Павел Манылов уверенно постучался в современную литературу своим романом «Папа». Текстом довольно примечательным: он сделан по лекалам крепкого остросюжетного фильма, но наполнен традиционными смыслами, свойственными скорее классической русской литературе. О том, что заставляет человека писать, чем полезны школы писательского и сценарного мастерства и битве блогеров с литераторами, с Павлом пообщался его коллега Платон Беседин.П.Б.: Павел, у вас вышел роман «Папа». Достойный труд, на мой взгляд. Более того, важный труд. Мы поговорим об этом чуть позже. Но для начала я хотел бы поразмышлять, если угодно, о природе писательства. Молодой успешный человек – это о вас. Успешен в бизнесе, например. Что заставляет его в таком случае писать книгу? Что становится главным побудительным импульсом?П.М.: Платон, большое спасибо за такую оценку моей работы. Для меня это важно.
Очень сложно однозначно ответить на этот вопрос, выявить какой-то один главный фактор, побудивший меня писать. Во-первых, это осознание того, что как раз успех, основанный на счёте в банке, не может считаться настоящим успехом. Желание сделать что-то выходящее за рамки собственного потребления всё больше и больше перебивало желание увеличить цифры в личном кабинете инвестиционной компании. Во-вторых, как раз этот счёт позволил мне, не думая о заработке в литературе, следовании конъюнктуре или другим сковывающим меня мотивам, заняться делом, которое вскоре стало основным в моей жизни. И третье, это необъяснимая жажда, появившаяся откуда-то изнутри. Природу этой жажды, заставляющей меня каждое утро, как на работу, идти и писать, я пока осознать не могу. Иногда мне очень не хочется писать. Лень, порой сомнения овладевают мной. Но, несмотря на это, всё же что-то снова заставляет меня идти в кабинет, открывать крышку планшета и писать.
П.Б.: Помню, как на форумах для молодых писателей мы спрашивали мэтров о вещах, скажем так, метафизических – о душе, о природе творчестве, о магии Слова. Сейчас – или, может, мне так «везёт» - на примерно тех же форумах молодые наши коллеги спрашивают вещи сугубо практические. Сколько можно заработать литературой, к примеру? Изменилось ли восприятие роли и статуса писателя в России? И как изменились сами молодые писатели?П.М.: Мне очень сложно говорить за других писателей. К сожалению, а может и к счастью, я не состоял и не состою ни в каких литературных тусовках. Поэтому, с другими писателями начал общаться совсем недавно. На филологических факультетах я тоже не учился, поэтому о магии Слова не слышал. Попробую рассказать о себе. Для меня прежде всего важна история. Законченная, цельная, правдивая, дающая возможность задать вопросы прежде всего самому себе. Обо всём остальном я начинаю думать уже после. После того, как я уже нащупал эту историю. Дальше я думаю о форме, которая по моим ощущениям больше бы подошла. И уже в конце идёт реализация, используя как раз силу слова, литературные или кинематографические приёмы, и так далее.
Что касается роли и статуса современной писательской молодёжи, я вижу, что часто ради этого самого статуса они и выпускают книги, как правило не художественные. Существуют даже агентства, которые «под ключ» создают тебе книгу, раскручивают её и затем ещё вручают премию. Стоит это достаточно дорого, но к писательству отношения не имеет. Самое сложное – это дать определение. Кто же все-таки писатель? Кого можно так называть, а кого нет. Я пока не могу сформулировать ответ на этот вопрос. Как только смогу, то сразу отвечать на эти вопросы будет легко.
П.Б.: А вот такой вопрос. Долгое время в России писатель имел статус почти сакральный – говорилось о его особой роли, о миссии даже. В чём отличие русского писателя от других?П.М.: Все русские классики, даже пишущие по-разному и о разном, неизменно следовали в литературе своим истинным убеждениям. Несмотря на то, что убеждения были разными, они были искренними и во главу угла ставили вопросы очищения человеческой души, нравственности, выбора судьбы в сторону света, не смотря на любые невзгоды и страдания. И благодаря этому, писатели всегда были ориентирами для многих людей. Читая их произведения, задумываясь, обычный человек опирался на настоящие ценности, видел путь к свету даже в самой страшной ситуации.
Сейчас все эти ориентиры стираются. Более того, иметь ориентиры уже само по себе становится моветоном. Я очень надеюсь, что русская традиция не пропадёт и опять станет главенствующей в нашей литературе.
П.Б.: Насколько литература в принципе национальна, Павел? Можно ли, например, говорить, что русская литература – это определённая система координат? Или только литература, созданная на русском языке? Мне, к примеру, видится, что с точки зрения смыслов ваш роман «Папа» - в русской системе координат, а вот написано это в современном западном стиле.П.М.: Конечно, русская литература имеет свои особенности. Эти особенности диктует сам язык, русская стилистика, история народа, даже климат. Получается определённый характер, передающиеся на генном уровне. Характер этот присущ и писателю, и читателю, как мне видится. Поэтому, несмотря на все негативные воздействия извне, они будут встречаться друг с другом на страницах настоящих книг.
П.Б.: Сейчас много разнообразных курсов, на которых учат писать. Это реально работает? Можно научить писать, правда? Или это просто выкачка денег и выстраивание некоей иерархии?П.М.: Здесь я могу Вам много рассказать. Я закончил несколько школ, курсов. Еще несколько бросил, не закончив.
То, что мне однозначно очень помогло – это простейшие правила самой работы. Где писать, когда писать, сколько писать. Ответив правильно (для себя правильно) на эти вопросы, я повысил свою производительность в разы. Я понял, что писательство – это такая же работа, как любая другая. На одном вдохновении роман написать невозможно. Нужно именно работать. Кропотливо, рутинно, шаг за шагом, страница за страницей идти вперёд.
Второй положительный момент – это то, что кто-то читает твои отрывки. Даёт тебе же возможность посмотреть со стороны на свой текст. Очень важна даже просто эмоциональная поддержка.
Ну а писать, конечно, научить никто не может. Никто не придумает за тебя историю, никто не создаст героя.
В любом случае, самое ценное правило, которое я услышал по писательскому мастерству звучит так: много читать и много писать. Вот этот опыт бесценен. Никакая литературная школа его не заменит.
П.Б.: В своё время вы стали широко известны как трэвел-блогер (честно скажу, терпеть не могу это слово – «блогер»). Издали книгу. Что сложнее трэвел-блоги или художественная литература?П.М.: Честно говоря, меня немного коробит определение «блогер». И уж точно им я никогда не хотел стать. Для меня блогерство – это что-то вроде дилетантской журналистики. Без особого смысла и ответственности. Если профессиональный математик или балетный танцовщик ведёт блог – он остается математиком и танцовщиком, не становясь блогером. Путешественником мне тоже сложно себя назвать. Просто я много поездил по миру и мне было интересно рассказывать о разных местах как-то по-своему, по-особенному. Наверное, подспудно своими путевыми заметками я подбирался к тому, чтобы заняться литературой более серьёзно. Сравнивать художественную литературу и посты в социальных сетях не стоит. Это не просто разные жанры. Это принципиально разные профессии, разный взгляд на себя в первую очередь.
П.Б.: Как так получилось, что блогеры в России заменили (частично, так точно) в общественном сознании писателей? Или я ошибаюсь?П.М.: Да, часто это так, к сожалению. Но это обычная бизнес-модель. Если, как и любое коммерческое предприятие, ты ставишь главную цель – заработать, то идёшь к этому по самому кратчайшему пути. Только не нужно здесь путать высказывания человека определённой профессии через свой личный блог. И блогерство, как самоцель.
П.Б.: Мы сказали о современном писателе. А современный читатель – кто он, что ищет в книгах?П.М.: Сложно сказать, я думаю одним каким-то определением обобщить всех не получится. Кто-то как раз ищет для себя ориентиры, кто-то отдыхает с книгой, отключаясь от повседневности, кто-то читает, потому что «надо». У всех все по-разному.
П.Б.: А почему, на ваш взгляд, современный читатель – особенно юный, молодой – всё больше и чаще обращается, о чём свидетельствуют рейтинги, к переводной литературе? Причём, проблема тут ещё и в том, что уровень этих переводов, как то говорят, оставляет желать лучшего…П.М.: Я думаю, что здесь несколько причин. Выделю две.
Первая связана с тем, что зарубежной литературы просто больше по количеству. Она больше известна на мировом уровне. Я не беру сейчас классику, а говорю о современности. Голливуд снимает фильмы, писатели имеют мировую славу и, конечно, молодёжь не может на это не реагировать.
И вторая причина в том, что целенаправлено уже несколько десятков лет в головы внедрялось такое понимание, что всё зарубежное – хорошо, а всё русское, советское, как будто второго сорта. Это, конечно, ужасно. И такую ситуацию нужно исправлять. Хотя сделать это будет очень непросто.
П.Б.: Да, то же самое и с кино – смотришь: и будто не о тебе и не о твоём мире сняли. И вот тут мы подходим к ключевому – к ценностям. Должна ли литература декларировать определённые ценности? Ваш роман «Папа», определённо, задаёт координаты. Должен ли писатель задаваться во время создания произведения такой целью? Много раз я опасное слово «должен» произнёс – так а, может, писатель вообще ничего никому не должен?П.М.: Тут нужно быть очень аккуратным. Слово «должен» вообще мне не нравится. Я считаю, что никто никому ничего не должен. Как только ты начнёшь специально, вопреки своему своему внутреннему посылу, что-то насаждать в своём произведении, то в это никто не поверит, затронуть струны души читателя не получится. Заставлять писателя нельзя. Он должен писать то, что идёт изнутри, от сердца. Но! Дальше нужен некий регулятор, который пропустит, например, к детям какую-то книгу или нет. Должны быть какие-то рамки, за которые выходить непозволительно.
П.Б.: Роману «Отцы и дети» исполнилось в этом году 160 лет. Вы держали это произведение в голове, когда создавали своё? Оно ведь тоже по-своему об отношениях отцов и детей. Как изменились отношения отцов и детей за эти полтора века?П.М.: Я абсолютно точно не держал произведение Тургенева в голове, как и любое другое. В голове у меня была история. Моя собственная история, история моего отца, моего города и страны. Все эти истории переплелись и выстроились в одну.
Как изменились отношения? Не знаю… может быть стало меньше уважения друг к другу. Опять же, это идёт от семьи, от традиций. Кто-то сохраняет трепетное отношение к старшим, а кто-то считает себя умнее своих «отцов».
П.Б.: Что мешает отцам и детям понять друг друга, хотя бы в литературе?П.М.: А может и не нужно, чтобы они так сходу друг друга понимали. Как раз не понимая друг друга, но любя и доверяя, отцы и дети смотрят на себя, на мир с разных сторон. Потом они обмениваются этим опытом, каждый приобретает что-то для себя, меняется. Но если нет традиций в семье, нет близости, то отцы и дети могут разойтись, возненавидеть другу друга и даже предать.
П.Б.: Хемингуэй говорил, что уровень верности правде должен быть настолько высок, что придуманное писателем на основании его опыта должно давать более правдивое изображение, чем любое описание фактов. Вы согласны с этим? И в данном контексте насколько важна фактура? Как лично вы работали с ней, создавая свой роман?П.М.: Конечно, писать о том, что ты не знаешь, для меня непозволительно. Как говорится, матчасть нужно учить и знать. Работал я так: после того как создал предварительную структуру романа, я её отложил и в течении месяца вспоминал и записывал различные эпизоды, сцены, характерные черты героев на маленькие листочки. Потом, садясь за стол и работная над какой-нибудь главой, я пересматривал эти листочки и забирал в работу подходящую зарисовку.
П.Б.: «Папа» - это семейный роман. Почему так мало стало, на ваш взгляд, романов о нормальных, здоровых семьях? Нет читательского запроса? Или есть издательская конъюнктура?П.М.: Я не знаю, может быть считается, что это слишком скучно? В одной из сценарных школ я столкнулся с определениями двух категорий сценариев: сценарий «на сюжет» и сценарий «на исполнение». В первом случае сам сюжет двигает историю. То есть, история настолько интересна сама по себе, что качество исполнения не особо важно. А второй случай, когда сам сюжет достаточно скучен, но при высоком качестве исполнения может превратиться в гениальный фильм. Качество исполнения сейчас страдает – это факт. Поэтому, часто выбирают какой-нибудь ужас, в качестве темы, который сам себя продаст без особых усилий.
П.Б.: А читателю в целом всё же интереснее читать о нормальном или ненормальном?П.М.: Я думаю, что читатель ориентируется на предложение. На то, что ему подсовывают. Но в глубине души, я в этом не сомневаюсь, русский читатель жаждет что-то настоящее, проникновенное, соответствующее его глубинным представлениям о добре и зле.
П.Б.: И последний вопрос – он тоже о нормальности и ненормальности. Есть такой стереотип – или был такой стереотип, - что писатели, и творческие люди в целом, это такие странные люди, не от мира сего… Насколько это так? П.М.: Вообще, идеально адекватных людей я не встречал, поэтому мы все странные в той или иной степени. Но соглашусь, что творческие люди более своеобразные. Ведь творчество практически не имеет границ, поэтому диапазон чувств, мыслей у такого человека шире даже в повседневной работе. Нужно наоборот, стараться обходить или постоянно менять принятые алгоритмы, постоянно изобретая что-то новое. Эти попытки, муки и кажутся порой окружающим очень странными.
скачать dle 12.1
