Редактор: Женя Декина
(рассказ)
Год N+8. Осень.
Серж быстро идет по улице. Высокий воротник черного пальто поднят. Руки глубоко в карманах. Шляпа надвинута на лоб. В пасмурный ветреный день такой наряд не вызывает ни у кого подозрения. Зато камеры, понатыканные через каждые сто метров, не смогут произвести автоматическую идентификацию личности. Только узкая полоска глаз видна. Так можно обходиться без грима. Контактные линзы, и всё.
Кажется, что он углубился в свои мысли и торопливо шагает, не замечая ничего вокруг. На самом деле Серж внимательно следит за всеми, кто в радиусе видимости.
Впереди идет парочка, взявшись за руки. Он — высокий, худой, сутулится. Длинные волосы грязно-пепельного цвета собраны в пучок и перетянуты резинкой. Она — небольшого роста, даже ссутулившемуся спутнику едва достает макушкой до плеча. Волосы, окрашенные в яркий неестественно белый цвет, на одной половине головы подстрижены почти под ноль, на второй — свисают неровными прядями. Парень достает из кармана короткой курточки телефон, читает сообщение на экране и победоносно вскидывает руку вверх.
Девушка, чувствуется, слегка раздосадована и немного отстраняется от него. Парень распрямляется, распускается весь и крепко обнимает нелепыми руками-граблями свою спутницу, забыв ссутулится, и поэтому прижимает к своей груди где-то между последним и предпоследним ребрами ее, оказавшийся в профиль курносым, нос.
После объятий, крепких и искренних с его стороны и прохладных с ее, они озираются, видят впереди, метрах в пятидесяти, дверь с надписью «Приват» и устремляются к ней.
На другой стороне улицы вдруг раздается выстрел и молодой мужчина, сидящий на скамеечке на остановке авто-автобуса, нелепо запрокидывает голову назад. К нему подходят несколько прохожих, оказавшихся поблизости. Улица широкая, поэтому Сержу не слышно, что говорят прохожие. Впрочем, он и так знает, что они могут сказать. К остановке подходит авто-автобус, на какое-то время скрывая из видимости скамейку. Когда он отъезжает, с трупом мужчины остаются двое ожидать автокатафалк, остальные уезжают.
Серж непроизвольно обращает внимание на привычный слоган, размещенный на остановке:
«НЕ В ТОМ ДЕЛО — КАКОЕ У ТЕБЯ ТЕЛО
ВАЖНО, ЧТОБЫ ДУША БЫЛА ХОРОША»
Серж переводит взгляд на парочку. Они уже дошли до «Привата». Парень, порывшись в кармане, извлекает купюру и засовывает ее в прорезь автомата на двери. Автомат, пощелкав и пошелестев купюрой, разблокирует замок.
— Слушай, — начинает мямлить парень, — я как-то не очень готов сейчас, вдруг не получится. Ну, зачем мне под конец негатив. Может, я лучше сам.
— Как хочешь, — пожимает плечами девушка. — Давай я тоже зайду, посмотрю. Может, тоже сама обойдусь. Все равно, ведь, оплата за двоих.
В этот момент за спиной у Сержа раздается мягкий, но сильный шлепок. Он оборачивается. Буквально в десяти метрах позади него на асфальте распростерлось тело грузного мужчины. Неестественно вывернутые ноги и распластанные руки. Шапочка слетела с головы, и к ней уже подбирается быстро растущая лужа крови.
Находящаяся ближе всего женщина подходит к человеку, лежащему на асфальте, рисует правой рукой в воздухе круг, перечеркнутый крестом, и произносит с улыбкой:
— С Новооформленным!
— С Новооформленным! — вторит ей еще несколько голосов, оказавшихся рядом прохожих.
«Жизнь идет своим чередом, — думает Серж, — но мне нельзя сегодня возвращаться с пустыми руками, на этой неделе мы потеряли троих. Я должен кого-то зацепить сегодня. Может, пойти за этой парочкой, когда они закончат самоублажение в этой чертовой Публичке. Но, кто знает, что ему прислали? И все-таки, это может быть шанс.»
Тем временем автокатафалк подкатил к остановке, мигая хорошо знакомой гирляндой лампочек на крыше. Двое, оставшихся с телом, выкатили из катафалка длинный выдвижной ящик на полозьях, споро погрузили в него труп и по направляющим затолкали обратно в корпус машины. Это действие заняло секунд тридцать. Автокатафалк уехал, мигая лампочками.
Серж посмотрел, где-то вдалеке, на улице, мелькали такие же лампочки, а дальше — еще и еще. На здании за перекрестком огромный интерактивный портрет Дорогина. Серьезные глаза немного усталого человека в упор смотрят на каждого, бросившего взгляд на портрет, и как бы провожают в последний путь: «Верной дорогой…»
И все-таки Сержу повезло в тот день. После Публички долговязый парень со своей спутницей спустились в метро. Серж, как тень, следовал за ними. На станции парень сразу направился к душегубке. Видно было, как тряслись его пальцы, когда он набирал двенадцатизначный код, присланный ему в смс-ке. Он так волновался, что, видимо, с первого раза не сумел набрать верное число. Но вот, наконец, шторки, закрывающие круглое отверстие в верхней части автомата, раздвинулись, и парень сунул туда голову. Впитывание длилось минуты три. Затем, на экране душегубки зажглась надпись «комплитед» и металлический голос произнес — ваша душа скопирована и сохранена в записи с уникальным кодом. Парень вытащил голову, шторки захлопнулись.
«Просто оставил ненужный багаж в камере хранения, и пошел на поезд», — подумал Серж.
Парень подошел к краю платформы. В туннеле уже слышался шум приближающегося поезда. Серж занял позицию сзади от парня, но все-таки на расстоянии, чтобы не вспугнуть. Совершающий суицид должен был сделать свой шаг навстречу смерти, только тогда его можно пытаться спасти. Они не раз убеждались, что только спасенные после сознательно сделанного шага в объятия смерти становились настоящими жизнеборцами. Если выдернуть самоубийцу из лап костлявой старухи на мгновение раньше, он будет делать попытки еще. Ну, а если опоздать, то…
Серж прыгнул к нему в последний момент, когда тот уже, выйдя из состояния равновесия неминуемо летел на рельсы. Поезд был в трех метрах. Серж резко дернул самоубийцу на себя. Успел! Безвольно болтавшаяся правая рука парня от резкого рывка мотнулась и ударилась о лобовое стекло поезда. Парня начало закручивать и чуть не затянуло-таки под поезд вместе с Сержем. Но он смог устоять.
Тут же рядом возник верный Николя, шедший сегодня вторым номером. Они подхватили парня с двух сторон под руки и быстро побежали к противоположной платформе. Успели вскочить в поезд.
— Аааа! Убийцы. Держите их… Он…
Кажется, это кричала та самая девушка с белыми волосами. Но поезд уже отходил от платформы. На всякий случай, на подстраховке за Сержем и Николя в метро спустились еще четверо жизнеборцев. Они, стараясь не привлечь к себе внимание, блокировали тех, кто мог откликнуться на крики и попытаться вмешаться. Сам суицидник обычно в такой момент находился в полной прострации и не сопротивлялся, и даже не кричал. Это был просто безвольный мешок с костями. Но кто-то из случайных свидетелей мог начать возмущаться, кричать и пытаться помешать увести самоубийцу. В этом плане те кто бросался под поезд были проблемными, потому что вокруг всегда есть свидетели спасения. Выручало растущее в обществе в геометрической прогрессии полное отсутствие эмпатии. «Моя хата с краю — ничего не знаю».
Зато таких суицидников было проще всего остановить в нужный момент. Как остановишь того, кто поднес пистолет к виску? Да надо еще успеть это сделать в тот момент, когда самоубийца уже нажимает на курок. А у тех, кто бросается под поезд, между окончательно принятым решением и самой смертью есть несколько секунд, за которые и можно его вытащить с того света, где он уже находится одной ногой.
Люди в вагоне, в который вскочили Серж и Николя с неудавшимся самоубийцей, не знали, что произошло на станции. Только кто-то из вновь вошедших мог услышать крик девушки и что-то заподозрить. Свободных сидячих мест в вагоне не оказалось. Серж и Николя привалили своего спутника к дверям вагона, поддерживая его под руки.
Мужчина большого роста с избыточным весом в старом сильно заношенном костюме с блестящими потертостями на локтях и коленях, вместо того чтобы, как все остальные пассажиры, уткнуться в свой гаджет, пробирался от соседней двери в сторону Сержа.
— Что это с вашим приятелем? — спросил он Сержа, подойдя почти вплотную к ним.
Суицидник еще плохо держался самостоятельно на ногах и трясся всем телом, лицо его было белое, как полотно.
— Перебрал малость, и что из этого? — с вызовом ответил Серж.
— Если перебрал, то это нормально. Но там на платформе кто-то кричал о помощи. Слышали про этих стервятников, которые не дают честным людям спокойно реализовать свое законное право на самоубийство? Я бы их всех переловил и обрек на долгую мучительную жизнь.
В этот момент у Николя запиликал телефон. Пришло новое сообщение:
«На станции подняли тревогу. По всем следующим остановкам рассылают информацию и будут высылать наряды полиции.»
— Им надо давать пожизненное лишение права на самоубийство, чтобы их мерзкие души никогда не могли возродиться вновь. Это не обычное преступление, — продолжал бубнить верзила. — Вот я всего-то спьяну шваркнул соседа об стенку и проломил ему башку. Так ему по страховке через месяц прислали «черную метку», а мне — впаяли полтора года без права на суицид. И где справедливость, я спрашиваю?
Поезд тем временем подошел к следующей станции.
«Выходим», — глазами показал Николя Сержу на выход. Это был их единственный шанс. За такое время сюда не могли успеть прислать отряд спецназа, а с несколькими штатными полицейскими со станции есть шанс справиться.
Поезд остановился около платформы, но двери не открылись. Автоматическое объявление «Поезд прибыл на станцию…» прервалось, и голос диктора сообщил:
«Просьба пассажиров сохранять спокойствие. Двери в вагонах будут открываться поочередно. По техническим причинам. Приготовьте ваши идентификационные документы. Это не займет много времени.»
Один из двух членов группы прикрытия, также севших в этот вагон, сразу занял место рядом с рычагом разблокировки дверей. Сейчас он дернул этот рычаг. Послышалось шипение воздуха выходящего из пневмоприводов. Серж раздвинул, ставшие податливыми, створки.
— Это они! Стервятники! — заорал, грузный боров и потянул свою клешню с толстыми пальцами-сардельками, пытаясь ухватить Николя за воротник. — Я их сразу заподозрил. Что же я перебравшего от смертника не отличу.
Николя отмахнулся от здоровяка, ударив того по руке и, подхватив под руки суицидника, вместе с Сержем выскочил на платформу. Станция была пересадочная и Серж с Николя, не сговариваясь, рванули к переходу, потому что полицейские собрались у первого вагона, который находился ближе к выходу на улицу.
Боров был, видно, из тех не на шутку обиженных жизнью без Смерти, обходящей его своим вниманием, кто готов даже на борьбу за справедливость, в его понимании. Он оттолкнул двух человек, отделявших его от дверей, и бросился в погоню.
Прямо наперерез Верзиле выскочил из соседней двери поезда Мишель, тот самый, что дернул разблокировку дверей. Перед точкой их столкновения Мишель сгруппировался, присел, и неуклюжий толстяк, наскочив на неожиданное препятствие, полетел носом вперед.
— Давай, парень, шевели ногами. Пора уже приходить в себя, — Серж сильно встряхнул, повисшего на нем суицидника.
— Как тебя звать? Давай, давай, надо бежать.
Крики верзилы привлекли внимание полиции. Они побежали на шум, но у Сержа и Николя была фора в пол-платформы. Парень вдруг ожил и, перестав висеть мешком, побежал сам, смешно вскидывая долговязые ноги.
«Пару месяцев тренировок на базе и из него выйдет неплохой жизнеборец», — подумал Серж и на бегу повторил вопрос:
— Я — Серж, а тебя как звать?
— Серега.
— Тезки, значит.
Они выбрались из метро, но на выходе из туннеля подземного перехода наткнулись на двух полицейских, видимо, предупрежденных по рации и поджидавших их.
Действовать нужно было без промедления. Высокий спортивный Николя в три прыжка подскочил к полицейским. Резким движением правой руки от груди вверх и вправо вышиб пистолет у щуплого стража порядка и спустя мгновение ударом левой ноги в повороте откинул на землю его напарника. Подбежавший Серж боксерским ударом уложил первого. Затем ребром ладони в сонную для отключки. Выхватил у него пистолет … и тут боковым зрением увидел третьего плюгавого копа, спрятавшегося за выступом ограждения и целящегося из пистолета. Расстояние — метров пять, если напрямик — выстрелит зараза… рыбкой нырнул в сторону полицейского, но чуть левее, перекувырнулся, встал на ноги, не распрямляясь в полный рост. Увидал, что мент задергался, переводя прицел. Еще один нырок, но теперь правее. Остается один выпад с разворотом, замах ногой….. но полицейский все же нажал на курок в тот момент, когда нога Сержа уже скользила по его вытянутой руке. Игла прошла слева от Сержа. Теперь — удар в живот и в темя. Вырублен. Серж оглянулся. Николя закончил с еще одним полицейским, а вот Серега согнулся, схватившись за правое плечо. Значит, плюгавый попал в него. Теперь на два часа Серега — овощ. Полиция стреляет микрокапсулами с сильнодействующим барбитуратом.
— Николя, Серегу вырубили. Так мы с ним не уйдем.
— Предлагаешь бросить его?
— Слушай, есть вариант. Я знаю, тут был один незакрытый подвал. Недалеко. Если повезет, можно там отсидеться.
Они схватили Серегу под руки и поволокли. Несколько прохожих видели их драку с полицией, но желающих помешать жизнеборцам скрыться не нашлось. Беглецы успешно нырнули в небольшой переулок. Где-то впереди, на перекрестке включила сирену машина спецназа.
— К выходу из метро летят. Давай сюда во двор.
— Черт! Калитка на замке.
— Подожди, дай-ка попробую набрать код. Тут четыре кнопки явно затертые.
— О! Работает элементарная смекалка.
Через двор, они выбрались на параллельную улицу, прошли еще немного и попали в небольшой двор колодец.
— Вроде никого нет. Вон там в углу дверь.
Они дотащили совсем обмякшего Серегу. Дверь оказалась не заперта.
Привалились к стене. Отдышались.
— Пошлю смс-ку нашим с координатами, — сказал Серж, доставая гаджет.
Дневной свет через два маленьких зарешеченных окошка, расположенных со стороны улице на уровне земли скупо освещали небольшую часть подвала. Глаза постепенно начинали привыкать к тусклому свету. Мишель посмотрел на лежащего с раскрытым ртом Серегу и покачал кудрявой головой:
— Думаешь, он станет жизнеборцем?
Серж сидел привалившись к бетонному столбу. Где-то рядом как метроном с постоянным интервалом капала вода.
— Стопроцентной гарантии нет. Но такая попытка, прерванная уже после сделанного последнего шага, действует по принципу прививки. Не смертельная доза смерти, полученная им, вырабатывает на какое-то время иммунитет к суициду.
— Но он же был безумно рад полученной «черной метке».
— Конечно, как и большинство людей, он под воздействием пропаганды рад этому. Он из тех, кто рад быть как все, а попав к нам в колонию, где все как раз наоборот отказались от суицида, он тоже станет как все, кто его окружает.
— А Вадима помнишь? — вмешался в разговор Николя, невысокий мускулистый короткостриженный брюнет с брутальной щетиной на щеках.
— Помню, — лаконично ответил Серж.
И немного помолчав, добавил:
— А сам-то помнишь, как ты к нам попал?
Год N+1. Лето.
Два парня и девушка идут по городу. Все в темных очках, бейсболках, джинсах. Ничем не отличаются от сотен других в большом городе. Антуан приобнял Лерку, а Серж чуть впереди идет, засунув руки в карманы. Кажется, что они беспечно гуляют, радуются солнечному дню. На самом деле они внимательно следят за всеми прохожими, за полицейскими особенно. Камер, тем более, подключенных к распознавателю личности, еще очень мало. И они еще совсем не умеют считывать радужку через стекла очков. Опасаться нужно только полицейских и внештатных поисковиков.
На огромном экране, расположенном на крыше Гостинки, прерывается рекламный ролик новых опасных бритв «SelfCut». Диктор Елена, улыбаясь во весь экран:
— Не можем не порадоваться за нашу коллегу, ведущую популярного телешоу «На миру и смерть красна» Диану Полонскую. Два дня назад она стала одним из победителей лотереи, и получила «черную метку». Вчера друзья и поклонники пришли разделить с ней эту радость, а сейчас к нам пришла от нее селфи-запись.
В огромную ванную комнату, отделанную в стиле ампир, с большой джакузи заходит красивая молодая женщина в халате. Профессиональный макияж, недавно сделанная прическа, на пальцах дорогие кольца, на запястьях — браслеты. Она рассылает в камеры воздушные поцелуи. Ванна наполнена, вода бурлит, высокой горкой взбивая пену.
Диана развязывает пояс, халат спадает с плеч к ее ногам. Она спиной к камере. Теперь садится на край ванны, принимает модельную позу. Одной рукой прикрывает грудь, другой шлет воздушный поцелуй. Погружается в бурлящую пену. Берет с края ванны опасную, очень опасную бритву фирмы «SelfCut», поднимает вверх из пены ногу, игриво вращает ступней. Затем раскрывает бритву, грациозно вынимает из пены левую руку, браслеты соскальзывают к локтю, обнажая запястье. Выждав несколько секунд, Диана резко делает надрез на запястье...
Серж, как и все прохожие, останавливается и поворачивается к экрану. Но он не смотрит видео, а темные очки скрывают это. Он внимательно рассматривает людей, уставившихся в экран. Люди один за одним поднимают руки и указательным пальцем рисуют в воздухе круг, а потом перечеркивают его крест-накрест. Губы шепчут: «С новооформленной Дианой!»
У стены дома Серж замечает качка, короткостриженного невысокого брюнета с рельефной мускулатурой. Он вдруг, как бы спохватившись, начинает выписывать пальцем в воздухе круги. На его лице явно читается растерянность и печаль, которая резко выделяет его из толпы прохожих, которые с блаженными лицами, глядя в экран водят в воздухе пальцами и синхронно шепчут «с новооформленной...».
Серж, едва заметным кивком, показывает Антуану на брюнета и медленно-медленно начинает смещаться в его сторону. Остается ещё метров пять. Но брюнет уж слишком дергается. А в толпе полно полиции и поисковиков. Последние, правда, тоже загипнотизированы суицидальным роликом, да и полицейские, сглатывая слюну, смотрят на кровоточащую телеведущую. Но все же брюнет привлек внимание старлея, который решительно направляется в его сторону. Окончательно компрометируя себя, качок бежит с Невского по Малой Садовой подальше от столпотворения людей.
Старлей бросается в погоню, на ходу выхватывая из кобуры пистолет. Серж выскакивает ему наперерез и, по-хоккейному сгруппировавшись, удачно применяет силовой прием. Полицейский перелетает через Сержа и с грохотом падает на асфальт. Серж подбирает его пистолет и бежит за Антуаном, который уже почти догнал брюнета.
У третьей арки от Елисеевского Антуан, сделав ускорение, настигает качка и резким рывком толкает его на железные ворота. Брюнет, ударившись в ворота, отскакивает от них как теннисный мячик, но Антуан крепко держит его за запястье. Качок, изловчившись, наносит коленом чувствительный удар Антуану, и тот ослабляет хватку. Этого хватает брюнету, чтобы высвободить руку, и только подоспевший Серж не позволяет ему сбежать. Антуан, воспользовавшись ключом-таблеткой, открывает калитку, и они вдвоем с Сержем вталкивают через нее брюнета во двор. Тот сопротивляется, но они почти волоком протаскивают его через арку и, открыв следующую дверь, заталкивают качка в парадное.
Погнавшиеся за ними полицейские остались перед закрытыми воротами во двор.
— Не знал, что ты можешь вскрывать калитки, — тяжело дыша, говорит Серж Антуану.
— Никогда бы не подумал, что мне снова сможет пригодится ключ от мастерской моей тети.
Брюнет, воспользовавшись замешательством соперников, вырывается и бросается вверх по лестнице. Серж устремляется за ним, а Антуан вызывает лифт.
На чердачной площадке Сержу с Антуаном удается скрутить брюнета.
— Вот и молодец, что сам наверх добежал, не пришлось тебя тащить, надрываться, — сказал Антуан. — Мы уже дома.
Он открывает дверь, и все трое вваливаются в небольшую мастерскую на мансарде.
— Лучше сразу убивайте, — вытирая кровь с губы, прорычал брюнет, — клал я с прибором на вашу черную метку. Не собираюсь вешаться. Можете сами тут меня и повесить.
— О, и правда, наш человек, — удивленно сказал Антуан. — Я поражаюсь, Серж, как ты без промаха вычисляешь отказников. Надо Лерке кинуть смс-ку, чтобы не волновалась.
— Уже пишу, — откликнулся Серж. — До вечера нам тут точно придется отсиживаться, а может и больше. Звать тебя как, уклонист?
— Николя.
Год N-10.
Когда Сержу стукнуло четырнадцать у него начался пресловутый переходный возраст, протекавший в довольно тяжелой форме. Теперь запоздало он понимал, что его тогда «понесло» — он бросил музыкалку и футбол, и одновременно забил на учебу в школе. Раньше учился неплохо, не отличник, конечно, как его сестра Лерка, но максимум один тройбан в четверти проскочит, а тут больше половины тройки. А физик, вообще, даже на три с минусом не смог наскрести.
Его отец суровый и несдержанный, привыкший иметь все лучшее, всю жизнь посвятивший тому, чтобы быть успешным, «выбиться из грязи в князи», не мог смириться с тем, что сын перестал быть его удачей и предметом гордости. Привычка «рулить» жизнью всей семьи, принимать решения за детей вызвала протест и отрицание со стороны незаметно выросшего сына. Если раньше отец командовал: «Полчаса на сборы, едем на залив, кроме змея, мяча и мангала ничего лишнего не брать», и вся семья быстро собиралась, и загрузившись в Land Cruiser, ехала на пикник. Теперь, любое предложение отца вызывало у Сержа только негатив. Может, потому что раньше никто не возражал, отец заводился с пол-оборота и начинался скандал. А Серж, наоборот, еще жестче охранял свое личное пространство и ограничивал доступ в него.
Отец попробовал круто осадить сына, но тот не поддался, стал уходить из дома. Возвращался поздно с запахом алкоголя. Отец бесился, ругался, как-то даже попробовал применить силу, но Серж дал отпор. Отстоял свою независимость. Тогда отец перекинулся на мать, обвиняя ее во всех ошибках воспитания. В доме начались постоянные скандалы с участием и Сержа, и отца, и матери. Только Лерка, младшая погодок сестра, тихонько сидела в своей комнате, учила уроки и читала книжки, во время семейных бурь, происходивших все чаще и чаще.
Отец во всем стремящийся к успеху, и постоянно подтверждавший его покупками дорогих машин, поездками в экзотические страны, большом загородном доме и квартирой в элитном районе, не смог смириться с тем, что рассыпалась его главное детище — еще недавно дружная семья, следовавшая во всем беспрекословно за ним.
Скандалы стали приобретать все более и более непристойные формы. Серж перестал исчезать из дома, но подсел на компьютерные игры и не вылезал из ноута днями и ночами, чем особенно бесил отца, считавшего, что жить надо в реальности, а не в виртуальном мире. Мать тоже завязла в социальных сетях. Семья распалась, рассосредоточившись по большой квартире. Собирались только поругаться и поскандалить, а Лерка, жизнерадостная веселая девчонка, замкнулась и не показывала носа из своей комнаты, с остервенением делая домашние задания и рисуя в своем альбоме.
В одной из ссор и отец, и Серж полностью потеряли контроль. Серж схватил охотничий нож, махал им пред носом отца, а потом истыкал его подушку, так что пух и перья полетели по комнате. Напомнило Рождественский снегопад — может, это и свело гнев обеих сторон на нет. Но отец после этого резко изменился, перестал разговаривать с домашними, с работы приходил поздно, и сразу шел спать.
Лерка молча терпела все. Надеялась, что пятерками, хорошим поведением, рисункам и поделками, которыми она наполняла квартиру, ей удастся спасти тот уютный мир, в котором она жила раньше, но... ничего не помогало. И Лерка вдруг сломалась. Сначала она начала, сидя у себя в комнате подвывать, а потом вдруг у нее нарушилась членораздельная речь. Мать отвела ее к психиатру, и после этого Лерку положили в больничку подлечиться.
На третий день после того, как Лерку увезли в санитарной машине, исчез отец. Его тело нашли через неделю в лесу невдалеке от их загородного дома. Скорее всего, бездомные собаки или другое зверье уже изрядно поработали, так что, когда Серж увидел в морге покусанное обезображенное лицо, в нем трудно было узнать отца. Но револьвер, зажатый в руке был его, и пуля, прошедшая насквозь из виска в висок, не оставляли сомнений, что отец, уйдя в лес подальше от людей, покончил с собой.
Так в восьмом классе Серж стал сыном самоубийцы и братом сумасшедшей. Тогда еще к самоубийцам относились с осуждением и немного брезгливой жалостью. Конечно, не так жестко, как в средневековье, когда от добровольно покинувших этот мир отрекалась церковь, даже не позволяя хоронить их на кладбище, но, все равно, это было позорное пятно, как если бы оказалось, что Серж струсил и отказался драться на пустыре за школой возле сложенных стопкой бетонных плит.
Пружина, готовая распрямиться и заставить человека закончить земную жизнь, видимо, сидит в каждом. Но есть в человеке и внутренние силы, удерживающие эту пружину. В детстве эта пружинка совсем не сжата. Искренняя любовь и забота родителей сохраняют ее в расслабленном состоянии. Но по мере того как ребенок, а потом подросток сталкивается в жизни со злом, с фальшью, с необъяснимым для него и непонятным поведением родителей и близких — все это понемногу поджимает пружинку, закладывая в нее потенциальную энергию тревожности.
Эту энергию сдерживают и компенсируют как силы внутри самого человека — инстинкты, привычки, так и внешние — общественное мнение, дружба, любовь. Удерживающей силой могут быть и просто физические нагрузки и поставленные цели.
Охотник, выслеживающий добычу, выходящий один на один с хищным зверем, для того чтобы добыть пропитание себе и близким далек от самоубийства, когда он отдает все свои силы на это. И если не везет, то он просто умирает от голода. А что сдержит эту пружину у менеджера, бессмысленно просидевшего в офисе восемь часов, выполняя бесконечный объем нудной, непонятно зачем нужной работы? А потом полтора часа потратит на дорогу домой в нескончаемой пробке под однообразную музыку, прерывающуюся псевдо-бодрыми бессмысленными монологами диджеев? И под конец просидевшего полночи, уткнувшись в монитор ноутбука, в образе ассасина, гоняющегося за врагами святой церкви или свайпя в тиндере? Как это все может сдерживать пружину, если есть restart, save, наконец, quit.
Серж попросил, и мать перевела его в другую школу, но слухи и сплетни имеют свойство преследовать людей повсюду. А еще через год, водитель бетономешалки, пытаясь проскочить на уже загоревшийся красный, смял выезжающий на перекресток мерседес-купе матери.
Год N-3
Тяжелая железная дверь со скрипом захлопнулась у Сержа за спиной. Осенний Питерский вечер встретил темными промозглыми сумерками. Но Серж жадно, как рыба выброшенная на берег, вдыхал влажный холодный воздух. Полдня в душной больнице. И душит не недостаток свежего воздуха, а вся гнетущая атмосфера это заведения. Душит комок в горле, который ни вытолкнуть наружу, ни проглотить — сколько не сглатывай, а он встает поперек горла от вида сестры Лерки, безвольной, погасшей с пустым стеклянным взглядом. В прошлый раз кризис был полтора года назад. И вот сегодня опять.
Зачем он только рассказал про Комка. В общем-то Лерка его и в глаза ни разу не видела, да и Серж с ним особо не дружил, так «привет — привет». Один из сотни сокурсников с потока. Но как не рассказать, если весь институт об этом только и бурлил.
Комок выбросился из чердачного окна в общаге. Сам-то он был питерский, но кто ж не ходил в общагу — выпить, покурить, поиграть в карты, просто потусоваться. Там на верхней площадке у двери на чердак стоял старый диван с порванной обивкой и два кресла от разных гарнитуров — курилка. Оттуда, когда было лень спускаться этажом ниже ходили на чердак отлить через окно, находившееся как раз на нужном уровне. Вот через него Комок и слил себя, оставив какую-то невнятную записку: «Смерть трем С». Ну да, ну палиндром. А что он имел в виду. На каждого кто имел фамилию или имя на «С» смотрели с подозрением. А Серж был еще к тому же Семёнович и Сафонов. Хотя на потоке и превалировала версия трех сук, наравне с вариантом: сволочь, скотина и стерва, но Сержу весь день было не по себе.
Вечером Лерка была еще совершенно нормальной, прокомментировала:
— Слушай, Серж, а ведь он мог иметь в виду три «С» — три смерти. Смерть смертям. Есть же поговорка «трем смертям не бывать.»
— Да... самоубийство — это своеобразная форма борьбы со смертью. А ведь, пожалуй, в своем роде это единственный способ перехитрить старуху с косой. За всеми она приходит, а тут ты сам не званным гостем к ней заявляешься. Самоубийство — смерть смерти.
— А вообще-то он мог и ничего не иметь в виду. Написал на бумажке слово «смерть», стал крутить его, и увидел этот палиндром.
Они обменялись ещё гипотезами, а наутро Лерку как подменили. Только на столе лежал рисунок тушью с тремя очень разными старухами с косами. Причем у каждой в руке была коса, и из-под капюшона кокетливо свисала коса.
Серж потуже затянул повязанный вокруг шеи шарф. Хотелось выпить. И тут он увидел афишу. Дорогин выступал сегодня в Юбилейном.
Дорогин уже заполнял собой все жизненное пространство — телевидение, интернет, радио, постеры, плакаты, рекламные щиты... Но среди небольшого круга общения Сержа было не принято про него говорить. Считалось дурновкусицей и темой для тупой светской тусовки, быдла и простаков, которым при встрече, кроме как о погоде и о Дорогине поговорить не о чем. С явной долей снобизма Серж считал, что у интеллектуала и интеллигента всегда найдется множество других тем.
Но когда это начинает преследовать везде. Стоит ли зарывать голову в песок? Кто он, этот Дорогин? Политик? Ученый? Новый мессия?
Ноги сами привели Сержа к Юбилейному. Конечно, билетов в кассе не было, об этом можно было догадаться еще на подступах к стадиону, когда начали спрашивать лишний билетик. Машинально отрицательно качая головой, Серж все же шел к Юбилейному, так словно в кармане его лежал билет.
В кассе, забаррикадировавшись табличкой «на сегодня билетов нет» сидела пожилая кассирша в седом кудрявом парике. Несмотря на надпись, люди подходили и спрашивали:
— А из брони что-нибудь будет?
— А у вас даже одного билетика не найдется?
— Может придумаете что-нибудь?
К окошку администратора тянулась длинная и толстая плохо организованная очередь. Тут каждый считал себя первым и имеющим право на что-то. Большинство после препирательств сквозь окошко разочарованные отходили и то только после того как другие из очереди возмущенно начинали гомонить: «Ну вам же уже все объяснили, чего вы еще хотите? Не задерживайте.» А вскоре их ожидала та же участь.
Вдруг Серж почувствовал, что кто-то дергает его за рукав. Оглянулся.
— Идемте. Вы же за билетом пришли, — говорила ему немолодая женщина в шляпке с вуалеткой. — У меня контрамарка на два лица. А второго лица не будет.
Серж словно очнулся:
— Да, конечно. Спасибо. Сколько с меня?
— Вы напомнили мне моего сына, молодой человек. Идемте.
Женщина по-хозяйски взяла под руку Сержа, и они пошли в зал. Места были хорошие — близко к сцене. Женщина не приставала в Сержу с разговорами, но, видимо, считала необходимым пояснить ситуацию.
— Мой муж работал в команде над созданием «душегубок» для Дорогина, поэтому у меня контрамарка. Мы должны были идти с ним, но два дня назад его не стало. А сын прыгнул с Благовещенского моста семь месяцев назад.
Серж не знал, как вести себя после этого, и натянуто выдавил из себя:
— Примите мои соболезнования.
— Да, хорошо. Но я вижу, что Вам требуется утешение не меньше чем мне. Крепитесь. Несите свой крест.
— Да... постараюсь...
Сначала сцену заполнил бутафорский театральный дым. Затем широкой уверенной походкой из тумана появился Дорогин. В черном костюме, но не в пиджаке, а сюртуке с высокой стойкой вместо воротника.
Серж невольно подумал строкой из песни:
«Ээх, Даароогин, пыыыль, даа тууман...»
Меньше чем за год он собрал сотни миллионов поклонников, фанатов и адептов. И по сути стал носителем новой идеологии охватившей весь мир. Ни одно религиозное учение, ни одна идеологическая доктрина никогда раньше так быстро не овладевала умами, не охватывала такие огромные слои населения, не утверждалась так безоговорочно. Конечно, во времена Христа, его учение можно было разносить по миру только истоптав тысячи пар сандалий. Коммунистическую доктрину можно было распространять со скоростью броневичка или бронепоезда, но лишь там, где проложен путь. Дорогину для распространения его идеи не нужны дороги. Интернет в одно мгновение настигает всех. Укрыться от него негде. Как раз не так давно новостью дня было известие о том, что группа альпинистов смонтировала антенну на Эвересте.
Интересно, что церковь не воспротивилась и даже сдержанно поддержала. Ведь умерщвлялось только тело, причем уже пустое тело, из которого выкачена душа. Скорее всего, у церкви просто не осталось выбора: либо надо как-то вписываться в новую идеологию, либо оставаться совсем не у дел.
А что такое душа? Дорогин, проводя аналогию человека с компьютером, утверждал, что душа — это софт, а тело — «железо». Если софт записать в специальное хранилище, то потом, можно перенести его в новое тело. Для этого надо оцифровать душу, а это можно сделать, так как взаимодействие души с окружающим миром — это волны и импульсы, а источником их служит био-магнитное поле, которое ему удалось описать математически. На основании этого он с помощью группы ученых разработал аппарат, распознающий это поле и способный сохранить его в оцифрованном виде.
Дорогин после краткого вступления попросил всех сидящих в зале скрестить руки на груди. Закрыть глаза. Повторить про себя или вслух за ним небольшую мантру, смысл которой Серж не уловил, хотя и повторил со всем залом. Играла тантрическая музыка.
— Откройте глаза. Расцепите руки и положите ладонями на колени. Все смогли расцепить руки? Кто не смог? Поднимайтесь на сцену.
Серж не без труда разлепил веки, но руки расплел спокойно. Огляделся. Женщина, отдавшая ему контрамарку, сидела, положив руки на колени. Ближайшие соседи тоже.
К сцене шли несколько человек со скрещенными на груди руками. По краям сцены, около лестниц, появилось по два ассистента Дорогина. Каждого поднимавшегося на сцену они брали за локти, и тянули руки в разные стороны. Наверное, они надавливали на какие-то точки в локтевом сгибе, потому что у некоторых руки как подпружиненные разлетались в стороны. За первыми потянулись и остальные, скованные замком из собственных рук. Ассистенты отправляли на свои места, тех у кого руки рассоединялись. Таких было большинство. Остальные выстраивались на сцене в позе египетских статуй. Дорогин подходил к каждому, внимательно осматривал, что-то говорил, потом делал круговое движение раскрытой ладонью перед лицом застывшего «египтянина», легонько хлопал по лбу, и руки загипнотизированного, скованные в замок, безвольно падали вдоль тела.
Дорогин отобрал четверых: пожилого седовласого мужчину; девушку лет двадцати пяти высокую, субтильного телосложения, коротко подстриженную — ее можно было бы легко принять за подростка-тинейджера, если бы не длинная цыганская юбка; плотную невысокую женщину лет пятидесяти, безуспешно попытавшуюся упихать свои расплывшиеся формы в брючный костюм; крепкого подтянутого здоровяка лет тридцати пяти.
Затем каждому вынесли мольберт с двумя листами ватмана, гуашь и карандаши. На одном листе они должны были сделать карандашный набросок, выставленного на сцене сложного геометрического тела, состоящего из шара, проткнутого насквозь треугольной пирамидой и воткнутым сбоку одной вершиной кубом. На другом — сделать гуашью цветовую композицию по образцу.
Пока испытуемые занимались художествами, кто как мог, Дорогин излагал теорию переноса душ из тела в тело. Говорил о том, как очень многие не довольны сейчас своим внешним видом: худеют, качают мышцы, пытаются с помощью пластических операций, в большинстве своем неудачных, переделать свой облик. О том, что душа томится в нелюбимом теле. Зачем же ее мучить? Ведь, душой-то своей мы все довольны.
Потом Дорогин резко и неожиданно прервал художественный процесс испытуемых, на той стадии, до которой каждый сумел добраться. И следующее задание было спеть песню. Им надели наушники, так что они не слышали других. Пели в микрофон.
У расплывшейся оказался на редкость приятный альт, и пела не фальшивя, а вот с рисованием она явно была не на ты. Только здоровяк, пожалуй, нарисовал еще хуже, чем она — как Остап Бендер в «Двенадцати стульях». А вот субтильная, как оказалось, одинаково хорошо была знакома и с композицией и колористикой. Седовласый тоже уверенно владел карандашом, а в цветовой композиции по экспрессии даже превосходил оригинал. Пел он тоже уверенным баритональным басом, а мускулистый и здесь лажал, не попадая в каждую вторую ноту. Голос у субтильной оказался тихим и бесцветным, хотя в нотки она попадала лучше мускулистого.
Зрители слышали только часть исполнения песни, так как в какой-то момент выключался микрофон, но испытуемые продолжали петь, не зная об этом. Шла только запись.
И последнее, что должна была сделать четверка, это рассказать о себе, так же в наушниках, чтобы не слышать остальных. И тоже в какой-то момент выключался микрофон, но запись историй продолжалась.
Потом на заднике сцены раскрыли занавес. Многие в зале ахнули, кто-то присвистнул, и прокатилась волна восторженного восхищения. Переливаясь огнями, мигая цветными лампочками, на сцене стояла «душегубка» Дорогина. Не одна — четыре.
— А сейчас я продемонстрирую как душа может быть считана, записана на в память этих установок, а затем переписана в другое тело. Точно так же как песня, записанная на вот этом компьютере, — Догрогин подошел к столику, на котором стоял открытый ноутбук с записями выступлений. Вставил в порт флэшку. Ассистент вынес другой ноутбук, еще двое подключили его к динамику, пока Дорогин скачивал с флэшки песню. Затем она была перенесена второй компьютер. В нем она зазвучала точно так же как на первом.
После считывания и перезаписи душ, расплывшаяся допела слабым бесцветным голосом песню и легко поправила свою карандашную композицию. Субтильная, наоборот, звучно на диафрагме допела свою, а вот, рисунки изрядно подпортила. Мужчины так же поменялись способностями. И затем каждый в точности дорассказал историю своего «душевного» донора, а зрителям дали прослушать скрытую часть записи для сравнения.
— Мама, а зачем та тетя испортила свою картину? — довольно громко спросил ребенок, сидевший ряда через три от Сержа.
Мать тут же зашикала на свое неразумное чадо, а Серж вспомнил сказку Андерсена «Голый король».
Фраза «а король-то голый» плотно на весь остаток вечера засела в голове Сержа и вертелась, не получая развития, но и не отпуская.
Год N-1
Суицидальный синдром охватил человечество. Сначала факты стремительно растущего числа самоубийств замалчивали. Оппоненты, наоборот, как всегда, кликушествовали и преувеличивали. А потом из этого просто сделали новую религию. Дорогин привел изящнейшее доказательство бессмертия души и гарантии ее сохранения при суициде. Вот тогда самоубийства стали целью, вожделенной. Записи, очереди и счастливые обладатели билета в один конец.
За следующие десять лет «душегубки» повторят развитие и распространение мобильных телефонов — от эксклюзива доступного единицам, до массового обыденного девайса. Через десять лет «душегубки» будут стоять повсюду и впитывать сотни душ в день, получивших счастливый билетик в один конец.
А пока «губки для душ» только появились. Люди томительно ожидают получения заветного смс с кодом доступа и описанием способа самоубийства. Позже в «черной метке» будет приходить только код доступа к душегубке и номер самоубийства. Их введут в школьную программу, и все будут знать описания каждого из нескольких десятков способов по номерам. Для забывчивых, конечно же, будут подсказки. Да, они будут повсюду — в гаджетах, на рекламных щитах, даже граффити-подсказки.
Серж попал на VIP самоубийство через одного случайного знакомого. Молодая светская барышня, записавшая диск с бездарными песнями и помелькавшая на ТВ, получив «черную метку», собрала в Кемпински огромную тусовку. Попили, поели, вымученно, как на всех светских раутах, поизображали веселье, и она, виновница торжества, уже весьма поднабравшись, опрокинула в себя бокал с напитком смерти. Предварительно не забыла, конечно, сунуть голову в душегубку, одну из первых, появившихся в общественном месте, как раз в этом фешенебельном отеле. Пьяные гости похлопали, нестройно покричали: «За Новооформленную Анжелу!», почертили в воздухе непослушными пальцами перечеркнутые круги.
Какое-то время среди светской тусовки было модно соревноваться, кто круче отпразднует свое самоубийство. Потом приелось, подсошло на нет. Билет в один конец перестали быть эксклюзивом. Широкие массы получили доступ. Сотни, тысячи меток в день. Душегубки на каждом шагу. Автокатафалки и автокрематории. Дело поставили на поток. Суицид стал будничной, обычной рутинной обязанностью. Романтизм и эксклюзивность канули — обычная обязанность. Но люди все равно, кто искренне, кто по привычке радовались получению метки.
Год N
Колония Жизнеборцев зародилась примерно через полтора года после появления первых «душегубок».
Серж сидел на железной пружинной кровати в ногах у Лерки. У нее было очередное весеннее обострение, и ему пришлось положить ее в больницу. В палату зашел врач, сухощавый горбоносый педант. В этот момент лежавший на тумбочке Леркин телефон пропиликал мелодию из «Клуба самоубийц», возвещавшую о приходе сообщения. Такая мелодии на всех телефонах и гаджетах могла сообщать только об одном — вам доставлена «черная метка». На маловыразительном бесстрастном лице доктора изобразилось оживление:
— Ну, вот. Поздравляю тебя, милочка. И Вас тоже, — обратился он к Сержу. — Сейчас я отведу вашу соседку на процедуру, и попрошу зайти сестру-хозяйку, чтобы она проводила тебя в кабинет с «душегубкой».
Лерка находилась в состоянии полной прострации, и никак не прореагировала, ни на сигнал мобильника, ни на слова доктора.
— Прочитайте Вы сообщение, — сказал он Сержу. — Надеюсь, Вы поможете сестре новооформиться. Посмотрите, каким способом.
— Таблетки, — машинально ответил Серж, пробежав глазами по экрану Леркиного телефона.
— Хорошо, я попрошу сестру подобрать дозу и принести.
Когда дверь в палату за доктором и соседкой закрылась, мозг Сержа начал лихорадочно работать.
«Нет! Лишиться последнего родного человека. Лерка должна жить. В периоды ремиссии болезни она как все, только гораздо лучше, потому что умная и красивая. А ее картины! Она очень по-разному пишет в зависимости от состояния. В спокойные моменты после больницы — это почти Левитановские пейзажи. Потом начинает доминировать красный цвет — это уже ближе к Малявину, а потом перед обострением — мрачный демонический Врубель. Надо бежать отсюда»
Серж выглянул в коридор. Направо, в сторону лестницы, располагался пост, где за столиком сидела сестра. Врач, проходя мимо, что-то сказал ей, и она направилась к палате. Забрала единственную Леркину соседку и повела в процедурную готовить к терапии. Врач ушел в ординаторскую.
Коридор был пуст.
«Надо срочно действовать. Бежать по коридору мимо поста — опасная затея. В любой момент может выйти медперсонал. Да, и на выходе всегда мясник-вахтер. На окне в палате — решетка, а вот в коридоре сэкономили — нет решетки. И палата Леркина как раз в конце коридора рядом с этим окном.»
Серж сдернул простыню с Леркиной кровати. Накинул ей на плечи, под руками за спину, на крест. Притянул сестру к своей спине и велел ей обхватить его за шею руками. Перетянул вокруг себя концы простыни и связал двойным узлом. Получился живой рюкзак за спиной весом в пятьдесят кило.
Серж открыл окно, влез на подоконник. Лерка беззвучно радовалась и помогала как могла. Водосточная труба рядом. Можно дотянуться. Так. Ухватился за трубу, повис. Нащупал ногой кронштейн. Стало полегче. Теперь можно перехватить руку и дотянуться до решетки на окне палаты. Третий этаж. Дальше по решетке на втором и на первом. Хорошо, что не поскупились на поперечные прутья на решетках — «небо в клеточку», зато сейчас спуск, как по лестнице. Вот и земля.
Развязал узел, схватил Лерку за руку и побежал прочь из больничного двора. Сестра не только не отстает — обгоняет брата. Так и в детстве было, когда носились на даче в московские прятки и в казаков-разбойников. Лерка здорово бегала и заводная всегда была, азартная. Во всем. Если что-то делать, то быть лучшей. И на физкультуре в школе всегда первая была. До болезни.
Сбежать-то сбежали, а дальше что? Уклонистку, не выполнившую «черную метку», да еще убежавшую из психушки, будут разыскивать. Но все равно, зайти домой нужно. Собрать хоть самое необходимое, Лерке переодеться и… в бега.
Вечером того же дня, сильно уставшие и проголодавшиеся, зашли в кафе-самообслуживание с восточной кухней. Сели, так чтобы понеприметнее. И вдруг к их столику чешет белокурый красавец с фигурой Тарзана и усаживается за их столик, сделав лишь легкий вопросительный кивок в сторону стула и расценив молчание, как знак согласия. Свободных столиков действительно не было, но он уселся именно к ним, просто источающий уверенность, что осчастливил.
— Вот взял какой-то Джиз-Быз. Вы когда-нибудь пробовали бараньи… ээээ.., извините из песни слова не выкинешь, яйца?
— В этой мешанине из потрохов, я боюсь, трудно будет выделить вкусовую нотку семенников, — добавил он, отправляя ложку в рот.
— Однако, вкусно! Извините, забыл представиться — Антуан.
В этот момент у него в кармане заиграла мелодия из «Клуба самоубийц».
Словно сквозь Антуана пропустили огромный разряд тока. Он застыл. Потом судорожно стал доставать телефон, никак не мог попасть рукой в карман. За соседними столиками услыхали мелодию. Кто-то захлопал в ладоши, потом все, кто был в кафе, зааплодировали и встали со своих мест, как в голливудских фильмах, когда парень делает предложение девушке.
Виновник торжества встал и механическими поклонами поблагодарил случайных соседей, выразивших свою радость за него. И только Серж видел глаза Антуана, в которых отразился и ужас, и боль, и тоска. Куда делась его недавняя нагловатая самоуверенность. Даже его накаченное спортивное тело вдруг обмякло, превратившись в нелепый мешок.
— Доедай и идем отсюда, — негромко, но очень властно сказал Серж.
Так было положено начало группы Жизнеборцев: отказников и уклонистов от суицида, сплотившихся впоследствии вокруг Сержа. Потом она разрослась в большую нелегальную колонию.
Год N+6. Апрель
Серж шел за этим лысым мужчиной, одетым в новый дорогой спортивный костюм и кроссовки, уже минут двадцать. Пан спортсмен, так окрестил его про себя Серж, шел уверенно, не оглядываясь и не останавливаясь, поэтому Серж сократил дистанцию до минимума. Если что, можно будет просто деловито пройти мимо. Но все шло гладко.
Мелодия из «клуба самоубийц» заиграла за спиной у Сержа, когда он проходил мимо входной двери в магазин по улице К. в районе новостроек, с густо понатыканными однотипными высотками. Серж оглянулся. Из магазина выходил лысый мужчина в спортивном костюме, из кармана которого и заиграла мелодия. Лысый неторопливо выключил звук телефона и деловито зашагал в противоположную от Сержа сторону.
Серж выждал несколько секунд, позволив лысому уйти метров на двадцать, затем развернулся и пошел за ним.
После того как Пан спортсмен зашел в уличную «душегубку», и, так сказать, облегчился, или можно сказать облегчил душу, Серж и начал сокращать с ним дистанцию.
Когда лысый с помощью чипа открыл дверь и зашел в парадное многоэтажного дома, Сержа отделяло от него всего метров пять. Дверь успела захлопнуться, пока Серж преодолевал это расстояние.
«Так даже лучше, более естественно», — подумал Серж.
Поднес считыватель к приемному устройству замка, и считыватель начал перебирать варианты.
Наконец, на считывателе загорелась зеленая лампочка. Код распознан. Серж приложив «таблетку» к считывателю, переписал на нее код, и разблокировал замок. Войдя в парадное, Серж услышал звук закрывающихся дверей лифта. Кроме только что ушедшего наверх, было еще два лифта. Серж нажал кнопку вызова и стал следить за индикатором этажей уходящего лифта. Скоростной лифт быстро менял цифры на индикаторе и остановился на 25.
«Это последний. Черт, могу не успеть.»
Когда Серж поднялся на двадцать пятый, там уже было тихо.
«Похоже облом. Тут десяток квартир. Ели бы еще услышал шаги...»
Вдруг где-то выше раздались скрип и хлопок. Серж быстро по балкончику перешел на лестницу и стал подниматься выше на чердак. Чердачная дверь не закрыта.
Серж нырнул в темноту чердака. В нос ударил запах мочи, кошек, какой-то затхлости.
«Блин. Ни черта не видно.»
Включил на телефоне фонарик. Осмотрелся и увидел лестницу, ведущую к выходу на крышу.
Лысый стоял на ограждавшем по периметру плоскую крышу кирпичном парапете. На самом краю. До него было метров десять. Серж мягко по-кошачьи стал приближаться. Лысый достал из кармана пистолет и стал медленно подносить к виску.
Серж тоже непроизвольно полез за оружием. Для самострелов, тех кто кончал жизнь, пуская пулю в висок, в колонии сделали пистолет-метатель, стреляющий каучуковыми шариками. Сильно повредить руку таким шариком было нельзя, а вот толчок она давала хороший, и если попасть в пистолет поднесенный к виску или в ладонь, то руку отбрасывало далеко вперед. Конечно, тут все решали мгновения и точность, но Сержу дважды удавалось спасти в последний момент самострельщиков.
«Что за хрень, самострельщик на краю крыши? Что это еще за способ? А главное, что делать? Стрелять? Так его дернет вперед, и он точно полетит с крыши, несмотря на то, что выстрел пройдет мимо. Прыгнуть, схватить его, сдернуть с парапета? Но тогда он спокойно выстрелит и у меня в руках будет труп самострельщика. Подкрасться еще ближе, чтобы после выстрела успеть ухватить его за ноги?»
Серж был от Лысого на расстоянии трех шагов... И вдруг. Тот резко повернулся и направил пистолет на Сержа.
— Ну что, Стервятник, вот мы и свиделись. Я два года ждал этого момента. . Сейчас я пущу в тебя парализующую стрелу и спокойно привезу тебя в участок. Я не стану рисковать, несмотря на то, что здесь еще два агента. Посмотри, вон один слева другой справа. Это ты, чертов Стервятник, вынул два года назад из петли мою жену, лишив ее законного права, как все, совершить суицид. Где она теперь? Что Вы с ней сделали?
Серж, не упуская из вида руку Лысого с пистолетом, глянул направо и налево. Там метрах в тридцати из-за таких же надстроек, имеющих дверь на чердак, вышли два агента. Так же Серж увидел то, чего пока не замечали агенты.
Лысый все-таки расслабился, когда Серж делал вид, что вроде как вертит головой, и Сержу этого было достаточно. Он выстрелил Лысому в руку с пистолетом. Тот уже отошел от опасного края парапета, и благодаря этому Серж успел в прыжке схватить его за ноги и сдернуть с парапета, когда тот уже пошатнулся назад. Два нокаутирующих удара и Лысый вырубился. В то же время Николя и Мишель, как всегда страховавшие Сержа, поднялись на крышу по двум соседним лестницам и уже набросились каждый на своего агента. В этот момент завыла сирена. Серж перегнувшись через парапет, посмотрел вниз. Там уже стояло штуки четыре полицейские машины и подъезжали еще.
«Серьезную они облаву устроили. Заманили, значит в ловушку, думаете?»
Мишель и Николя уже справились со своими визави.
— Бежим на чердак. Я спускаюсь на лифте и погоняю их немного для отвлечения вверх-вниз, а вы по дальней пожарной лестнице. Уходите вместе, — крикнул Серж товарищам. — Там внизу еще трое наших, они помогут отвлечь, когда будем вырываться из дома. А там на земле уйдем. Вы прорываетесь к стадиону, я в другую сторону.
Они сумели вырваться из окруженного дома, но погоня по улицам города продолжалась.
Сержу удалось затеряться в толпе перед театром Нову. До начала спектакля оставалось пятнадцать минут, поток зрителей заходил в театр, образовав небольшую пробку из-за необходимости проходить через рамку. Погоня потеряла его. Двое полицейских, поозиравшись, ошибочно приняли кого-то в похожем плаще за Сержа и пробежали мимо. Промчалась патрульная машина.
В толпе совсем рядом с Сержем у мужчины в костюме в кармане заиграла знакомая мелодия. Он поднимался по ступеням театра под руку с дамой в длинном вечернем платье.
— Ах, Борюся, — воскликнула спутница, но услышав одобрительные возгласы и хлопки в толпе, осеклась и хорошо поставленным голосом сказала:
— Ну, наконец-то и тебе повезло в этой жизни. Поздравляю, Боря.
— Извини, дорогая, что тебе придется идти на спектакль одной.
Было очевидно, что он вообще не хотел идти в театр, и, возможно, перед выходом из дома искал разные предлоги, чтобы не идти, но сдался, как всегда сдался, под властным взглядом супруги.
Дама, конечно, была раздосадована, и, несмотря на то, что изо всех сил старалась «делать лицо», ее разочарование проступало под маской напускной радости. То ли она завидовала супругу, то ли действительно расстраивалась, что теперь придется идти на спектакль одной. Она стала как веером обмахиваться двумя билетами, приготовленными, для предъявления контролеру, достав их заранее из маленькой сумочки, висевшей у нее на согнутой руке, одетой в лайковую перчатку до локтя.
— Ну, ты иди-иди, дорогая, а то уже совсем мало времени, а тебе еще надо сдать в гардероб жилетку.
Он явно торопился, наконец-то освободиться от доминировавшей всю жизнь супруги, и, видимо, тихо радовался, что в эти последние минуты сможет насладиться счастьем свободы.
Серж решил воспользоваться ситуацией, и с хорошо сыгранным сочувствием, аккуратно взяв под локоток даму, проговорил:
— Позвольте, я Вам помогу.
Дама приняла неожиданную поддержку от симпатичного молодого человека, и Серж прошел контролеров с ней.
Дама полуобернувшись напутствовала оставшегося супруга.
— Я, надеюсь, не задержусь долго. И мы встретимся вновь, как и написали в завещании на перезагрузку. До встречи, Борюсик, через сорок лет.
Серж не успел заметить порадовала или нет такая перспектива Борюсика, но сейчас он явно был счастлив.
Серж еще в детстве полюбил театр. И до начала подпольной жизни частенько ходил на премьеры. Но с тех пор, как они подались в бега и жили в колонии, в театре не был. Ему не хотелось сопровождать даму в течение всего спектакля, и он, сославшись на необходимость отлучится, покинул её.
— Вы могли бы сеть на место моего супруга. Ведь, Вы, как я вижу, один. У нас места в партере — четвертый ряд, пятнадцать и шестнадцать. Я буду ждать Вас в зале.
— Да, наверное, — промурлыкал Серж и поскорее скрылся.
Он решил, что найдет себе свободное место, главное, чтобы подальше от четвертого ряда партера.
На всякий случай Серж вошел в ложу 1-ого яруса, где заранее присмотрел свободные кресла, тогда, когда погас свет, и голос из динамиков произнес привычную фразу:
«Просьба перевести мелодии и рингтоны ваших электронных устройств в беззвучный режим, а мелодию из «клуба самоубийц» поставить в режим максимальной громкости».
За время спектакля эта мелодия оглушительно звучала в зале трижды. Актеры прерывали спектакль. Счастливый обладатель «черной метки» вставал, и под шквал оваций в свете направленного на него прожектора выходил из зала. В фойе театра находилась душегубка. Один обладатель метки вернулся в зал минут через пятнадцать и выйдя на середину сцены выстрелил из пистолета себе в висок. Зал встал и, рисуя в воздухе круги, перечеркнутые крест-накрест, трижды проскандировал: «С новооформленным!».
Но Серж не следил за новыми самоубийцами. Его полностью захватила игра молодой актрисы Алёны Кожавиной, исполнявшей роль Адели. Давали спектакль «Дом Бернарды Альбы». У Алёны были черные вьющиеся волосы, чуточку широковатые скулы, большой рот и выразительные карие глаза, взгляд которых, Сержу казалось, был обращен к нему.
В конце спектакля героиня Алёны Адель повесилась. И когда ноги ее заболтались над упавшей скамьей, Серж действительно испугался. Поверил. Но, слава Богу, свет погас, и через несколько секунд Алёна с другими актрисами вышла на поклоны.
Выйдя из театра, Серж остановился у выхода. Уходить не хотелось. Он постоял, провожая глазами расходившуюся публику, вслушиваясь в отдельные реплики зрителей.
— А ты заметила, как М. уронила веер? Мне показалось, это не было режиссерской задумкой.
— Интересно кто это подарил С. такой дорогущий букет?
— А представляешь, если бы Кожавиной пришла метка во время спектакля? Она могла бы реально повеситься.
— Но никто не знает, какой способ самоубийства ей бы выпал.
Серж вздрогнул и пошел от парадного входа. Он пошел обходить театр вокруг. Когда он проходил, не дойдя несколько шагов, мимо служебного выхода, из него вышла Алёна Кожавина, в цветастых лосинах и черно-желтом плаще — яркая, неотразимая. Она быстрой, но грациозной походкой прошла вдоль театра, перешла дорогу и нырнула в арку одного из дворов. Серж шел за ней. Не как обычно, за суицидником, а словно был привязан невидимой цепью.
Во дворе Алёна села в белую Мазду, спортивное купе, и резко, но уверенно выехала из двора. Серж лишь успел запомнить номер.
Год N+6. Май
Этот номер врезался в память и его цифры крутились в голове Сержа, как три заветные карты Германа — тройка, семерка, туз. Только вместо туза — ноль. Конечно, не в цифрах было дело, он никак не мог заставить себя не думать об Алёне.
После такой облавы к колонии было решено на некоторое время затаиться и не делать вылазки в город. Потом Серж ездил на встречу с лидерами других колоний жизнеборцев. Сначала в Азиатский регион, потом в Европейский. Но образ Алёны постоянно всплывал перед ним. Ему хотелось просто отправиться в город, без всяких дел и спасений, пойти в театр на спектакль с ее участием, увидеть ее еще раз.
И все-таки спустя месяц Сержу удалось вырваться в город. Ноги, точнее колеса, сами принесли его к театру Нову. Давали «Мадам Бовари». С плаката анонсирующего спектакль на Сержа смотрела Алёна Кожавина в роли мадам Бовари. По сценарию, в конце пьесы главная героиня принимала яд. К началу спектакля Серж опоздал, на кассе висела табличка «на сегодня все билеты проданы».
Он в задумчивости вышел обратно на улицу, но театр словно магнит притягивал его, и он брел вокруг здания. Дойдя до арки, зашел во двор. Там, на том же самом месте стояла ее Мазда. И вдруг внезапная мысль пришла Сержу в голову.
Из театра начала выходить публика. Спектакль закончился. Серж сидел в своей машине и внимательно следил за служебным входом. Из него тоже стали выходить служители Мельпомены. Кто-то оставался выкурить сигаретку, кто-то сразу деловито уходил. Служащие театра расходились по одному, некоторые вместе садились в дежурившие у выхода такси.
Прошло пятнадцать, двадцать минут, но Алёна все не появлялась. Серж начал волноваться.
«Вдруг пропустил».
Из служебного выхода уже давно никто не выходил, а последние курильщики тоже разошлись. Серж вылез из машины и пошел во двор под арку.
«Нет, машина на месте.»
Выходя из арки, он почти нос к носу столкнулся с Алёной.
Аромат ее духов облаком окутал Сержа, потом словно гусеницу завернул в кокон, закружил и превратил в мотылька, готового без разбора лететь на свет. И он полетел.
Алёна уже доставала букет роз, закрепленный под дворником на лобовом стекле, когда Серж вышел из проема арки во двор. Алёна глянула на открытку, прикрепленную к букету, прочитала написанное Сержем неумелое четверостишие, улыбнулась и стала садиться в машину. Уже когда завела мотор и включила фары, увидела его. Серж, ошпаренный ее взглядом, резко отвернулся и пошел в сторону, не рискуя оглянуться.
— Извините, это не вы подарили мне эти замечательные розы?
Серж остановился и оглянулся. Она уже вышла из машины, и стояла, держась за открытую дверцу.
— Простите. Может быть, вы видели, кто положил мне букет под дворник, ведь вы же выходили из двора?
Серж только непроизвольно сделал движение плечами, которое могло означать что угодно.
— Мне почему-то кажется, что это ваш букет... и стишок. Это очень мило.
— Да, — наконец ответил Серж.
— Спасибо огромное. Это так приятно. Необычно. Здорово. Я, правда, очень тронута таким вниманием.
— Может, выпьем по чашке кофе?
Она взглянула на часы.
— Вообще-то меня ждут... Но только если очень быстро.
— По эспрессо в экспресс режиме. Тут за углом есть экспресс-кофейня, кофе с собой.
— Ну, хорошо.
Кофе оказался горьким, сколько не подслащивай.
«Ваш букет и стих, и сам поступок замечательны, приятны...» — три ложечки сахара. «И Вы мне нравитесь... по первому впечатлению...» — еще сахар. Дальше по Пушкину: «...но я другому...» — горечь крепкого, слишком крепкого кофе.
«... про жизнеборцев слышала, конечно, хотя, так почти никто не говорит, в основном, Вы сами знаете, как вас называют...». «...я совершенно не хочу умирать, и душу не хочу куда-то перекачивать. Я вполне счастлива здесь и сейчас...». « ...да, все что происходит — это суицидальное сумасшествие... это глупо, ужасно, но это пройдет...». «...человечество пережило множество эпидемий различной чумы...». «... мое место здесь, в театре...».
Год N+10. Июнь 3-ее
Серж с трудом разлепил веки. Сначала, когда взгляд начал фокусироваться, он увидел строгий геометрический орнамент, выложенный штучным паркетом разных пород дерева. Удалось поднять безвольно висевшую голову и оглядеть просторный кабинет с большими окнами, окаймленными тяжелыми бордовыми портьерами, длинный Т-образный стол обтянутый кожей. На стене — огромный мозаичный портрет лукаво улыбающегося Дорогина. На другой стене огромная плазма. Сам Серж сидит в удобном кожаном кресле.
Перед Сержем неожиданно возник… Узурпаев. Член Совета Безопасности всемирного правительства, возглавляемого Президентом Рейбама. Убедившись, что Серж очнулся, Узурпаев сел в свое кресло во главе стола и неожиданно процитировал:
— «Дорогин великий нам путь озарил». Всегда задумывался, что все-таки имел в виду поэт — Дорогин великий или путь? Эх, пути-дороги. Ну, что удивлен? Не можешь понять, как здесь очутился? Виски? Или может, водочки?
Серж вспомнил. Последний месяц выдался очень напряженным. Стало известно, что всемирное правительство готовит массированный удар по жизнеборцам. Одновременно на всех континентах выступят армейские подразделения. Отдельные колонии жизнеборцев уже давно не были разрозненными группками уклонистов, разбросанными по миру и скрывающимися от властей на заброшенных заводах или в глухих деревнях и в других малодоступных местах. Они, используя все доступные каналы, поддерживали связь, обменивались информацией и оказывали посильную помощь друг другу. Лидеры колоний иногда встречались очно. В количественном отношении жизнеборцы уже были сопоставимы с остальным населением. Количество «черных меток» росло в геометрической прогрессии. Соответственно, росло и число уклонистов. По статистике два-четыре процента, получавших метку, не хотели совершать самоубийство и предпочитали жизнь «в бегах».
В колониях жизнеборцев тоже, конечно, происходили изменения. За годы существования этот отдельный параллельный мир обретал черты обычной жизни. Колонисты влюблялись и женились, у них рождались дети, кто-то умирал естественной смертью, кого-то отлавливали правительственные войска. Это, впрочем, случалось редко. И в колониях жизнеборцев тоже появились самоубийцы, но уходящие из жизни не по «черной метке», а по внутренним мотивам: разочарование, отчаяние, пустота и потеря смысла существования. Это были единичные случаи, но все же и здесь такие находились.
«Вчера был бой… Правительственная армия оттеснила нас. Они не стреляли, а как при разгоне мирных демонстраций, сомкнув прозрачные щиты в полный рост, двигались на нас. Мы, как и положено повстанцам, кидали камни, били по щитам палками, закидывали петарды….»
— Серж, все закончилось, — Узурпаев артистичным жестом включил плазменную панель в полстены.
Серж увидел плотные ряды правительственной армии. Съемка велась сверху, и солдаты не воспринимались, как отдельные индивидуумы — это был ежик с встопорщившимися щитами-иголками. Ежик медленно, но упорно полз вперед, заполняя собой все пространство на улице…
Вдруг тень промелькнула над ежиком, и что-то неправильной формы… да, это же было человеческое тело… прилетело сверху, с другой стороны улицы, и упало прямо на иголки ежику. Словно яблоко с яблони. Ежик не успел стряхнуть его с иголок… яблоко разорвалось, разлетелось на тысячи кусочков, окутывая ежика облаком дыма, пыли, каких-то обломков… Когда облако рассеялось… ежика не стало… На улице валялась груда мертвых искалеченных тел и обломков щитов-иголок…
— Это съемки из Сан-Паулу. Лондон включить? В Москве выглядело примерно также. Из нескольких сотен городов осечки случились в четырех-пяти. Но это не страшно. Это не меняет общей картины. Дело сделано! Дело Дорогина живет и процветает.
— Вы хотите сказать, что сами уничтожили свою армию?
— Да, мы оставили небольшой контингент, на случай непредвиденных обстоятельств, но в целом уничтожили. Видите ли, эта игра в самоубийства хуже всего работает среди солдат. Казалось бы, армейская дисциплина должна давать стопроцентный результат. Приказы не обсуждаются. Но здесь-то и кроется проблема. Солдат должен выполнять приказ командира, а не следовать какому-то общему негласному правилу. К примеру, приказ командира идти и убивать врага превалирует над общечеловеческой заповедью «не убий». Об этом парадоксе предупреждал еще Дорогин, поэтому мы не рассылали «черные метки» армейским и полицейским.
— Серж, Вас никогда не удивляло то, что ваши колонии жизнеборцев существовали так долго, разрастались, развивались, объединялись. Вы так ловко всегда уходили от полиции, прятались. Знаете, когда взрослые играют с детьми в прятки, они так старательно ищут под кроватью, за занавеской, в кладовке…. а шебуршание и сопение уже давно раздаются из платяного шкафа. Но папаша нарочито громко говорит: «Знаю, он за диваном. Сейчас я его найду…»
— То есть правительство боролось с нами все эти годы понарошку?
— А разве могло быть иначе? Если бы мы хотели, то переловили и передушили вас всех в любой момент, включая вчерашний день.
— То есть, культ самоубийства — это просто способ сократить население Земли? Ресурсов не хватало? Рост численности населения…
— Это, конечно, тоже. Но просто сократить население — это же элементарная задачка, которая в наш век может решиться сотней других способов. Даже войны и бомбардировки для это не нужны. Гораздо красивее — эпидемии, техногенные катастрофы и климатические катаклизмы. Все эти способы прекрасны, но… в них есть изъян — эти варианты слепы и убивают всех, кто оказался рядом. А человечеству в такие переломные периоды, когда оно заходило в тупик, всегда был нужен Ноев ковчег.
— То есть — никакой лотереи на суицид не было? Вы рассылали «черные метки» по заранее составленным спискам?
— Не так прямолинейно, но, в целом лотерея — это, конечно, рекламный ход. Люди любят играть, почему бы заодно не воспользоваться и этой их слабостью. Просто были категории граждан, которые имели постоянную и временную бронь. Как я уже говорил, временную бронь получали военные, полицейские. Постоянную — только особая группа людей из правительства, далеко не все члены правительства. Собственно мы и управляли этим процессом.
— Лотерея была, но, отнюдь, не такая слепая, хе-хе. Сначала метки направлялись людям искусства, шоу-бизнеса. Эффект двойного действия. Во-первых, эти люди падки на эффектные зрелищные новинки. Во-вторых, они на виду, и толпа привыкла боготворить своих кумиров и слепо следовать за ними. Массовое сознание! Вот оно зло, которое стремительно распространялось в последние годы, особенно благодаря развитию информационных технологий. Массовое сознание, которое настолько задавило индивидуальное, что дальнейшее развитие человечества зашло в тупик. Люди стали настолько не самостоятельны, настолько зависимы от общественного мнения, которое настигало их благодаря интернету и соцсетям всегда и везде, что стали превращаться в роботов, в поведенческих близнецов.
— И вы решили использовать эту слабость людей для борьбы с ней же?
— В точку! Именно. Гидра пожирающая сама себя. Как говорится, подобное подобным.
— И все же, на начальном этапе вы не боялись отказников?
— На начальном этапе опасений не было. Как раз отобрать какое-то количество пионеров можно для любой самой безумной затеи. Вот сделать ее поистине массовой, задача сложнее. Но мы хорошо поработали. Вы, наверное, помните? Снимались сериалы. Причем, если на начальном этапе в них суицид преподносился как нечто модное, доступное избранным. Стилистика была соответствующая — гламурная. После первой волны — кино стало напирать на обыденность и даже рутинность суицида, больше сосредотачиваясь на аспекте сохранения души и возрождения ее в будущем. А помните телешоу, которые проводил сам Дорогин. С перезаписью душ в другие тела. Это был важный стимул в пропагандистской игре. Как раз к началу нашей затеи стало повальным среди определенной части людей делать пластические операции, чтобы подправить свою внешность. А здесь предлагалось полностью избавиться от надоевшего тела и сохранить душу для перезаписи его в новое. Помните, телешоу «Перезагрузка. Матрица.»?
— Да, доказательство Дорогина базировалось на компьютерном культе, воцарившемся в обществе. И когда он сравнил тело с компьютерным железом, а душу с софтом и показал, что ее можно также переписать в «душегубку», как любую программу на жесткий диск, и хранить ее там, а потом перезагрузить в новое тело… Это не вызвало ни у кого сомнения. Это было так же очевидно, как закон Ньютона, объясняющий падение яблока на землю.
— Конечно, простота объяснений всегда подкупает. Но нужны были наглядные доказательства. И… Дорогин прекрасно предъявил их в телешоу и в публичных выступлениях на концертных площадках. Так же убедительно, как Давид Копперфильд демонстрировал, что невозможное возможно. А это был всего лишь кунштюк. Профессионально сделанные фокусы — ничего более. Но публика всегда неравнодушна к фокусам. Верить в невозможное, видеть и не понимать… Гадать…
— А сразу потом, я думаю, вы не могли не заметить, рекламный месседж стал напирать на то, что нет смысла стремиться перезагрузиться в новое тело сейчас, в наши дни. Ведь это можно сделать потом в будущем. Не об этом ли мечтали люди вместе с фантастами еще с 19-ого века. Повальные завещания не перезагружать в течение тридцати, пятидесяти, у самых падких на рекламу, ста лет… И среди всех есть, как всегда, неподдающиеся. Так же, как на любом сеансе гипноза, есть те, кого невозможно загипнотизировать. И они, то есть вы и нужны нам, да что там, нам — человечеству, для развития, для движения вперед, в будущее — не зашоренные, не уничтоженные как индивидуумы массовым сознанием, способные на синергию, потому что разные и самостоятельные.
Год N+10. Июнь 5-ое
Серж быстро шел по улице. Высокий воротник черного пальто поднят. Руки глубоко в карманах. Шляпа надвинута на лоб. Сказывается многолетняя привычка. А теперь не нужно скрываться от камер. И на улицах не много людей. Только получается, и раньше вся эта конспирация была не более чем детская игра под бдительным присмотром «взрослых». Игра шла по их правилам и их сценарию. Борьбой с ними мы решали их задачу и осуществляли их план. Наша победа оказалась победоносным завершением, написанного ими сценария. Спектакль окончен. Занавес. Завтра — премьера нового шоу. До этого мы играли отрицательных персонажей, а в новом нам дали роли положительных героев.
Серж в который раз прокручивал в голове слова Узурпаева:
— Осталось сыграть последний акт марлезонского, так сказать, хм… балета. Теперь необходимо перевернуть сознание оставшихся обычных людей. Уклонисты превращаются из преступной группировки в прогрессивных подпольщиков, борцов за правду и справедливость. Таких примеров в истории, кстати, хоть отбавляй. Тут как раз ничего нового, революционного.
И здесь нам очень кстати помогла Ваша сестра. Мы отсмотрели снятый ей фильм — гениально! То, что нужно. И Вы, Серж, талантливо сыграли самого себя. Сейчас уже наши люди домонтируют туда недостающие кадры до полной правды нужной нам. Нас с Вами как раз снимали во время беседы. Ведь справедливости ради мы должны показать, что всегда были тайно на вашей стороне.
С этими словами он встал и сдернул со стены портрет Дорогина.
— Догматы этого сумасшедшего фокусника унесли миллионы жизней… Снято? — куда-то в потолок, спросил Узурпаев.
— Да, порядок. Хорошо. Можете, Узурпат Узурпатович, еще раз порезче швырнуть портрет?
— Ладно брошу. Когда закончите монтаж? Завтра пускаем по всем каналам.
— Постараемся, Узурпат Узурпатович.
— Что значит постараемся. Я сказал, должно быть готово.
— Сами понимаете, что задача непростая. Нам этот час съемочный надо нарезать на несколько встреч в разные годы в прошлом, а чтобы все достоверно было придется не только над интерьером работать, но и над вашими костюмами, прическами и т.д. Все ведь менялось за эти годы…
— Ладно. Наш девиз всегда таков: меньше дела — больше слов. Тьфу ты. Ну, вы меня поняли. Работайте.
— Так что, Серж, вот как-то так. Вам выпадает историческая роль. Завтра же запустим научные программы, разоблачающие Дорогина. Для достоверности разменяем несколько фигур из Наших. Всем надоевших Потрошенко, Карамбу, Самдафи... ну, и еще кое-кого.
Год N+10
Через три дня в центральной студии собралось человек двадцать VIP-ов во главе с Узурпаевым. Серж сидел рядом с ним. Через несколько минут должен был начаться показ и одновременно всемирная премьера Леркиного фильма «Жизнеборцы».
Врачи считают, что полностью вылечиться от душевной болезни невозможно. Приступ может таиться годами, но потом что-то незначащее — затяжной дождь, птичка, нагадившая на рукав, или другая мелочь — подтолкнет к очередному приступу. Последний был у Лерки шесть лет назад. За это время с интервалом в год она родила двух мальчишек, и теперь готовилась в третий раз к родам. Счастливый отец и муж — красавец Антуан, подсел к ним за столик в день побега из больницы, именно из-за Лерки. Пышной свадьбы они устраивать не стали, но от белого платье невесты Лерка отказаться не смогла.
В колонии она увлеклась режиссурой и сняла первый фильм, уговорив брата сыграть самого себя. Серж твердо решил, что врачи тоже могут ошибаться, и уверовал, что Лерка рассталась с болезнью навсегда.
Трансляция из центральной студии велась по всем каналам. Шел обмен малозначащими репликами, предваряющими показ. Вдруг громко заиграла знакомая всем мелодия из «Клуба самоубийц».
Разговор тут же умолк. Узурпаев вытащил из кармана пиджака свой гаджет, и мелодия зазвучала еще громче. Он не торопился нажать на кнопку. С гордым видом победителя Узурпат Узурпатович поднял вверх руку с телефоном.
— Вот, господа. Теперь и я, наконец, могу открыто заявить о своем выборе. Мало кто знает, — при этом он с видом заговорщика посмотрел на Сержа, — что я по мере своих сил тайно поддерживал колонию уклонистов. И теперь… я тоже уклоняюсь… Кстати, Серж, а ведь Вы единственный из колонистов, кто не получал «черной метки»?
На долю секунды Сержу подумалось, что сейчас он, как один известный шоумен, взмахнет рукой и скажет: «Черную метку в студию!»
А еще он подумал о том, как Лерка отреагирует, увидев свой фильм, переделанный липкими от слащавой патоки ура-патриотизма чужими руками. И завтра, прикрывшись ее именем, покажут всему миру всю это новоявленную ложную правду или правдивую ложь. Перевернут все с ног на голову и пойдут дальше.
И вдруг он спросил Узурпаева:
— И какой Вам прислали способ?
— Хм… Вам любопытно?
— Конечно, я многократно пытался у разных людей угадывать это. Вы ведь в курсе, что среди колонистов есть те, кого мы называем воскрешенными, кого, так сказать, вынули из петли в последний момент. Мысленно побывав одной ногой в могиле, они ценят жизнь еще сильнее, чем уклонисты.
— Но ведь воскрешенные не сделали свой сознательный выбор… Они, ведь, так сказать, жертвы случая… А я осознанно…
— Но ведь, вы же верили Дорогину, тогда вначале?
— Ну, у всех бывают… заблуждения… тогда поначалу трудно было не поверить…
— А еще у всех бывают хоть раз в жизни мысли о суициде. Пусть не конкретные, абстрактные, навеянные кино или каким-то событием… Пусть даже без помыслов о реализации, но мысли о том, что будет после, как поведут себя близкие, а в вашем случае и не только близкие… Вспомните, ведь и у вас такое было. Не могло не быть…
— Ну… наверное, было… Не верить Вам, Серж, в этом вопросе было бы опрометчиво.
— Тогда не томите всех. Ведь сегодня мир узнает правду. Вы же узнали давно, что Дорогин лишь ловкий фокусник. Конечно, Вы должны были сохранять конспирацию. Играть адепта его идей, помогая нашей колонии. Давайте, сыграем до конца. Но теперь все будут знать, что Вы играете. Не это ли послужит лучшим доказательством того, что Вы всегда были нашим — предупредить и доиграть. Ведь лучше всего верят, когда фокусник раскрывает секрет фокуса и показывает его еще раз. Тогда зритель смотрит его совсем другими глазами и замечает именно то, от чего фокусник в первый раз так тщательно отвлекал внимание…
В этот момент в кармане у Сержа заиграла мелодия из «Клуба самоубийц».
— Так вот от чего, Серж, ты отвлекал внимание почтенной публики, — со смешком сказал Узурпаев и захлопал в ладоши. — Это было бы в высшей степени несправедливо, если бы ты не получил «черную метку». Добро пожаловать в клуб уклонистов.
Серж вытащил из кармана гаджет и пробежался глазами по экрану.
— Или ты захочешь поиграть в воскрешение? А?
Стало на какое-то мгновение очень тихо в студии. Да, наверное, и зрители всего мира у многочисленных экранов приумолкли.
— Ну, же, Серж. Ведь твои друзья не дадут тебе покончить с собой. Помогут с воскрешением. Какой способ?
— Номер тридцать семь, — произнес Серж.
Год N+10. Июнь 8-ое. 10 часов утра
Серж открыл дверцу ярко-красного внушительных размеров и эргономичных форм седана, сел и, как будто, утонул в кожаном низком сидении. Нажал кнопку «старт». Приятно заурчал мотор.
Из маленького динамика, прилепленного серьгой к уху, зазвучал голос:
— У нас все готово. Все камеры работают. Можно ехать.
Серж включил радио. Заиграла мелодия из фильма «Трюкач». Осмотрел торпеду и заметил красный огонек камеры на магнитоле. Повертел панорамным зеркалом, делая вид, что подстраивает его под себя, и отметил еще две камеры в задних стойках.
«Show must go on», — подумал Серж и втопил в пол педель газа.
«Мустанг» взвизгнул покрышками, оставив на асфальте две темные полоски. Метрах в пяти впереди капота обозначилась тень вертолета. Позади сразу за красным авто поехали два черных минивэна — из каждого, высунувшись через верхний люк, торчал сверху оператор с камерой.
Серж промчался метров сто по Итальянской, не сбавляя скорости, с управляемым заносом повернул направо на Садовую. Минивэны начали отставать. Промчался мимо Инженерного замка, вдоль Лебяжьей канавки, поворот налево, теперь направо и все. На скорости сто двадцать влетел на мост, сместился в левую и крутанул руль вправо, но не резко, чтобы без заноса, под углом градусов шестьдесят протаранить решетку ограждения и полететь вниз, в реку…
Год N+9. Июль
«Номер тридцать семь».
Серж, конечно, не помнил все способы суицида по номерам, но этот знал. Хорошо запомнил. Навсегда.
Они с Николя и Мишелем приехали тогда в город на машине. Основная цель была — затариться солнечными батарейками и еще некоторыми мелочами по хозяйству. Но попутно наметанным глазом они высматривали на улицах готовившихся суицидников, прикидывая возможности воскрешения.
Она выпорхнула из дверей магазина, в обеих руках держа пакеты с покупками. Сложно было не заметить ее. Выделяясь на фоне мрачной толпы белым коротким платьем и ярко-зелеными, просто изумрудными туфлями на высокой шпильке, в тон к маленькой сумочке, висевшей в районе талии на лямке, словно патронташ, перекинутой через плечо. Женщина, пританцовывая, шла к краю тротуара. Длинные черные вьющиеся волосы. Резковатая, но элегантная, завораживающая манера двигаться. Серж чуть не врезался в машину, ехавшую перед ним, и затормозившую на светофоре. Едва в последний момент успел вдарить по тормозам — остановился в сантиметре от заднего бампера.
— Ты что, Серж! Куда ты смотришь?! Нам сейчас только ДТП не хватает, — чуть не влетев лбом в стекло, возмутился Мишель.
— Это он вон на ту красотку в белом засмотрелся, — откликнулся с заднего сидения Николя. — Если честно, будь я за рулем, точно не миновать ДТП. Смотри, какая фифа.
— Да…— присвистнул Мишель, — Согласен. Есть на что посмотреть. Хороша кошечка.
Женщина подошла к белой спортивной Мазде, припаркованной в правом ряду, как раз напротив машины Сержа. Смотреть на номерной знак Сержу не было необходимости, он знал его наизусть. Стекла в автомобиле жизнеборцев были плотно затонированы и наглухо закрыты для защиты от камер. Поэтому они не услышали, но по тому, как она вздрогнула, и как неловко выронила пакет с покупками, торопливо доставая телефон, поняли, что ей пришла «черная метка». И как-то сразу вся сникла. Вместо того, чтобы поднять упавший пакет, выпустила из рук и остальные, ставшие вдруг абсолютно ненужными. Не трудно было угадать, что еще секунду назад у нее были какие-то радовавшие ее планы, возможно, свидание сегодня вечером. А теперь она растерялась, не готовая к такому повороту.
— Может, предложим ей стать уклонисткой, — сказал Мишель. — Заберем с собой в колонию.
— А если она тут же сдаст нас, — парировал Николя.
Серж почувствовал, что, наверное, больше всего на свете хотел бы сейчас взять её за руку успокоить, посадить в свой автомобиль, отвезти в их лагерь…
Сзади протяжно сигналили. Уже давно загорелся зеленый.
— Давайте понаблюдаем за ней, — предложил Мишель.
Серж проехал немного вперед и, замигав правым поворотником, неловко, под углом, припарковался перед самым светофором.
Настроив зеркала, Серж увидел, как Алёна, не садясь в машину, начала водить пальцем по экрану телефона, видимо, отыскивая нужный номер. Она долго разговаривала, то запрокидывая голову, то опираясь локтями в крышу своего невысокого автомобиля. Видимо, она с кем-то довольно горячо спорила. Пыталась, что-то доказать и объяснить. Но с течением этого длинного разговора становилась все менее эмоциональной, и только устало слушала оппонента на том конце беспроводной связи. Словно, этот звонок был для нее спасительной соломинкой, за которую она рассчитывала уцепиться во внезапно захватившем ее водовороте жизни, точнее, смерти. Но, похоже, соломинка не удерживала ее на плаву, а наоборот — топила…
Сержу уже не раз недовольно сигналили, подъезжавшие к светофору автомобили, но он не обращал на них внимания. После первого длинного разговора, девушка сделала еще два или три коротких сухих звонка, потом огляделась по сторонам, и направилась к входу в гостиницу. Там в лобби была «душегубка». Шла медленно, устало перебирая ногами, не переставая, однако, оставаться грациозной, притягивающей взгляды. Швейцар распахнул перед ней массивную дверь, чуть сгибаясь в полупоклоне.
Шагнув через порог, девушка вдруг остановилась и, изменив решение, быстро направилась к своей машине. Дальше все происходило четко и слаженно, будто многократно отрепетированная сцена. Ее белая Мазда, мгновенно стартанув от обочины, на полной проскочила перекресток на желтый и уже сменяющий его красный. Серж, неловко припаркованный и не ожидавший такого стремительного старта, пропустил светофор. Теперь, нервно сжимая руль и выползая дальше и дальше на перекресток, ждал, когда проедет поток по пересекающей улице. Рванул, не дожидаясь зеленого. «Только бы не упустить». Втопил педаль в пол, маневрируя между машинами, высматривая мчащийся впереди белый автомобиль. Она гнала как заправский гонщик, и движок у нее был явно мощнее.
Серж напрочь забыл, что он руководитель колонии жизнеборецев, подпольный спасатель суицидников, он просто мчался за ней, ни за что не желая потерять из виду, а может, и из своей жизни.
Их машина была метрах в ста пятидесяти позади, когда белая Мазда, протаранив ограждение на Дворцовом мосту, полетел в Неву. Не больше чем через пятнадцать секунд Серж стоял на краю моста в проломе ограды. Белое пятно медленно уменьшаясь, опускалось вглубь.
Колени предательски дрожали, но Серж оттолкнулся и прыгнул. Ограда хоть и затормозила автомобиль, но все равно он имел скорость и плюхнулся в воду метрах в двадцати от моста. Серж вошел в воду ближе к мосту. Зато по скорости погружения он явно опередил автомобиль. Попробовал сразу же, не выныривая, доплыть до тонущего автомобиля, но потерял под толщей мутной воды его из виду. Пришлось всплыть на поверхность, глотнуть воздуха, сориентироваться и оценить, где погружается Мазда.
Серж снова нырнул. Увидел. Догнал. Ухватился за ручку передней двери. Нет. Заблокирована изнутри. Попытался ударить локтем в стекло, но в воде это оказалось не так-то просто. Салон еще не заполнился до конца водой. Алёна после срабатывания подушки безопасности, видимо, потеряла сознание. Но ее голова еще не ушла под воду. Вдруг она открыла глаза, повернулась и увидела Сержа.
В ее глазах явно читалось, что она вовсе не хочет умирать. Серж стал показывать ей, чтобы она опустила стекло. Кнопки стеклоподъемников уже залила вода, они не срабатывали.
«Чертова электрика», — промелькнула у Сержа мысль. — «Была бы ручка с тросиком, как в старину, покрутил, и открылось бы без проблем».
Попытался бить в стекло ногами, но только отпружинил, как на батуте. Серж судорожно обыскивал свои карманы в поисках хоть какого-нибудь металлического предмета. Машина неумолимо опускалась на дно. Теперь салон был заполнен водой до конца. Изо рта у Алёны пошли пузырьки воздуха. Серж был еще на задержке дыхания, но голова кружилась, и он терял сознание. И, тем не менее, он не мог заставить себя разжать руку и отцепиться от ручки дверцы....
Его, уже наглотавшего в легкие воды, вытащил Мишель. Вовремя вытащил. Серж успел заглянуть смерти в глаза.
Год N+10. Июнь 8-ое
В последний момент Серж резко крутанул руль влево и, выжав тормоз, избежал удара об ограду моста. Все-таки, правым задним крылом он зацепил чугунное ограждение. Автомобиль дернулся, но Серж сумел выровнять его, и понесся на другой берег. Минивэны с операторами еще только подкатывались к мосту, когда Серж съезжал на Петроградку.
— Серж, что случилось? — услышал он взволнованный голос в серьге.
«Ну, что, Узурпат Узурпатыч, господин Узурпулькин, не всегда все получается по-вашему. Шоу с красивой машиной и спасением от самоубийства под номером тридцать семь не получилось? А вертолет-то уже зависал так, чтобы заснять эффектные кадры падения с моста. И потом счастливое спасение, когда на поверхности воды появится водолаз-жизнеборец с моим бесчувственным телом.»
Чтобы не случилось осечки, и кто-то точно успел вытащить Сержа из машины, там, под водой, сейчас сидели двадцать водолазов из колонии жизнеборцев. Среди них и Николя.
Съехав с Троицкого моста, Серж свернул направо, а сразу за домом Политкаторжан ушел с набережной и запетлял, заметая следы, по узким улочкам Петроградки. На минивэнах отстали безнадежно. Проехал через проходной двор. Теперь и вертолет потерял его.
«Ну, вот и все. Можно приступать к финалу, господа узурпаторы. Долго Вам удавалось дергать за свои невидимые ниточки, заставляя меня плясать ваш танец, даже не ведая того. Самым ценным в жизни, я считал, свою независимость. Но и она оказалось иллюзорной, тщательно спланированной Вами. Я бежал от навязываемой Вами смерти и помогал сбежать другим. Но и это было запланировано и срежиссировано вами. Или вы просто воспользовались мной, когда заметили меня? Какая в сущности разница.
Тогда, сбегая с Леркой от смерти в первый раз, я не задумывался о нитях, связывающих меня с кукловодами. Мне было не важно рвал я их или нет, я просто спасал Лерку. Нет, не получите Вы меня, Узурпат Узурпатович…»
Серж на предельной скорости мчался к мосту Строителей. Сразу же зашел на него под углом и через встречку направил авто на ограждение…
Год N+10. Июнь 11-ое
Когда тело Сержа вместе с машиной вытащили со дна реки, лицо утопленника было уже мало узнаваемым, видимо, поработали представители подводной фауны, или невская водичка стала такой отравленной. Но ядовито-желтый спортивный костюмчик, в который одели Сержа специально для того, чтобы он выделялся ярким пятном на поверхности воды во время съемок, сохранился отлично.
Властители попали в затруднительное положение. В их новые планы совсем не вписывалось самоубийство Сержа. Он был слишком известен среди жизнеборцев во всех колониях, так что просто замять и замолчать этот факт было невозможно. Поэтому Властители решили представить смерть Сержа, как убийство, организованное Узурпаевым. Тем более, что мотив был очевиден. Они повздорили во время телетрансляции перед премьерным показом фильма «Жизнеборцы». Таким образом, Всемирное правительство решило, что им будет выгоднее разменять фигуру Узурпаева и представить Сержа жертвой его коварной мести. На следующий день после смерти Сержа было сделано соответствующее заявление, а Узурпаев арестован. Похороны Сержа назначили через три дня.
Проститься с Сержем пришло очень много людей. Колонисты, лидеры жизнеборцев из других колоний, представители Власти и обычные люди, лишь недавно узнавшие в лицо главного Стервятника, лидера жизнеборцев. Конечно, все знали о существовании колонии, но ни имена, ни портреты не были доступны широким массам.
Приемник Узурпаева, господин Узурпатов, сказал короткую речь, в которой выразил глубокое сожаление об этом нелепом и вопиющем злодействе своего предшественника.
«Подумать только, столько лет рука об руку, каждый из них на своем месте, они делали общее дело. Прошли огонь и воду, конечно, именно Серж был на передовой, в самом пекле, но и Узурпаев со-товарищами, и мной лично, делал свое дело, приближающее нынешнее долгожданное Просветление. И вот медные трубы стали непреодолимым барьером для двух соратников, один из которых совершил злодеяние, а с другим мы прощаемся здесь и сейчас.»
С сожалением о случившемся и соболезнованиями выступили двое лидеров соседствующих колоний жизнеборцев. Потом Николя. Он невнятно выразил непонимание и нелепость случившегося. Неподдельная горечь утраты сделала его речь сумбурной и эмоциональной.
Лерки на похоронах по никому непонятной причине не было. Но Антуан был. И он взял слово после всех. Его слова прогремели, как выстрел пушки на Петропавловке в полдень, еще больше запутав дело, и без того темное и малопонятное. По наскоро сфабрикованной версии властителей, Серж в условиях наступившего Просветления вместе с товарищами по колонии на собственном примере должен был показать пример спасения суицидника в последний момент, продемонстрировав всем, то что он с товарищами долгие годы делал подпольно, в этот раз сам оказавшись в роли самоубийцы. Но бывший его соратник, один из властителей, Узурпаев, из соображений личной мести, продиктованной излишними амбициями и боязнью потерять свой авторитет на фоне Сержа, обманным путем направил его не на тот мост, под которым собирались его спасти соратники-жизнеборцы, а на другой, что и привело к роковой смерти.
Но краткое выступление Антуана повернуло все на сто восемьдесят градусов. Он сказал только, что нашел оставленную Сержем записку. Вынул ее и прочитал:
«Ни я, ни другие жизнеборцы, которых я знаю лично, никогда не сотрудничали с Узурпаевым или другими членами Всемирного правительства. Они всегда были нашими врагами, с тех пор как начали планомерно внедрять план Дорогина по уничтожению людей и уменьшению населения. Мы только пытались, по мере наших сил, помочь людям выжить и освободиться от насаждавшейся идеологии тотального суицида. Сейчас они попытались воспользоваться нами и мной лично для внедрения новой идеологии. Идеология — это идеальный инструмент власти и управления обществом. Но и ее необходимо менять в зависимости от исторической ситуации. Сейчас число жизнеборцев превысило половину населения Земли и, значит, идеология тотального суицида не может более главенствовать в обществе. Вот они и пытаются с моей помощью стать адептами новой идеологии, чтобы сохранить власть. Я никогда не был и не буду марионеткой в их руках. Поэтому я обрезаю нити, с помощью которых, как они считают, могут манипулировать мной. Я пишу свой сценарий и добровольно, а не по «черной метке» ухожу из жизни».
Записка вызвала замешательство, благодаря которому Антуан попросту исчез, оставив на трибуне мятый листок с каракулями Сержа.
Год N+10. Июнь 14-ое
Лунная дорожка от почти полной луны искрилась на небольшой ряби темной воды, уходящей к горизонту и сливающейся там с еще более темным небом. Тишина. Только легкий шум прибоя и потрескивание насекомых, как фоновая музыка, на небольшом затерянном в океане тропическом острове.
Вдруг световую дорожку пересекла небольшая лодка. В ней сидел один человек и уверенно греб четкими длинными гребками. Лодка быстро пересекла световой клин на воде, но темный силуэт оставался виден в отраженном свете.
«Идеальная сцена для начала детектива», — с грустью подумала Лерка. — «Сейчас бы… камера, мотор, сцена первая, дубль первый…»
Не прошло и двух минут, как лодка скребнула днищем о прибрежный песок, раздался всплеск, и человек выпрыгнул из лодки.
— Антуан, — громким радостным шепотом окликнула Лерка. Выскочила из своего укрытия в прибрежных пальмах и побежала к причалившей лодке.
Антуан едва успел вытянуть лодку на берег, как Лерка, подбежав, напрыгнула на него, обвивая руками и ногами.
— Как же я ждала тебя! Все получилось? Тебе удалось скрыться незамеченным? Ты добрался сюда! О, Господи! Я места себе не находила все эти дни пока тебя не было. Ничего не могла делать. Все свободное время проводила здесь на берегу. Правда, с нашими детьми его почти совсем не было.
Антуан ничего не отвечал, только целовал жену и нежно гладил по золотистым волосам.
— Я все время думала, зачем? Зачем ты пошел? Ведь это такой риск. Ой! Положи скорее руку мне на живот. Похоже, что наша Антуанетта тоже рада тебе.
— Ну, теперь все позади. Мы вместе. Ух, ты! И правда, колотит пятками. Идем, покажи, как вы тут успели устроиться. Как дети?
— Спят. Дел тут, конечно, невпроворот. Но домик Ниф-Нифа, который мы построили здесь три года назад, стоит. Мы поселились в нем. Серж начал строить еще один, побольше.
— А где Серж?
— Спит. Вчера наши мальчишки совсем загоняли его в футбол. Теперь завалился спать вместе с ними. Он тут совсем превратился в большого ребенка. И это, похоже, его радует.
Год N+10. Июнь 15-ое
Утром, когда дети и Лерка еще спали, Серж и Антуан пили кофе, сидя в лиановых гамаках и обсуждая события последних дней.
— А ты хотя бы знаешь, великий комбинатор, что твой гениальный план висел на волоске и чуть не провалился в самом начале. А все из-за твоего слишком лихого поворота на мосту, когда ты задним крылом зацепил ограду. Когда ты, оторвавшись от минивэнов и вертолета, влетел во двор, где я вместе со жмуриком поджидал тебя в мусорном бачке, как мы и условились, я, выскочил и… пытаюсь открыть багажник твоего чертова мустанга, а он не открывается. Из-за удара задним крылом заклинило крышку багажника.
— Если бы не мой мощный, — с этими словами Антуан согнул руку в локте и продемонстрировал свой красивый бицепс, — интеллект, ты бы сейчас, как тебе и положено, лежал себе на Пискаревском кладбище в очень дорогом и красивом гробу, вместо подсунутого нами жмурика. Кстати, в итоге, я с трупом провел в обнимку в общей сложности не меньше часа в том бачке, да еще потом в твоем багажнике нас покувыркало.
Серж невольно погрузился в воспоминания. Вот он на предельной скорости мчится к мосту Строителей. Сразу же заходит на него под углом и через встречку направляет авто на ограждение… Но перед этим, помятуя о случае с Алёниной Маздой, опускает стекло водительской двери.
Накануне того дня, Серж, уже лежа в постели, прокручивал в голове все свои действия предстоящего дня. Как будет отрываться от автомобилей с операторами, как имитируя заход на таран ограждения, в последний момент вырулит и умчит с Троицкого моста на Петроградку. Как в родном с детства районе, будет прорываться проходными дворами и узкими улочками, как запутает вертолет и потом въедет во двор-колодец, где в мусорном бачке его должен ждать Антуан с подобранным трупом суицидника, которому предстояло сыграть роль двойника Сержа. Представлял, как пока Антуан грузится в багажник, он выводит из строя камеры внутри автомобиля. Как вылетает на мост Строителей, не забыв открыть окно, и пробивает ограду... и вот, на этом месте он погрузился в сон.
В его план был посвящен ровно один человек — Антуан, поэтому всю подготовку они провели вдвоем. И Лерке он сказал только, чтобы не беспокоилась и верила, что все будет хорошо.
Фронтальная подушка сработала, но сознание не ушло, и Серж испытал те же ощущения в животе, которые испытывал переезжая горбатый мостик, если поддать газу на вершине. Потом машина шлепнулась на воду, ремень удержал, но встряска была серьезная, и сразу под ногами забурлила вода.
Серж дождался пока салон заполнился водой, открыл дверцу и, вынырнув наружу, поплыл к багажнику. Дернул крышку — не поддается, еще раз — тот же эффект. Наученный случаем с Алёной, запасливо прихватил нож. Поковырялся в замке. Дверца не сразу, но поддалась. Там Антуан с баллоном за спиной, в ластах и маске. И двойник в желтом костюме.
Антуан сразу же сунул Сержу маску с загубником и помог надеть на спину баллон. Потом вместе вытащили двойника, усадили на водительское кресло, закрыли все двери и поплыли под водой как можно дальше от этого моста.
Серж вынырнул из воспоминаний.
— Ты не поверишь, но ты бы мог провести с ним в обнимку гораздо больше времени, если бы мне все же не удалось открыть этот чертов багажник. Под водой это было гораздо сложнее, чем тебе на земле. Да и времени у меня считай не было.
— Ну, я-то никуда не торопился. Двух баллонов с кислородом мне бы хватило надолго. Уж я бы как-нибудь выбрался оттуда. А вот ты прикинь, что бы было, если ты откинул копыта под водой, как тогда около белой Мазды. Они нашли бы два трупа в совершенно одинаковых безумно желтых костюмах. Была бы потеха.
— И чтобы ты делал без Лерки. Она, считай за одну ночь, сшила второй такой желтый костюм.
— Да… Лерка — наш золотой запас.
— Для меня не просто золотой запас, — улыбнулся Антуан. — Все-таки, это была рискованная авантюра.
— И она удалась. Мы здесь, на этом маленьком уютном острове, затерянном в океане. По-моему, мы заслужили право на отдых и немножко счастья.
— Рано или поздно, нас кто-нибудь обнаружит.
— Разве для нас в новинку скрываться и исчезать?
— Серж, а ты не боишься, что и этим твоим исчезновением Властители снова попытаются воспользоваться в своих целях. Они всегда делают все только во благо себе. И через несколько лет ты с удивлением узнаешь от приемника Узурпатова, что ты герой нового переворота в идеологии.... скажем, пионер идеологии тотального дауншифтинга.
— Антуан, отстань. Мне хорошо здесь и сейчас. И пусть все они катятся ко всем чертям. — А что? Мир дауншифтеров — удобно и безопасно для Властителей... Как бы им эту идейку подкинуть незаметно...
_________________________________________
Об авторе: АЛЕКСЕЙ ПАНОГРАФ
Прозаик. Живет в Санкт-Петербурге. Закончил ЛПИ им. Калинина, получил диплом МВА в международной школе бизнеса. В начале 90-х учился в Литературном институте им. Горького. Публикуется в журналах «Аврора», «Нева», «Лиterraтура». Несколько рассказов вошли в тематические сборники «Мои университеты» и «Были 90-х» (2017, Изд. «Эксмо»).
скачать dle 12.1
