Творческий вечер писателя Андрея Коровина. Презентация книги "Шестое чу" - «Канал культуры и творчества от Владимира Буева»
Репортаж Владимира Буева.21 апреля поэт и арт-директор Дома А.Ф. Лосева на Арбате
Олег Ефимов ещё до официального открытия творческого вечера Андрея Коровина, где должна была состояться презентация книги «Шестое чу», зачитал залу «философское стихотворение» Андрея, «которое стало нашим любимым»: «
у кита была китиха / он её любил / подплывал к ней тихо-тихо / он же не дебил…»
Открыл вечер директор Дома А.Ф. Лосева и президент Русского ПЕН-центра
Владимир Семёнов (презентуемая книга издана в серии ПЕН-центра). По его словам, «поэзию сегодня издавать сложно»: государство её не поддерживает, поэтому в ПЕНе задумали сделать «красивую поэтическую серию», в которой «уже вышло около 10 книг, охвативших самые значимые имена». Каждый автор для обложки книги сам выбирает из живописной классики то, что, по его мнению, сопрягается с его поэзией. На обложке книги Андрея Коровина помещен карандашный портрет девушки руки Леонардо да Винчи. По замыслу поэта, девушка взглядом поясняет читателю, что же такое «шестое чу» в интерпретации Коровина. В заключение своей речи Владимир Семёнов охарактеризовал Андрея как «человека-оркестра».
В дальнейшем «со сцены» не сходил только сам Андрей. Он рассказал, что предложение издать книгу стало для него полной неожиданностью: «не ожидал такого щедрого подарка». При подготовке сборника к изданию решил сделать не свой традиционный «поэтический дневник» (ранее уже вышло три томика этого дневника), но избранное, потому что его книжек, выходивших ранее, «давно уже не существует в продаже, а стихи читателями подзабыты». Кроме того, по разным причинам, некоторые написанные поэтом книги не выходили в печатном виде. Вот так и собралось это «выбранное» («выбирал сам автор, поэтому именно – выбранное, избранное – это когда избирают другие люди»). Попавшие в книгу стихи, как заметил поэт, нравятся ему самому: «такое тоже имеет место быть, это такой авторский взгляд на собственное творчество». Хотя, словно себя же и опровергая, Андрей процитировал своего учителя на ВЛК (Высшие литературные курсы при Литинституте) Юрия Кузнецова, что «у автора присутствует эффект авторской слепоты». Андрей, по его словам, «всегда об этом помнит».
Поэт заранее стикерами заложил в книге много стихов, которые запланировал прочесть, но, полистав её туда-сюда-обратно, вдруг стал недоумевать: дескать, теперь «не понимает, в каком порядке читать». Затем махнул рукой (но не сказал «поехали») — мол, эх, была не была! — «начнем, а там как пойдет».
— С конца! — пошутили из зала.
— В конце поэма, — отшутился поэт (смех в зале): — Поэтому «начнём с середины».
Книга «открылась логично» - на стихотворении, посвящённом Константину Кедрову, «старшему товарищу» Андрея, которого буквально на днях проводили в последний путь. С Кедровым они провели «довольно много времени в разговорах, много было вечеров с участием Кедрова в Булгаковском Доме». Андрей вспомнил, и как автор «бабочки», которая «летела, как хотела», приезжал в Коктебель на Волошинский фестиваль. А затем прочитал стих, посвященный ушедшему поэту, с названием «В передвижном раю», пояснив, что образ стрекозы в стихотворении возник потому, что Кедров был основателем ДООСа (Добровольного общества охраны стрекоз): «
живи животное по кличке стрекоза / офсетной памятью не замутняй глаза / пусть всё что движется в сферических мирах / тебе привидится в оптических пирах…»
К слову, и дальше без Крыма не обошлось: Андрей, напомним, является организатором ежегодного Международного литературного Волошинского фестиваля в рамках симпозиума «Волошинский сентябрь», который появился на свет в 2003 году и поначалу проводился в Коктебеле с выездами в Севастополь, Ялту, Керчь, Феодосию и другие города Крыма, а в последние годы – по всей Руси Великой («и назовёт всяк сущий в ней язык»): «
Весенний Крым. И каждый день – в цвету. / И у весны расцвёл язык во рту. / И Божья влага в небесах пролита. / Ко мне приходит сон, и в нём – они: / Бессонные бенгальские огни – / Сугдея, Феодосия, Джалита…»
Читая стихи, поэт периодически отпускал реплики типа: «что-то наотбирал и уже всё не нравится». После одной из таких реплик прочел стих «Весна в Переделкине», посвященный Павлу Крючкову, который как раз в день творческого вечера Андрея улетел в отпуск: «
а потом поэт доживает свою судьбу / после главных своих стихов после того как перевернёт мир / живёт в каком-нибудь Переделкине в сосновом раю-гробу / будущих поколений и современниц кумир…» Крючков называет Коровина «добрым Оле Лукойе нашей поэзии». И Андрей прочитал стихотворение, откуда тот «вытащил этого Оле Лукойе»: «
на меня в эту зиму глядятся в окно /
воробьи снегири и синицы… //
подхожу говорю что такое /
врассыпную летят изо всех своих жил / как какое-то оле лукойе»
Далее «судьба повела» — дело пошло на лад. Было много стихов, посвященных женщинам, женской красоте, любви (лиричных, ироничных и просто шутливых): «Чего хотят девочки», «
Московские красавицы срывают тормоза…», «
Амалия летом мечтала о снеге…», «
хорошо сказал Ростан / или кто там говорите / тело женщины тюльпан…»
– Вот «яблоки» попадаются, но рано, рано, – комментировал Андрей, снова листая свой поэтический том, а прочел «Китиху» в своем исполнении: ту самую, которой в исполнении Олега Ефимова вечер был предварён.
***
Наконец, Андрей перешел к системному объяснению структуры книги. Поэт сообщил, что попытался собрать в циклы и вытащил из вышедших книг стихи, посвященные «всяким прибалтийским городам и городкам, Карелии и Греции». Цикл о Прибалтике называется «На языке прибоя прибалтийского». Первый прочитанный из цикла стих посвящался Борису Бартфельду: «
в садах и парках жёлтая бессонница / раскрашивают клёны листья губ / и осень длинноногая любовница / игриво обнимает старый дуб…»
Древняя Эллада ассоциируется у Андрея с вином, маслинами и лопоухими домашними животными: «
Греция это от слова греться / от заходящего в море сердца / от подогретых вином маслин / от лопоухих горных ослин…»
Про один до сих пор не написанный (да-да, бывает и такое!) стих греческого цикла Андрей рассказал в прозе. В Греции он познакомился с «совершенно реальной» тётей Наташей, которая поделилась с ним своей личной историей. В советское время наша соотечественница влюбилась в приехавшего в Москву грека, с большим трудом добилась разрешения на брак и уехала с ним в Грецию. Там у них родился сын, который вырос, окончил Афинский университет, стал врачом, начал работать по специальности. И тут в Греции объявляется красивая москвичка. Сын тёти Наташи в неё влюбляется и уезжает в Москву. То ли замкнутый круг, то ли бумеранг. Ну раз стих в честь тёти Наташи до сих пор не сложился, Андрей прочел другие, среди которых «Спиналонга». Поэт уверен, что «это прямо-таки песня, просто греки пока не перевели её на греческий и не сделали народной песней», и ему приходится читать её как собственные стихи: «
Мечется сиртаки в маленьких колонках /
Девушка как парус, поднимает бровь…»
С зарубежных югов Андрею пришлось вернуться «к нам в холода». Северный цикл презентуемой книги называется «Петроглиф карельской души»: «
у эха голодное ухо / оно из реки достаёт / вечернюю рыбу для слуха / и рыба ночная поёт…». Внутри карельского цикла есть небольшой подцикл «Стихи из трюма». Однажды, вспоминает Андрей, путешествуя по Белому морю, они с коллегами-писателями попали в семибалльный шторм, «провели там 10 часов, думая, что уже никогда не доплывут до берега». По его словам, «все попрощались с жизнью», но морская сказка оказалась со счастливым концом: Андрей с «другом-музыкантом Фаготом (Сашей Александровым) заговорили этот шторм». Музыкант играл на окарине, а Андрей читал стихи, и… шторм утих. Кто-то в зале не удержался от реплики: дескать, на судне был хороший капитан, ведь в 7-балльный шторм десять часов подряд посудиной управлять чрезвычайно тяжело. Андрей был категоричен: капитану не следовало выходить в море, «он сделал очень большую ошибку». Один из стихов на эту тему начинался так: «
пока мы живы слушайте / а после что за звуки / расскажет море Белое / о таинстве разлуки // пока Фагот настроится / сквозь семибалльный шторм / пусть ветер успокоится / до положенья “норм”… // ни смерти ни бессмертия / я в море не найду…» Тут уже меня подмыло: «Что вы сделали с капитаном?» — «Он остался жив», — посмеялся Андрей.
***
Из не вошедшего в ранние книги. Лет 20 назад, когда «только зарождался литературный интернет и всё было очень интересно», Андрей с друзьями «жили» в глобальной паутине, «публиковали там и обсуждали стихи друг друга», все перезнакомились и подружились. Тогда же Андрей познакомился с автором, сочинявшим под ником Сельский Гуру. У того оказалось единственное стихотворение, которое Андрею понравилось: «Катя живет в апельсине». Этот стих все литературные «интернетчики» знали наизусть и цитировали при встречах. Он был «хитом», «визитной карточкой» и опознавательным знаком «для своих». И вот на этот стих про «Катю в апельсине» Андрей «был «вынужден написал ответ»: «
дева выросшая из апельсинового зерна / звенит в тёмном окне моём как настойчивая зурна / пахнет щедрой цикутой цедрой полынных дней / я живой или мёртвый и что я знаю о ней…»
По словам Андрея, он «старался не включать в книгу зарисовки», хотя сам их очень любит (причина «стараний» осталась за кадром). Однако… кое-что таки, несмотря на все старания, включил! В зарисовках поэт пытается словами нарисовать, например, «портрет красивой девушки, которая едет в электричке или идет по улице». Сам Андрей в детстве мечтал стать художником, и вот теперь словами он пытается сделать то, что хотел бы нарисовать. И далее не прочитал, а пропел: «
она такая на самокате / она такая стакан в руке / возможно Лена а может Катя / а может будущая Фике…»
В поэтическом сборнике «Шестое чу» Андрей собрал также стихи, посвящённые своей погибшей первой жене Ольге Подъёмщиковой. Он давно хотел это сделать, и думает, что, «может быть, когда-нибудь будет книга, потому что диалог с ней не прекращается до сих пор», периодически она ему снится: «Я пишу ей какие-то стихи, а в её стихах нахожу ответы для себя сегодняшнего. Это такой диалог, который продолжается бесконечно». Среди прочитанного Андреем на вечере было «Прощание в Коктебеле»: «
я всё сохраню – и любовь и печаль / и запах и солнечный ветер / и старый морской коктебельский причал / которых нет больше на свете…»
В книге Коровина есть также цикл стихотворений, посвященных его дочери Лизе («она здесь присутствует»). Их поэт «никогда не читал вслух целиком», а сейчас ему захотелось прочесть:
• «
я люблю момент когда она просыпается / вначале раздаётся крик / может приветственный клич / а может вопль удивления / миром за пределами сна / потом над кроваткой / появляется её маленькая светлая головка…»;
• «…
отойдём подальше дочь от пропасти / пусть цветёт твоя земная жизнь / дай мне руку в радости и в горести / ты покрепче за меня держись…»
…В последние минут 15-20 вечера было много-много лирики. Потоком, впадающим в море разливанное. И артистическое, Андрей ведь ещё артист, актёр собственного театра. Поскольку «
у поэтов и гениев / руки по локоть в любви», то «
нет и не было спасенья / от шестого чу…» («вот, собственно, и дешифровка названия книги»).
скачать dle 12.1
