ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Наталья Стеркина. МУХИ, ОТДЕЛЕННЫЕ ОТ КОТЛЕТ

Наталья Стеркина. МУХИ, ОТДЕЛЕННЫЕ ОТ КОТЛЕТ

Редактор: Ольга Девш


(О книге: Григорий Каковкин. Вот! – М.: РИПОЛ классик, серия «Новая проза», 2019.)



Роман Григория Каковкина «Вот!», недавно вышел и уже имеет дополнительный тираж, начинён многочисленными культурными кодами, которые, впрочем, не сразу считываются.  На первый взгляд, это просто история человека, то ли прозевавшего свою любовь, то ли потерявшегося интеллигентного горожанина, не находящего счастье ни в семье, ни в работе – пиарщик, формирующий образы для избирателей, как говорят у них в конторе – можно убедить голосовать и за телеграфный столб, но только это дорого стоит. О таком герое – Решетникове можно прочитать и у Юрия Трифонова, и у Владимира Маканина – страдающий, сомневающийся, способный на рефлексию, но человек без убеждений и ясных целей. У Филиппа Решетникова есть свое магическое место – советских времен дача, дача, как старая кладовка, а там – волшебный школьный письменный стол, «… стол ждал, скучал и набрасывался, как пёс, всеми своими царапинами, обрезанным ножичком углом». Он заклинал «…вспомни меня, как нам было хорошо, … я был лучше отца и матери, я знал всё, всё, всё». И правда, знал – в этом столе хранился дневник – сокровенная тетрадка. Дача – это место воспоминаний, надежд, проектов, место уединения – то, с чем невозможно расстаться.

Действие в романе происходит в двух временных отрезках – наши дни, когда герою примерно пятьдесят лет и можно подводить некоторые итоги, и в начале восьмидесятых. Сюжет неожиданный, напоминающий любовный треугольник, только с обратным знаком – две девушки влюблены в главного героя, более того, они сёстры-близнецы с необычной фамилией Поперси. Сама одинаковость объекта любви ставит перед читателем вопрос – за что любят? как выбирают? почему та, а не другая? Но, кажется, автора интересует не только это.
Загадочное «вот». Это слово выделено в отдельные главы. Междометие – восклицание, подтверждение появляется в нужное время и в нужном месте. Оно уточняет, маскирует, держит паузу, даёт собраться с мыслями. Это знаки, вешки. Повторяясь, они создают ритм – ритм размышлений и как бы подчеркивают важность происходящих событий, такое слово–паразит, возникающее из вне сюжетной истории.
Григорий Каковкин прекрасно владеет словом, мастерски складывает текст. Но привлекает не только этим – здесь, мне кажется, есть прямая отсылка к Сартру. Его «Мухи», залетев в современный российский роман о не очень складной жизни героя, об экзотических сестричках (полу-цыганках – полу-еврейках), принесли с собой болезненные «вечные» вопросы: о «недолжной» жизни, об отчуждении, об обнулении истории, жизни, экзистенциальных смыслов.

Когда за мухой наблюдает «студент Решетников» – конечно, из- за спины выглядывает студент Раскольников: «Толстая жирная муха с бронзовым отливом отчаянно бьётся о стекло…Что это, думает студент, порыв к свободе? Страх? ... Может быть, что-то ещё, что не может понять человек?» Муха не улетает, хотя её гонят, и студент получает право убить муху. Он садится за стол и составляет список причин, по которым муху следовало убить (например, «её легко убивать и почему-то не жалко… она чужая здесь… я её не приглашал…»). История с мухой, как бы выламывается за рамки сюжета, вроде бы не монтируется с любовной историей, но, всё же, бросает на неё другой свет. Никчемность жизни у Достоевского решена радикально и социально, но никчемность частной отдельной жизни в романе «Вот!» решается иначе – что сообщить Богу о себе? Сообщить – нечего.  Кажется, на первый взгляд, лишним появление в романе отвратительной обезьяны.

Встреча давно не видевшихся друзей происходит на кухне, где животное носится, гадит, не даёт покоя. Эта обезьяна, как и мухи, -  антенна, принимающая сигналы из бездны, в которую волей-неволей вглядывается современный человек. Одиночество. Отчуждённость. Смерть. Об этом говорит еще один важный герой романа Игорь Чутков, развивая свою теорию о ноле, за которым ничего нет – поколения у уходят в пустоту, в ноль.

Муха ещё появится перед Решетниковым на поминках по Игорю. «Она была как бы посыльной от абсолютного ноля… Но сейчас он не может, не имеет права её согнать». Сейчас он точно знает, что что бы он ни делал, что бы ни вспоминал, – а она есть. Она летает. И это не просто так. Писатель за ясным любовным сюжетом находит не только чувственные смыслы, но и философские. В этом, на мой взгляд, удача романа.

Григорию Каковкину удался финал романа, что не так часто бывает у современных писателей. Решетников и, встреченная после долгой разлуки любимая «цыганка» Ольга Поперси, проводят последнюю любовную ночь перед новой разлукой. Грустное отчуждение, расставание теперь точно навсегда, разговор – уже ничего не меняет, он – в России, она – в Мексике, все скрывается в расставании, и первый сюжет, первый любовный сюжет в жизни героя заканчивается «в давнопрошедшем настоящем», в бесконечно конечном.

В романе есть эпилог – явление в современной литературе редкое и вроде бы порочное, в нём опять – дача, тот же стол, тот же листок с обоснованием убийства мухи – возвращение к первым, изначальным вопросам. Дача выставлена на продажу – это необходимость, продиктованная жизнью, житейскими проблемами. Перечитывая список причин, объясняющих расправу с мухой, Решетников находит ещё одну – главную. «Он понимает, что всю свою жизнь он жил под молчаливым и пристальным взглядом мух…  думал, что за ним следят небесные силы, красивые ангелы… Оказалось – жужжащие мухи. И Бог внемлет мухам». Они знают, думает Решетников, что «мы ничтожество, ничего не можем в себе изменить, у нас ничего не получается. В их жужжании мы слышим невозможность прожить жизнь осмысленно и радостно».

Пьеса Сартра «Мухи» была написана в 1943 году, шла война, позади уже было много бед, которые принёс ХХ век, много было их и впереди. Трудно радоваться, гордиться родом человеческим. Состояние – после войны и сейчас, как у Булгакова – разруха в головах, новый застой и «Вот!».

Роман Григория Каковкина, появившийся в конце десятых годов ХХI века тоже отчасти об этом – разрушенных смыслах, о послевоенном времени. Конечно, проза Каковкина наполнена иронией, эротикой, тут нет социального трагизма, но звучит в романе очень тревожная нота: не питая особого оптимизма о нашей жизни и будущем, писатель говорит о больном и важном с теми, кто чутко улавливает знаки, подаваемые из прошлого и неопределенного, не ясного будущего.




_____________
* Дебют в журналескачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
832
Опубликовано 02 июл 2020

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ