Надя Делаланд: «Я не большая поклонница современной лубочной психологии с ее потребностью наклеивать ярлыки»

Дебютная книга прозы поэта Нади Делаланд неожиданно даже для самого автора вызвала заметный интерес. Начнем с очереди, в которую выстроились издатели. В 2020-м году «Рассказы пьяного просода» увидели свет в издательстве «Стеклограф», а в 2021-м их уже презентовали в «Эксмо». Не меньшего внимания достойны отзывы. Их было много. Рецензии выходили как в новых экспериментальных сетевых изданиях, так и в традиционных толстожурнальных. Наконец, попадание в лонг-лист премии «Нос»... Не многовато ли для дебюта? Прозаики с большим опытом не всегда переживают подобный успех даже во сне, тем увлекательнее разобраться, чем же проза Нади Делаланд так примечательна и почему именно она оказалась так востребована. Прежде чем мы начнем разбираться, не могу не сказать, что читательское голосование в рамках премии «Нос» все еще продолжается и вы можете отдать свой голос за книгу Нади Делаланд «Рассказы пьяного просода». 

Беседовала Елена Саморядова.



– Начнем с названия («Рассказы пьяного просода» – прим.ред.).  Что для тебя значит культура Древней Греции?
– Для меня Древняя Греция – это прежде всего мифология. Помню, в детстве одновременно поражали мое воображение и в то же время занимали какое-то свое, во мне им отведенное, место всяческие гарпии, кентавры, церберы, горгоны, минотавры, циклопы, пифоны. Потом Древняя Греция – это же Сократ и Платон (сложно их разделить и понять, кто из них больше), еще, наверное, драматургия Эсхила, Софокла и Еврипида. Но, конечно, я всегда чувствовала особенную причастность и пристрастность к Древней Греции из-за того, что во мне течет греческая кровь. А, возможно, даже и древне-греческая))).  

– Ты сознательно выстроила свое произведение так? Или структура родилась в процессе?
– Сознательно. Структура сложилась по вдохновению, единомоментно, как финальный штрих. Сначала я просто составила сборник рассказов. А потом решила выбрать из него примерно половину и нанизать эти выбранные новеллы на отдельную историю. Я сочинила ее за полдня, быстро и весело. И расположила рассказы в совершенно спонтанной интуитивной последовательности. А когда уже вычитывала макет, была ошарашена тем, как удачно и точно они легли, какими внутренними связями обзавелись и проросли.

– Герои твоих историй лишь условно пребывают в реальности. Что с ней не так? Почему ты постоянно уходишь от нее?
– На мой взгляд, как раз и мои герои, и я – с ними и независимо от них – стремимся к реальности и уходим от помрачений. Но, возможно, мы с тобой считаем реальностью разные ее срезы. Только что открыла маленькую книжку Александра Меня «Тайна жизни и смерти» и прочла там: «Когда человек открывает для себя свою сверхвременность, свою необычность, нам говорят: "Это бегство от жизни"».

–  Смерть в твоих историях не связана со страхом, ужасом, конечностью. А что связано? Есть ли такое понятие для тебя?
– Если пытаться смотреть на смерть изнутри и понимать ее не как окончание себя, а как трансформацию, новый уровень, то это не столько страшно, сколько ответственно и интересно. И на эмоциональном уровне – без всяких на то веских аргументов – радостно. Хотя кто из нас точно знает, что там? Конечно, наши представления о смерти – проекции. Но смерть близких людей очень тяжело пережить и страшно представить. Кроме этого, я боюсь, что не справлюсь с жизнью - с крайне обычными ее проявлениями, которые других людей не смущают и даются им легко. Я имею в виду всякие бюрократические мелочи вроде оплаты квитанций, получения справок и проч., но, когда всего этого много, я просто начинаю мысленно задыхаться. В любом случае, мне кажется, что любые страхи связаны с недостатком и нетвердостью веры.

–  Любовники в твоих историях раз за разом становятся единым целым. Это не любовь, а созависимость. Ответит тебе современный психолог. Что ты на это скажешь?
– Я возражу)). Во-первых, созависмость – это скорее когда у твоего возлюбленного есть некая зависимость, например, алкоголизм, и ты вступаешь с ними – возлюбленным и его зависимостью -в особые нездоровые отношения, становишься частью такого любовного треугольника.
Во-вторых, в некоторых не слишком авторитетных, на мой вкус, источниках, созависимыми отношениями называют выраженную эмоциональную привязанность одного человека к другому. Но если эта выраженная эмоциональная привязанность не односторонняя, то в ней нет ничего патологического. Знаешь же притчу о том, чем рай отличается от ада? И то, и другое выглядит, как праздничный стол, за которым сидят люди, к рукам которых привязаны ложки с очень длинными ручками. Насельники ада пытаются есть таким макаром, но не могут попасть ложкой себе в рот и поэтому перманентно голодны, печальны и злы, а в раю все радостны, поскольку кормят друг друга.
В-третьих, я не большая поклонница современной лубочной психологии с ее потребностью наклеивать ярлыки и как бы одним этим уже с явлением расправляться. Хотя всем известно, что во влюбленности ясно различима аддиктивная природа, и это не странно – я думаю, что все, что связано с измененными состояниями сознания рано или поздно может превратиться в аддикцию. И наконец, я не уверена насчет того, что у меня в историях это происходит раз за разом – там и любовных историй-то не так много. «Смешная история» - о детской влюбленности, которая завершилась, я бы сказала, трагикомически. «Кое-что», «Старый человек» и «Зрение» - да, пожалуй. «Лифт» - о влюбленности в том числе, но больше о другом, мне кажется. «Зеркало», «История моей жизни», «Кошелек», «Стеклянный дом», «Живые камни» - совсем о другом.

– Ты с одинаковой лёгкостью пишешь от лица мужчин и женщин? Или с мужчинами есть некие творческие трудности?
– Я плохо понимаю, что такое сопротивление материала. Если мне не пишется, я просто не пишу, потому что у меня нет никакой посторонней мотивации, чтобы писать. Когда мне пишется – это одинаково легко.

– Ты довольна книгой? Тебе все удалось?
– Да, я очень довольна книгой. Вообще-то у меня не было никаких особенных амбиций. И, может быть, именно поэтому она превзошла все мои ожидания. Мне кажется, если бы я хотела написать такую книгу, все бы спланировала и корпела бы над ней, то у меня ничего бы не вышло. А так все само счастливо и чудесным образом сложилось. Я довольна, потому что во всем этом больше доброты ко мне со стороны провидения, чем меня.

– Как выглядит читатель твоей мечты? Что он выбирает, помимо твоей книги? Какие вопросы его беспокоят? Что для него дорого и важно?
– Почему-то мое воображение буксует, когда я сама себя переспрашиваю о своем идеальном читателе. Его образ не возникает сам, мне приходится его лживо сочинять. Наверное, мой идеальный читатель во многом похож на меня, но все-таки он другой, иначе мне будет нечего ему сообщить, нечем удивить его, да и он не сможет мне дать интересный фидбэк. Думаю, он близок к науке и искусству (например, он красивый профессор филологии из Санкт-Петербурга или замечательная художница из Ессентуков), возможно, он любит Владимира Набокова, Милорада Павича, Алексея Сальникова, даже грешит втихаря Виктором Пелевиным, а в детстве с особенным чувством почитывал Стругацких, Оскара Уайльда и Джерома Джерома. Но не факт. Мне кажется, ему интересно сознание – что это такое, как оно устроено, как работает, любопытна жизнь (и смерть как ее часть), и он размышляет о любви.  

– Интересный рассказ так же важен для тебя, как для твоей главной лирической героини?
– В детстве я очень любила слушать истории, и сама их рассказывала – почти как мой просод начинала их, совершенно не представляя, чем они продолжатся, как закончатся, они сами себя рассказывали. Меня поглощал процесс. И с тех пор мало что изменилось. Я понимаю, что в твоем вопросе акцент стоит на занимательности, на происшествии, сюжете, но для меня все это неразделимо. И я не знаю, кто кому должен больше нравиться – история мне или я истории, чтобы все в итоге получилось.

– Так уж необходима фигура рассказчика? Что ты вкладываешь в фигуру "пьяного просода", помимо функции "рассказывания историй"?
– Думаю, он скорее роскошь, чем необходимость, как бабочки, цветы и сияющие рассветы. Но он важен как некоторое метатекстовое отстранение от самих историй, он и соединяет их между собой и читателя с ними, и создает небольшую дистанцию, приподнимает, задает ракурс.  



скачать dle 12.1