(О книге: Донна Тартт. Щегол / Пер.: А. Завозовой. М.: Corpus, АСТ, 2014)
Роман американской писательницы Донны Тартт «Щегол», вышедший 22 октября 2013-го, стал событием. Топовые позиции во всевозможных книжных рейтингах, 7 месяцев в списках бестселлеров New York Times, «Книга года» по версии Amazon, в апреле 2014 – Пулитцеровская премия «за художественную книгу», в ноябре – выход русского перевода и титул в критике «главного переводного романа года». И до сегодняшнего дня не угасает внимание к роману, занимающему сейчас во всех книжных почетное место на полке «Бестселлеры» рядом с «50 оттенками серого».
Весь этот блистательный путь не оставляет читателю шансов не прочитать его; кажется, что оценка литературно-критического сообщества играет уже малозначительную роль. Но, с другой стороны, природа успеха романа становится объектом критической рефлексии.
В попытках объяснения его популярности обращаются, в первую очередь, к сюжету. Вкратце напомним: роман образует сплетение нескольких линий, основная из них – история мальчика Тео Декера, который становится сиротой в результате теракта в музее, скитается по разным семьям, взрослея, сталкивается с новыми и новыми смертями. И все это время хранит одну тайну, которая гнетет его, равно как и дает силы двигаться дальше: в тот день, выбираясь из музея, по просьбе умирающего старика по фамилии Блэквелл он забрал с собой «Щегла», картину Карела Фабрициуса, которую разглядывали они с матерью незадолго до ее смерти. Куда более подробно пересказывая сюжет в своей рецензии, Мария Степанова указывает на связь с определенной литературной традицией «большого американского романа»: «В "Щегле" действительно не без Диккенса — и дело далеко не ограничивается "Большими надеждами", о которых принято вспоминать по его поводу. Тут и Оливер Твист, и Дэвид Копперфильд»,
[1] – но предлагает совершенно другую идею: «А произошло, кажется, вот что: американка Тартт заказала себе написать большой английский роман, и у нее получилось». Но не так важно, по ее мнению, привязка к каким авторам будет наиболее точной; а что важно – «видовое» сходство «Щегла» с «великими книгами о юношестве и для юношества». И в этой связи куда более интересным выглядит сопоставление, которое проводится многими, но лишь на внешнем уровне – с «Гарри Поттером» Джоан Роулинг.
Один из друзей Тео называет его Поттером, и прозвище это еще неоднократно прозвучит в тексте. Имя его главного врага – Люциус Рив – незамедлительно отсылает нас к имени Люциуса Малфоя. Эта параллель встречается и в рецензии Варвары Бабицкой: «С сагой о Гарри Поттере у «Щегла» и правда много общего помимо клички главного героя. Тео – «мальчик, который выжил», когда его мать погибла, хотя должно было быть наоборот: он был в эпицентре взрыва, она вроде бы на другом конце музея. Символически можно прочитать и так, что она уплатила своей жизнью за его, и ее видение спасет его еще раз, когда надежды вроде бы уже не останется»
[2]. Интересная картина складывается, если вписать эти наблюдения в концепцию Степановой. «Гарри Поттер» ведь тоже стоит на той самой полке, где место книгам «с чудесами, страшными приключениями и непременным хорошим концом, названий которых мы и знать-то не обязаны, до такой степени они растворены в нашей крови»
[3]. Более того, концентрация в крови многих современных подростков именно этой книги особенно велика.
Но многие из тех, для кого она стала книгой детства, кто мечтал получить письмо из Хогвартса и взрослел вместе с героями, уже выросли. Примеры для подражания остались где-то в прошлом. Роулинг доводит своего героя до победы, а затем сразу показывает читателю в эпилоге благополучную семью: жена, дети, примирение с бывшими недругами. Как все это произошло? Что было между – и что будет дальше? И как решает он теперь проблемы нашего, совсем не волшебного мира? Что-то очень важное для выросшего читателя упущено. И если в детстве он получал в пользование целый набор моделей поведения и нравственных установок и мог, вдохновляясь примером Невилла, верить в то, что самый забитый и неуверенный в себе может стать храбрым и сильным, теперь, при переходе во взрослую жизнь, он вынужден лицом к лицу встретиться с гнетущей неизвестностью. С чем же может столкнуться талантливый, довольно умный и тонко чувствующий парень в мире маглов (так называет Роулинг «неволшебников» в «Гарри Поттере»)? «Щегол» и об этом тоже.
Эта книга – о мире, где искушения вполне обыденны: обманчивое счастье приносит не зеркало Еиналеж, а наркотики; где появляющийся вдруг родственник не бескорыстный и отважный крестный Сириус, а отец-игрок, желающий прибрать к рукам деньги сына; где общий травматический опыт вовсе не роднит героев, и рыжеволосая Пиппа, оказавшаяся тогда в одном музейном зале с Тео, в отличие от Джинни, так и останется далекой недоступной любовью. Где человека нельзя сделать Хранителем тайны с помощью заклинания фиделиус. Но и в этом мире есть вещи, сила которых превышает силу смерти. Что же в таком случае является аналогом самой картины Фабрициуса? Возможно, волшебная палочка. То, что может приносить как добро, так и зло – в зависимости от того, как ее использовать. Как и палочка, картина сама выбирает Тео, а частично и перенимает свойства крестража – как будто в галерее в тот день осколок души (самого Тео? его матери? Блэквелла?) задержался в этом произведении искусства. Но тут поиск четких предметных аналогий, кажется, все же не нужен.
Так «Щегол» становится своего рода реминисценцией саги про юного волшебника. И тут нельзя не вспомнить о другой популярной саге: «50 оттенков серого» родились из фанфика по мотивам «Сумерек» Стефани Майер. Они же, в свою очередь, отсылают к истории о Ромео и Джульетте. Трансформируется во времени классический любовный сюжет о любви двух людей, принадлежащих разным мирам\кланам\расам. Точнее, сюжет-то как раз, становясь фундаментом новых текстов, сохраняется – меняется лишь форма, контекст, герои. От Монтекки и Капулетти, через вампиров и оборотней, к увлекающемуся БДСМ красавцу-миллионеру и скромной студентке. Изменения обусловлены, в первую очередь, основной идеей фанфикшна: поклонники наделяют мир любимой книги теми чертами, которых им недостает. Так и «Щегол» становится ответом на обновившиеся запросы повзрослевшей аудитории. Вышедшим из подросткового возраста фанатам «Гарри Поттера» теперь нужен положительный пример в реальном, неволшебном мире. Только этот роман настолько не похож на сотни и сотни текстов поклонников саги, что в качестве фанфика и не приходит мысль его рассматривать – слишком уж тонки отсылки, да и герои «Щегла», несмотря на любые обоснованные сопоставления, все же совершенно самостоятельны.
Тартт удовлетворяет желание читателей, но не легковесное «хотим больше историй про любимых героев» становится их запросом. Их скрытое, неотрефлексированное, вероятнее всего, желание – снова обрести поддержку, преодолеть растерянность перед пугающе реальным «взрослым» миром. Ведь сама Роулинг, кажется, от своего читателя отступилась: пишет детективы под псевдонимом Роберт Гэлбрейт, издаёт «Случайную вакансию», эффект которой во многом строится на несоответствии жанра и манеры письма читательскому ожиданию, а опубликованный в 2014 году рассказ о 34-летнем седеющем довольном жизнью Гарри и вовсе выглядит как издевательство над поттероманами. И если Тартт, по мнению большинства критиков, не выходит со своим романом на качественно новый уровень в рамках той традиции, в которую так упорно они ее вписывают, то для фанфикшна – намеренно или нет – задает блестящие перспективы развития. Показывая своим примером, что, ассоциирующийся сейчас в основном со слэшем и пейрингом, он вполне может занять достойное место в поле художественной литературы, тем самым расширив его и обогатив.
_________________
Примечания:
1 Родина Щегла. Мария Степанова о романе Донны Тартт. // Коммерсант Weekend, 21.11.2014.
2 «Щегол» Донны Тартт: время ничего не значит. Варвара Бабицкая. // Афиша-Воздух, 11.12.2014.
3 Мария Степанова. Указ. соч.скачать dle 12.1
