(О книге: Сергей Золотарёв. Книга жалоб и предложений. – М.: Воймега, 2016)Писать сегодня о поэте, не опираясь на очевидных предшественников, непрофессионально. Опираясь – рискованно, потому что настоящий поэт всегда единственный. Пройти рецензенту между этими Сциллой и Харибдой – своеобразный квест, в котором, как положено, есть практическая задача. Спасти мир и убить дракона удаётся едва ли. Но хотя бы обратить внимание, заставить поднять голову от монитора – уже дело.
Что сказать о поэте, которые не боится начинать книгу с «непоэтичной» строки «Переносят пустые коробки картонные...»? Сергей Золотарёв – представитель уходящей в бесплотную бездну самовыражения великой традиции русской медитативной, настоянной на натурфилософии лирики. Триада, стоящая за ним, впечатляет и обязывает: Тютчев, Случевский, Заболоцкий. Системный подход к мирозданию, на глазах рассыпающемуся, как высохший песочный куличик, взаимопроникновение и взаимопревращение живого и неживого, размышления «о веществе как таковом, и о существительном «продлёнка», – всё это поэтика Золотарева, кажется, не соприкасающаяся со «злобой дня». Но «вещество в состоянии нервного срыва», когда «ветер состоит из пламени, которое задули», и есть оригинальная тема стихов Золотарёва.
Безусловно, в этих стихах прочитываются и приёмы полузабытых Ерёменко и Жданова. Проявляются они не только в «пустой прозрачной схеме» – механизированной обманчиво созидательным присутствием человека и постоянно сопоставляемой с механизмами природы:
И тогда удивительный метод
многолетних растений тугих –
притворяться бездушным предметом –
подойдёт тебе лучше других.Главное родство с метареализмом – в сдерживании лирического «я», убирании индивидуального внутрь всеобщего и рассмотрении этого всеобщего в отдельных деталях. Во времена торжества Эго, в мире сплошного «ячества» Золотарёв практически не употребляет этого «дикого слова», личного местоимения первого лица.
«Здесь всё стоит отдельно от всего» – полемика с Тютчевым, еще пытавшимся последним воспоминанием об античной целостности соединить человека с миропорядком («всё во мне, и я во всём»), но уже понявшим их трагическую несоединимость. Золотарёв тоже предпринимает философские объединительные усилия:
вместо интенсивной терапии
времени покой прописан строгий.Главная стихия этих стихов – вода. Недвижность времени на фоне вечного движения воды – и есть та «продлёнка», где все мы оставлены учить веками не усвоенный урок «в трёх состояньях времени разом»:
Разоренье Рязани Батыем.
Ворох листьев в костре.Собственно, книга Золотарёва так написана и так читается – во взаимосвязи времён, истории и природы. Лишь поверхностный взгляд этой нерасторжимости не обнаружит. Вода не чувствует боли, но её чувствует русло, глубина которого в зависимости от уровня воды меняется, как меняется и водное самоощущение в зависимости от направления:
Вверх по течению: во́ды – девы,
вниз по течению: во́ды – вдовы…Вода – беззащитная и разрушительная стихия одновременно. Как человек. Она опротестовывает форму, в которую загнана руслом. Как человек. Золотарёв недемонстративно опротестовывает внешний успех, признание – воспаленное и саднящее русло сегодняшней литературы. В христианстве именно хождение по водам – признак истинной веры. Жалость и милость к воде у Золотарёва снова проявляют уже встречавшийся щемящий образ:
Замёрзшая вода в колготках снегопада
стоит, как сирота в песочнице детсада.
И некому забрать её с продлёнки.
И ножки тонки.На этом фоне не самым оптимальным и нарочито ироничным представляется название книги, в которой нет ничего нарочитого. Книгу, конечно, следовало так и назвать – «Продлёнка». И ещё хочется сказать о мастерстве – едва ли не самом уязвимом пункте современной поэзии. Поразительная эргономичность отличает Сергея Золотарёва. Это касается и образного строя, и лексики, и эффективности каждой стихотворной единицы, и общего впечатления от сопереживания его поэзии. В прежние времена такое сочетание называлось гармонией. Я думаю, многим эти стихи «глазное дно от ила отскоблят». Радиомаячки сверчков, «дожди как аппараты Илизарова», шарикоподшипник шиповника, лепестки, капли и песчинки Золотарева остаются на промытой сетчатке читателя. А иначе:
– И зачем тебе это,
если веком не чувствуешь света?скачать dle 12.1