(О книге: Ильи Данишевский. Маннелиг в цепях. - СПб.: Порядок слов, 2018).Книга Ильи Данишевского «Манннелиг в цепях» (изд. Порядок слов, 2018) – тайнопись: читатель, которому она не предназначена, отсекается и языком, и строением текста, а кому предназначена – тот сразу об этом догадается. Книга названа романом, что примерно до середины вызывает удивление: это же поэма, а не роман, это стихи, перемежающиеся отрывками из истории, которой читателя даже не пытаются заинтересовать.
Вместо нарратива - вспышки воспоминаний, как если бы у нас с героем была общая жизнь, и мы кивали бы в ответ: да-да, мы пошли, он сказал, я ответил, да, помню, похоронили собаку, астма, «не пускал кота в кровать», «мы сидим рядом с каштанами»… Но общая жизнь не у нас, а у множества молодых людей из окружения героя, которые не становятся персонажами, поскольку важны не они сами, а то, что с ними происходит. А происходит – будто они последние человеческие особи на планете – тупик. Потому эпизоды и не выстраиваются в линии, что каждая обрывается. Кровь, смерть, насилие, бесперебойный крах – на каждой странице. Эти как бы воспоминания похожи на беседу, которую мы подслушиваем, стоя перед заиндевевшим окном, и пытаемся всмотреться, кому монотонно, скороговоркой, языком рэпа все это рассказывает герой? То кажется, что другу, то, что психоаналитику или просто зеркалу.
Вдруг этот бесстрастный тон, контрастирующий с описываемыми ужасами, пропадает, и его сменяет горячий монолог – стихи, верлибр. Разница – в тональности. И в отсутствии пунктуации в стихах. Общего – скорость: не написания, не прочтения, а скорость, с которой сменяют друг друга слова или составы слов, как бы захлебываясь друг другом, сталкиваясь на ходу и на секунду застывая. В стихах много цвета (серебряный, бирюзовый, зеленоватый, малахитовый, черный, чернеющий, белый, белесый, черно-белый – строгая гамма) и много фактуры: стекло, металл, кость.
Переход от прозаического регистра к поэтическому опознается как переход от констатации к переживанию, от ледяного слога к страстному. И до середины книги стихи интереснее нарратива. Но постепенно нарратив берет верх. Мы улавливаем сюжет, который течет не рекой, а множеством сосудов и капилляров, «страсть» перетекает к событийному ряду и почти исчезает из «лирического». Макабром, впрочем, напичканы оба. Макабром как обыденностью. И депрессией как нормой жизни поколения. Поскольку речь именно о поколении, которое до тридцати. Готовое к добровольным пыткам, жизни в отчаяньи, смерти, ко всему, кроме... И тут впору задаться вопросом, а кто такой Маннелиг.
Маннелиг - рыцарь из средневековой баллады, который отказался полюбить сладкоголосую троллиху. По легенде, тролль может стать человеком только, если его полюбит человек. И троллиха пытается соблазнить рыцаря множеством посулов, что подарит ему и волшебных кобылиц, и мельницы с серебряными колесами, и меч с золотыми кольцами, но он непреклонен и, отказывая, обзывает ее «злобным горным троллем». Троллиха сокрушается, что не удалось стать человеком, придется ей и дальше мучиться в своей норе, куда она и уползает. Маннелиг из легенды – человек свободный, почему же у Данишевского он в цепях? Потому что те самые персонажи, которые не персонажи, а обстоятельства, условия жизни, данность социума – цепи и есть. А в цепях гораздо сложнее отвергнуть зло, чем без цепей. Тем более, когда зло вплетено в саму ткань жизни – банальность зла. И банальность как зло. Банален стал сам человек, потому что он в цепях, осознаваемых им как цепи, но их не разорвать, поскольку их надевает не тролль, а сама жизнь. Жизнь как тролль, обрекающая на смерть.
Теперь пишется так много всего, везде и каждую секунду, что, кажется, сам язык стал банальностью. Любое его слово, печать, постулат. Количество, перешедшее в качество. Любая эмоция или мысль расписаны миллион раз всевозможными способами. И Данишевский будто ставит себе задачу не повторить ничего из существующего. «Потому что письмо настолько механично, что уже не пробивает само себя на слезу» - это кульминация романа, когда герой пытается написать письмо и не может. Он пишет «я», а дальше идут строки многоточий. Он пробует еще и еще раз, и все слова неверны. Адресат – есть, языка – нет. Что может его заменить? Кровь. Она - лейтмотив. «Твое письмо работает в отдалении от сгустков, вдали от берега, вдали от источника твоей власти. Она сказала, что обязательно добавлять собственную кровь, потому что нужно перезапустить мозг». И главное, несбывшееся: «Там где липкая кровь обещала прорастать виноградными лозами».
В книге есть предисловие Елены Фанайловой, которая пишет: «Думаю, что Илья и есть современный рэпер, новая звезда в мире литературы не хуже Оксимирона, - так много частной (закрытой, на все ключи замкнутой) жизни на фоне текущей политики и злобы дня в жестком формате им зафиксировано, и на столь многих людей вокруг себя он влияет».
Да, есть и политика (и Донбасс, и путинизм), но она лишь частный случай, вскользь, впроброс. Тролль тотален, Маннелиг оказывается не перед соблазном даров, а перед экзистенциальным приговором. Последняя глава называется «Возможность остова».
скачать dle 12.1
