ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 224 декабрь 2024 г.
» » Алексей Голяков. CРЕДСТВО ОТ БЕССМЕРТИЯ (II часть)

Алексей Голяков. CРЕДСТВО ОТ БЕССМЕРТИЯ (II часть)

Редактор: Наталья Якушина


(пьеса-паноптикум с прологом и эпилогом, II часть, см. I часть в № 199)
 


Какое, милые, у нас,
Тысячелетье на дворе?

Борис Пастернак, 1917 г. 


Действующие лица:

РАБОТЯГА.
ОЦИФРОВАННЫЙ – существо вневозрастных понятий и категорий, проникшее в каждый дом.
МАТЬ.
ДОЧКА. 
ПАПАША.
СЫН.
ЧЛЕНЫ ЗОНДЕР-КОМАНДЫ попавшие в ХХI век, во главе с Капо.
ПОЧИВАЮЩИЙ НА ЛАВРАХ.
МЕТАЮЩИЙ БИСЕР ПЕРЕД СВИНЬЯМИ.
НЕИЗВЕСТНЫЙ.
ДИКТОР ИЗ АВТООТВЕТЧИКА.
РАДИОВЕДУЩАЯ.

Действие происходит в вымышленной, не существующей на карте стране, так как геодезисты и картографы не могут зафиксировать её чёткие границы по причине их перманентного внешнего расширения. 


ПРЕДСТАВЛЕНИЕ IV

Снова комната в квартире среднестатистической семейки. 
На первый план выдвинулся стол,  домашний кинотеатр в этой семье отошёл явно в сторону. На столе – большой снимок Сына с чёрной ленточкой по диагонали правого нижнего угла фотографии; пустой стакан с засохшим ломтём хлеба над ним; брошенные как попало, похожие здесь больше на гербарий, две гвоздики. 
Мать, с раскрасневшимся, совсем не скорбным, лицом, со сдвинутой набекрень тёмной косынкой, чарует с другим стаканом,  напоминающим больше ажурный фужер, - и с каким-то дорогим зельем в стильной бутыли. Тут же – тарелка с начатой едой. 
Налила почти до краёв в свой бокал-фужер, потом – извлекает откуда-то из недр бюстгальтера увесистую пачку краснокожих купюр, кладёт её на сосуд. И любуется составленной композицией. 
Незаметно для неё входит Папаша,  с авоськой продуктов. Озадаченный внешним видом жены и всем происходящим в комнате, не спешит пройти на кухню и выложить купленное из сумки в холодильник. 

ПАПАША. Ты чего?
МАТЬ. Вот. (Давя в себе пьяную улыбку.) Чай пью. С лимоном.
ПАПАША (сверил, что это за «лимон», - взял пачку денег). Ты запачкаешь, – счас спирт попадёт! И плакали твои водяные знаки!
МАТЬ (еле ворочая языком). Ничего не запачкаю. Я святая. (Хочет заржать, но всё же сдерживает себя).
ПАПАША (не отдаёт деньги). Здесь что – действительно лимон?
МАТЬ. Ну пол-лимона. Не прити.. не придирайся к словам. Давай выпьем, помянем нашего Алика
ПАПАША. Сколько уже можно поминать! Нет, ты чего увлеклась-то, – пошла в банк, со мной не посоветовалась? А где остальные? Ты зачем обналичила, – кто тебя просил, мы ж не голодаем всё-таки; сейчас такое положение, деньги вмиг уйдут!
МАТЬ. Мои деньги – чё хочу, то и делаю. (Наливает и пьёт.)
ПАПАША.Как это – твои? А я чего Алику – седьмая вода на киселе, что ли?
МАТЬ.Седьмой кисель на воде. Отдай!!
ПАПАША.Да я не узнаю тебя, клуша!.. Сидела, сидела перед телевизором и высидела! Надумала – все деньги на сына забрать! И пропить!
МАТЬ.Я не все ещё проп… чего трындишь; совсем что ли, охренел.
ПАПАША. Если я охренел, то ты вообще озверела, мать, туды тебя за ногу! Уж на что я мудак, башку в пивном животе утопивший, но ты-то, ты-то?.. Материнские инстинкты свои, что ли, все потеряла? Утопила в… (Взял бутылку, рассматривает этикетку, никак не может прочитать.) Виски ирландские… Ке… «Кельтик каск». Мать моя богородица, это кто ж тебя надоумил? Мы никогда такого не брали. 
МАТЬ. Всё когда-то в первый раз. Да пока есть в продаже, – а то санкции перекроют, не достанешь. Ну по такому-то случаю – можно, да? Мы ж заслужили.
ПАПАША. Ну дела! Раньше материнский капитал давали – чтоб родить, значит, на ноги поставить, образование, пятое десятое… А теперь выходит – на бухалово под портретом кровинушки своей!.. Ну дела!
МАТЬ. Не разоряйся. И так – сколько слёз пролито. Сядь. Я сейчас закусь хорошую принесу.
ПАПАША (прижимает её, не давая приподняться). А где остальные деньги?
МАТЬ. Да всё путём. Я там спрятала, – под диваном, в спальне. В коробке.
ПАПАША. Это в шкатулке железной? Смотри не вздумай в банк обратно нести, на депозит, – всё прогорит или придёшь потом, а тебе шиш без масла: все операции, типа, пока прекращены. Временно. То есть до конца жизни. Уж пусть лучше там, в кубышке.
МАТЬ. Не баись, я ж не дура, я мать.
ПАПАША (недоверчиво). Как будто матери-дуры не бывают. И сколько там? (Нервно заходил по комнате.)
МАТЬ. Ещё четыре. Пачки. Нормально. И тебе хватит. Только ты это… Да не мельтеши ты перед глазами! Сядь, тут дело есть – настоящее, чтобы ты как отец знал. Ну меня проин… проинстрюктировал капитан один. Прям там, в соцзащите. Где, чего и как с Аликом случилось, при исполнении, – чтоб молчок.
ПАПАША. Как это – молчок?
МАТЬ. Ну так! Не нашего ума геморрой. Просто так деньги не платят. (Закусывает двумя кружками колбасы с тарелки.)
ПАПАША. Да я и сам знать не знаю – что и где с ним... И хотел бы, честно говоря… (Смотрит в ужасе на жующую жену.) Во все войны – всегда сообщали раньше… Погиб смертью храбрых… Такой-то полк… Такая местность… Или уж – пропал без вести. А ты… офролопенила, как покойный сынок говорил?? Боюсь… если тебя не остановить, ты, дорогуша, как свиноматка, свою же поросль схарчишь и глазом не моргнёшь; и компенсации от государства за смерть дожидаться не станешь… 
МАТЬ.Да хватит ворчать, – на, лучше, попробуй, сервилат с утра со скидкой купилаЯ чё прикинула. Давай в Турцию слетаем, сколько лет собирались, только на соседей облизывались. И здоровьюшко подлечим – не пансионат возьмём, а какой-нибудь санаторий ихний, типовой, полный курс. Валюты хватит. Когда в следующий раз сможем-то?
ПАПАША. Ну и как… Много наприкидывала? (Ещё раз ощупывает пачку.) Да, со сладким лимоном у тебя чай заварился.
МАТЬ. А то. 
ОЦИФРОВАННЫЙ (настойчиво). Государство обязуется и впредь максимально поддерживать, прежде всего материально, семьи погибших наших воинов.
ПАПАША. У, опять! Говорящая розетка!
ОЦИФРОВАННЫЙ (словно прослушал, сделал паузу и продолжает). …раненые, в свою очередь; а также получившие тяжёлые увечья могут быть спокойны за гарантию качественного, системного лечения и реабилитации.
ПАПАША (взревел). Ты бы лучше, етитный дух, соломку подстелял, – хоть не не так больно чтоб было падать!! Человека не вернёшь, а эта манда (ткнул на супругу) упивается теперь – за чью-то милую душу! Барабулька, – на все случаи жизни язык у него без костей!! 
МАТЬ (моментально протрезвела). Ой, не слушайте, не слушайте, – это он пьян и устал после работы! (Бежит к домашнему кинотеатру, пытается его включить, но не ладит с нетрезвыми руками). 
ПАПАША. Тебе мало для веселья?
МАТЬ. Да заглушить тебя, жлоба, – ничего не мало!.. А то нарвёшься тут с тобой, не выходя из своей же квартиры…
ПАПАША. Чего тебе поставить?
МАТЬ. Нашей молодости. Да ты сам расслабься. И не кричи так больше, – всё записывается!.. Давай. 
ПАПАША (охладевая, разбирается с аппаратурой). Дочке не сообщай – при каких заморочках деньги получила. Вообще ничего не говори ей! Она и так задёрганная, а после гибели брата вообще рвётся уехать из страны – со своим этим суженым. Шпиёном! Всё хныкала, плакса-вакса была наша доченька; дохлую кошечку покажещь – заплачет сразу. А теперь этот семицветик – сама кого хошь до слёз доведёт. (Маленькая пауза.) Точно это кино дурацкое, с этой бабой, что себя сожгла, на неё повлияло. Не к добру мы смотрели, – как раз перед отправкой Алика… Всё мне её судьбой и грозит.
МАТЬ. Мне – ещё больше!
ПАПАША. Как будто я кого-то толкал. К чьей-то гибели…
МАТЬ. Так эта вся молодёжь – борзая пошла, – и всё злодейская охмуряловка их молотит, из этих сраных сайтов!! Ну дурёху эту полиция вроде довела, – и было за что. А мы с тобой … кто. Скромняги. Наша хата с краю. (Чмокает мужа в неухоженную щёку.)
ПАПАША (подсоединил запись, видимо, через яндекс). Молодости?.. Распознай теперь её, молодость. Американ? Бой!
МАТЬ. Я те чё, –  (оскорбилась) пятая колонна, что ли?
ПАПАША. Пятая ягодица! (Шлёпнул её по тому самому месту, что она упомянула.) Ну, может быть, вот эту? (Включает.): 
«Год новый наступил,
кушать стало нечего.
Ты меня пригласил
и сказал доверчиво –
Милая ты моя,
девочка голодная,
я накормлю тебя,
если ты не гордая.
Два кусочека колбаски
у тебя лежало на столе.
Ты рассказывал мне сказки,
а я не верила тебе!»

Папаша снова, похоже, готов впасть в горячку,  успел даже размашисто плюнуть на всё то, что он вынужден слушать и смотреть в собственном доме,  и получилось у него это беззвучно, одним губами, на фоне голосящих в давней записи вокалисток и басящих на всю округу электрогитар. 
Но потом присаживается, угрюмый, к столу. Наливает себе из бутылки в маленькую чекушку, которую вынул из кармана,  припасённую, видимо, на всякий важный случай. Мать отбивает носком тапочка в такт шлягера и даже едва ли не пританцовывает. 
Папаша, выпив и не притронувшись к колбасе, выходит, оставляя мать одну. 
 
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ V

Большая каптёрка или предбанник. Посередине широкий проём в стене – ход в какое-то другое помещение, судя по всему, производственного назначения. Длинные лавки вдоль стены и большие тележки с непонятным содержимым, похожим на окрашенные в серый цвет древесные опилки. Вместо швабр здесь – совковые лопаты и скребки, пара веников по углам.
На стене надпись-маркировка  «ПРЕСС-ХАТА-2» и также портрет, на нём новый герой (тоже при параде с орденами и с более пышными аксельбантами) – свинорылый тип, проглядывающий на белый свет через узкие щели вместо глаз. Рядом с портретом зеленеет нарисованный фломастером на ватмане большой лавровый лист. 
В центре: Работяга и Неизвестный привязаны за руки и спины к стенке стульев, во рту у них кляп. Около них суетится Капо, оттеняемый двумя его младшими по иерархии помощниками в неизменных робах. 
Гремит запись группы «Рамштайн». С первой реплики Капо она стихает, оставаясь дальше фоном. 

КАПО. А теперь развяжите их. Полностью не надо! Верёвки только ослабьте. И кляп уберите.

Рядовые Члены Зондер-команды выполняют задание старшего. 

РАБОТЯГА (выплёвывает тряпичный комок изо рта). Что ещё за паскудное место?! Тьфу, здесь дышать нечем… И вы, – сами без маски, без респиратора, – и даже нос не воротите; вам – нормалёк!!
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Они нас скормить привезли (саркастически) своему божеству. Судя по запахам этого комбината. Я офигеваю…
РАБОТЯГА. А я уже нет. И давно.
КАПО. Милые вы наши бунтовщики-хромоножки, беглецы – с одним общим импортным протезом! Товарищи свиньи такую отраву, как вы, жрать не станут, – так что успокойтесь и будьте счастливы, вас не для этого поймали и сюда доставили. (Работяге.) А подобным одеколоном для тебя и твоего напарника пахнуть будет отныне всё, куда б ты ни зашёл. Ты, к тому же, – форменное трепло и позёр, – рабочий он люд, ядрёна хина, а здоровый дух родной земли и обитающих на ней живых тварей с ног его, видите ли, сшибает. Слабак ты! Трудяга-бодяга липовый! 
РАБОТЯГА. Это ваши проблемы, а не мои; вы нас сюда затискали, похитив, причём, дважды!.. Вы устроили нам незаконное задержание! – которое длится уже третьи сутки, – а не мы вам!! И я не обязан восторгаться вашей вонью! – которая продолжаться будет до бесконечности, – пока такие, как вы, вообще хоть чем-то управляют. 
КАПО (одному из младших своих напарников). Прикинь. Рабочий класс-то у нас шарить языком как научился. Скоро своего братца по несчастью, политического, переспорит. Вот что значит – пресс-хата. Школа! А уж что будет, когда свинский отдел освоит. Академиком готовым отсюда уедет.
РАБОТЯГА. Доцентом! Вентиляцию нормальную поставить не можете и систему очистки. Есть клининговые фирмы, – если у самих руки не из того места. Воры и бездари!
КАПО. А тебе, рабочий, может, джакузи ещё соорудить с кабинетом педикюра? Слушай внимательно, ты, мужлан, – и ты, правозашитик незашитый. Вы вообще вытащили лотерейный билет. Никто вас жёстко прессовать не будет, обживаться будете пока тут, в этой хате, – почти в санатории, в приусадебном хозяйстве нашего учреждения. С хавроньями подружитесь, общий язык с ними выучите. Во дворе на свежем воздухе поработаете: дров наколоть, воды принести, парашу из отходов притащить на лошади из нашей столовой. И нам – польза, маржа какая-никакая, чтоб мясо на стороне не закупать, и вам – избавление от мук. (Звонок ему на смартфон; отвечает.) Слушаю, товарищ майор! Иногороднего агента подвезли? Да, боксы свободны, – кажется, целых два. Дайте сразу команду: под каким кодом его на разработку –  «Игрек» или «Тараканья муха»?
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Иностранных агентов уже не хватает… Иногородних стали тягать.
КАПО (в трубку). Есть! (Неизвестному.) Надо будет – инопланетных потянем. И растянем!
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Скажите, а почему у вас раскраска меняется – из одной хаты в другую? Там скатерть была красная. А здесь – уже коричневая. И мордоворот ряженый на стене – в такой же, конкретно коричневой рамке.
РАБОТЯГА. Гадьё меняет кожу. Суть остаётся. 
КАПО. Туристы, вы не на экскурсии, и уже – не на пр-р-ресс-конференции, с вопросами и ответами! Вы лучше поинтересовались бы своими прямыми обязанностями: комбикорм на этих тележках подвозить в стойловое отделение. Причём нужно каждый раз в клетки заходить, не стесняться. Ну и навоз, соответственно, сгребать там – уже в другую телегу.
ЧЛЕН ЗОНДЕР-КОМАНДЫ. …и вывозить за овраг, – за полкилометра справа от КПП. А потом налево. 
КАПО. Разумеется, не себе же за шиворот. Я надеюсь, вы умнее стали за последние сто пятьдесят часов вашей жизни? Но если подтвердите уже прилипшую к вам метку «Склонные к побегу»… Наш ответ будет таков, каков и не предполагался всей вашей предыдущей личной историей. (Подошёл к окну и распальцованно пощёлкал по чему-то плотному и гулкому.) И даже в свинарнике, – чтоб соблазнов не было: железный занавес марки 678-дробь 22, с дополнительным обжигом. Поэтому… Чтоб не глотать потом мужские слёзы. Даже и не помышляйте. Агентура наша и там (кивнул на зрительный зал) налажена, не волнуйтесь. Добрые люди всегда на посту.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Последний вопрос можно?
КАПО (насторожился). Совсем последний. В камикадзе собрался?
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Последний – сегодня. Чего это у вас лавровый лист правее вашего идола? От вашего Почивающего на лаврах ветром надуло? Или сами приляпали?

Музыка «Рамштейн» прекратилась. Но – как по какой-то цифровой программе, из того же, невидимого ни со сцены, ни из зрительного зала, репродуктора тем же ненавязчивым фоном забарабанили марши из времён Третьего рейха. С характерными, удалыми голосами немецких солдат.

КАПО. Где, что – я не в курсе. (Оглядывается.) А, да это… скорее всего, из полит-ассамблеи… Делегация ходила тут на днях, с техперсоналом, – ну и дополнила в наглядной агитации. 
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Просто большой лавровый лист на стене висел в кабинете у молодого Гитлера, когда он стремительно шёл к власти! А что за музон у вас пошёл?.. Вы с ума сошли?!
КАПО. Ой, вот не надо мне этих экспликаций в затылок, – висел, не висел, не живой же человек у него висел, а лавровый листочек для супа.
РАБОТЯГА. Живые потом повисли.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Да, попозже.
КАПО. А вы, оба умника, с этим молодым Гитлером на горшке, что ли, вместе сидели? Или висели?! И с ним во дворе мячик гоняли? Чтобы этот, значит, листочек всю жизнь помнить.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Он не любил футбол. Он любил другие игры.
КАПО. Ну я условно. (Замер.) Вы особо подозрительные… – из живой силы нашего внутреннего противника. Не в ту хату, – знобит мой позвоночник, – вас перевели, не в ту... Надо было повести, обоих, по общему сценарию, – как и все проходят. Не послушало, – эх, не послушало моё мнение начальство!
НЕИЗВЕСТНЫЙ. И ещё – листик не листик; а вот надпись на немецком – «Зондеркоманд» тоже перекочевала из первой хаты – даже сюда, в стойло. Что ж, вы, такие коренные и лаптем щи хлебающие, – и это словцо чужеродное приплели?! Была уже такая команда. Плохо кончила в 45-ом году! Вместе со своим главным спонсором. 
КАПО. «Wenn man uns schneidet, ist es Faschismus, und wenn man uns schneidet, ist es nishtyak». Для непонятливых: «Когда режут нас, это – фашизм, а когда режем мы, – это ништяк». Ещё вопросы есть?
РАБОТЯГА. Блин, вот не знал, что в немецком тоже есть слово «ништяк»! Десять лет учил этот язык и не знал! 
КАПО. А у режущих ништяки почти всегда одинаковые, – на всех языках, без перевода. По ощущениям! Да мне плевать, – кем и когда эту зондер-команду изобрели. Может, мой прадед был вор, маньяк и извращенец, и чё - мне дом, который он построил или купил, теперь сжечь из-за этого?! Работает система, помогает врага разоружать – да на здоровье, отчего бы и нет?.. Зондер сегодня щадит наших кадровых офицеров. Они и так перегружены работой – по возвращению утраченных земель; нервная система при таких задачах, вы должны понимать, – на пределе... Вот мы и помогаем им препровождать всех мешающих и подозрительных, типа вас, - туда, где им самое место: к швабрам! И в свинарник.
ПОЧИВАЮЩИЙ НА ЛАВРАХ (выбежал из стойлового помещения, на нём лица нет, венок еле болтается на его шее, - того, гляди, спадёт; музыкальное сопровождение в помещении, как по команде, заглохло). Друзья! Беда!.. Спасите! Хотя уже… – всё, поздно! Нашего коллегу, который нас веселил… Своим бисером и своими песнями… Свиньи съели!!
РАБОТЯГА. Дометался.

Неизвестный побежал, роняя с себя верёвки, в стойло,  Капо с силой его остановил. 

КАПО (Работяге). Давай ты, – как более опытный. А я спецбригаду потом направлю. (Тот быстро ушёл в проём прямо.)
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Может, скорую надо? Вдруг ещё можно спасти…
ПОЧИВАЮЩИЙ НА ЛАВРАХ. Какая скорая! Капо, да нам капут, объясни ему (чуть ли не бросает ему на шею свой венок,  как совсем уже не нужный предмет) популярно! Всем капец – уже в подлётном времени!! Не чуете?.. Носы и уши заложило?!
КАПО (потянул ноздрями окружающий воздух,  ничего не обнаружил). Да тут один – всегда стабильный запах… (Пауза, чуть ли не задвигал ушами, прислушиваясь. Кроме кряканья и возни парнокопытных за сценой – ничего другого не слышно.) И поголовье – все на месте вроде…

Почивающий на лаврах, не ответив, удалился туда же, откуда и возник. 

КАПО (ему вослед). Куда, куда, - сам туда же плюхнуться?.. Чего корону-то свою мне переправил!.. (Оценивает осязанием новое невольное приобретение на своём теле.) На память.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Суицидники.
КАПО. А ты сам себя береги, – диагнозы он ставит!.. Кроме как митингам, ничему не обучен; мегафон в руках держать и орать, вот и весь список твоих талантов; искусственное дыхание фиг кому сделать сможешь! Так что сиди и не рыпайся, а то сам ещё – в эту канаву с помётом… И будет нам за сутки не один, а два трупа. 
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Три. Этот ваш Метавший бисер… Вы его неправильно называли. Никакой он не метающий. А добивающий раненых. Красную кнопку сигнализации для расправы знал, когда нажимать.
КАПО. Четыре! Чё бледный-то такой?? Нашатыря, что ль, давно не нюхал? Да ты не принимай всё близко к сердцу, бедолага: у этого манерного – природа, его так и тянуло метать перед свиньями, и ладно бы комбикорм метал, а – жемчуга. Хряки и оценили такие финты – сожрали с потрохами. Ну, они же хищники, а как иначе?.. А если ты по поводу зондер-команды расстроился. (Пауза.) Ну вела она собратьев-заключённых в газовую камеру. Сопровождала… Ну наша-то команда – не такая. Мы ж всё больше шутейно, для острастки, чудик!
НЕИЗВЕСТНЫЙ.Мне тоже – шутки ради. Тоже хочется, чтобы вы… со всей вашей зондер-командой, восставшей из пепла, повисли на одной швабре. Паровозиком… Кучкой шашлыка на общем шомполе… Вот - заканчивается, рано или поздно, любая цепочка, даже с самой извращённой логикой. Как и с вашим с этим, свинским ссученным…
КАПО (поражён). Сумасшедший! Фанатик…Такого экземпляра в этих мрачных стенах я ещё не встреча-ал. Неужели тебе совсем не страшно?.. Да в такое время. (Снова звонок Капо на его смартфон. В трубку живо.) Ещё раз здравия желаю, товарищ майор! А, когда, сегодня? Как быстро. Виноват, товарищ подполковник, поздравляю с присвоением очередного звания! По этому субъекту, чьё погоняло «Неизвестный»?.. Нет, не Эрнест. Да вот он передо мной томится, – недоразвязанный, привычную свою пропаганду, подрывную, ведёт; а я терплю, я же добрый. Да крот его знает, - какая у него фамилия. Кому она нужна теперь, счас в деле посмотрю. К вам привезти?.. Прямо на квартиру? Будет исполнено, товарищ подполковник, – вот его хоть на эшафот подвезу. Что-что ему нужно перечитать-повторить?? Да он-то сможет повторить, это точно. Как? Архи-пе-лаг?.. (У него как вырвалось.) Да вы что с утра пораньше, – все с рельс своих ржавых соскочили?! Ой!..  Виноват, товарищ подполковник; у меня тоже нервишки – как тюремные башмачишки, каши просят!.. Это – тот самый который гулаг? Понял. Консультация нужна для дочки, которая на истфак поступает. А разве его, этот гулаг, из школьных программ ещё не выбросили?.. (Неизвестному.) Повезло тебе. Нужны вы ещё отечеству. Хоть в чём-то. (Грубо навесил венок ему на шею. (Заревел двигатель какого-то грозного механизма, - прямо под окнами каптёрки. И тут же  тишина.) Ты чё?.. (Звук возник снова, но с заметно сбавленными децибелами,  он стал ровным; и различимо, что ревёт откуда-то сверху.)
НЕИЗВЕСТНЫЙ (бесстрастно). Это не я. Это ракеты НАТО в гости летят. И ваши пытошные хаты – это мишени.
КАПО. Да помилуй, сынок, – обещали же, эти, главы, – договориться, что войны большой не будет! (Умоляюще гладит листочки, которые ветшают буквально на глазах, на его венке.) А то, что было, – да это просто так была – разминочка. Игра «Зарница»! Ведь правда?
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Правда в том, что дочери подполковника придётся повторять «Гулаг» самостоятельно.
КАПО. Да не гони, – да не может быть; прям инфаркт тут с тобой схватишь!.. Сам, сука, на швабру залезешь, насадишься!..
ОЦИФРОВАННЫЙ. Испытания нашего высокоточного оружия будут проводиться всегда и в любом регионе нашей необъятной страны, - невзирая на все попытки внешнего давления на нас.
КАПО. Фу, пронесло…

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ VI

Декорации  снова как в Прологе и в IV-ом представлении. 
Но прежнюю комнатушку почти не узнать. В ней светло и опрятно  после явного евроремонта; она даже на вид стала просторней. Оказывается, в комнате был балкон, но хозяева прежде его не открывали, хронически уткнув носы в свой домашний экранище; теперь балконная дверь распахнута, с улицы празднично доносятся гам ребятни на детской площадке и мягкий шум ближнего городского проспекта.
Семейка сидит за большим столом, на нём – высокие чашки, пиалы с разнообразными сладостями. Стойкий, бодрящий аромат кофе насыщает воздух.
По включённому радио раздалась оптимистичная музыка заставки новостей. 

ПАПАША (загорелый, помолодевший, в бриджах апельсинового цвета и в майке со слоганом, рекламирующим классный отдых в Турции). Вон, давай я тебе вон ту мармеладку, самую толстую, подложу, – пока не съел.
ДОЧКА.Спасибо. (Снисходительно посмотрела на отца.) Ты на сладкое-то не налегай, – сколько пива и так улопал в своей Анталье. От пухлого брюшка пастила с печеньем – совсем не панацея.
МАТЬ (и она посвежела, в новой причёске с короткой стрижкой и в лосинах пёстрой расцветки времён её молодости). Хорошего человека должно быть много, – преподавали тебе в институте? Не знаю, как у вас там, а в нашем доме – пусть лучше будут сладости. Горестей… хватит уже. 
ПАПАША. Молодчина, мать! Горести мы врагу у ворот подложим. Пусть натыкается на них и кушает. Ну-ка, погромче радио сделайте, – новости, новости!
ИЗ РАДИОПРИЁМНИКА ВЕДУЩАЯ (буднично, равнодушно, - словно ей самой приелись такие тексты,  тараторит): «Наши бойцы за минувшие сутки, проявляя отвагу и массовый героизм, уничтожили тридцать пять огневых укреплений, двенадцать танков, четыре бронетранспортёра, девять гаубиц и более ста единиц живой силы противника…» 
ПАПАША (проглатывая мармеладину). Ух, ещё – одни молодчины. Хорошо работают ребята. В добрый им час! Дальнейший. (Прихлёбывает кофеёк.) А тебе налить кофе, доченька?
ДОЧКА. Нет! У меня давление!
ПАПАША. Это ещё что за новости? Вот таких новостей – нам точно не нужно. Такая молодая…
МАТЬ. Хватит придуряться – давление у неё! Вот у меня было давление – после похорон неделю в лёжку лежала, и рвало, и трясло, и по стенке до туалета ходила!.. 
РАДИОВЕДУШАЯ (продолжает). «Подразделение нашей элитной бригады, расквартированное на месте недавних страшных боёв в населённом пункте (помеха в вещании, - совсем по звуку не радийные шипение и свист) организовала гуманитарную акцию для местных жителей – провела для тех из них, кто наиболее пострадал от обстрелов местных нео-извергов, – бесплатную раздачу пакетов с гречневой крупой, банки с тушёнкой, рыбные консервы, а также необходимые медикаменты, мыло и стиральный порошок…» 
ПАПАША. …где-где раздали? В каком городе – прослушал. Ё-ка-лэ-мэнэ, это ж – госрадио! А помехи идут. Позор!
МАТЬ. Ну ты чё, наивный, что ль. Как будто не знаешь, кто вредит. 
ПАПАША. Да, и звук такой странный. Раньше я что-то не слышал, – с армейской ещё молодости…
ДОЧКА. Вас одна фразочка не коробит – «..живой силы противника»? Вы вот всё старые фильмы любите смотреть. Слезу пускать… Такие они задушевные, забубенные... Ну хорошо. А до вашей мозговой корочки дятел не додалбливает, что эта живая сила противника – такие же, как и вы, кто любит мармелад и пастилу?? И может быть, – то же старое доброе кино… И они, кстати, – бывшие ваши сограждане когда-то общей с вами, огромной страны, а сейчас – живущие на своей, между прочим, земле. И они в чём-то виноваты, что на них напали?

Из того же источника – концовка брутальной, ритмичной песни 
 со словами: 
«…будет всем дан ясный знак: 
 мы отсюда 
 больше
 ни на шаг». 

ДОЧКА (с нетерпением ищет и находит его, - им оказался старый четырёхугольный приёмник ещё проводного вещания, - и чуть ли не сшибая «радиоточку» с полки у стены, с силой заворачивает звук). Ну, слушать этот гнойный рок проплаченный!.. Отстой полный. «Нео-изверги» – это ж как надо голову вместе с языком сломать, чтобы такое выговаривать по двадцать четыре часов в сутки! Когда вы интернетом пользоваться научитесь?
МАТЬ. Мы и так умеем. И одноклассники, и где чулки купить, и авито. Чё ты гонишь-то? 
ДОЧКА. Вы сами-то кумекаете, что они горлодёрят? «Мы отсюда – ни на шаг». Откуда – отсюда, вы понимаете?
МАТЬ. А тебе больше других надо, да? Многопонимающая ты у нас. 
ПАПАША. Ну чего ты такая унылая, лапочка моя, а?
МАТЬ. Злая она!
ПАПАША. Хахаль твой где, не вернулся? Всё в автозаке сидит? Ну хватит уже хандрить и язвить, – понятно, дочка, устали все мы за эти месяцы тяжёлые! Но надо ведь и разрядочку давать себе, - ну согласись, иначе нельзя, с катушек съедешь, как… (Маленькая пауза.) Смотри, какой сегодня солнечный день. Это ж так редко – в наших смурных краях.
ДОЧКА (матери). Чтоб доброй быть, – без соплей, а по-взрослому, вам надо с отцом – да не в интернет, вы в нём утонете. А куда-нибудь для начала в старорежимное, – в библиотеку, вот куда. Да, я серьёзно! Я сама вчера отбила у себя лишний час, не поленилась, – пошла в научку, в архивный отдел, отсканнровала специально для своих бедных родителей, чтоб вы очнулись и хоть на миллиметр приблизились к соображалке: а почему Альфред погиб, ни за понюшку табаку?? И где? И что с телом?.. За чью такую, на все сто пятьдесят процентов стебанутую, хотелку?
МАТЬ. Я тебя сдам.
 
Муж вытаращил на жену глаза. 

МАТЬ. Вот как мать говорю. Обещаю. Настучу – как хошь меня потом прокляни!.. У меня и так – столько переживаний (дрогнул голос), не всякая мать ещё выдержит, что мне за эти три месяца достались. И ты будешь мне ещё нервы трепать… Скажут – отречься; отрекусь от собственной дочери, – подальше от греха! Сама сдам, – хоть и не заканчивала юридический, а напишу как смогу и куда надо отнесу, меня поймут. Там профессионалы своего дела работают. Чтоб ещё такие речи в моём доме звучали!..
ДОЧКА. А я тоже пока в своём доме нахожусь, мама!
МАТЬ. Уже – не в своём!!
ПАПАША. …ну, матушка, это уж слишком, перебор. Нас уж не пугай так, меня хотя бы – на старости лет. 
ДОЧКА (не сразу). Ты вот всё клялась, – может, хвалилась, а может сама себя успокаивала… Хотя уж точно не понимала, что к чему. Перед отцом своим, дедом моим, всё чеканила, когда разговор о родословной незаметно так заходил – «у меня…» Забыла? (Мать действительно не понимает, о чём она.) Я, хоть крошка была, а запомнила: «У меня год рождения – круглая дата, день в день, как умер отец народов». Ну дед-то понимал всё по-своему. И тебя за такие слова по головке гладил. Для него это – в точку было; с его-то биографией, и особенно – для его же отца, прадеда моего, десять лет без права переписки мотавшего… И вот теперь я слышу ещё одни от тебя слова. В мой адресок… Спасибо, мама.

Мать, закрыв лицо рукой, присела на самый край стула. И рухнула лицом в стол. Плачет или нет, – неясно, но не хочет, не может смотреть дочери в глаза.

ДОЧКА. Столько лет прошло… И ещё, наверное, пройдёт столько же… И ещё! И ты это говно из времён доносов, оказывается, всё носишь в себе. И хранишь. И гордишься этим. (Уходит в соседнюю комнату и тут же возвращается с двумя длинными листами, на которых следы типографского набора.) Вот, любезные мама с папойотсканировала в архиве – один американский журналист работал в тридцатые годы в Германии, а позже написал книгу, – боюсь, сейчас в интернете забьют её сайт, запретят, – и причину для этого найдут, как козявку у себя за ухом. А на бумаге - пока доступно, хотя и порыться надо: Гитлер захватил Польшу в тридцать девятом году, но о войне запрещал говорить, а только – о контр-наступлении! А когда начинал не в фильмах, а повсамделишному бомбить те самые мирные города, его корреспонденты выходили на следующий день вот с такими аршинными заголовками «Поляки бомбят Варшаву!». Телека тогда нема. Интернет – тем более ещё не ночевал. Ну как затюканному немцу в это не поверить?.. Да вы возьмите, чего уставились-то? – возьмите, почитаете за утренним кофе. Да это открытый источник, и публикация уже давнишняя; ну не посадят же за это!..

Родители – оба с одеревеневшими лицами. К бумажной распечатке и не притрагиваются. Мать стоит перед дочерью, не вытирая слёз. 

МАТЬ. Почему ты такая?..

ЭПИЛОГ

Та же квартира. Те же персонажи. Только прощальный звон слышится за сценой в сиренах, не похожих ни на автомобильные, ни на железнодорожные. Ни на какие другие, встречавшиеся ранее в обычной жизни. 
На столе появились две небольшие иконки на подставках. 

ПАПАША. Вот. Началось. Слышите?.. 
ДОЧКА. Ну это – явно не радиопомехи.
ПАПАША. А это (задумчиво) не «Поляки бомбят Варшаву»?
ДОЧКА. Нет, не поляки. 
МАТЬ. Землетрясение, должно быть.
ПАПАША (почти радостно). Да, конечно, землетрясение… А то я уж… от одной мысли – сразу в глазах темно.

По сцене действительно поползли какие-то противоестественные, клубящиеся пепельные пятна. 

ПАПАША. Потрясёт – и пройдёт!
ДОЧКА. Да какое землетр… У нас что, – сейсмичная зона?
МАТЬ (ей). А ты – верь, верь, что отец-то говорит. (Ему.) Тяпун тебе на язык, что подумал.

Непривычный звук со змеиным шипением старого радиоприёмника из предыдущей сцены повторился. Затем – опять возник, но с невероятной силой. Дети на улице закричали и резко замолкли, - словно со двора их смыло волной. Гардины чуть не сорвались от ветра, ворвавшегося в открытую балконную дверь. Мать по привычке побежала закрывать все окна. 

ПАПАША (от приподнятого его недавнего сияния, от пышущего «здоровьюшка» не осталось и следа). Да нет, это гроза, гроза, – всего лишь гроза. Хотя не мешало б – проснуться. Проснуться!.. Как от дурацкого сна – уже много месяцев. Или уже – лет?.. (Дёрнул себя за одно ухо, - не помогает. Дёрнул за другое, – тот же результат. Потом – за ус. Вроде бы стало больно. Но сумерки наяву превращаются в едкую гарь.)
ДОЧКА.Говорили вашему брату – не играйте с огнём. Весь мир просил – по-человечески. Не слушали, – да что там. Слышать не хотели! Вот и настал этот день
ПАПАША.Мы-то тут при чём, семицветик наш лазоревый?! Мы – люди маленькие, никого не обижаем, мы на выборы-то даже не ходим, не интересуемся, – не то что ты, доча, со своим этим… И никакого брата у нас нет; как и сына теперь, – мы сироты, ты ж сама всё знаешь!.. Почему мы ещё страдать должны?
МАТЬ.И гибнуть… Родителей ей не жалко!
ДОЧКА. Для каждого нации, взрастившей в себе фюрера, рано или поздно наступает свой Дрезден! Считайте, что и для вас лично он наступил. Сегодня, сейчас!! 
ПАПАША. А мне твой Дрезден – не указ! Гибралтар, Лабрадор! Пугаешь ещё… «Мои друзья хоть не в Болонии, зато не тащат из семьи...»
МАТЬ. Она только и знает – фюлером обзываться. Сама ты фюлер! – в юбке. И впрямь – взрастили эту стерву на свою голову!
ДОЧКА. Мама, у меня юбка – до пят. Траурная!.. Не на меня смотри!! И буду я, как примерная доча, расхлёбывать возмездие – вместе со своими, неразумными родителями…

Мать опять закрыла лицо руками и покачивает головой, не в состоянии ни смотреть на дочь, ни разговаривать с нею. 

ПАПАША. Нет, мать, не переживай, – всё равно не верю. Счас, мать, счас, - ещё чуть-чуть погрохочет и, – авось, как всегда, пронесёт. Кстати, это… где у нас тут в районе бомбоубежище; может, знаете?.. Выступал вчера один военачальник – заверял: «У нас надёжная система ПВО», не волнуйтесь, кто против нас всерьёз посмеет-то? Да это петарды, что, не узнаёте? – вон пацаны во дворе запускают. Праздник у ребят, – как и у остального взрослого народа… Гуляют, веселятся, в ресторанах сидят, фейерверки пуляют от души, – верно, чё омрачать жизнь-то? Она одна и другой не будет. А то, что грохочет где-то по-настоящему. Ну это хоть и рядом, но у соседа… Не у себя же. 
ОЦИФРОВАННЫЙ (всё более растворяющееся в серой каше изображение на сцене заменяет по значимости его голос, и только он один,  с ранее неслыханными металлическими обертонами). Полковник, стоять! Кто вам разрешил покидать боевой пост? И вы, – майор имперской безопасности. Ну, генерал-майор, дегенерал-майор, – какая разница, теперь уже все равны. Остановитесь! Эй!! Я не ожидал от вас, – проверенных на шаманских огнях, на приворотном таёжном зелье, – такой трусости, такой подленькой измены собственной присяге! Да у вас шок, господа офицеры! Вы забыли всё – и инструктаж, и весь техрегламент: бетонный корпус здесь глубиной в полкилометра, а выход из него – через особый люк, с кодовым замком, который у меня и только у меня. Так что лучше остаться со мной, слышите?? А я уж отблагодарю, как смогу, – поделюсь потом щедро с вами своим бессме… бесм… Чёрт, почему заедает?! А, не слышу!.. Кабели перебиты? Какие к бесу кабели! – я уже как год перешёл на бессрочное цифровое питание, болваны!
СУРОВЫЙ ДИКТОРСКИЙ ГОЛОС ИЗ АВТООТВЕТЧИКА. Господин Оцифрованный! Теперь – уже бывший. С вами говорит голосовой помощник Федя. Ваше оцифрование было исполнено по последней модели зарубежного программного обеспечения, но обладатели авторских прав на него приняли решение о блокировке его действия в отношении вас – ещё за две недели до начала сегодняшней конвенциальной ракетной атаки, которую долго откладывали их правительства. Поэтому данное решение об отключении находится в рамках плановых санкционных мер. В то же время не исключено, что у вашей страны ещё останется шанс – заключить новое соглашение на аналогичное оцифрование. Однако распространяться оно будет на более предсказуемого руководителя. 
ЭКС-ОЦИФРОВАННЫЙ. Хамло ты, Федя. Бомбить тебя некому. 
Автоответчик. Не бомбите – да не бомбимы будетеПовторите ваш вопрос. Не понял. Жду. Выполняю. ВыполняюЗапускаю. 
ПАПАША (как после обморока, но нашёл в себе силы). Вы слышали?.. Или спите? Да уж лучше – не просыпайтесь, мои дорогие!.. А то ещё, прости господи, поделятся и с вами бессмертием; пока этого нашего друга, очарованного, рассбессмертили обратно, – оно теперь там, наверху, бесхозное стало, гулять пошло по родным городам и весям, – ну, прям, как с ядерным оружием история! И будете потом вечно мучиться. 
ДОЧКА. Чем?
 
Папаша молчит. 

ПАПАША (в прострации). Окольцованный… Ошинкованный… Оцинкованный.
ДОЧКА. Чем?!
ПАПАША. Тем, что нужно вовремя хватать простой рецепт!.. и бежать с ним в аптеку – не хрена начинать. За что потом платится цена – в прямейшем смысле убой… (Не договаривает.)

Мать, трясясь от ударов и разрывов в воздухе уже за порогом их, пока стоящего, дома,  вся сгорбившись, поднимает забытое, лежащее плашмя на столе, рядом с образами, большое фото Сына. Пытается один раз, другой, третий поставить его рядом с вазочкой на столе, - не получается. 

Занавес

2022 г. 







_________________________________________

Об авторе:  АЛЕКСЕЙ ГОЛЯКОВ 

Родился 27 августа 1968 года в Саратове. Служил в армии в 1987-89 гг., в 1996 году окончил филологический факультет Саратовского госуниверситет, специальность – журналист. С 1986 года печатаюсь в региональных и столичных СМИ на темы культуры, экономики, политики, криминала. Имею публикации в «Новой газете», «Московском комсомольце», «Известиях», «Литературной газете», «Вечерней Москве», газете «Богатей» (Саратов), журналах «Современная драматургия», «Театральная жизнь». С февраля 2011 г. постоянно работаю и проживаю в Москве, – одновременно с этого же времени (до января 2015 г.) – редактор отдела «СМИ и общество» журнала «Журналист». Затем – корреспондент газеты «Новые известия», делового журнала «Инвест-Форсайт». Автор отдельного сборника «Остров Пасхи средь Волги-реки» (издательство «Мелон», Саратов, 2004 г.), в котором была опубликована пьеса с одноимённым названием (в других поздних редакциях в Сети фигурировала под названием «Аборигены-ХХI»). Среди публикаций литературно-художественного журнала журнала «Волга-ХХI век»: рассказ «Первый грех» (2009, №10), пьеса «Уроки Ангелины» (2011, №№11-12). В июле 2010 года пьеса «Креативщица» была переведена на итальянский язык и показана в декабре того же года в исполнении итальянских артистов в рамках Международного фестиваля одноактной драматургии в городе Роверето (организатор – театральная компания Compagnia dell'Attimo, среди участников – Вацлав Гавел, Иддо Нетаньяху). В марте 2012 года вошел в шорт-лист Международного конкуса драматургии «ЛитоДрама» в номинации «Мини-пьеса».скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 681
Опубликовано 01 ноя 2022

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ