(О книге: Дмитрий Гаричев. После всех собак. – М.: Книжное обозрение (АРГО-Риск), 2018).
Интерес к поэтическим текстам Дмитрия Гаричева, наконец-то вышедшим отдельной книжкой, объединяет тех, кого трудно заподозрить в близости эстетических ориентиров, взглядов на мир etc. Подобное разностороннее внимание сегодня кажется непозволительной роскошью для относительно молодого автора, с первых же стихотворений сборника «После всех собак» заявляющего о своих приоритетах: он не стремится к инструментальному использованию сюжетов актуальной культурной повестки, но в то же время представляет ее узловые темы с почти неправдоподобной убедительностью: «
«те, кто бы старше, выбрали себе / домбытовские фотомастерские, / остатки городских иллюминаций, / большой аквариум автовокзала, / исполненный глубокого огня»; «протаскав их в бесплатном танце на выпускном, / мы поступили в алмазные вузы страны, / чтобы дойти до огней торгпредств, пропаганды и впк». Впрочем, объединяющая задача вряд ли видится поэту первостепенной: так, например, в поэтиках своих многочисленных предшественников (если кратко: от Бориса Поплавского до Олега Юрьева, от Алексея П.Цветкова до Демьяна Кудрявцева) не уютное алиби, но неизбежность конфликта, культурной и политической конфронтации. Количество же культурных подтекстов, физиологически ощутимой культурной памяти в текстах Гаричева таково, что порой замедляет, парализует речь, делает ее суггестивной до удушья.
Названные выше
конфликт, конфронтация – эвфемизмы для слова
война, которая возникает не только практически в каждом стихотворении сборника, но и в текстах, оставшихся за его пределами. Конечно, мотив войны, представляющей конфликтное сознание современного человека – давно уже не новость для современной поэзии: под ее знаком сформировались многие важные поэтики конца 1990-начала 2000-х гг.. Но у Гаричева война занимает исключительное место и разворачивается на страницах сборника параллельно сводкам с военных действий в Сирии, на Юго-Востоке Украины и т. д. В подобном ракурсе работают еще несколько авторов (Станислав Львовский, Кирилл Корчагин, Антон Очиров, Елена Фанайлова), но только у Гаричева война переживается одновременно и как щемяще наивное представление, и как угрожающее вселенское обобщение:
от расстрелянной школы бежали на черный пирс,
унижались в глазах подруг.
отдышась, говори цеплявшимся: отлепись.
отчищали снег,
заходили на новый круг.
<…>
с мачт оставленных видно, как над головами их
знамения происходят, ракеты зовут своих,
беспилотники поворачивают в литву.
и я падаю тоже и тоже плыву, плыву.
По сути, война – это репрезентант исторического процесса, в который хочет попасть лирический субъект Гаричева, который реконструирует мировоззрение фронтовых поэтов (Павел Коган, Михаил Кульчицкий), словно бы драматургически разыгрывая возможность быть кем-то из них.
В войне сходятся разные силы, которые сам автор, не боясь ксенологических оппозиций, маркирует как
мы и
они, две почти хтонических общности, которые связаны сложными отношениями памяти, любви и ненависти и воплощаются в русских и не русских, мужчинах (мальчиках) и женщинах (девочках), выживших и погибших, предках и потомках etc. Но в текстах Гаричева нередко слышен и меланхолический голос обездоленных, их жалобы, сетования, инвективы: так говорят те, кого смерть оставила в прошлом. В случае Гаричева этим прошлым являются поздние 1980-е – ранние 1990-е гг., которые предстают здесь историей унижений, ареной военных действий, склеившей образы, принадлежащие как русскому средневековью (стихотворение «
margaret»), так и событиям из ленты новостей («
русскую школу отжали, но прилежащее к ней…»).Что делать с этим опытом?
Мы должны подхватить
их голоса, а, возможно, пережить нечто вроде становления
ими, своего рода историческую метемпсихозу. Только так гаричевские
мы могут оказаться в настоящем времени исторического процесса, а не в истории
«общего бесчестья». Распря безъязыкого настоящего с травматичным прошлым – еще одна грань войны, о которой так страстно и тревожно пишет Дмитрий Гаричев. Но он не тематизирует травму вообще, выделяя в ней тему вины, которая могла бы объединить фронты непрекращающейся войны за историю:
«мы их не тронули, но и не сберегли / <…> когда они без нас сюда легли», «кто утром объяснит за хлеб ночной, заглядывает в рот речной, / как тонет соловьиное бельё, лицо сливается своё».скачать dle 12.1
