Репортаж Владимира Буева из Булгаковского дома.В литературной гостиной Лолы Звонаревой Булгаковского дома 16 января прошел творческий вечер известного 70-летнего юмориста, поэта и прозаика Евгения Обухова, автора 21 книги стихов и прозы, члена клуба юмористов «Чертова дюжина», победителя фестивалей «Русский Гофман», «Умный смех», лауреата всероссийских премий «Золотой телёнок» «Литературной газеты», «Золотого пера Руси», «Московского комсомольца», журналов «Крокодил», «Вокруг смеха» и прочая, и прочая, и прочая.
По словам Обухова, писать он начал с пяти лет, «точнее, не писать, а диктовать, папа записывал». В шесть лет сочинил свое «самое великое произведение» («я не шучу»), если соотносить тогдашний возраст и качество текста. Если бы сейчас он попробовал сочинить что-то сравнимое по качеству в сопоставлении с его годами, то «на таком уровне не получилось бы». Написанное в 6 лет было скороговоркой: «
Тополь топал, топал, топал, / Тополь топал и устал, / Тополь очень рассердился, / Тополь топнул и упал».
Как всякий «нормальный писатель-юморист» он вышел из пищевого института («вы понимаете, откуда выходят юмористы: это МАИ, медицинский и мой пищевой»). А в пищевой Евгений пошёл только потому, что «надо было куда-то пойти». Для поступления на журналистику и «тем паче в заоблачные выси в писательский институт» у него не было достаточного числа публикаций, которые требовались для творческих вузов. Выступающий в своем стиле шутит: «Двоюродный брат, человек умный, занимающийся космосом, посоветовал: к жратве поближе». После окончания пищевого будущий знаменитый юморист отработал по распределению и устроился в редакцию районной газеты. А через пять лет Евгения призвали «в армию в Заполярье». Писатель вспомнил «моменты, когда он в гражданской одежде появился в штабе тыла Ленинградского военного округа». Его встретил генерал и «порадовал»: ну, лейтенант, мы тебе место подобрали!
— Я смотрю, на стене висит карта округа, а в самом низу карты обозначен Ленинград. Генерал говорит: ну, ищи такую-то дивизию. Я начинаю искать. Вижу всякие секретные значки, Карелию, Валаам, Кемь. Свою дивизию не нахожу. И тут у меня ступор, потому что обнаруживаю то, что русским языком написано для меня, москвича: Северный полярный круг. Думаю, опаньки! Но своей дивизии я все равно не нашёл. Говорю, нет такой. А генерал мне: ты выше смотри. Смотрю, моя мотострелковая дивизия на Кольском полуострове.
Забирали Евгения в армию, по его словам, «через силу», у него уже была жена (тогда первая) и ребёнок. И когда весной ему звонили из военкомата и сказали, что призовут, он ответил, что, дескать, пусть «идут нафиг», с военкоматом они «поругались». А за лето Евгений сумел поругаться ещё и с женой, поэтому сам позвонил в военкомат и сказал, что идёт служить… «и вот на свою голову пришёл».
Первым впечатлением Евгения, когда он направлялся к месту воинской службы, был вагон поезда, по которому шел «мужик с бородой и с ножом», спросивший у него: дескать, ты мой рюкзак не брал? «Но это было единственное отрицательное впечатление», ибо в армии он служил офицером и провёл там «два самых счастливых года» своей жизни: климат, природа, молодость, творчество, друзья, «иногда мешала служба, всё остальное было замечательным».
В период службы у Евгения в мурманском издательстве вышла книга, с рукописью которой он прежде успел «помыкаться» по совещаниям писателей Союза и Московской области: «рукопись никто не читал, её все отпихивали», объясняя, что с «готовой книжкой» автору ещё лет десять с коньяками по издательствам ходить, а потом двадцать лет ждать, чтобы назваться «сорокалетним молодым писателем».
После армии Евгений работал в разных изданиях: много лет посвятил журналу «Филателия», начав там трудиться аж в 1984 году редактором отдела («марки собирал с детства»). Потом то уходил из журнала, то возвращался. Много лет проработал в «Литературной газете», куда его позвали редактировать на шестнадцатой полосе юмор «Двенадцати стульев». Был и главным редактором в журнале «Аншлаг». Последнее, что случилось в трудовой биографии Евгения — это в 2005 году ему позвонили из издательства «Марка» и спросили, не хочет ли Евгений быть не просто сотрудником, а «главным» в «Филателии». Нынче на вольных хлебах. За «безработное время» успел написать то, что хотел раньше, но не доходили руки. У Евгения во три книги, у каждой уже «трёхразовое переиздание». Первые две — это «Сто великих монет мира» и «Сто великих марок мира» (издательство «Вече»). Третья? Евгений всю жизнь занимался сбором ошибок на почтовых марках: «причем ошибки не цветовые, а фактические: грамматические, географические и прочие». По итогу вышла его книга «Марки. История самых невероятных ошибок, курьёзов и редкостей в филателии» (издательство «Эксмо»). В планах есть ещё одна с названием «Сто великих коллекционеров», он её сейчас «мучает»: она «как-то сложнее идёт, потому что если с марками и монетами» он как с живыми общается, то с коллекционерами, особенно зарубежными, идёт трудно…
«Продолжая представление себя», Евгений прочитал стихотворение «Инструкции Отечества любя», в котором рассказал куда он или его лирический герой не вхож (в торговую элиту, в дворцы с колоннами под мрамор, в дома с постовыми, в посольство): «
Смотрю на мир открытыми глазами, / Инструкции отечества любя. / И, не входя туда, куда нельзя мне, / Так силюсь я / не выйти из себя».У Евгения Обухова есть книжка «Вышедшее из невошедшего» — это записи в записных книжках, которые в течение многих лет творчества не удалось куда-то всунуть: «они сами по себе жили, и получилась целая книжка». Писатель рассказал одну из историй из этой книги, которая «не придумана, просто подсмотрена».
Евгений перешел к читке своих рассказов, пояснив, что «есть некоторые вещи», которые он сам вслух еще не читал ни разу, поэтому их звучания не слышал. Первым был прочитан юмористический рассказ «Поцеловал я её…», вторым — «Актёр». В обоих текстах (в одном больше, в другом меньше) присутствовал эротический/сексуальный мотив.
***
Алгоритм литературной гостиной, сложившийся за много лет, такой: между начальной и заключительной речами главного героя творческих вечеров выступают гости.
Поэт, литературный и художественный критик, переводчик и друг сегодняшнего виновника торжества Григорий Певцов, по его словам, «с Женей знаком давно», поэтому на ты. Познакомились они в Истре Московской области. По мнению Певцова, Обухов — «большой талант с органическим чувством юмора» и «с точки зрения мастерства придраться не к чему, в этом жанре у него отточенное мастерство».
Певцов поделился воспоминанием, как они как-то вместе с Евгением после затянувшегося литературного вечера в городе Истре вынужденно ночевали в заброшенном «доме на краю обрыва», а однажды чуть не угодили под поезд: за неимением сервировочного стола умудрились настругать колбаску и разлить по стаканчикам чуть ли не на рельсах — а тут и он — «экстремальные условия» (в этот момент у юмориста Евгения сама собой вырвалась шутка, что профессия литератора опасная):
— Мы ехали в одном вагоне, это располагало на откровения. Женя доезжал до Дедовска, а я дальше в многострадальную, но великую и победоносную Москву. Мы всегда были согласны друг с другом в оценках эпохи. Я её отражал в костюме Пьеро как грустный поэт, а Женя — как в некоторой степени Арлекин, юмор и смех помогают преодолевать всё.
Певцов продекламировал свой стих по мотивам картин Брейгеля, (как-то он вышел на балкон своего дома, увидел дворец и колокольню, и возникли ассоциации с Брейгелем, с Голландией): «
Голландский пейзаж в моем окне, / и парусами вьюг затянутое небо. / Там в сладких звуках южного напева / Остановилось небо в вышине…»
С
Еленой Софиненко хозяйка гостиной познакомилась благодаря литературному фестивалю «Петроглиф», который Елена проводит в Карелии вместе с супругом-писателем. Елена пишет стихи… на финском языке и предложила соприкоснуться с его мелодикой (финский язык, по её словам, признан самым мелодичным языком в мире, но не уточнила, кем признан) и прочитала своё стихотворение по-фински. Вряд ли в зале сидел хоть один человек, кто что-то понял, но все слушали внимательно, наслаждаясь мелодикой, как и было посоветовано. Правда, затем Елена сделала устный подстрочный перевод («в чем-то грубый»):
— Чудеса все же происходят, не нужно пытаться анализировать мужчин…
Мужской голос из зала:
— Да это и бесполезно…
Реакции в виде смеха не последовала, и Елена продолжила свой «грубый подстрочник»:
—… Часто мужчины делают вещи необъяснимые. Смотри, Ромео дарит тебе цветы — чудеса могут случаться, и твоя жизнь становится более интересной, невозможное превращается в возможное. Он говорит, что очень тебя любит — чудеса могут случаться. Пришло время поверить в сказки, в глубокие чувства, в любовные истории. Видишь, он не может жить без тебя, потому что чудеса могут случаться.
Поэт, прозаик, публицист
Ольга Харламова высказалась в том духе, что в текстах Евгения
«больше лёгкого умного и доброго юмора, чем сатиры: нет яда», что лично ей «больше нравится, ибо сатира может больно обидеть». Юморист отреагировал так:
— В таких случаях, перефразируя Гашека, я обычно говорю, что плохо вы знаете старого сапера Водичку. Я 10 лет работал в журнале «Крокодил», сатиры у меня вот столько, — Евгений указательным пальцем провел по горлу, что можно было интерпретировать не как «позарез», а как «очень много»: — Согласен, что сатира — для общественного употребления, а для камерного круга — юмор. Ну, вот эту фразу не я придумал: если юмориста долго не кормить, он становится сатириком.
Ольга Харламова продолжила, что ещё в 90-е годы её приняли в клуб «Чертова дюжина», но «как-то у нас не сложилось». И прочитала свое юмористическое стихотворение: «
Подчас в my boy frend'а вселяется бес. / Он требует, чтобы ходила я без…» Далее несложно догадаться, что прекрасной даме предлагает снять некий её друг (тем паче новый русский и старый дурак). Конечные строчки стиха: «С тех пор, раздевая меня догола, / Он хочет, чтоб я его правдой была».
***
После выступления гостей
ЕвгенийОбухов открыл тайну Полишинеля, что юмористы не только шутят, но и печалится, а некоторые из юмористов — вообще «самые грустные люди». И стал «немного грустить» о Высоких полянах (так зовётся его малая родина на Оке в Рязанской области), прочитав свой стих-ностальгию: «
Здесь, как и раньше, говорят “на кой”, / “чаво” “яка” и “не замай” (не трогай). / Какие ветры дуют над Окой. / Леса какие здесь растут от Бога. / И кто-то мудрый Фрол, Егор, Ульян, / а может кто-то просто безымянный / поставил сруб среди лесных полян, / назвав село Высокие Поляны…» Вдогонку к этому стиху прозвучала и ещё пара «грустных».
По словам юмориста, над его кроватью висит «почетная полка» («чтобы рукой можно было достать»), где стоят книги, любую из которых «берёшь и читаешь с любого места». На этой полке есть и словари, которые Евгений «безумно любит». Там же стоят томики Пушкина и Гоголя. Пушкин — его любимый автор.
Следующий номер, на мой взгляд, стал гвоздём всего вечера. Однажды Евгений в очередной (по его словам, в 851-й) раз вспомнил пушкинское «
Япомнючудноемгновенье: / Передо мной явилась ты, / Как мимолетное виденье, / Как гений чистой красоты» и ему захотелось представить, «как бы эту тему раскрыли другие поэты». В результате за короткое время из него «выплеснулся» цикл пародий: целых 24 штуки, которые «с удовольствием взяла Литгазета». Это был единственный случай за десятилетие, когда одному автору отдали всю 16-ю полосу. Евгений пошутил, что чтение всех пародий займёт часа два, и он сейчас все их огласит. Но прочитал выборочно (все пародии с ходу были легко узнаваемы, кроме двух).
Пародия на Окуджаву называлась «Шляпка» и начиналась так: «
Ожерелье твоё я под кучей одежды зарою, / Расшнурую корсеты и петли тугие порву, / По траве раскидаю, со шляпкой перформанс устрою, / А иначе — зачем я на Сороте-речке живу!..» Пародия на Сергея Есенина «И в овинах, и в стогах…» начиналась словами: «
Гой ты, Керн, моя ты краля — / Груди, гузно и глаза! / Не видать восторгам края, / Пробивается слеза…» Кроме этого, прозвучали пародии на Андрея Вознесенского «Няа»; Корнея Чуковского «Стихотворище»; Роберт Рождественского «Керн и Роберт»; Агнию Барто «Кукла Керна» и других.
По мнению Евгения, каждый пишущий в рифму «не обязательно сейчас, но чуть позже должен написать стихотворение “Памятник”: Гомер, Овидий Назон, Тредиаковский, Пушкин, — целый сонм поэтов, которые “памятники” написали». У Евгения тоже появился свой «Памятник», но поскольку он человек с юмором, то и памятник у него «своеобразный»: «
Когда б я был героем славным / И совершил чего-нибудь, / Допустим, стал Гайдаром главным / Или постиг Вселенной суть / Иль хапнул миллиарды в сумме / Или куда-то там слетал / Ну, а потом немножко умер / То мне б воздвигли пьедестал…»
***
В заключение Евгений прочитал несколько рассказов: «Мой народ», знаменитую «Московскую метросказку», в которой были виртуозно обыграны названия станций метро, и не менее знаменитые «Гвозди». Последний рассказ в свое время был переведен на 3 языка (венгерский, чешский и немецкий), хотя писатель до сих пор не понимает, как можно было перевести на другие наречия «стилизацию древнерусского языка»:
— И публикация продолжает жить своей жизнью. Периодически мне звонят и говорят: ты знаешь, твои «Грозди» появились там-то, прислать? Я говорю, давайте присылайте.
…Два с лишним часа пролетели, как… (тут каждый читатель, кто сумел проделать весь путь до конца репортажа, может домыслить/дорисовать/дописать своё собственное сравнение, свой образ или метафору).
скачать dle 12.1