Колонка Эмиля Сокольского(
все статьи)
(О книге: Илья Фаликов. Разумеется, оплачено. – М.: Круг, 2019.)Автор сразу начинает с главного: не с мыслей, не с чувств, не с темы какой-либо, – он словно бы сообщает, как родилась эта книга, составленная из стихов последних двадцати лет и не вошедших в прежние книги:
Соловей ничем не усмирён.Только эта роза – только этавспышка сердца – делает поэтас добиблейских пламенных времён.<…>
Читаю дальше и убеждаюсь: да, так и есть: каждое стихотворение Фаликова – «вспышка сердца». Конечно, это сильная метафора для поэта, стихи которого отличаются продуманностью каждого слова и каждой фразы, сдержанностью тона, отсутствием восклицательной интонации и редкой речевой сбивчивостью. Но… мне ли судить, «сильная» она или «не сильная»? Правдивость метафоры в том, что сердце Фаликова выражает себя не высоким градусом эмоциональности; «эмоции» – вообще не фаликовская характеристика. Его сердце, его душа не распахнуты перед читателем, и это вовсе не закрытость и не обдуманный приём.
Я думаю, что, во-первых, таков его «природный» стиль, и во-вторых, он является, если можно так выразиться, приверженцем культурного письма, – то есть в каждой строке узнаётся человек, прекрасно знакомый если не с мировой, то уж точно с российской поэзией от её истоков до сегодняшнего времени. Впрочем, Фаликов (пишущий также и прозу и книги о поэтах для серии «Жизнь замечательных людей») достаточно известен как автор многочисленных эссе; значительная их часть вошла в книгу «Фактор фонаря», вышедшая в 2013 году и насчитывающая более 800 страниц. Она полна размышлений о поэзии на фоне природы – и на фоне людей, окружавших и окружающих автора. Собственно, слово «размышления» не передает всего смыслового спектра книги, – да, она интересна тонкими, точными, иногда парадоксальными мыслями, замечаниями, предположениями, – но Фаликов словно и не ставит изначально перед собой задачи размышлять: он пишет прозу, отталкиваясь от того, что первое приходит в голову – а речь сама ведёт его в нужное русло, – автору только и остаётся, увлекаясь всё больше, следовать её течению. Куда движется течение? – да к поэзии, – точнее, к жизни, ежеминутно преображаемой поэзией. «
Всё в дыму – и нет тебе отдушин, / кроме песни»: вот, пожалуй – в противовес «сердечной» метафоре – прозаический вариант объяснения, как возникают стихи у Ильи Фаликова.
Я не случайно остановился на книге «Фактор фонаря»; в ней есть важные вещи, которые перекликаются со стихами новой книги. Приведу лишь одно предложение: «Поэт должен бежать рейтинга упоминаемости: это значит, что он уже не он, что им играют, что его читать уже не будут жадными глазами первоусвоения, что он — в списке, а не в стихах».
В книге «Разумеется, оплачено» та же мысль приобретает саркастическую окраску:
Кто пыжится, тот впишетсяв великий пшик.Айда с чужого пиршествана свой салтык.Халявы наглотаться и,разбив стакан,вернуться с презентациина свой топчан. <…>(«Возвращение с презентации»)Думаю, что халявная выпивка, завершившаяся разбитием стакана, – тоже довольная сильная метафора, на сей раз – бессмысленности саморекламы, самопродвижения, стремления попасть в лауреатские лонг- и шорт-листы; и что строки из другого стихотворения – «
Не надо иве, не надо птице, / не надо зверю, не надо рыбе / к престижному кладбищу прицепиться / на обрушающемся обрыве» – о том же самом: о неестественности суеты для человека, который – перефразируя Станиславского – любит поэзию в себе, а не себя в поэзии. Закоренелый книжник, Илья Фаликов признаёт лишь ответственность за литературное качество того, что выходит из-под пера, и, если я не ошибаюсь, своими стихами утверждает принципиальное неучастие в так называемом «литературном процессе»; он будто бы и не претендует на заметное место «своего человека» в литературе, дистанцируется от других авторов, пишущих с оглядкой друг на друга. Ему достаточно собственного культурно-поэтического пространства.
Отбор и выбор, выбор и отбор.Не под любой залягивать забор.Не на любой собор взлетает ворон.Не на любом крыле горит заря.Не все поют отдельно или хором.Позорно – хором, честно говоря.Если в этих строках я вижу утверждение собственной индивидуальности, то в других – угадываю пушкинскую мысль, обращённую к поэту, «взыскательному художнику», для которого, говоря словами Жуковского, «Жизнь и Поэзия одно»: «
Ты сам свой высший суд; / Всех строже оценить умеешь ты свой труд». Правда, Фаликов идёт дальше: он сомневается, что этот труд кому-то нужен – и что плоды этого труда нужны даже самому художнику. Но надо знать Илью Зиновьевича, чтобы понимать: не всё им сказанное следует принимать за чистую монету; возможно, в его сомнении следует угадать перекличку с державинской «рекой времён». Кому, как не литератору, знать: что бы там ни унесла река, но эти державинские строки ведь – остались! А значит, на поэтическое слово – и вся надежда.
Книжку в руки – прочитать себя, которымбыл двенадцать или двадцать лет тому,удручиться, в основном самоповтором,неизменно верным сердцу и уму.Называется всё это «всё в порядке»,дом стоит, прочны бетон и оргалит,сад цветёт, растут лесопосадки.И всё это синим пламенем горит.Как это всё противоречит уверению автора: «
променяю сто воспоминаний / на одну хорошую строку»! Поскольку для настоящего поэта строка, стихотворение, поэзия – не самовыражение, не часть жизни, не отражение её, но – условие жизни, сама жизнь; и какая тут может быть борьба за почётное место, тем более за первенство, какое тут может быть самомнение: «
количеством крови, ушедшим в слова, / смешно похваляться на льдине». Оценят ли тебя по достоинству современники и потомки, не отплывут ли твои стихи в небытие, уступив место молодому поколению?
<…>
Ты в пыль превратишься и в мрамор войдёшь,прожилками чуя: пришла молодёжьс прицелом на высшую лигу.Ты выпустишь книгу за собственный счёт,на ней поклянётся другой идиоти новую выпустит книгу.«Разумеется, оплачено» мне напоминает дневник, в который заносятся только те наблюдения, что осмыслены, только те мысли, что обдуманы (а возможно, неспешное осмысление и обдумывание происходит в процессе письма – что, кстати, не мешает течению речи быть живой и динамичной, а рифмам – точными); одни из них изложены кратко, другие – развёрнуто, но и в «развёрнутом» виде Фаликов соблюдает экономию в словах: в книге нет ни одного затянутого стихотворения – и даже ни одной лишней, случайной, придуманной строки. Явная забота о форме выглядит столь же естественно, как порядок в доме или в саду – или, лучше сказать, в парке дворянской усадьбы, где стройность аллей сочетается с непринуждённым разбродом деревьев, образующих вольную композицию, – в чём есть несомненное притягательное изящество. Кроме того, разговорная речь, которую автор иногда тактично вкрапливает в литературную, звучит у него вполне органично (и это важное замечание, поскольку многие поэты последнего времени – возможно, поощрённые поэзией Бродского – вворачивают в свои стихи сниженную лексику с показной небрежностью). Словесный самоконтроль у Ильи Фаликова никогда не оборачивается излишней лаконичностью или засушенностью языка до прозаического стука; я думаю, не последнюю роль здесь играет безотказная самоирония и чувство юмора. Например, какую теплоту они придают самому, пожалуй, трогательному стихотворению в книге, столь оригинально воспевающему любовь и заботу!
Был умысел не слишком тщателен,но, задремав под лампой жгучей,я знал: ты щёлкнешь выключателемнад головой моей горючей.По правилам стихосложениячто остаётся верной музе?Имея собственного гения,не допускать иных иллюзий.Владея правом подзатыльника,не увлекаться тоном вето,но устранять, как собутыльника,поток избыточного света.Помимо внутрилитературного и общежитейского, у Фаликова есть дорогая тема, его волнующая и согревающая: многолетние крымские впечатления; они пробуждают в нём пейзажиста, мастера романтических орнаментальных образов, открывают глубокое дыхание, и тогда всё, о чём он пишет – ощущаешь физически: «
От степи повеяло полынью, / пахнет можжевельником гора»; «
Долго вдоль моря деревья идут, / дуплами видеосъёмку ведут»; «
Чертополох сгорел, и мне пора домой. / Возможен дождь. Возможно, проливной. / Весь выжженный обрыв трепещет как живой / над черноморской ямой»… Подобных строк у поэта много. И как подведение итога –
«Память – море, южный зной. / Всё охвачено, всё схвачено / виноградною лозой. / Разумеется, оплачено».
Оплачено вино, оплачены волшебные южные дни, оплачена поэзия: недаром, признаётся Илья Фаликов, «на возвышенном звуке / поломали мы стрелы и луки, / лоб разбили, набили синяк». Именно поэтому я и верю каждому слову этой книги в триста с лишним страниц. Поэзия не обманывает.
скачать dle 12.1
