(О книге: Николай Розов. Идеи и интеллектуалы в потоке истории: макросоциология философии, науки и образования. – Новосибирск: Манускрипт, 2016) … В 1850 году преподавание философии в России было запрещено, кафедры философии в университетах – упразднены. Без малого век спустя, в конце тридцатых годов, философия стала беспощадной идеологической дисциплиной, строго обязательной для изучения во всех высших учебных заведениях. И трудно сказать, какое из этих властных повелений тяжелее сказалось на судьбе отечественной философии.
В своей новой книге Николай Розов исследует драматическую судьбу идей и интеллектуалов в потоке отечественной истории, которая вновь и вновь попадает в одну и ту же колею, в один и тот же круг «оттепелей» и «заморозков».
Сегодня философия переживает трудное время: она утратила веру в себя, сознание своей миссии, доверие общества и социальный престиж. Почему? И надолго ли? А может быть, ситуация уже необратима?
Во все предыдущие эпохи «подъёмов» философия говорила о том, что волновало умы и тревожило сердца – отвечала на тогдашние духовные, мировоззренческие и социально-практические запросы. Что же актуально сейчас? – спрашивает себя и нас автор и своей книгой способствует восстановлению доверия к философскому рассуждению.
Составившие книгу семнадцать глав-эссе отличаются широким тематическим охватом. Автор подвергает философскому анализу геополитику и феномен воображения, роль идей в историческом развитии и преподавание истории в школе, состояние российских университетов и этические проблемы интеллектуала в эпохи реакции, смысл истории и категорию мечты. Разнообразие тематики сочетается с единством подхода; рассуждение на глубинном философском уровне не исключает актуальных рекомендаций «что же делать здесь и сейчас?».
В своей предыдущей книге «Колея и перевал» (М.: РОССПЭН, 2011) Николай Розов горячо утверждал: «Каждый момент настоящего создаёт для всех вещей, явлений, процессов спектры возможностей. Уныние следует считать смертным грехом не потому, что так написано в священной книге, а потому что унывающий своим бездействием закрывает множество возможностей, исходящих из его талантов и сил, не даёт им встретиться с другими возможностями, проживает свою единственную жизнь зазря» (с. 627).
Периоды общественно-политических «заморозков» и усиления идеологического контроля особенно трудны для интеллектуалов. Надо ли им удалиться в башню из слоновой кости? Или надо сохранять и отстаивать интеллектуальную свободу в публичном пространстве? Чем ради этого можно жертвовать? И не напрасно ли?
Отвечая на эти вопросы, автор различает область ригоризма (что запрещено или обязательно при любых условиях) и область индивидуальных решений (где порог допустимых компромиссов зависит от конкретных условий, твёрдости внутренних принципов, готовности к жертвам и личных ресурсов).
Запрет на ложь – вот ригористический принцип интеллектуала. «Если интеллектуал допускает заведомую ложь, то тем самым он оскверняет истину как сакральный символ своего сообщества, подрывает доверие не только к себе, но и к сообществу интеллектуалов как социальной группе, теряя тем самым достоинство» (с. 111).
Наша сегодняшняя общественная ситуация неблагоприятна для истины. Не истине, а исторической мифологии отдают приоритет министерства культуры и образования. Статус истины подорван в обществе, которое безнадёжно смиряется с внушением, будто правда непатриотична, а воспитание гражданина и патриота должно совершаться на основе мифов, заведомо не соответствующих установленным фактам.
«Как преодолеть противоречие между неблаговидностью многих периодов и явлений российской истории и необходимостью ответственного, патриотически настроенного гражданина России? Отвергаем с порога ложь, искажения и умолчания трагических фактов. Правда об отечественной истории должна быть представлена, но так, чтобы молодой человек не превратился в циника, чтобы боль и досада – вполне понятные чувства, возникающие при знакомстве со многими моментами нашей истории – привели не к отчаянию или защитному безразличию, а к деятельной энергии, и ответственности» (с. 212).
Как же именно должна быть представлена трагическая правда отечественной истории? Наиболее адекватная рамка для этого, полагает Розов, – конфликтное взаимодействие, где участники имеют свои мировоззренческие горизонты, свои пределы морально допустимого, свой набор стратегий. Такое изучение тоже не свободно от опасностей и «подводных камней»: сложность оценок действий противоборствующих сторон в острых конфликтах, особенно между соотечественниками, рискует соскользнуть в релятивизм – «что ж. все правы и неправы, а значит, правды и вовсе нет…». «Здесь спасительной и надежной платформой, – пишет исследователь, и я с ним полностью соглашаюсь, – выступают общезначимые ценности – защита жизни, свобод и прав каждого человека» (с. 213).
Наша история – драма, наша история – испытание, и философ подчёркивает принципиально важный момент: наше собственное участие в происходящем. Это мы сами, и, разумеется, интеллектуалы тоже, создаём или пресекаем возможности будущего своими действиями или своим бездействием, своей притерпелостью ко лжи или отстаиванием истины.
«Драма отечественной истории не завершена. Историческое самоиспытание нашей страны продолжается. От того, какое представление получат подрастающие поколения о прошлом, как будут относиться к продолжающейся истории и своему месту в ней, во многом будет зависеть дальнейшая судьба России» (с. 216).
В связи с этим особую важность приобретает категория мечты. «Философия мечты» – одна из самых интересных и виртуозных глав книги.
«Мечта – увлекательный, но отнюдь не простой предмет для философского размышления. Мечта не является универсальной категорией для всех народов и культур. Огромные массы людей могут жить веками согласно традиционным устоям. Такая жизнь бывает более спокойной и стабильной, чем жизнь, полная мечтаний, поисков, триумфов и разочарований. Смелые мечты всегда сопряжены с риском провала, а значит с испытаниями, на которые многие не готовы. Иметь или не иметь мечту – это дело личной свободы и личного выбора» (с. 78). Но политическая философия мечты (она же – «национальная идея») претендует на то, чтобы стать не делом личного свободного выбора, а общим – и даже общеобязательным – устремлением.
Российская идентичность во многом определяется мечтой о величии родной страны. Горячо поддерживая эту мечту, философ хочет наполнить её новым содержанием. Каким?
«Нельзя пройти мимо очевидной идеи – необходимости обустройства, облагораживания-эстетизации и замирения-этизации (в социально- классовом и межэтническом плане) самого российского пространства, столь обширного и столь издавна запущенного. Каждая нация, благоустроившая свою территорию, уже только этим достойна всяческого почтения. Трудно не уважать страну с прекрасными дорогами, большими личными домами у большой части населения, множеством высококлассных университетов, библиотек и музеев, оберегаемыми природными парками и надежно защищаемым порядком» (с. 83).
Порядок не противостоит свободе, а служит ей основой, порядок не угнетает человека-семьянина и человека-гражданина, а даёт ему возможность раскрыться и сохранить достоинство. Однако у нас издавна и до сих пор «мечта о порядке» и «мечты о свободе» никак не соединяются одна с другой. Для изменения ситуации нужна долгая и терпеливая работа каждого из нас и прежде всего интеллектуалов. «Неверно, что идеи движут историю, – отмечает Николай Розов, но в особых переломных моментах, роль идей и их производителей – интеллектуалов – многократно возрастает» (с. 116).
Социальная цель философа – счастье, свобода, достоинство гражданина и процветание страны. Движению к этой цели препятствует удручающая пассивность, ощущение исторической инерции и характерная для России культурная пубертатность: сознание подростка мечется между «я самый умный в мире» и «я – ничтожество и ни на что не гожусь».
Верность истине и цели, верность миссии интеллектуалов – глубоко привлекательные черты книги, придающие ей несомненно жизнеутверждающее, обнадёживающее звучание.
скачать dle 12.1