний интернет: они будто бы предназначены только для профессионалов и код в них никак не прячется, а наоборот является частью сообщения. Разумеется, все это требует эмпирических доказательств, а мы, пользуясь необязательностью выбранного жанра, говорим метафорами. 
Но смысл-то ясен: премии, журналы и фестивали встроены в общее пространство литературной коммуникации и являются тем местом, где хранится ее код и смысл (интерфейсы должны что-то транслировать, не так ли?). Неважно, о чем именно смогли или не смогли договориться эксперты премиального жюри, неважно, кто вошел, а кто не вошел в какой-то конкретный издательский пул. Важно, что есть некоторое место, где некто эксперты вырабатывают нечто, что можно назвать литературной конвенцией. А как же пресловутый кризис экспертности, спросите вы? Разве не каждый грамотный блогер у нас теперь – литературный критик? Да, это так. 

И литература как институт правда подвержена определенным трансформациям в современном мире быстрого информационного обмена и социальных сетей. К началу двадцатых годов двадцать первого века это стало особенно заметно. Например, по тому, как новые литературные поколения, используя доступные и простые системы онлайновой консолидации, стремительно делают сетевые проекты, объединяющие коммуникацию и публикацию, новыми и равноправными инстанциями литературной легитимации. Ф-письмо, Солонеба – отличные примеры.   Еще более интересный пример – телеграмм-комьюнити КЛКВМ, начавшееся как чат молодых писателей и на глазах становящееся целой системой активностей. Но надо заметить, что проекты первого типа очевидно направлены на анархическую борьбу с институциональной конвенцией «старой литературы», а КЛКВМ – на ее трансформацию в более современном ключе. Да, собственно «Лиterraтура», куда я это все пишу, явление примерно того же порядка (как интернет-альманах«Артикуляция»). 

Или вот – ренессанс литературных школ, курсов и прочих форм трансляции литературных умений… Это – часть того же трансформационного процесса, наглядно показывающая его смысл. Тут надо пояснить чуть подробнее. Все дело в доступности, а значит и десакрализации авторства. Собственно, сетевые способы бытования текста, делающие вожделенный статус автора таким доступным, этот самый текст анонимизируют, а само авторство (не в бартовском, а в фукоидианском смысле) практически уничтожают. Но тут любопытно то, что имя стирается, а функция или место, овеянное ореолом «знаменитости» – остается. Причем оно выглядит как бы пустым и соблазняет его занять… 

То есть, иначе говоря, на этом примере видно, что если раньше литературные инстанции производили автора (см. Бурдье, «Поле литературы»), то в новой информационной ситуации они производят само авторство – как возможность (парадоксально, но сетевая анонимизация этому способствует). Примерно также обстоит и со всем остальным: литературная деятельность «старых»  институций направлена на то, чтобы производить возможность литературы – для всех тех многочисленных акторов и мест, где она может зародиться. Так молодые люди, поэты ВК, не имея ни малейшего представления о существовании современных поэтов, хотят ими стать, потому что недоступное и неизвестное им профессиональное поэтическое сообщество постоянно (вос)производит своей деятельностью ценность поэзии. Словом, формулируя экстремально, литература в современной социальной конфигурации не институт, а процесс воспроизводства себя в качестве института. 

…Это похоже на деньги. Те, кто живет в мегаполисах, вроде Москвы, давно уже не возят в карманах бумажки и металлическую мелочь. Мы расплачиваемся, прикладывая телефон к кассовому аппарату. Денег никто не видит, но они есть. Как чистая идея или функция ценности, которую можно воспроизводить в разных формах… С литературными институциями в мире нейросетей происходит нечто похожее. Их рано списывать со счетов, но они явно стали чем-то, чем еще недавно и не предполагали стать. 

Имеет ли в этой новой ситуации смысл обычная форма «итогов года»? Или любой конкретный «итог» будет лишь очень личным суждением, достаточно локальным в мире, где у каждого сообщества вкуса есть шанс найти свою референтную группу – и совокупность итогов года создаст лишь очередной интерфейс? Может быть так, а может быть и нет. Эти заметки, написанные скорописью на краешке почти-новогоднего стола, нуждаются во множестве уточнений, чтобы можно было ответить на вопрос. Попробую это сделать – в следующей колонке.  


Евгения Вежлян
поэт, литературный критик, доцент РГГУ
скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 347
Опубликовано 31 дек 2021

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ