ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Михаил Квадратов. НЕ СПИ, ИДУТ

Михаил Квадратов. НЕ СПИ, ИДУТ

Колонка Михаила Квадратова
(все статьи)

(О книге: Томас Лиготти. Песни мертвого сновидца. Тератограф. — М.: АСТ, 2018. — 639 с.)



У каждого свой ад. Ад терзает твои рецепторы восприятия внешнего мира. Или мира, переставшего быть внешним, ведь с какого-то момента уже сложно определить, что есть внешнее, что внутреннее. Кому-то не дадут чесаться и это будет самым страшным мучением и насилием. У кого-то ад в голове. Ну и еще есть душа, ее будут добивать где-то там, далеко, за пределами видимости, об этом никогда не узнаешь.

У Томаса Лиготти не самые большие тиражи на российском книжном рынке. Книга «Песни мертвого сновидца. Тератограф» вышла несколько лет назад, рецензии на такие старые издания писать не принято. И вообще это перевод еще более древних книг, самых первых авторских сборников, вышедших в бумажных обложках треть века назад — Songs of a Dead Dreamer (1986) и GrimscribeHis Lives and Works (1991). На обложке второй книги — Алистер Кроули, кого-то это наведет на разные мысли, кого-то нет. Но, с другой стороны, какие только картинки сейчас не цепляют на обложки, чтобы привлечь внимание и сбыть печатный продукт. В те годы изображение могло еще что-то и значить. Опять же, через несколько лет после выхода первых книг Томас Лиготти начал сотрудничать с музыкантом Дэвидом Тибетом (Current 93), тот помогал писателю с напечатанием книг, причем два вышедших тогда сборника шли в комплекте с дисками Тибета, на записях звучат и тексты Лиготти. Но это так, дополнительная информация.

Рассказы Томаса Лиготти приписывают к жанру хоррор и более узкому жанру странной литературы, weird fiction, вирд. На литературном рынке нельзя без разделения на жанры, ведь в книжном магазине каждому жанру приписан отдельный шкаф, в торговле должен быть порядок. Жанры отличаются декорациями. Хотя бутафорский космолет на пластиковом Марсе мало чем отличается от картонного замка из любовного романа. Все это тщательно нарисовано в маленькой непроветриваемой студии.

Но любой жанр это в первую очередь человеческие отношения, какие бы декорации и бутафорские предметы не присутствовали на сцене. Писатель подбирает реквизит, вьет гнездышко, где можно вдоволь намечтаться, безопасно соблазнить соседку и, наконец, через двадцать лет после выпуска, отомстить противным одноклассникам. Или же создать надлежащую обстановку автору предписывает менеджер по продажам (литагент): надо браться за ум, так не пройдет, и вообще, о чем это тут у вас, когда же они поженятся, а вот перебивки между частями в романе неплохие. 

Как определить, соответствует ли произведение жанру, не выходит ли за его рамки; вообще, недобрые люди считают жанровость признаком второстепенности. Но тут уже зависит от мастерства писателя, ведь все в этом мире происходит в одних и тех же декорациях; правда, что-то получается лучше и тогда постановке присуждают приз за художественное оформление, за крутой сюжет, за проработанную любовную линию; а случается, что посетители спектакля начинают жить в зрительном зале взаправду и всерьез, с чаем и морковными грядками; иногда же и не спектакль это вовсе, и зрители с криками разбегаются из помещения.
Я бы не сказал, что рассказы Томаса Лиготти читать очень приятно. Откладываешь книгу, но тебя снова к ней притягивает. А потом вдруг снятся сны, хотя не сразу понимаешь, к чему это, вещие ли.

В этих рассказах тоже есть декорации, персонажи, рассказчик. Но отношения строятся не всегда между людьми как таковыми. Все крошится, заживо рассыпается и человек; возникают отношения между героями и необычными сущностями — обрывками души, например, между героями и созданными по их подобию куклами, ведь кукла — тоже часть человека. Тут не все ясно, здесь многое запутано. Целое не всегда может управлять частью — бывает, что осколок уже живет своей отдельной жизнью, своей смертью. А потом вдруг без видимых причин все начинает сплавляться в единый организм. Но человеку, чтобы остаться человеком, нужно быть отдельным. Согласно большинству современных установок считается, что человек — главная фигура мироустройства. У Томаса Лиготти по-другому. Лиготти — мизантроп и пессимист. 

«Если мир вещей на деле — совсем не то, чем нам кажется (и он не устает нам об этом напоминать), то разумно предположить, что многие из нас игнорируют эту истину, чтобы уберечь устоявшийся порядок от распада». 

В большинстве написанного в жанре хоррор трансмутации материальны: скажем, люди обязательно превращаются в таких же телесных монстров и обратно. Твой сосед оказался оборотнем, это щекочет нервы. Но и на него нашлась управа, под руки вовремя попался осиновый кол, пришла подмога, в универмаг завезли серебряные пули, добро победило. Лиготти же занимает психическое, жизнь идей, маний и смутных подозрений, мучения и смерть души. В его рассказах побеждает зло, да и есть ли в этом мире что-то кроме зла.

«Разыгрывая сцену из какого-то ада в духе Босха, демоны-мучители окружали и терзали свою жертву. Они заставляли Куинна претерпевать отвратительную серию преображений, насмешничали над воплями проклятой души, придумывали из него что-то новое или делали так, чтобы он давился собственным старым. Под конец их цель стала очевидна: жертва ступень за ступенью приближалась к их состоянию и в итоге становилась одной из них: самые страшные и навязчивые видения становились явью. В какой-то момент я перестал узнавать в этой текучей человеческой глине черты Куинна и заметил только, что появилась еще одна переливчатая тварь, занявшая место средь себе подобных, вступившая в их резвящийся круг».

Считается, что читатель отождествляет себя с героем романа или рассказа, поэтому он просто обязан сочувствовать герою. В этом состоит целительная сила литературы. Человек некрепок, ему нужна опора. А вот персонажам Лиготти сопереживать не особо и хочется. Но, несмотря на это, чувствуешь что-то очень близкое во всех этих струящихся кошмарах. Декорации и реквизиты в рассказах Лиготти часто повторяются. И раз за разом начинаешь припоминать, что все это где-то было, и было именно с тобой. Потому что именно так выглядят ландшафты и реквизиты из твоих снов. Они больше знакомы, чем пластиковые марсоходы и кровати из розовых лепестков. Сны — отражение какой-то части тебя самого, это ты сам. 

«На протяжении всего сна, а особенно ближе к его концу, когда я понял, где нахожусь, ощущалось мною присутствие чего-то, что вращалось внутри всех действующих лиц и декораций, объединяя их в один, невероятно огромный и злонамеренный организм».

Мир непознаваем, всегда найдутся мрачные пыльные уголки, куда лучше не соваться, человек слаб, не он, при зашкаливающей гордыне и самоуверенности, стоит в центре тайных механизмов и процессов; то, что называется сном, порождает так называемую реальность. И ты сдаешься, да, это твои сны. А тут еще узнаешь, что мрачные сущности вырываются и за пределы сна, когда вроде бы проснулся и ушел от ночной погони. И снова начинаешь вспоминать, а ведь точно, у тебя такое случалось, да, тогда, три года назад, за остановкой, мелькнуло, но ты не поверил глазам.

«Многие вещи в этом сне представали передо мной в подробнейшем виде, но не эта — не это странным образом объединенное в омерзительное целое собрание неподходящих друг другу частей. Было там что-то от человека и от зверя, от членистоногого и от растения, от рептилии, от горной породы, от множества других вещей — существ? — которым я не осмеливался даже подобрать название. И все это мешалось, менялось, содрогалось и извивалось — трепетало в непрестанной метаморфозе, не дающей ухватить облик идола целиком».

Всегда важна точка входа в иной мир. Ведь человек изначально во все это не верит, просто спокойнее и безопаснее не верить, иногда вопреки увиденному. Но в некоторых случаях все-таки можно кое-что и допустить. Основной точкой входа в историях Лиготти обычно бывает книга (найденная в книжном магазине, в странном месте, у коллекционера, подсунули специально, чтобы погубить героя). А от книги всегда можно ждать чего-то неожиданного, недаром некоторые так боятся и сторонятся книг.

«…книга была очень древней и невероятно ценной. Язык, на котором книга была написана, не укладывался в моей голове и не подлежал опознанию. Даже сейчас память ничего не проясняет — есть лишь то еще детское убеждение, что написана она была на каком-то экзотическом древнем наречии».

Иногда точкой входа служит старинная топографическая карта, это близко к древней книге. Или музыка, механизмы транса близи к механизмам сновидений (ночной концерт странного квартета, пыльная музыкальная шкатулка, эстрадная гитаристка в психоделическом ночном клубе). Близка к диковинной книге и научная статья (чаще это монография по антропологии). Еще бывают очки, которые смотрят в обход физической оболочки, почему нет. Поход на последний киносеанс тоже подойдет.

Это первый уровень, начальная точка; а вот второй уровень, подтверждение и верификация входа это сон. Или же странные места, по которым герой, начитавшись странных книг, слоняется. Деревянные старые рассыпающиеся дома, в несколько этажей, внутри обязательно лестница на последний этаж, самый неуютный и грязный. Но и тут читатель сможет что-то припомнить — такое бывало в его кошмарных снах. Шаткие лестницы. Улочки серых выморочных городков, преследования и погони.

«По всему городу места и вещи свидетельствовали о пересмотре основы основ материи: так, рельефный камень утратил твердость и потёк, забытая садовая тачка частично впиталась в вязкую дорожную грязь, кочерга увязла в кирпичной кладке очага, драгоценные украшения слились с их обладателями, а тела мертвых — с деревом гробов, в которых покоились».

Главный герой движется по темным улицам старинного городка, и вроде бы все обычно, но странно меняется луна — а это свидетельствует, что все происходит в сновидении, медицинский факт, подтвержденный физиологами, исследующими стадии человеческого сна. Луна рывками меняет положение и фазы — верный признак того, что все происходит во сне. Сон — портал для ментальных путешествий. 

«Несмотря на все чернеющие углы, на темные своды крыши и острый навес над подъездом, на изношенные деревянные ступени, дом выглядел так, будто его построили из чего-то небывалого. Из пара. Из чьих-то снов. Из чего-то такого, что только видится твердым веществом».

Главный герой рассказов Лиготти — всегда человек, способный принять ад через ментальное. Это писатель, ученый, знаток и коллекционер старинных вещей. Если в художественном тексте вдруг появляется писатель, это означает, что в качестве прототипа чаще всего выступает сам автор. И обычно автор суеверно старается не мучить персонажа такого сорта. Лиготти жесток к писателю-персонажу, а значит и к себе. Что тогда говорить про остальной мир, да и что весь мир для солипсиста.

«Я пишу, потому что все еще в состоянии писать, хоть преображение мое уже ничем не сдержать. Обе мои руки претерпели метаморфозу, и эти дрожащие щупальца не в состоянии держать ручку как надо. Чтобы написать что-то, приходится преодолевать себя. Сейчас я очень далеко от старинного города, но его влияние не ослабевает — в этом жутком деле на него не распространяются признанные законы пространства и времени. Теперь я повинуюсь иному порядку бытия, и все, что мне остается, — роль беспомощного наблюдателя».скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
856
Опубликовано 30 окт 2021

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ