ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Алексей Колобродов. БОЕВИК ПРИНУЖДЕНИЯ К МИЛОСЕРДИЮ

Алексей Колобродов. БОЕВИК ПРИНУЖДЕНИЯ К МИЛОСЕРДИЮ


(О книге: Дмитрий Глуховский. Текст. – М.: АСТ, 2017)


Дмитрий Глуховский сделал роман «Текст» – похоже, первый в русской литературе, где главным героем становится айфон последней (на ноябрь 2016 года) модели. Феноменология «Текста» именно здесь, а не в писательской якобы метаморфозе – миграции признанного фантаста в русский, старый и недобрый социальный реализм.

Бывало и ранее, конечно: замечательный прозаик Анатолий Гаврилов, по большому счёту, придумал стилистику и всю школу смс- и твит-общения, хотя сам едва ли об этом подозревает. Дмитрий Глуховской, напротив, техзадание осознаёт и старается разрешить во всей полноте.

Смену жанров горячо приветствовала литературный критик Галина Юзефович, сразу повысившая Глуховского в писательском звании – дескать, был перспективный юниор, и по заслугам оказался в премьер-лиге. Очень грамотной вышла селекция.

Забавны здесь, как минимум, два момента: постулирование актуального жизнеподобия в качестве царицы литературных наук (о чём не без иронии написал уже Павел Басинский). А второй и главный – Глуховский на самом деле никуда особенно не переходил. Точнее, как тот врач, а потом гробовщик из староанглийского фольклора, который поменял профессию, но не призвание, писатель не изменил основному своему ремеслу – создавать острые и во многом убедительные романы-метафоры.

А происходит ли действие в относительно ближнем будущем («Метро 2034» и далее), грядущем потуманнее («Будущее»), или чуть более полугода назад (собственно «Текст») – не так принципиально.     

Сильные метафоры – они ведь как красивые женщины, возраста не имеют. Зато они имеют хорошее время, вернее, хорошую вечность на празднике национального мифа. Один из магистральных сюжетов которого – рождение и онтология русского литературоцентризма, бессмысленного и беспощадного.

Собственно, «Текст» (название я бы не стал объяснять голой писательской бравадой и стремлением к лапидарности) – ровно об этом: эппловский гаджет, в процессе смены хозяина микширует опыт, амбиции и энергии двух мужчин – социальных антиподов: майора наркополиции Петра Хазина и вчерашнего зэка Ильи Горюнова (когда-то уехавшего на семь лет в Соликамский лагерь по «подставе» Хазина), начинает производить тексты. Уже практически самостоятельные, всё более разрастающиеся, обретающие собственный стиль и обрастающие живым и мёртвым мясом. Как и положено русским текстам, они моделируют реальность, программируют жизнь персонажей и обретают над ними власть, подчас окончательную.

...С некоторым удивлением отмечаю: обозначив центральную метафору «Текста», практически целиком пересказал сюжет. Что ж, спойлерить – так спойлерить, ещё один убедительный аргумент в пользу моей версии о неодушевленном главном герое. Илья Горюнов живёт собственной недолгой жизнью вначале, до обретения телефона, и становится самим собой после того, как айфон умирает (возможно, в отличие от прежнего хозяина, не навсегда). Всё прочее, т. е. основной корпус «Текста» – навеянный айфоном морок, глюк, навязанный хичкок-сценарий, уплотняющиеся по законам прозы Глуховского, в сверхреальность повышенной скорости и трагизма.

Ну и при чём здесь, извиняюсь, реализм, даже критический?

Впрочем, не будем увлекаться полемикой и признаем, что реализма, быть может, в романе нет, однако есть «новые реалисты». Сюжетные линии в «Тексте» восходят к известным кинематографическим образцам – голливудским («Леон» и вся линейка про плохих полицейских парней) и отечественным (первый, а в особенности второй «Бумер»); да и вообще ощутима у романа Дм. Глуховского сценарная потенция, и не малобюджетная. А вот словесная механика явно заимствована у помянутых выше сумрачных современных классиков…

Скажем, весь Илья Горюнов с его одинокой скверной водкой из горла и самим пограничным, между собакой и волком, состоянием, человека, вышедшего даже не по УДО, а по звонку – прямиком из Романа Сенчина.

Бесплодные похоронные хлопоты (самая сильная, глубокая и отдающая ледяным ужасом линия романа), диалоги с ментами, радиоактивное пацанство – из «Санькя» Захара Прилепина.

Но основной и несомненный гуру Глуховского в этом «Тексте» – Андрей Рубанов, конечно (тоже, кстати, не чурающийся фантастики). От Рубанова в романе – многое и лучшее – и афоризмы о времени, россыпью и внахлёст, и особое ницшеанство загнанного в тупик, и пейзажи подмосковного микрокосма, и зарисовки ночной, растрясающей жиры и гормоны, торгово-клубной столицы…

В самом подражании/заимствовании ничего дурного нет – да и умеет Дмитрий Алексеевич это дело артистично, почти без швов. Хуже, когда сбивается с тона:
«Ближе к вечеру пошли ток-шоу. На круглых аренах кипишили мордастые бакланы в костюмах, кружили друг вокруг друга, как гладиаторы с сажалами, и один раз дошло до форменного мордобоя: какой-то злой штрих фирмача-фармазонщика на калган взял и рубильник ему в юшку расквасил»…

На такой фене («феньке») не говорят не то что бывалые блатные, но даже стремящиеся малолетки. А говорят на ней либеральные публицисты в своём сегменте фейсбука. Пошлее этого лингвистического реализма только  внезапно зафонившая звукопись: «Те, кто спешил, спешивались. Весёлая братва брала болотные мосты (…) Переминались в очередях нимфетки в мини, пыжились их пажи».

Ну и если уж мы взялись помогать автору с редактурой в преддверии неизбежных переизданий, укажу ещё на один ляп – где-то нашел Дмитрий Алексеевич в 2009 году «чиновников-кооператоров». Да ещё будущих – на фоне «Касты» в наушниках и начинающих клабберов, тогда как «Закон о кооперативах», принятый в 1987 году, слился вместе с породившей его перестройкой. (Впрочем, ради справедливости отмечу, что анахронизм этот едва ли не единственный; разве что айфонная память для нужд повествования раздвинута до немыслимых гигабайт).

Что же до сильных сторон действительно незаурядного романа, я многие, кажется, уже перечислил. С удовольствием добавлю увлекательное и глубокое художественное исследование полицейской ментальности в семейном изводе. Равно как великолепное умение «держать сюжет», в ровном и высоком напряжении, тут не механическая увлекательность чтения, тут мощнее и глубже – гонка с возрастающим градусом сопереживания, боевик принуждения к милосердию, триллер об извлечении (посредством душевной расчленёнки) чувств добрых…

Айфон, безусловно, главный герой повествования, но прозрение футуролога Глуховского прежде всего в том, что человеческий носитель списывать рано. И центральный мотив «Текста» – парадокс о русском человеке, не имеющем возможности похоронить родную мать, но ценой собственного существования спасающий чужого ребёнка от аборта, а невесту врага – от расправы. Прогрессивный «Сноб»-колумнист Глуховский процедил бы «а они иногда могут», но победивший его писатель Глуховский говорит, не интонируя: «Мы не безнадёжны». скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
2 091
Опубликовано 05 сен 2017

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ