ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Дарья Маркова. БЕГСТВО ОТ НИЧЕВЫ

Дарья Маркова. БЕГСТВО ОТ НИЧЕВЫ


(О книге: Кирилл Анкудинов. Ребёнок в лесу. Статьи и эссе. – Майкоп: ОАО «Полиграф-ЮГ», 2015)


Сборник статей и эссе Кирилла Анкудинова «Ребенок в лесу» может показаться странной книгой для критика, тем более такого, который пишет обзоры литературных журналов. Она принципиально антиобзорна, и на самом деле другую такую программную книгу еще поискать.

Понимаешь это не сразу, удивляясь сперва странной подборке текстов (а новых тут нет, все публиковались прежде). Первый раздел литературоведческий, в него вошли развернутые статьи о Юрии Кузнецове, Вадиме Кожинове, Борисе Рыжем, литературной группе «Московское время». Было бы больше похоже на фрагмент лекционного курса по истории современной литературы, чем на статьи литературного критика, если бы не эмоциональный накал и завершающий раздел программный текст «Другие. О малоизвестных авторах».
Дальше как будто бы снова возврат к эксцентричному литературоведению: второй раздел открывается статьей о социалистическом реализме и понеслось: программные утверждения следуют одно за другим, чтобы вылиться в «Попытку манифеста» статью «Воля к романтизму». После этого можно заново читать первый раздел, понимая, как он четко вписан в систему взглядов автора.

Когда начинается «актуальная критика» (третий и четвертый разделы составляют заметки об отдельных поэтах и писателях), выбор имен, о которых речь, опять же выглядит как минимум странным, но и странность эта программная. Не удержусь и приведу все имена, пусть читающему интересно будет проверить себя и свои представления об актуальной литературе: Вениамин Блаженный, Василий Аксенов, Иосиф Бродский, Дмитрий Быков, Ольга Рожанская, Сергей Соколкин, Игорь Панин, Алексей Корецкий, Александр Адельфинский, Владимир Маканин, Александр Серебряков, Валерий Шубинский, Евгений Чигрин, Светлана Заволокина, Майя Кучерская.

И наконец кода: три эссе о времени, месте и сознании, о 1970-х годах, Майкопе и «поколении сорокалетних», о временной, пространственной и идейной родине автора. Они окончательно выстраивают сборник, который оказывается убийственно логичным. Гармоничным в этой системе координат. Ее оси романтизм как способ отношения к миру, просвещение и взгляд «провинциала». Начало координат «точка сборки», то, что может объединить литературу в частности и общество в целом. Критик с яростью Аввакума борется с раздробленностью, клановостью, замкнуто-корпоративным характером современной культуры. Его главный враг и страх «Ничева», которая единственная объединяет российское общество, где у большинства людей нет ни национально-культурной, ни политико-идеологической идентификации. Никакой. В «Ничеве» оказываются все и вся, не охваченные «теплыми компаниями», по сути, все простое российское население, все простые читатели. Соответственно, цель критика найти и приготовить «лекарство от Ничевы».

Замах влиять на широкий круг, на общество в целом отражает пафос романтической борьбы, идеализацию роли критика. «Чувствуете, какая вера в слово!» восклицала лектор по античной литературе, рассказывая нам, тогда первокурсникам, историю хромого певца Тиртея, который не хуже искусного военачальника привел спартанцев к победе, когда увлек их за собой своими песнями. Подобной верой в слово проникнуты и тексты Кирилла Анкудинова. Критические статьи заменили ему песни и поэзию, он прямо проговаривал эту замену в одном из интервью: «Я думаю, что если бы я работал в другое время, например в 70-е годы (при Брежневе), я ни за что не стал бы критиком. Я был бы поэтом. Тогда витало трепетное и чуткое социокультурное поле; один сильный поэтический образ мог повлиять на всех, потому что все улавливали его и понимали, что он означает. В 90-е годы я писал стихи, потом почуял, что уши у людей отугели. Явилось осознание: для того чтобы смыслы, которые мне дороги, хоть как-то дошли до публики, надо действовать грубее» [1].

Прямое критическое высказывание более внятно, чем поэтический язык, но сколько внимающих этим смыслам? В аннотации вон тоже написано, что книга адресована «широкому кругу читателей», а в реальности этот широкий круг несколько сотен человек, которые окажутся охвачены тиражом книги (500 экз.). Может, чуть больше, если кто-то возьмет почитать, кто-то найдет в электронном виде. Я понимаю, что слова в аннотации издательский штамп, но он соответствует идеологическим воззрениям критика, заботящегося об интересах этого широкого круга читателей, о его просвещении и объединении, о том, чтобы встретились широкий круг читателей и широкий круг писателей. Как положено в романтическом мире, реальность и идеал не совпадают, грандиозный замах превращается в фарс: «Тут меня захлестнуло такое бешеное отчаянье, что я побежал куда глаза глядят, споткнулся и грохнулся на асфальт. Хорошо хоть ничего себе не сломал». Такая реализованная метафора бегства от Ничевы.

Критик-идеалист стремится выступать в роли «литературмейкера», «умного организатора литпроцесса», потому так важна для Анкудинова статья о Вадиме Кожинове, который и пытался быть «профессиональным творителем литературных репутаций (...) Но разве плохо, когда критик открывает для широкой публики новых прекрасных поэтов или выводит на первый план тех, кто доселе пребывал в тени? Пора отбросить советское ханжество. Литература есть поле битвы разнонаправленных проектов. О значении этих проектов следует судить по тому, удаются они или нет (и насколько удаются)».

Проект Кожинова «раскрутка» талантов; проект Анкудинова «раскрутка» идей и талантов, незамеченных и незамечаемых, упущенных, будто бы и не нужных, оказавшихся «в нетях». «Нети» еще один яркий образ, важный для понимания книги, он отсылает к детским страхам, к детскому восприятию и впервые намекает на смысл названия сборника. Не только лес «любой парк может таить в себе нети. Когда я был ребенком, я боялся слова "нети". Мне казалось, что это – длинные черные сети, созданные из гибких смертоносных нитей. Нети раскидывает незримая конан-дойлевская цианея. Попал в нети – значит, попал в сети, из которых не будет возврата. И это действительно так. Нети – сети забвения. Они утягивают в пространство, расположенное по ту сторону реальности. Тот, кто оказался в нетях, превращается в объект антимира, в живую тень, в незримую темную рыбу, медленно скользящую поверх каменистого дна человеческого бытия». Хотя Анкудинов и уверяет, что его ипостаси поэта и критика не пересекаются [2], существуют на разных волнах, – в книге статей и эссе он выступает и как поэт, особенно в идеологически важных для него текстах, там, где особенно ярко сказывается личность автора, его «личностный поэтический темперамент», без которого нет творчества.

«Раскрутка» талантов нужна ради восстановления целостности культурного и общественного пространства. Ради того, чтобы видеть, что происходит в культуре, а не в отдельных корпорациях. Ради того, чтобы дать искусству пробудить человеческое «Я» и найти найти все-таки «точку сборки» (чисто романтический проект – восстановление утраченной гармонии): «У человека может не быть определенной идеологической, национальной, религиозной, профессиональной (и т. д.) идентификации, но что-то же имеется даже у бомжа. Что именно? Мой ответ таков: у каждого человека наличествует его собственное «Я». Значит, искомая точка сборки – собственные «Я» (разных) людей», а «самый потенциально Я-стимулирующий жанр литературы – поэзия».

Если мыслить в романтических категориях, то становится понятным, что такое здесь поэзия живая, подлинная, настоящая. Та, в которой выражается собственное «Я», личность поэта. Практически в каждой статье на этом делается акцент: насколько личностно содержательны стихи или проза, о которой говорится. Насколько книга заставляет посмотреть вглубь, на себя, на «Я». Критические статьи Анкудинова и сами глубоко личностны.

Борясь с Ничевой, критик не мелочится, рубит с плеча, щедро расставляет оценки и наклеивает ярлыки («лепечущая пеленашка», «пустопорожнее творчество», «умница»). Эпатирует: «Не надо "рая", дайте хамюгу Лермонтова!», «Еще я считаю, что лучшие поэтические строки двадцатого века – "Эх, дороги, пыль да туман…" Льва Ошанина». Проводит запоминающиеся аналогии, жаль только, что порой неверные, вроде аналогии с «невидимыми» файлами на компьютере. Аналогия ключевая для программной статьи: «Недавно я обнаружил, что в моем компьютере имеется масса файлов, о которых я доселе не имел представления. Это специальные – невидимые файлы. В принципе, можно узнать о том, что они существуют, можно даже получить представление об их названиях, но раскрыть их – невозможно. Очень часто они выполняют важнейшие функции: мой друг рассказал, что как-то он стер в своем компьютере один из таких невидимых файлов – и после этого компьютер полетел к чертям. С другой стороны, подобные файлы (во всяком случае, у меня) содержат в себе львиную долю всех имеющихся ошибок и вирусов». Все равно что про тело сказать: жил, я жил, а тут недавно обнаружил, что в нем есть куча невидимых органов, мой друг один из них удалил – умер! Эти невидимые органы необходимы, но в них, оказывается, прячется львиная доля болезней и вирусов.

Не нужно демонизировать обычные рабочие файлы, которые простому пользователю недоступны. Ему надо, чтобы система работала, реагировала на его управление на пользовательском уровне, а со всем более сложным – к специалистам. Извините за цинизм, как с тем же телом. Носите, будьте бережны, знайте о себе больше, а со всем сложным – к специалистам, самим к «скрытым органам» руками не лезть.

«Культура – не компьютер». Не поспоришь. Ожидаю сопоставления машинной, механистической и живой системы, но дальше читаем: «В культуре все должно опознаваться, осознаваться и проговариваться вслух – иначе культура не сможет следить за собой». Поэтому – культура не компьютер? Это как раз на компьютере все должно опознаваться, даже если простой пользователь об этом не знает. Нет на компьютере места ни сознательному, ни бессознательному, не предусмотрено, не установлено.

Но аналогии аналогиями, а вернемся к проекту Анкудинова – к высвобождению из нетей.
Чье высвобождение? И кто освободитель? Ребенок в лесу? По бытовой логике, он сам нуждается в спасении, тем более что автор прямо признается в своем детском страхе перед нетями, которые могут быть «любом парке». Зато по логике сказочной, ребенок может вывести из лесу всех и себя заодно. В кармане у него белые камушки, чтобы отмечать путь, или хлебные крошки, и какие бы птицы не склевали эти крошки, никому еще в архаичных сказках – ни ведьмам, ни людоедам – не удавалось противостоять потерявшимся в лесу детям.

«Белые камушки» – имена, которые извлекает из нетей Анкудинов, чтобы зафиксировать и не утратить их: Адельфинский, Корецкий, Заволокина… Потому и получается такая странная подборка: он извлекает имена из области «слепого пятна» без оглядки на литературные репутации. Это и есть обещанный взгляд провинциала, который читает и оценивает прочитанное сам, независимо от референтных групп, он не ангажирован ни одной «корпорацией». Майкоп и лито «Оштен» в данном случае – чистой воды идеи, олицетворение провинциализма: «Выход заключается в смене приоритетов. Человек должен посмотреть на литературу иными глазами, глазами провинциала. Провинциал может читать все, что угодно» – и независимо от «корпоративных» мнений формировать собственное мировосприятие. «И все, прочитанное им – Барт и Барто, Баратынский и Асадов, Гомер и Проханов, Мандельштам и Маринина, Франс и Анастасия – складывается в общую картину мировосприятия».

Стоп. В качестве программы наметилась проблема, с которой сталкиваются сейчас, например, работающие с подростками. Подростки «глазами провинциала» смотрят не только на литературу – на мир. Самый яркий пример – подростки в интернете. Во всемирной сети никто за них приоритеты не расставляет, но они и сами не могут их расставить: багажа не хватает. Они читают Васю Пупкина как Вильяма Шекспира, и утверждают: Вася жжооот! Как и провинциал, подросток «оторван от представлений о сложившихся в той или иной референтной группе репутациях авторов. Он вынужден формировать свое мнение о текстах самостоятельно, на основании исключительно собственных впечатлений и выводов». Суждения получаются самые дикие. Неважно, сколько лет этому «подростку» (как неважно место происхождения «провинциала). Формирование такой «личности» мы видели в романе Татьяны Толстой «Кысь». Бенедикт – вот читатель, не скованный мнениями референтных групп: «Бенвенуто Челлини; «Чешуекрылые Армении», выпуск пятый; Джон Чивер; «Чиполлино», «Черный принц», «Чудо-дерево», «Чума», «Чумка у домашних животных», «Гамлет – принц датский», «Ташкент – город хлебный», «Хлеб – имя существительное», «Уренгой – земля юности». Читал, читал, все читал. Все читал, ничего не понял. Где главная-то книга, где все написано?

Анкудинов идет дальше идеализации наивного читателя, в этот сборник не вошла статья «Помехи информации» («Литературная газета», № 6 (6498), 25.02.2015), но в ней он, взбешенный состоянием общества и «актуального литпроцесса», договаривается до утопии, в которой не только каждый – читатель, но и каждый – писатель: «Сейчас люди, занимающиеся литературным творчеством, являют в нашей стране меньшинство, а я хочу, чтобы они были большинством – такая у меня утопическая программа. Пусть не каждому дано стать талантливым поэтом; но врач или бухгалтер, электрик или ресторатор, глава городской администрации или участковый полицейский могут исполнять свои обязанности нормально, только если в их душе есть место творчеству». Место творчеству – это одно, это прекрасно, под этим подписываюсь, а от вывода с ужасом отшатываюсь. Дети в лесу, вынужденные формировать свое мнение на основе собственных взглядов и выводов, да еще поголовно мнящие себя поэтами – увольте! Они и не будут знать о том, что заблудились.

Сам автор взывает к другой трактовке названия книги: к «тайнописи» Ольги Рожанской («Словно дети в лесу / мы ужасную зрели красу // Плыли змеи в ночи / И луны отражали лучи») и к романтическому образу леса, где есть Лесной царь, которому не дает покоя красота ребенка. А ребенок уязвим, потому что ему открыта красота потустороннего мира и путь туда. Интересно, что у Анкудинова Лесной царь – не часть того мира, которое прозревает дитя, а обыватель, бегущий за талантом с криком «неволей или волей, а будешь ты мой!»

Отдать талант на суд обывателю – не лучший метод, взгляд провинциала обязательно должен быть подпитан мощной культурной традицией. Иначе беда. Анкудинов это и сам прекрасно понимает, а потому делает ставку на просвещение: «Я осознал собственную социокультурную роль в этой пьесе. Я, безусловно, "просветитель") [3]. Его дело не просто отдать власть провинциалу, а научить провинциала читать, дать ему базу, основываясь на которой он сможет формировать суждения. Анкудинов не только проясняет окружающий ландшафт, высвечивая то, что не попадает в поле зрения «корпоративной» критики, но и вписывает авторов и их произведения в традицию. Надо сказать, давно я не читала актуальных критических текстов, где было бы столько XIX-го века и Серебряного, после которых остро захотелось бы перечитать Хераскова.

Когда Анкудинов заявляет, «что все, происходящее в нетях, на десяток порядков важнее обсуждаемых современной критикой проблем. Все – важнее», возникает опасение, как бы история нетей не стала историей Ничева. Незаметно так. Из контрзависимости. Есть у психологов такой термин, означает ту же зависимость, но с другим знаком, постоянное убегание от зависимости: в «корпоративной» критике пишут об Х? Ни за что не напишу о нем! Что бы я сам об Х ни думал. Противопоставить контрзависимости опять же можно только силу личности, способной к самоосознанию, к формированию собственного суждения, но поскольку речь идет не о психологии, а о литературе, добавлю: личности просвещенной.

У Анкудинова рука об руку идут просвещение и романтизм, что удивляет не меньше, чем сопряжение в одном ряду текстов о Бродском и Заволокиной. Перед нами романтик-рационалист, сознающий, что архаика (а романтизм критик характеризует как архаичное явление) в больших дозах – яд, а в малых – лекарство. Романтик-идеолог, предлагающий «бороться за качество романтического дискурса», потому что самого по себе романтизма на нижних этажах культуры много, только качество текстов часто никуда не годится. Романтизм ценен для него тем, что он «прорастает идеологиями», и тут, похоже, происходит странная подмена: идеология в статьях Анкудинова последовательно и резко противопоставляется мифологии, чтобы… превратиться в его собственную мифологию. И это неудивительно, потому что романтизму свойственно как раз мифологиями прорастать.

Финальное эссе «Утята на холоде. Тайна моего поколения» раскрывает не только означенную тайну, но и показывает происхождение авторского проекта. Годы глухого застоя в эссе Анкудинова выглядят сытым советским временем, когда детям внушалось «вы накормлены, вы одеты-обуты, вы обеспечены, вы живете в мире, спокойствии и довольстве, вам не дадут пропасть – ни за что, никогда», «дети – наше единственное привилегированное сословие». Освобожденные от быта, они устремлялись к творчеству. Творчество подпитывало и растило личность, творчество становилось единственной родиной (кусочки мозаики сложились: «Я скажу: не надо "рая", дайте...» – эпатажное продолжение «хамюгу Лермонтова!» оказывается перифразом общеизвестных есенинских строк).

Возникает иллюзия, что 1970-е дали целое поколение творческих личностей – реализованная утопия, о которой мечтает Анкудинов. Только в дело вмешался романтизм, взращенные на «Гадком утенке», «Маленьком принце», «Мастере и Маргарите», «Чайке по имени Джонатан Ливингстон» личности эти хотели странного, хотели «быть странными – все разом!» А потом утопия кончилась и началась жизнь, после чего поколение не оправилось: «Мы – почти полным контингентом – ушли в мифы (каждый – в собственную индивидуальную мифологию)».

Утята на холоде – тот же ребенок в лесу. Только утята – «табунчик» странных, а ребенок – романтически – один. Потому что этот сборник – воплощение его собственной, индивидуальной, мифологии.




_________________
ПРИМЕЧАНИЯ:

1 Кирилл Анкудинов: «Фукуяма лоханулся». Беседу вёл Михаил Бойко // НГ Ex libris, № 30 от 28 августа 2008 г.
2 Кирилл Анкудинов. Свидетель жизни. Беседу вёл Ренат Аймалетдинов // Парус, 2012, № 13.
3 Кирилл Анкудинов. Свидетель жизни. Указ. соч.
скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
2 342
Опубликовано 03 мар 2016

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ