Алексей Чипига. НЕРВНОЕ ЕДИНСТВО БАЛЛА

Редактор: Ольга Девш


(О книге: Балла Ольга. Сквозной июль: Из несожжённого / Ольга Балла. М.: Ridero, 2020.)



Словосочетание «стихи критика» звучит парадоксально и потому многообещающе. Ведь в критике мы привыкли ценить определённую неуязвимость, готовность защищать свою позицию, тогда как поэзия больше предвосхищает, чем определяет, для этого отваживаясь на хрупкость. Соединение двух отваг – отваги защищать и отваги быть беззащитным – сулит неведомые читателю плоды. Стихи Ольги Балла, известного критика и эссеиста, написанные в 80-х годах прошлого века и собранные в книгу «Сквозной июль» с интригующим подзаголовком «из несожжённого» позволяют эти плоды увидеть, а также насладиться ими. В них читатель увидит стремительную увлечённость вопросов и ответов, как будто готовых утонуть в своём эхе, в том, что дарит возможность спрашивать и отвечать.

– Ты, жалкий человек, что хочешь ты создать,
Что хочешь миру нового сказать,
Когда уже всё было, и не раз,
И сотням прочих вторит твой рассказ,
Ещё и не начавшись, так откуда
Твоё упорство в ожиданьи чуда?

 – Без веры в чудо жить нельзя и дня.
Всё было – только не было меня.

В первом стихотворении книги уже обозначены основные её мотивы: упорство жизни-чуда, её могучая ненасытимость (недаром на её страницах так часто говорится о жадности), жажда увидеть в каждой детали, в каждом образе подстерегающий нас удивительный мир, увидеть его как в первый раз, ностальгия по воображаемому. В этой книге ощущаешь себя как в мастерской, где мудрый мастер даёт высказаться своим творениям, предоставляя им необходимые слова, доверяя самоуправству того, что придёт речи на смену. Здесь поэт желает добавить долю риторики, чтобы напутствовать в дорогу внимательного наблюдателя.

Как богомол, припав к коре ствола
Перенимает цвет её и форму.
Чтоб птица, добывающая корму,
Его средь пятен тени не нашла,

Так жизнь, как будто
Невзначай прильнув
К коре шершавой нашего сознанья,
Его перенимает очертанья,
От отторженья мягко ускользнув.

Неслучайна сонетная форма, напоминающая о временах, когда рациональность славила чувство. Сама последовательность уподобления богомола жизни несёт в себе что-то старинное степенно-чудаковатое, одновременно веришь и не веришь сопоставлению жизни с кем-нибудь из живых. Но перед нами иллюстрация захватывающей автора мысли и тут нет ничего случайного, образы богомола, шершавой коры, птичьего зрения, видящего тени утверждают живую неустойчивость, неуловимость под рыцарскими латами идущей в поход мысли. Такова и поэтическая речь –  борьба и примирение в краткости стихотворения заданной формы и размышления.

…А ты воркуешь, как сухая гречка,
лилово-дымчатый мой, сумрачный язык,
скребёшь ты горло остро,

– признаётся поэт.
Возникают ассоциации с пламенем, и действительно, тут же мы находим печку, привычку «к огню и к напряженью».  Заканчивается стихотворение волевым и утешающим жестом афоризма:

И, интонаций струпья
с себя стряхая – «может, правда, груб я», –
со скользкой болью, с дерзостным смиреньем
в себе хранишь ты стержень выраженья.

Слова здесь похожи на чуткие инструменты, укутанные в меха, так что при всей их ясности они погружены в туман иных ассоциаций, иных возможностей. Грубый весомый остов, над которым возвышается дым проносящихся весело меланхоличных видений, мыслей о небытии и надежд – вот на что похожа эта поэзия. Не диво поэтому, что, подобно картинам художников-импрессионистов, многие стихи Ольги Балла посвящены пограничным состояниям природы и временам года: ранней весне, осени, пражскому дождю.

Европу, словно лютню, юный дождь
Тревожит пальцами и трепетно и чутко
И будит звуки. На скользящей дудке
Свистит, кидая шалый ветер в дрожь.
Улитками древесными века
Вдоль длинных городских морщин влекутся.
И влагою воспоминаний ткутся,
И город спит и дышит, как река.

Перед нами зарисовка – но зарисовка, в которой микрокосм узнаёт отражение макрокосма. В конце концов, дождь и едва не пробуждённая прикосновением Европа – чем не любовный сюжет?  Сонные кропотливые звуки «т», «к», «ч», настойчивые «и», «ы» заставляют догадываться об обрывках полузабытого лепета, которому приятно лежать в роскошной дремоте, празднуя древность в своих воспоминаниях. Город стоит, но во сне он больше, чем город, устремляясь, как река, за границы пространств. Так дремлет зверь, наполовину готовый к отражению опасности, наполовину упивающийся неведеньем. В книге «Сквозной июль» есть определение для такого состояния – «нервное единство». Оно и воодушевляет беречь то, что ещё неизвестно, с помощью уже полученного от жизни знания.скачать dle 12.1