Редактор: Максим Дрёмов
(О книге: Инга Кузнецова. Изнанка. — М.: АСТ, 2020.)Конечно, у человека должна быть высокая цель и соответствующие ей желания. Допускаются и желания невыполнимые и желания интимного свойства. Но если быть честными — самым заветным у человека остаётся желание познать себя. (Вариант лайт – увидеть себя со стороны). Не зря мы жадно ищем аналоги собственного (или хорошо знакомого) поведения в киногероях и прожитые сценарии — в литературе. То, что мы называем состоявшимся обобщением на самом деле сыгравший эффект мимесиса, узнавания себя «в кадре».
Читая классический роман с многоуровневыми связями, объёмной драматургией, разработанными характерами — мы намываем драгоценное для себя золото подспудно, оно не свет — оно отсвечивает. Свет — это язык, авторские ходы, заломы интриги.
В «Изнанке» Инги Кузнецовой всё происходит строго наоборот.
Это роман достаточно короткий, летучий, нервный, рожденный во время пандемии — а каким же ему ещё быть! Роман-сценарий. Автор как будто боится не успеть сообщить задуманное – и для этого опасения есть причины.
«Изнанка» написана от лица коронавируса. И по структуре напоминает то ли трэвелблог то ли трип героев волшебных сказок, где каждое последующее испытание — новая краска в картине мира. Герой, этот самый Вирус в «Изнанке», агент так сказать вселенской санитарии, перелетает из одного организма, «сущности», в другой не совсем по своей воле, но в соответствии со своим назначением. Любопытство Вируса не знает границ – поэтому он не просто выполняет свою вирусную функцию – а попутно с интересом — чтоб не сказать риском – изучает человека (в терминологии Вируса — Гига), разгадывая его душевные движения по движениям физиологическим, доступным его «зрению». Тут и далее трогательное как у детей раскавычивание метафор, свойственное всем известным нам пришельцам, отыграно автором романа деликатно и без повторов.
Приём буквального линейного перемещения в пространстве любим нами еще с Чичикова (а некоторыми — с Одиссея!). Это способ создать портретную галерею без «подводок» и связных. Способ, можно сказать, беспроигрышный, особенно если время поджимает. Но я еще раз хочу подчеркнуть, что сам субъект в романе Инги Кузнецовой настолько эфемерен и в реальности на тот момент настолько пугающ, что скорость его отчетов о столкновении со своими жертвами — контейнерами кажется абсолютно оправданной (другое дело, скажем, «Открывается внутрь» Ксении Букши, где курсирует одна и та же маршрутка как символ тупикового отчаяния — а уж ее пассажиры разворачивают свои драмы в полный рост).
В отличие от многолюдных серьёзных романов (см. начало), в «Изнанке» в стане читателя всё происходит без особой рефлексии, уже, кажется, видна грань с беллетристичеким фастфудом… Вирус-гастролёр на ходу сканирует типажи и даёт им оценку. Оценки его ни разу не парадоксальны, иногда наивны и даже беспомощны, глубина их сомнительна…
«Вода, источник какой-то ясной, бесконечной красоты»,
«Лыш точно проводник в солнечный мир»,
«Люблю (…) Какое тугое слово! В нём упакованы миры, миры, миры»
С другой стороны — что взять с одноклеточного-то, даже если он солдат душевной гигиены? Где его понятийный, так сказать, аппарат? Для читателя же бонус — благодаря вынужденной поверхностности (поверхностность изнанки, ха-ха) восприятия вирусом этих самых Гигов, он, читатель, получает в копилку готовый, спрессованный результат психодрамы. Вирус порой и называет своих знакомых по первому впечатлению: Жуткий, Отчётливый, Растерянный. И да, мы ему верим.
«Тёмный Гиг бросает сгустки бессмыслицы. Существа не могут быть чьими-то, они не могут принадлежать другим существам. Ведь они способны к самостоятельному движению!»
Как правило, Вирусу удается запилинговать обрывки разговоров или внутренний монолог Гига, что чудесным образом обращает нас к исходному событию. Контекст угадывается по интонации. Как какой-нибудь единственный продавленный диван на сцене в минималистической постановке способен передать атмосферу всего действия. Эта же условность, практически наивная живопись, решает еще одну существенную задачу. Она понуждает читателя смирить гордыню и взглянуть на себя просто как на носителя цивилизационных штампов (трудно выдавать себя за вершину творения, будучи разгаданным простейшим организмом!). Хотя еще Оскар Уайльд уверял нас, что «наши мысли — это чужие суждения; наша жизнь – мимикрия; наши страсти – цитата».
Разворачивая метафору изнанки, видим, что сюжет построен на как бы неминуемом вуайеризме. Инге Кузнецовой тем не менее удается избежать не только провокационных натуралистических подробностей, но и безупречно справиться со сценой соития. Прочитав ее, вдруг ловишь себя на мысли, что весь этот трэвэл-трэш с причалами на чьих-то слизистых — сам по себе достаточно эротический жест. И даже жаль явно ускоренного повествования.
В то же время автор вслед за своим героем настойчиво разворачивает к свету слово Любовь. Делает его кодовым. Возвращается к любовной истории Лыша и Бель, закольцовывая сюжет. Герои не совпадают, проигрывают, гибнут и по наблюдению Вируса, мутируют без этого ключа. Без этого антитела. Постигнув это, Вирус становится адвокатом человеческой природы.
Набранные последовательно, и как в гармонической гамме, наши эмоциональные составляющие выстраиваются в анатомический атлас страдания – а ведь это мог быть атлас счастья. Во всяком случае, в отличие от обреченной маршрутки Букши у Вируса маневренности куда больше, и можно предположить, что он станет спасительной иглой, сшивающей наши возможности и наши желания.
«Изнанка», вязкая, инертная, липкая, в которую заглядывает Кузнецова, спорит — теперь уже ясно – с намеренной беглостью ее обзора. Сообщает надежду на выздоровление. В этом смысле темп и практика стилизованного сетевого письма выбраны автором неслучайно. Высказываясь на вдохе мы всё еще надеемся проскочить бездну. А выдохнув – прислушаться к себе.
скачать dle 12.1
