ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Сергей Сиротин. В ПОИСКАХ ЭКЗИСТЕНЦИИ

Сергей Сиротин. В ПОИСКАХ ЭКЗИСТЕНЦИИ


О молодой литературе Китая


Традиция переводов актуальных произведений китайской литературы имеет в России давнюю историю. Конечно, литературная продукция Китая обладает потрясающим многообразием: между тем, по-русски выходит совсем немного, так что получить полное представление о литературе Китая у нас, наверное, вряд ли получится. Тем не менее ряд ключевых произведений все же был переведен, причем своевременно. В 1950-е годы в Советском Союзе были выпущены 4-томное издание прозы создателя современной китайской литературы Лу Синя и 3-томное издание другого классика Мао Дуня. Причем отдельные произведения, например, Лу Синя выходили по-русски еще в 1920-е годы. Издавалась проза Ван Мэна, иногда даже большими тиражами, чем в Китае, и Лао Шэ.

В современной России издание китайской прозы становится занятием преимущественно специализированных издательств. Есть исключения: например, «Амфора», издавшая три романа нобелевского лауреата Мо Яня. Или «Азбука», выпустившая сборник новелл Би Фэйюя «Лунная опера» (хотя дальше этого дело не пошло – роман «Массаж» того же автора был отклонен издательством по причине низких продаж «Лунной оперы»). Поэтому занимаются Китаем те, кто не оглядывается на рейтинги. Например, «Гиперион», специализирующийся на азиатской литературе, или «Издательство восточной литературы», возобновившее серию «Библиотека китайской литературы», где встречаются как переиздания, так и новинки вроде мощного эпического труда председателя союза китайских писателей Те Нин «Цветы хлопка». Есть также издательство «КАРО», которое в сотрудничестве с институтом Конфуция выпускает сборники прозы современных молодых писателей Китая. Это что-то вроде сборников прозы финалистов и лауреатов нашей премии «Дебют», только отобранных по другим критериям, среди которых главный – это известность в Китае. На этой прозе и хотелось бы остановиться подробнее.

В целом китайская литература, пожалуй, имеет поколенческие черты. Если Мо Янь и Те Нин, авторы старшего поколения, часто обращаются к прошлому вплоть до событий Второй мировой войны, то молодые писатели далеки не только от Мао Цзедуна, но даже от Дэн Сяопина с его политикой реформ и открытости. Они чувствуют преемственность своей истории, последовательный переход от тоталитарного маоизма с голодом и ужасами культурной революции к первым шагам по направлению к рыночной экономике при Дэн Сяопине. Но все же авторы, которым сегодня 25-40 лет, больше ориентируются на проблемы своего поколения – карьерный рост, отношения с противоположным полом и родителями, в редких случаях на сложности китайской экзистенции. Одни писатели живописуют реалии жизни в городе, другие – быт сельских жителей. Немногие авторы из переведенных интересуются событиями 20-го века, а если интересуются, то делают это как-то номинально, выдавая произведения, больше похожие на открытки. Таков, например, рассказ Ван Тянь «Помню время, когда уходили в поход», в котором очень условно отражены последние сражения коммунистов с гоминьдановцами, помноженные на стандартную любовную историю медсестры и солдата. Важна тут, думается, даже не столько любовь, сколько основание КНР, поэтому рассказ напоминает сочинение советских школьников на тему основания СССР, хотя художественный уровень его весьма высок. «Культурная революция» у молодых авторов тоже обозначена несколько походя, правда, важных жизненных деталей писатели не упускают. В рассказе Ян Дате «Жестяная крыша» сын покойного директора школы был заклеймен как «правый уклонист» и вместе с другой жертвой вынужден был полезть красить крышу, откуда свалился и остался инвалидом. Автор приводит емкую деталь – у маляров было одно на двоих ведерко краски. Знают китайские писатели и то, что запреты касались не только общественного, но и морального поведения. Это косвенно отражено в рассказе Шэн Кэи «Сфинкс», где есть такой пассаж: «В наши дни если люди любят друг друга и обходятся без постели – они или извращенцы, или прикидываются. А лет тридцать назад, переспав с несколькими, можно было в тюрягу угодить или пулю схлопотать». Но время идет, и вот уже Дай Бин в рассказе «История одной шевелюры» описывает первые плоды политики реформ и открытости в провинциальном городке образца середины 1980-х. Герой рассказа первым в провинции делает химическую завивку, а предприимчивые молодые люди выводят на рынок модные вещи – брюки клеш, темные очки и мужские туфли на высоком каблуке, способствуя повышению экономической активности региона. Но все эти детали так и остаются деталями. Не эта эпоха интересует рассказчиков. Им важно время здесь и сейчас и проблемы, с которыми сталкиваются их ровесники.

Самая серьезная тема, которой может коснуться современный молодой китайский писатель, – это поиск и выражение китайской экзистенции. Попытка определить, что же она собой представляет, делается далеко не всеми авторами. Но точно можно сказать, что при приближении к этой теме опора на традицию у китайцев очень сильна. Это чувствуется уже по языковым средствам, к которым они обращаются. Часто они используют фразеологизмы или очень поэтичные эвфемизмы. Например, выражение «спать среди цветов и ночевать в ивах» означает «проводить ночи в публичных домах». Наиболее часто ими цитируются конфуцианские тексты и танские поэты. Причем речь не просто о наличии у них общего представления об исторических текстах, а об их знании в деталях. Например, в рассказе Ма Сяотао «Супруги с черновой отделкой» автор упоминает суп из листьев лотоса и тут же вспоминает, что это блюдо фигурировало в классическом тексте «Сон в красном тереме».

Тем не менее, несмотря на ощущение вовлеченности в традицию, тема китайской экзистенции обычно затрагивается косвенно через обращение к более универсальной проблематике. Взять, например, коммерсанта немолодых лет из повести «Много добра, мало зла» Оуян Цяньсэнь. Он прирожденный лидер, умеющий быть жестким, и работа для него на первом месте. Казалось бы, такой человек вряд ли должен задумываться о метафизических особенностях своего пути. Тем не менее он склонен к рефлексии, хотя и имеет военное прошлое. Путем долгих размышлений он находит для себя максиму жизни, выражающуюся почерпнутыми из буддийских текстов словами: «Вино и мясо минуют утробу, будда остается в сердце». За счет особой интонации это признание не воспринимается как манифестация спонтанной религиозности. Это эклектика самой жизни, где всему находится место – ночным клубам, любовницам и добропорядочному времяпрепровождению с женой. Наверное, это и есть китайская экзистенция – опора на традицию без аскезы, уважение к прошлому с одновременным признанием ценностей современной жизни. Можно было бы обвинить этого бизнесмена в «показухе», но его духовные раскопки имеют глубоко личный характер и проводятся в полном одиночестве.

Пример таких бизнесменов показывает, что десятилетия маоизма так и не воспитали достойных социалистов. Как только запреты на частный бизнес рухнули, десятки и сотни тысяч людей спешно занялись предпринимательством. Причем с большим успехом. Герой Оуян Цяньсэнь начинал дело, заняв у банка 5.000 юаней, а теперь дарит жене украшение стоимостью 100.000 юаней (сначала предназначавшееся любовнице). Он стал прирожденным коммерсантом и научился управляться с деньгами. Он может заниматься чем угодно, например, планировать ювелирный бизнес, параллельно открывая ночной клуб.   

Еще глубже связь с традицией ощущается в произведениях сельской тематики. Здесь царят почвеннические ценности. В Китае, хотя население в мегаполисах стремительно богатеет, огромные массы людей по-прежнему живут в сельских условиях. И их жизнь оказывается кладезем интересных сюжетов для многих молодых писателей. Жизнь с ее частными проявлениями интересует их больше, чем интеллектуальные обобщения. Они любят деревню, природу, простой труд на земле и испытывают неподдельную тоску от сознания того, что глобализация вымывает население из деревень в города. Наиболее выразительно это показано в рассказе Сяо Цзянхун «Сто птиц летят к фениксу». В нем китайская глубинка изображена не только без чернухи, которую, зная реалии российской деревни, вполне можно было бы ожидать, но как место, где сохраняются и совершенствуются уникальные национальные традиции, в частности, игры на музыкальном инструменте сона. В сельской глуши процветают целые школы этой игры со своими правилами и очень жестким отбором кандидатов. И все же это искусство обречено – учеников все меньше, да и мастера уходят кто куда.

Молодые писатели честны в изображении жизни и своего народа и отказываются идеализировать их. Давно не секрет, что Китай признал ценности рынка и отчасти пошел по капиталистическому пути, но для многих сельских жителей, привыкших к простым и ясным социалистическим формулировкам, капитализм остался воплощением зла. Это замечательно показал Фу Юэхуэй в повести «Рыбий царь». Дело происходит в деревне. Ее староста, не посовещавшись с жителями, отдал горное озеро в аренду одному предприимчивому человеку, который стал разводить в нем рыбу на продажу и запретил сельчанам купаться и заниматься ловлей. Жители долгое время терпели это, однако потом не выдержали и, ослепленные перспективой дармовой рыбы, буквально выпотрошили озеро. Так писатель изобразил простых китайцев из деревни алчными до наживы полуварварами, даже не пытающимися оправдаться. Другой пример можно найти в рассказе Ди Ань «Когда же мой черед». Его герой в семьдесят пять лет узнает, что болен раком легких, и, ожидая скорой смерти, начинает ненавидеть весь род людской, включая совсем юную внучку. Правда, после успешной операции он проживет до 104 лет и увидит пятое поколение своей семьи.

И сельские, и городские сюжеты пронизаны дионисийской энергетикой жизни. Как Мо Янь одной центральных своих тем сделал культ жизни и сексуальной энергии, так и приходящее ему на смену поколение оказывается очень далеко от целомудренных ценностей. Оно приветствует победное шествие либидо. Коммерсант у Оуян Цяньсэнь искренне убежден, что наличие любовницы естественно для мужчины. Учитель из рассказа Ван Хуа «Флаг» с особой страстью занимается любовью с женой перед началом каждой четверти. У Янь Гэ («Папа не умер») герой пытается утаить наличие любовницы от вездесущей пожилой матери. В «Сезоне дождей» Сюй Цзэчэнь отец рассказчика, врач по профессии, наведывается к девушке, недавно прибывшей в местный квартал красных фонарей. В общем, ничего похожего на то, чего добивалась полиция нравов в прежние времена.

Однако сходятся представители разных полов далеко не так просто. По крайней мере, в городах. Современных молодых людей отличает чрезвычайная разборчивость в выборе партнера и отменное знание психологии. В повести «Красное вино» Нань Фэйянь главный герой-чиновник, оставшийся без жены, ищет себе спутницу. Он перебирает немало кандидаток и везде демонстрирует очень придирчивое отношение. Конечно, не скажешь, что он торгуется, как на рынке, но поведение его строго рационально, а чувства вторичны. Похожая ситуация в рассказе Шэн Кэи «Сфинкс», только теперь глазами женщины. Девушка-рассказчица хочет начать отношения с ведущим телепрограммы. Она в восторге от его верхней половины, а вот нижняя, одетая в обтягивающие брюки, вызывает у нее настоящий шок. Она прямо так и оценивает своего потенциального спутника – с позиции верхней и нижней половины. Но, конечно, не только на это она обращает внимание. Ей тоже хочется найти человека, который бы ее устраивал, а сделать это непросто.

В коммунистическом Китае, как известно, действует цензура. Однако, если об этом не знать, то вряд ли возникнет подозрение в ее существовании. Мо Янь может на десятках страниц описывать ужасы культурной революции, а в прозе молодых авторов герои могут откровенно заниматься любовью. По-видимому, китайская цензура устроена следующим образом: нет запрета на описание страшных исторических событий, но есть запрет на оценку реальных исторических личностей. Мо Янь никогда не выскажется плохо о Мао Цзедуне, впрочем, не выскажется он и хорошо. Он обращается с историческим материалом как с данностью, которую не в его власти изменить. В китайской литературе отсутствует поиск виновников тех или иных несчастий. Максимум виновником может быть назван абстрактный чиновный класс коррупционеров. То же отчасти наблюдается и у нас: упоминание реальных лиц немедленно ведет к обвинениям в клевете, хотя цензуры у нас нет.

Коррупция в среде чиновников – это общая тема для китайских писателей разных поколений. Но не нужно думать, будто все писатели Китая выступают этаким единым обличительным фронтом. Ситуация с этой темой гораздо сложнее и тоньше. У писателей-реалистов, даже молодых, чувствуется что-то вроде тотальной усталости даже не столько от коррупции, сколько от сознания ее неизбежности. А усталость подпитывает отвращение к банальностям. Поэтому в переводимой китайской прозе российский читатель не встретит стандартных пассажей о зле коррупции, поражающем общество, и т. п. Вместо этого он найдет весьма любопытные детали, отчасти роднящие китайское общество с нашим. Впрочем, все зависит от того, с чьей точки зрения изображаются события. Например, вера в то, что каждый чиновник непременно коррупционер, у простого народа настолько сильна, что мать девушки в повести Нань Фэйянь «Красное вино», на которой собирается жениться стремительно делающий карьеру герой-чиновник, заявляет ему примерно следующее: «Я вам не позволю жениться на ней. Не хочу, чтобы она приходила в тюрьму, когда вас посадят». А ведь она предчувствует это не просто так. Работая в исправительном учреждении, она немало встречала перспективных чиновников, попадавшихся на взятках.

Но сами китайские чиновники, как и российские, убеждены, что живут и поступают правильно. В том же рассказе «Красное вино» провинциальные начальники неплохо разбираются в алкогольных напитках. Надо полагать, по причине частого контакта с элитной продукцией мировых производителей. Китайское вино у чиновников не в ходу. Только европейское и только определенного урожая. В норме подарить коллеге бутылочку известной марки стоимостью 10.000 юаней (1.500 долларов). И здесь нет героя, олицетворяющего недоумение этой реальностью, как это было в романе «Немцы» Александра Терехова. Законы чиновного мира приняты, признаны и закреплены. Никто ничего не хочет менять. Пробившись в должность какого-нибудь замначальника бюро, китайский чиновник сокрушается, что ему полагается квартира площадью всего лишь 66 квадратных метров. Зато начинает чувствовать себя более или менее нормально, когда, дослужившись до руководителя канцелярии, получает жилье площадью 180 квадратных метров. Для чиновников в Китае строятся целые жилые комплексы. И на входе в них сидят вовсе не бабушки в очках, а охранники, вооруженные реальным оружием.

Начальник в Китае, как и в России, фигура метафизическая. В Китае он имеет фактически тоталитарное влияние на подчиненных. Герои прозы молодых писателей готовы даже в жены выбирать тех девушек, которых им указывают начальники по работе, чтобы не дай бог их не прогневать и не лишиться возможности продвижения по карьере. А начальник почитает себя правым устраивать жизнь подчиненных и очень обижается, когда события развиваются не по его замыслу. В целом же чиновники независимо от ранга чувствуют, что принадлежат к особой касте хозяев жизни. Показателен эпизод в одном из рассказов, когда чиновник наблюдает, как меняются девушки в общении, когда он проезжает мимо на хорошем автомобиле. Они непременно хотят завязать с ним знакомство. Герой же, видя развитие ситуации наперед, использует их алчность, чтобы подшутить.   
 
Мир чиновников, коррумпированных и добропорядочных, – это, конечно, еще не весь Китай. В произведениях молодых авторов нашла отражение и жизнь простых городских тружеников. Она очень напоминает наши реалии. Хорошо это видно на примере рассказа Ма Сяотао «Супруги с черновой отделкой». Что можно из него узнать о Китае? Немало. Во-первых, рядовые горожане, как и мы, берут ипотеку на двадцать лет. Во-вторых, они въезжают в не до конца отделанную квартиру, чтобы не платить за съемную. В-третьих, стоимость квартиры строго определяется удаленностью от центра. Герои рассказа покупают жилье в пятнадцати (!) километрах от пятого (!) транспортного кольца Пекина, и то с большим трудом находя деньги на первый взнос. В-четвертых, принципиально непроизводственная профессия горожан. Главный герой работает в озвучке рекламных роликов, да еще и оканчивает профильный вуз по этой специальности. В общем, жизнь в Пекине похожа на жизнь в Москве.

Что можно было бы ожидать в прозе молодых китайцев, но чего в ней нет? Например, ощущения исключительности китайского пути. Страны с тысячелетней историей, как Китай или Япония, часто выносят идею своей избранности на уровень государственной политики. Прозу молодых эта тенденция миновала. Государственное мышление у них отсутствует как явление. Лишь в работе Оуян Цяньсэнь чувствовалась попытка озаботить героя-коммерсанта, бывшего военного, глобальными экономическими проблемами. Но на самозабвенного энтузиаста этот герой точно не похож. Помощь другим ему интересна разве что как деталь собственного имиджа. Большинство изображаемых персонажей живут по законам капитализма и индивидуализма. Очень важны материальные блага. Достижение должности чиновника всеми рассматривается как большая жизненная победа, за которой неминуемо последует богатство. То, что оно с высокой вероятностью наживается преступным путем, проходит как-то мимо внимания обывателей. Места для заботы о других здесь как-то не просматривается.

Нет в прозе молодых и возвышения собственных национальных черт за счет иностранцев. Кажется, вопрос взаимоотношений китайцев и иностранцев вообще не является острым. Есть какое-то ощущение замкнутости китайского космоса на себе ввиду того, что вся эта проза посвящена Китаю. Но разве следовало бы рассчитывать на что-то иное? Российская проза, например, закономерно посвящена России. Писатели скорее делают обобщения, касающиеся не национального характера, а новейших сословных классов, делятся которые строго по экономическому признаку. Никто сегодня не называет в Китае иностранцев варварами. Более того, иногда встречается неподдельный интерес к западной культуре, причем к ее видам, сомнительным в том отношении, что они признаны не всеми. В качестве примера можно привести девушку из рассказа Цзян Фэн «Законопослушный гражданин». Она искренне увлечена актуальной живописью, в которой сильны элементы абстракционизма. Сильны настолько, что главный герой просто недоумевает, глядя на эти картины. Тем не менее девушка решает связать свою жизнь с искусством и заодно с мужчиной на сорок лет старше себя, который читает ей лекции. Как видно, китайские традиции иногда оказываются слабым противоядием против современных западных веяний. Но более важно здесь другое, а именно новая черта той самой китайской экзистенции, которую китайские авторы описывают коллективно, дополняя друг друга. Увлечение искусством позволило девушке выработать особый склад мышления, благодаря которому она смогла подняться над массой обывателей. Мало любить или делать вид, что любишь непонятные каракули на холсте. Нужно уметь вынести из этого практический вывод для повседневной жизни. И девушка выводит свою формулу правильной, наполненной смыслом жизни: счастье – это для обычных людей; в жизни важнее не счастье, а благородство. Это очень нестандартное заявление моментально выводит работу Цзян Фэн из разряда бытописательных в разряд конструктивных и идейных. Здесь уже таится глубина, которая наверняка дождется своих исследователей.  

Проза молодых писателей Китая – это замечательный опыт рефлексии о собственной стране. Она разнообразна так же, как разнообразна сама жизнь. Их творчество отражает новейшие перемены в китайском обществе – акцент на индивидуализме, материальных ценностях и карьере, и одновременно боль от сознания того, что уходят традиции. Трудно привести их произведения к общему знаменателю, ибо литература эта поистине необъятна. В предисловии к одному из сборников «Каро» говорится, что в Китае сегодня 1.000.000 (!) писателей, из которых 10.000 состоят в союзе писателей, и публикуются они в 600 литературных журналах. Российскому читателю может быть очевидно одно – немногочисленные переведенные авторы являются детьми своего времени и умеют очень тонко чувствовать его. Работы Оуян Цяньсэнь («Много добра, мало зла»), Сяо Цзянхун («Сто птиц летят к фениксу»), Нань Фэйянь («Красное вино»), Цзян Фэн («Законопослушный гражданин»), Сюй Цзэчэнь («Сезон дождей») выполнены на очень высоком художественном уровне и способны отлично дополнить наши представления о литературной традиции Китая.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
3 100
Опубликовано 27 авг 2015

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ