ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 222 октябрь 2024 г.
» » Дмитрий Бавильский. Избранные ЖЖ-записи 2015-16 гг. Часть II

Дмитрий Бавильский. Избранные ЖЖ-записи 2015-16 гг. Часть II

Дмитрий Бавильский. Избранные ЖЖ-записи 2015-16 гг. Часть II

Часть I >


ПОРОДА НОСТАЛЬГИИ: НИЧЕГО ЛИЧНОГО

Все события сна происходили в глубоком прошлом, в квартире на Куйбышева, откуда мы съехали, когда я учился ещё в университете. Жизнь там протекала все мои школьные годы, после чего были другие квартиры и места жительства, но в снах я постоянно возвращаюсь в это «последнее лето детства», видимо, самое важное в становлении моих бессознательных структур. Это же конец 70-х и все 80-ые, вплоть до середины 90-х, время становления, оказывающееся, если верить снам, едва ли не определяющим в том, кем я стал и что ношу внутри. Та самая неповторимость целого отдельного мира, который существует помимо памяти, конторой самого что ни на есть глубокого залегания. Которой невозможно ни с кем поделиться (и даже люди, бывшие со мной тогда рядом, могут разделить какие-то внешние проявления этого локуса, но отнюдь не внутренние); то, что уйдёт вместе со мной, когда я уйду.

Моя внутренняя реальность формировалась именно тогда, не оттого, что со мной на Куйбышева происходили самые важные (важнее не бывает) процессы, просто так, вероятно, совпало, что бессознательное выкликает, помимо, поверх и параллельно памяти, временную протяжённость, в которую происходило формирование интеллектуального организма. Самый пик застоя, солнечная пыль сонных и пустых предместий, комнаты на первом этаже типовой пятиэтажки, стоящей на границе одноэтажного посёлка.

29 мая 2015


ШКОЛЬНЫЙ БАЗАР

Обычно я провожу август на Урале, из-за чего конец лета совпадает с возвращением в Москву и началом культурной активности. В этот раз пришлось вернуться на месяц раньше, из-за чего лето как бы автоматически стало осенью. Тем более что невзрачная, почти без колебаний, погода мирволит ощущению заброшенности, каждый раз, когда тепло начинает отделяться от тела и более не сливается с ним. Солнце светит, но уже не целенаправленно, а как-то рассеянно, окружая пешехода, бредущего куда-то по Усиевича, плавной мягкостью. Просыпаешься – осень, раскрываешь окно – а за ним омут, вставший в нетвёрдые пазы и не настаивающий на постоянстве собственной конфигурации, качающийся вместе с ветками деревьев, подросших за июнь и июль. Идёшь на кухню – а там осень, ставишь чайник – он закипает вполне буднично, как если ученики уже давно сидят в школьных классах, а тебе нужно в офис.

Лето неупорядочено как пригород, посёлок или жизнь для себя; осень, несмотря на все свои избыточные изыски, упорядочена примерно так же, как любые новостройки: за понедельником всегда идёт среда, за пятницей – суббота, так как служба, единственное, что делает наше существование размеренным и «прикреплённым к земле», почти не оставляет пространства для закоулков и тупиков. Плюс «эта» равнодушная погода, без переходов и швов, превращающая август в дополнительную пустыню, окей, в степь, делает всё, чтобы потеряться в однообразии. Мне такой расклад по душе – я не люблю школьных четвертей и университетских сессий: в идеале жизнь должна быть лишена ожиданий, отчётливых периодов, сдачи экзаменов.
Жизнь вообще должна струиться бессмысленно и, по возможности, бессловесно (про политику не говоришь – значит уже почти молчишь) – вот как вода, только тогда и возможно почувствовать внутри неё нечто цельное, естественное, гармонично свободное.

27 августа 2015


ИЗ МОИХ ТВИТОВ

***
На Соколе снег. Но всё-таки это ещё осень: зима начинается не с метели, а с вторичных бытовых признаков – покупки цитрусовых, доставания тёплой одежды с антресолей, эпидемии ОРЗ, из-за чего нынешний снег кажется слегка заблудившимся. Подгулявшим.
***
Снегопад проступает на снимке царапинами, точно ты плёночным фотоаппаратом работаешь (причём старым, сломанным, да и пленка в нём какая-то антикварная, с дефектами, что ли, полузасвеченная), а не цифрой.
***
Непереваренное за день включается, когда выключается свет и все гаджеты, от книг до айфона, откладываются в сторону. Простая физиологическая закономерность.
***
Ближе к конечным станциям в вагонах становится ощутимо прохладнее. Прогоны длиннее, к поверхности ближе, народу меньше. Под надземкой в районе Бунинской аллеи всё ещё растёт ярко-зелёная трава (вокруг лежит снег).
***
Ведь что такое грусть? Это же внутренний голос, поэтому нужно просто стараться не выводить его на первую линию, глушить работой и суетой...

26 ноября 2015


ИДЁМ В НИГДЕ

Внутри каждого лета, как и внутри каждой зимы, возникают такие зависания, когда кажется, что время остановилось – не твоё личное время, брызжущее эмоциями и постоянно порождающее события, но общее время, висящее за окном; время, относящееся к погоде и к природе, точно бы замеревшей в одной точке. Как если отныне всё время будет вот точно такая зима. Ну, или бездонное лето, всё глубже и глубже летящее в собственную, начинающую подгнивать, вечернюю черноту.

Так бывает «под куполом цирка», когда гимнаст, оторвавшись от площадки, делает сальто-мортале, внезапно остановившись в зените. У меня иногда получается раздвинуть это мгновение замирания. Правда, на чуть-чуть, но мне хватает с избытком: главное следить за гимнастом не отрываясь, параллеля внешнее, чужое движение (не обязательно всё головой, можно одними зрачками, главное не отрывать их от мёртвой петли) с внутренним. Говорят, что примерно такой же эффект оставлял прыжок Нижинского в «Послеполуденном отдыхе фавна» или где-то ещё; но театр (тем более, балет) штука сиюминутная, поди, проверь. Поэтому верхушку лета, по которой, как по куполу, летят облака, методологически корректнее сравнивать с цирком – ведь, вместе с пеной и песней «Валенки», он для нас был и остаётся важнейшим из искусств. Едва ли не бытийной формулой. Формоосновой.

Тут вчера один опытный читатель закидал меня наводящими вопросами. Мол, что я хочу своей писаниной сказать, под какую тенденцию подпадаю. Было видно, что я у него не помещаюсь в схему какую-то и ему от этого не очень комфортно (да иначе бы и не накинулся), из-за чего важно меня, как под монастырь, в какой-нибудь идеологический лагерь запихнуть. Причём, уже даже не эстетический, но политический – де, это только он, зарубежного, практически, происхождения, может гулять как кот, сам по себе, свободный от какого бы то ни было давления, и вообще гений чистой красоты.

Приходится объяснять (больше всего на свете в социальном общении я не люблю вымогательства объяснялок – когда человек успокаивается только если ему весь расклад разложить), что в заметах сердца нет ничего специального или надуманного. В них нет ни цели, ни даже морали, которую можно было бы извлечь. Это просто хроники жизни (записываю иногда, когда выдаётся такая возможность), фрагменты событийного потока, обрамленные границами одного дня, так как это же, всё же, дневник. Писатели (впрочем, не только они?) приучили, что у текста обязан быть сухой остаток, что автор ведёт нас к какому-то выводу или, хотя бы, наблюдению за собой. Вот уж точно – никого за собой не веду, веду только дневник. Умному достаточно.

У нас сегодня с трёхлетним Данелем вышел такой диалог:
– Ты знаешь, где мы идём?
– Конечно, знаю.
– Ну, и где мы идём?
– В нигде.

8 июля 2015


ПРИЗЫВНОЙ ПУНКТ ДЕКАБРЯ

Люблю короткие дни конца года, хотя они ощутимо сжимают «рабочую повестку» до вполне осязаемой пружины. В будни, когда нужно затемно тащиться на службу, а вся жизнь сконцентрирована в метро, этот путь, туда и обратно, заключает мою жизнь в полукруглые скобки и как бы выносит уличную темень за рамки конкретного дня, промельк которого схож с запахом, внезапно настигшим где-то посредине дороги.

Ещё лучше, если не нужно никуда идти, можно читать и писать, не думая о последствиях, потом отсыпаться, вставая, когда стемнело. В первое мгновение ещё даже не понимаешь, где оказался: ещё не рассвело или уже стемнело? Почти всегда, в 99% случаев оказывается, что «и вовсе стемнело», день пробежал свою гамму куда-то мимо всех нот. Значит, можно вновь возвратиться к бдениям предыдущей ночи: писать и читать, заваривая мяту с мандаринными корками и каркадэ, не выходя из округлых скобок куда-то наружу.

Или выйти за хлебом и узнать, что идёт снег, похожий на дождь. В снегопад Сокол превращается в окраину провинциального городка, построенного военнопленными, вернувшимися на родину. Здесь тихо и пусто, только снежинки шоркают по граням спичечного коробка, в который превращается дорога до «Биллы».

Внутри магазина светло и кипит жизнь, как если она никогда здесь не застывает. Идёшь в темноту, потом попадаешь в яркий свет и многолюдье, совсем как в метро, из которого снова ныряешь в ночь, точно в омут. Совсем как по дороге в газету, когда двор безлюден и тёмен (только голые деревья отбрасывают тени на стены домов, из-за чего кажется, что между окнами многоэтажек проступают трещины или вены, незаметные летом: сокрытые листвой), но стоит приблизиться к Ленинградке, где слепят огни, снуют машины и люди (очень много приезжих – любое метро как вокзал), как если нельзя остановить суету хоть на минуту, понимаешь: декабрь. Вторая его половина.

Снежинки царапают фотоплёнку лица, обжигают эмульсию негатива. Снег скрадывает расстояния так, что руки не успевают устать от сумок, нагруженных скученной, скучной едой.

15 декабря 2015


ЧАЙ С ВОСКРЕСЕНЬЯ НА ПОНЕДЕЛЬНИК

Я решил написать этот пост, так как ближе к утру мне захотелось горячего сладкого чая. Значит, следует встать, включить комп и уже не надеяться уснуть, несмотря на то, что на улице дождь. Всю ночь за окном вяло шумели капли и ветви; вода монотонно падала, как человеки в костюмах на картине Магритта. Только у Магритта мужики в котелках падают с неба в геометрически правильном порядке, а нынешний ливень был путанным. В нём цвёл хаос. Я отложил книгу и пока ходил на кухню, включал чайник, заваривал чай, дождь пропал. Утро вылезло как из-под отворота одеяла, закрякали птицы на крыше дома напротив. Солнце, в раздумьях, едва показавшись, снова запрыгнуло под одеяло, согрелось, уснуло. Но, пока оно было, казалось, что ночью погода переменилась и поворотила в сторону тепла. Ан нет, понедельник начался примерно так же, как воскресение. Хотя май уже придвинулся к самому краю, за которым, вроде бы, лето. Но это если смотреть в перспективе, а если из точки сегодняшнего кипения – то всё ещё продолжается становление тепла, которое никак не укоренится, не укрепится на своей ложноножке до степени непрозрачности. Когда его уже не свернёшь, не сломаешь.

23 мая 2016


ЛУЧШЕ СТАРЫХ ДВУХ

Конечно, его шатает и плющит к стеклу, как пьяного. Постоянно раскачивает из стороны в сторону, бьёт о стену, такого неустойчивого на уровне четвёртого этажа. Все эти годы я смотрел на него сверху вниз, наблюдая, как ясень растёт и набирается росту. Сначала заглядывая через подоконник, затем встав вровень с окном, теперь же он его перерос и пошёл дурить дальше. Раньше он был для меня недосягаем, теперь его ветви полностью заслоняют моё окно, меняют не только ландшафт (автомобильную стоянку через него, такого зеленоглазого, уже не углядеть), но и внутреннюю жизнь. Потому что в комнате полумрак, а ещё постоянные звуки его жизнедеятельности – он вздыхает, шуршит, скрипит, охает. Ему мешает стена дома и выносной блок кондиционера. А теперь, когда окно открыто, он лезет своими разлапистыми пальцами в квартиру. И, разумеется, продолжает расти дальше. Я надеюсь, что жители пятого этажа окажутся такими же терпеливыми и friendly, не нанесут моему ясеню (когда это я успел его себе присвоить, ведь он не чужой жителям предыдущих этажей тоже) вреда. Хотя, честно говоря, побаиваюсь – всё самое плохое случается именно с тем, на что кладёшь глаз. С тем, что становится дорогим и важным. А ясень мне теперь уже как родной, хоть именем обзаводи, хотя это же странно – придумывать имя дереву. Но он очень особенный и субъективный. Возможно, оттого, впрочем, что я его вижу и наделяю характером. А он меняет не только дни, но и ночи, особенно если ветер, а листья сливаются в темноте во что-то целое и как будто телесное. Видимо, так и возникают мысли о привидениях, шарахающихся в проёме. Зимой, когда ветки голы, ясень не такой антропоморфный как летом, когда берёт на себя дополнительные функции границы и оберега, становится более заметным. Зимой он кажется набором трещин в пространстве или морщин, а вот теперь, особенно когда окно открыто, практически собеседник. Теперь я понимаю, что когда он все эти год рос и тянулся вверх, то глядя на его крону, я различал его лицо, повёрнутое ко мне так часто, что, кажется, и он, в свою очередь, научился узнавать меня, подобно кошке или, быть может, собаке. Хотя я не думаю, что он хоть сколько-нибудь привязан ко мне, ведь кровь у него не алая, но зелёная и прохладная. И вообще, я для него прошедший эпизод.

4 июня 2016


КОГДА ПОХМЕЛЬЕ ВМЕСТО ТОШНОТЫ…

Мне нравятся эти заморозки внутри мая, дожди и острый холод, похожий на остров, в который превращается любая квартира. Люди стремятся наружу из каменных склепов, что мирволит временному и искусственному, но, тем не менее, объединению теплокровных тел. Понятно, отчего Ночь музеев, вот уже второй год подряд, выпадает на дождливые выходные – дома от этих дождей не спастись, даже если занавесить все окна. В музее есть общая крыша, так уж, зонтично, он устроен – и можно выйти из-под навеса собственной биографии, спрятаться под коллективной судьбой, представив себя включённым в какую-нибудь общность. Хотя бы умозрительно.

Майское небо схоже с нашей политикой – оно влияет на разные, мельче мелкого, детали обыденной жизни (горячую воду отключили, затем, полторы недели промурыжив сокологородцев, включили), и оно практически видимо, кажется, что до него можно дотянуться рукой. Но, чу. Тугая переменная облачность, бельмом на оба глаза, делает небо незрячим. Слепым.

Майские острова оцепенения – это про природно-временной континуум, если же брать бытийный перпендикуляр, то такие внезапные (хотя и постоянно ожидаемые) заморозки, оставшиеся в наследство от зимы и успокаивающие тело обращением к привычному (ставшему таким за долгие месяцы снега) морозному режиму, превращают мою Москву в полустанок. В чреду одиноких остановок, где «буран» не означает порывистый ветер, но лишь ощущение одинокого самостояния на голой, безлюдной платформе.

Полнолуние, однако! Непогода сводит наши передвижения к минимуму, к схеме из открытых источников, из-за чего пространство, точно овеянное незримым туманом, сжимается до простых, локальных импульсов. Мне не холодно: я включаю кондей на обогрев, превратив кубатуру комнаты в арбуз, трещащий от пыток постоянного расширения. Но кондей – всегда дискомфорт и полумера, противоречащая мёртвым воздухом тому, что, на самом деле, организму нужно.

И, тем не менее, я рад такому похмелью, что зависит от всяческих мелочей, еды или конкретики книг, на которые не обратил бы никакого внимания при более благоприятном соотношении дневных и ночных температур. Холод подмораживает экзистенциальное неблагополучие, подменяя его физиологическим, уже хорошо. В любом отступлении от плана, в отсрочке или в паузе, в аппендиксе и закутке, важно найти свой витамин – это сближает течение жизни с туристическими поездками, из которых все обязательно возвращаются живыми и посвежевшими.

22 мая 2016


ОМУТ МЕТЕОЗАВИСИМОСТИ

Видимо, високосность не вмещается в один день, очень уж её в этом году много; вот февраль всё никак и не кончится, растягиваясь безразмерно, вместе с атмосферным давлением, скоромный как резина. Устал от омута метеозависимости как от докучливого соседа с верхней полки, не перестающего разговаривать даже во сне.

15 мая 2016


ДНЕВНИК ЯНВАРСКОГО РАВНОДЕНСТВИЯ

Весь январь жгли камин. Украшательство и декор превратились в важный функционал: месяц выдался холодный, почти без просветов, снежный, вьюжный. Сильный ветер и снегопады каждый день, каждую ночь.

Вчерашний кончился с рассветом. Бушевал, пока все спали, рассеивал позёмку и сны, сворачивал котов калачиком, но стоило солнцу выйти из-за казарм, утихомирился, приручился. Мне, однако, нужно было ехать в поликлинику через весь город (вот прямо через весь: мы живём в посёлке на самом юге, а ЧМЗ с университетской клиникой и, значит, с хорошими врачами – местные Химки) в пустом троллейбусе, но пока, затемно, шёл до остановки, преодолевал сопротивление материала, выгибался тетивой.

В такие дни тьма кажется вечной, беспробудной, максимально естественным состоянием природы, а сугробы в рост – метафорой всеобщей заброшенности. Как если мы всё больше и больше отгораживаемся от прочего мира, Москвы, Путина, цен на доллары и на нефть, погружаясь в анабиоз.

Позже, разглядывая улицы сквозь заиндевевшее окно (наледь и иней скрывают их немытость, точно это нарочный такой новогодний фотофильтр), наблюдал за тем, как рассветные перекрёстки превращаются в какой-то другой, будто бы, заполярный город.
Ну, скажем, в Норильск с его вечной мерзлотой, так, как Норильск показывают нам в новостях: автомобили, выдыхающие через нос активные и терпкие клубы пара. Люди-биссектрисы, идущие через шоссе по прямой. Ярко освещённые окна школы, напоминающие портал в иное измерение.

Весь январь, по очереди, было пасмурно или хмуро. То вместе, то поврозь, а то попеременно. Солнце если и выглядывало, то по ошибке, как тот купальщик, что выйдя из моря на мороз, стремится скорее укутаться в полотенце, похожее на одеяло. Солнцезащитные очки, привезённые из Москвы, так и остались нерасчехлёнными.
Пушкин, разумеется, случился (какая же русская зима без Пушкина), но то был не «мороз и солнце, день чудесный», а «Бесы», уворованные, как это красиво доказал Игорь П. Смирнов, у Вяземского.

Челябинск, 23 января 2016


ИЗ МОИХ ТВИТОВ

У соседа-омоновца во глубине участка, ночью, всегда горит свет – там, даже в самый жуткий мороз, на которые богат нынешний январь, живёт на цепи сторожевая собака, под утро подвывающая от одиночества. Свет ей у будки оставляют, видимо, из заботы.
***
Правильнее всего уподобить книгу магнитофонной плёнке, а себя, читающего текст, магнитофону, звучащему тем, что в этот момент проходит через звуковую головку. Быть, становиться собой, через звучание Другого – вот каким мне представляется чтение.
***
В Чердачинске, как и в Москве, ночь не черна, но лилова. Вновь идёт снег, похожий на взвесь; вновь (из-за нашего ландшафта амфитеатром) ощущение, что мы живём в посёлке будто бы внутри сферы тонкого, хрупкого стекла, тёмного изнутри – видимо, новогоднего ёлочного шара.

15 января 2016


СПАСТИ РЯДОВОГО БЕФСТРОГАНОВА

С кулинарными сайтами у меня происходит каждый раз одна и та же история. Лезешь за какой-нибудь деталью или необходимой подробностью, начинаешь сравнивать варианты. Потом западаешь на что-нибудь особенно эффектное, возникающее на полях, и когда уже готов сдаться (отказавшись от первоначальной идеи), осознаёшь, что все ингредиенты предлагаемого блюда могут быть только в экзотическом ресторане или у «богатого коллекционера». Вновь перебираешь варианты, выбирая что-то компромиссное, перпендикулярное замыслу. В конечном счёте, начинаешь готовить что-то совсем уже третье, удалённо сочетающее то, за чем приходил на сайт, с невозможностью сделать то, что там написано. Совсем как с хорошими стихами – про них ведь частенько думаешь одно, а находишь, при перечитывании, совершенно иное. Короче, сплошные игры разума при невозможности сосредоточиться на чём-то с полной выкладкой.

14 февраля 2016


ГЛАВНЫЙ ГРЕХ

Главный грех отнюдь не уныние, но обобщение. Ведь уныние – это обобщение и есть, хотя, вообще-то, обобщение гораздо шире.

10 мая 2016


А Я ВСЁ ПЬЮ И МУЧАЮСЬ ОТ ЖАЖДЫ

Иногда некоторые дни напоминают другие дни, которые как бы не отсылают к прошлым обстоятельствам и ощущениям, но повторяют их или даже являются ими, точно выдернутыми из произвольного порядка календаря. Меньше всего хочется думать, что это память подбрасывает воспоминание, погружающее в пережитое, но просто это тот или иной день повторяются чудесным образом. И, значит, возможна дорога в оба конца и постоянное (непостоянное) вращение соответствий вокруг своей оси.

26 ноября 2015



Продолжение >скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
3 340
Опубликовано 04 июл 2016

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ