Катя Капович. ПРОЙДЕННЫЙ ЭТАП

(рассказ)


1

Муж Лиды умер внезапно, по дороге домой с объекта он вдруг заснул в метро, и обнаружили его только к вечеру. Врачи сказали, что инсульт. Похороны состоялись на третий день, происходили они по еврейскому обычаю, потому что Исаак Ойге как-то упомянул, что хотел бы быть похоронен именно так. Немолодой, с ясным, почти без морщин лицом раввин в строгом черном костюме произносил слова, которые в мире спроса не имели. Он говорил о добре и зле, о том, что добро излучает свет, который переходит от человека к человеку. Потом раввин перешел к молитве и читал ее долго и мелодично, немного покачиваясь взад-вперед. После взял слово начальник. «Исаак Ойге скончался в самом расцвете сил. Был он полон творческих планов и намерений...» - говорил Есунов сухим голосом, и тут на лицах у сослуживцев, стоявших рядом cо свежераскопанной ямой, появилось то выражение, которое обычно и читаешь на похоронах какого-нибудь несчастного коллеги – старательное и безразличное. Становилось жарко, полдневные лучи били в голову.

Называлось кладбище «Тихая дубрава», но никаких деревьев не было. Из-за забора выглядывали столбы, веревки с пеленками, ничто не отделяло жилища живых от жилищ мертвых. Разгоряченные дома стояли, высунув языки, с притолок, как всегда на юге, свисала сетка от мух. Дворы оставались безлюдны, рос бурьян. С дороги же на кладбище вела старинная из гладкого камня дорога. Она пролегала от автострады до каменной арки с пристроенными офисами. Серая, глыбастая арка кладбища ухмылялась большим ртом, как будто напоминала, что, как стояла здесь сто лет, так и будет стоять еще сто. К ее достоинствам относилось то, что даже в самую жару под ней было холодно, и туда устремились присутствующие, когда все закончилось. Мужчины жадно закурили, женщины вынули платки и стали ими старательно обтираться. Чертежница Римма продолжала всхлипывать, тушь капала с ее ресниц на обвисшее черное жабо. Ей дружно предлагали бутылку с водой, оно кивала, от воды отказывалась и все искала глазами Лиду, чтобы еще раз принести соболезнования. Ждали служебного автобуса.
 
Пришел наконец и автобус, они погрузились, и, как раньше куда-нибудь на природу, поехали в почти хорошем настроении на поминки. Только Римма вновь загундосила. Она повторяла бессмысленные фразы, и густые всхлипы неприятно волновали вдову. С напряженным лицом, с красными треугольниками у плотно сжатого рта та сидела очень прямо и смотрела на дорогу. Ехали мимо рабочих окраин, на обочине лежал мусор, блестели из травы ржавые консервные банки. На подъезде к городу Валерий присел рядом:
- Надо бы спросить... Деньги большие... Пятьдесят тысяч на дороге не валяются!


Дома мешала теснота, жара. Поглядев, как его обильная супруга снова утирается салфеткой, Есунов предложил мужчинам снять пиджаки; шторы сошлись от чьей-то руки. Хотелось быстрее приступить к главной части.
- Так ты сегодня и спроси, - шепнул брат после того, как выпили и закусили.
Сколько раз они здесь собирались, пили коньяк, расписывали пулю. В иные дни играли и в покер. В знакомой обстановке все потихоньку расслабились и уже громко смеялись над анекдотом. Лидин племянник Петя механически стал есть икру прямо из хрустальной вазочки. Валерий ударил его по руке:
- Ты чего, Петух! С ума сошел?
Невестка Алена приговаривала у стола:
- Грибочки возьмите соленые с перцем, прямо как в России – пальчики оближете!
Всех и это рассмешило. Не понимающий, почему все смеются, и, думая, что смеются над ним, племянник чуть не плакал. А тут стали говорить об Исааке.
Вставали сначала главные.
- Исаак, - неожиданно воззвал Малин и повернулся к портрету покойного. – Ты был хорошим мужиком, хорошим инженером. Хорошим – мало сказать! Ты был профессионалом с большой буквы! Помнишь, как мы...
Он вспомнил, как они еще давно, когда работали в КБ, потеряли портфель с проектами, и, как возвращались за ним на какую-то станцию, где была очень приятная буфетчица.
- Ну, это вы отвлеклись! – одернул говорящего Есунов.
Выпили, не чокаясь, и тут же налили по-новой.
-  А что что ж, вправду, Рябушинский  не поехал поминать? Ему что ли никто не сказал? – спросил Малин.
Рябушинский работал контрактором. Был он странным человеком, про него ходили слухи. Кто говорил, что он играет в карты по всему миру, потому исчезает надолго, а кто полагал, что он скрытый гей и ездит к своему любовнику куда-то в Малазию. Женщины при его имени начинали томно улыбаться, он был хорош собой. Все также знали, что Римма в Рябушинского влюблена.
- В Париже Рябушинский, - сказала она и густо залилась румянцем.
- Красиво жить не запретишь! – вздохнул Есунов и неодобрительно покачал головой.
Сам он летал в Европу регулярно, обставлял это так, что ему надо по делам фирмы. Возвращаясь, жаловался на необязательность партнеров. Все знали, что ездит Есунов ради любовницы, которая была моложе его и к тому же имела репутацию утонченной женщины. А утонченных женщин нужно развлекать. И он это знал, но каждый раз врал. Ну, что ж, ездит человек с культурной программой... Все бы так ездили, было бы на что.
Снова выпили за усопшего. Пришло время говорить Есунову. Он тоже повернулся к портрету, который в траурной рамочке стоял на телевизоре.
- Исаак, - воскликнул Есунов задушевно и даже немного пристукнул себя по толстой груди, - мы столько еще собирались сделать! Мы думали работать и ездить на природу, и наслаждаться обществом наших жен. Но жизнь, Исаак, распорядилась...
В глазу его заблестели то ли слезы, то ли вставные линзы.
Зыбицер вспоминал, как они ездили на природу – по грибы да по ягоды.
- Ну, ягоды тут какие... Черника мелкая, кислая, а грибочки – то да. Хотя, опять же места нужно выбирать. Исаак был мастер.
Ему покивали дружно, Исаак и впрямь был отменный грибник.
Супруга Малина вспомнила, как Исаак сжег у них на даче сковородку, готовя эти грибы. Малин, правда, упрекнул супругу в беспамятстве:
- Вечно, Рая, ты все путаешь!
- Что я путаю? Что ты всегда мне рот затыкаешь?

Лида, Лидия Петровна Камышова, бессмысленно смотрела на их движущиеся рты и ничего не понимала. Она не понимала – зачем Есунов, зачем Малин. Брат, пройдя за спинами сидящих, наклонился к ней:
 - Так ты спросишь?
 

Пошла вторая неделя. Иногда Лида могла быть очень жестокой. Прихлопнув подушкой дружественного, тонконогого, совершенно безвредного паучка-сенокосца, вдова невозмутимо посмотрела, как мертвое тельце скатывается вниз. Она по-прежнему спала в проходной комнате на кушетке, болела шея. Нужно было будить племянника, семья брата возвращалась домой в Нью-Джерси. Будить Петю было трудно и жалко ей было мальчика. Вялый, с бесцветными ресницами и очень белой, усыпанной множеством родинок кожей племянник поплелся в гостиную. Там уже сидел Валерий, чертовски злой, и прикладывал к глазу холодный компресс. Чтобы не тревожить беременную жену, он спал с сыном на диване. Прошлой ночью сын, извертевшись из-за жары, врубил ему локтем в глаз. Попив чаю с русскими сушками, Валерий подобрел.
– Я тебе говорил, Петух, чтобы ты не напивался сока на ночь – потом спать не можешь!

Семья ее была такой, что старились в ней сразу и навсегда. Благодаря Исааку она забыла возраст, и сейчас возраст навалился ей на плечи. Бывают простые семьи, в которых родители отдают детям все нерастраченное за жизнь тепло. В них на праздник – пир горой, созываются родственники, носится по комнатам мелюзга, ребята повзрослее прислушиваются к разговорам взрослых, тайно пробуют вино. Но, к сожалению, семья Лиды к таким не принадлежала. Оба родителя были безмолвными, будто навсегда обиженными на что-то людьми. Лиду и брата растили в строгости, нужного не лишали, но и лишнего, не дай бог, не давали. «Слишком много улыбается!» - вынес отец приговор Лидиному мужу.

Когда брат уехал, Лида засобиралась на работу. Она густо накрасила лицо, особенно под глазами, где темнели круги. Лучи зависали над полированными плоскостями в гостиной, два окна которой смотрели на восток. Лида открыла секретер, на нижней полке рядом с пузырьком с таблетками стояла Исаакова любимая чашка, на дне ее серая гуща потрескалась. Уже на выходе обнаружилось, что пузырек с таблетками мужа все еще у нее в руке. Она хотела вернуться, но передумала и бросила его в сумку. Лифт не работал, вечно кто-то сидел на скамейке у подъезда.
- Зачем я взяла с собой эти таблетки? – думала Лида, проскакивая мимо внимательных соседок. Она села в первый пришедший автобус, который оказался правильным.

Работу в массажном салоне она никогда не любила, но отдавала себе отчет, что ей повезло. Она устроилась, когда расцветали новые бизнесы. Перед тем, как заступить на смену, она зашла взять список клиентов. Вместо секретарши в комнате сидела полная с большими туповатым лицом дочь директорши. Лида поздоровалась, и дочь директорши кивнула и продолжала постукивать по клавишам красными коготками. Лицо ее с ниточками бровей было таким же большим и сытым, как у матери. Она подняла наконец на Лиду водянистые глаза:
- А...это вы! – потянула она разочарованно, - А я же не знаю ничего про расписание!
Девушка посмотрела на свои ногти, достала пилочку.
- Это неважно... – сказала Лида.
Она пытаясь вспомнить имя директорской дочки, ее звали то ли Серафима, то ли Акулина... В своей собственной комнате она застала двух незнакомых женщин азиатского типа. Они склонялись над столом. На них были фирменные халаты, сильно перегнутый медицинский атлас лежал между ними.
- Послушайте! Послушайте! Это мой кабинет!
Она это воскликнула мысленно, но не произнесла.

- Да, да, - сказала директорша, которую Лида нашла в комнате с тренажерами. – Пока вы отсутствовали, мы взяли на работу новеньких. Впрочем, вам кабинет и не понадобится, мы хотим направить вас на курсы Су-Джок.
Они стояли у окна. Директорша лениво поигрывала свисающей с шеи связкой ключей.
- Су-Джок?
- Да, да. Мы же об этом говорили, помните? Очень, милочка, конечно, сочувствуем вашим обстоятельствам! – спохватилась она. - Да, да, милочка, вашим клиентам уже объявили, что вас три недели не будет.  
Давая понять, что разговор окончен, директорша отвернулась к окну.


2

Когда пришла осень и тротуары покрылись яркими листьями, город вздохнул свободней. Вечерами голубела дымка; земля отдавала воздуху накопленное за лето тепло. На работе Лида теперь делила комнату с еще одной русской. У них завязалось что-то вроде дружбы. Светлана говорила с ней о покойном муже, и это так тронуло Лиду, что в один из вечеров она пригласила ту в ресторан. О муже на этот раз не говорили, обсуждали дела в клинике, выпив вина, немного сплетничали. Затронули женский вопрос. Поразительным качеством Светланы было то, что она читала абсолютно всех современных русских поэтесс. Складывалось впечатление, что подруга Лидина никуда не уезжала, так и жила в Нижнем Новгороде, ходила на все выступления, с такой живостью она обо всем говорила. Лида просто поражалась, сколько она помнила наизусть. Их посиделки неожиданно приняли характер почти что творческий. «А вот еще я вам прочту изумительное стихотворение!» - восклицала Светлана. Дома Лида достала клетчатую тетрадь мужа, взяла её в постель. Пару раз она ее открывала, а тут вдруг увидела раньше не примеченную запись. По времени совпало с теми днями, когда Исаак возвращался домой очень поздно. Муж был старше ее, она никогда не спрашивала, где он был, почему задержался. «Если что-то случится, обратись к Рябушинскому за помощью», - прочитала она. А что все это означало, Лида не смогла додумать. От выпитого вина голова ее туманилась, она положила тетрадь рядом с подушкой и тяжело и быстро заснула.
Утром она первым делом отправилась в банк. Оказалось, что на запасном счету тоже почти ничего не осталось.
- Как же так? – вскрикнула она.
Служащий пожал плечами. Он был флегматичный южанин. Она заполнила форму, подсунутую под бронированное стекло.
- Вы уверены, что хотите снять все? Хоть что-то оставьте для оплаты услуг! -
Он был в смятении, как будто она снимала тысячи.
Да, она могла быть жестокой:
- Все! И можете закрыть счет!

Газеты писали о том, что идет экономический рост. Но откуда тогда бралось огромное количество людей на улицах? Люди шли с утра на бульвар, ели мороженное, жирные пончики с кремовой начинкой  или, прицениваясь к товарам, подолгу стояли у витрин, но ничего не покупали. В цветочном магазине она спросила что-нибудь стойкое и получила в результате странные синие гвоздики в трубочке-целлулоиде. С ними она поехала на кладбище. Ей казалось, что она сразу отыщет могилу мужа, ведь ей так хорошо запомнились дома за невысокой оградой и желтые камышовые заросли вдоль невидимого ручья. Но тогда был яркий день, а тут воздух вдруг обвис клочками, назревал дождь, и вся местность выглядела иначе. Она вернулась к арке, нашла служебное помещение, оно было пусто, на стуле удобно расположилась черная кофта. «Со своими гробами к Диане!» - прочитала бедная посетительница табличку на столе. На ее зов из двери вышла хозяйка кофты, видимо, та самая Диана, женщина лет тридцати пяти. У нее была костлявая грудь и хронический насморк, от которого лицо пребывало в плачущем состоянии. Может быть, именно за это ее взяли на работу. Лида попросила помочь найти могилу мужа.
- Да вы, небось, свернули не там!
Диана вышла из-за стола и подвела к висящей у двери карте:
- Как выйдете, идите сразу направо, а потом первый же поворот налево и следуйте за указателем. Если не найдете, спросите у охранника.
Посмотрев с немым осуждением на все еще стоящую рядом просительницу, Диана поежилась:
- Поспешите, а то смена меняется в полдень.
- Да, да, я попробую найти, - пробормотала вдова.
Охранник сразу сказал ей:
- У меня смена кончается через семь минут...
- Ну, пожалуйста! Я вам заплачу!
Лида поспешно выдернула из сумки банковский конверт. Парень наблюдал. Он принял купюру и, повернувшись, повел ее за собой.

Какое большое было это кладбище! Большое, голое, а за колючей проволокой дома смотрели на нее недобро. Что-то тревожное исходило от залитых цементом дворов и черных зевающих гаражей. Они подходили к нужному квадрату, и что-то примерещилось Лиде. Что-то там, куда они шли, было нехорошо. От поворота стало лучше видно. Временная оградка вокруг Исааковой могилы висела углом на другой соседней ограде, и красные ленты валялись в грязи, ползли по голой, серой траве. Лидино сердце громко стукнуло... Очень быстро туфли Лиды стали проваливаться в земле.
- Господи, господи, да что ж это? – бормотала она.
Она уже обогнала охранника. Неглубокая могила была вырыта до каменистого дна, вдавленный черный прямоугольник – все, что осталось от гроба.
Парень тоже наклонился, посмотрел удивленно и отошел. Лида вспыхнула:
- Что же вы! Что же ничего не говорите?
- Бывает... Не надо так переживать!
- Что бывает? Это же все ваша вина! Вы же должны были охранять!
- Моя смена, в принципе, закончилась, - напомнил парень.
Они шли назад, он говорил что-то, что ей частично возместят убытки, если она по-хорошему...
Костлявая Диана тоже ничего не знала. Она повторила то, что уже говорил охранник, что Лида получит частичное возмещение убытков за гроб и содержимое.
- Зачем это? Бессмысленно ведь все! – отозвалась вдова и стала плакать, и синие гвоздики, которые она все еще держала в руке, тоже стали плакать синей краской ей на пальто.


К Рябушинскому Исаак относился как к сыну, опекал того, ссужал деньгами. А Лида Рябушинского остерегалась. Было в нем что-то опасное. Он был худой, с синевой под глазами и одевался в темное. У него были длинные, чуть обезьяньи руки, он носил кольца, и еще неприятно Лиде было то, что Рябушинский никогда не смотрел в глаза. Иногда он быстро взглядывал сбоку, и тут же его взгляд отдалялся, уходил в сторону. Исаак с ним познакомился давно и он же его зазвал работать в компанию. Но Алексей проработал не больше полугода и уволился. Потом вернулся, потому что кончились деньги, потом снова ушел. Это было лет семь назад. Летом он играл в шахматы на деньги. Когда построили казино, Рябушинский стал там бывать. Зачем такие способные люди тратят себя впустую? – думала она, глядя, как тот поспешно собирает с дивана разбросанную домашнюю одежду. Хозяин в знакомом черном вельветовом костюме, даже рубашка была знакомой, поставил на стол кофейник, но принес только одну чашку. Комната поражала безликостью. Желтые короткие шторы, которые двигали при помощи пластмассовой палочки. Жил он в новом «спальном районе».
- Действительно, спать хочется, – сказал он иронично.
Она не знала, как спросить, взгляд ее продолжал скользить по предметам. Прямо от карниза в сторону дверной арки тянулся по специально протянутой струне цветок, который в народе называли «вечный жид». Рядом с Лидой на полу лежала коробка с шахматами. На этажерке стояла фотография: молодая женщина, дымчато русый локон выбился из-под шапочки и отбросил резкую тень на щеку. Женщина держала за руку девочку лет семи. Лида знала про жену, но не знала про дочь. Заметив ее взгляд, Рябушинский смутился; по тому, как далеко фотография была задвинута в угол между двумя другими портретами, видимо, его родителей, ясно было, что хозяин не предназначал ее для посторонних глаз.
- Фотография старая, - сказал хозяин. – Дочь уже заканчивает университет, кажется, собирается переезжать к матери в Германию.
Не зная, что еще добавить к сказанному, он встал, взял с этажерки фотографию и уголком вельветового рукава стал стирать пыль. Потом он снова сел напротив в кресло, вытянув ноги. «А ведь он куда-то собирался», - догадалась гостья. Туфли на ногах были вычищены, запах обувного крема витал в воздухе.
Лида рассказала про вандализм, про кладбище.
- Кто это сделал?
Она сказала, что не знает.
Что она думает делать по этому поводу.
- Ничего.
- Ну, да, что уж тут поделаешь. – развел он руками.
Она рассказала про пропавшие деньги. Потом про найденную в тетради мужа запись. Он слушал ее, не говоря ни слова. «Тик-так», - сказали часы где-то в спальне. Лида в смущении поднялась, чтобы уходить, и он ее не останавливал.


Лидочка, Лидунчик понятия не имела, что следовало делать, когда вещи выходили из-под контроля. Напарница декламировала ей стихи.
- Лидочка, я сейчас шла на работу по осеннему парку и, знаете, что мне вспомнилось? Признание.

Я вас люблю, хоть я бешусь!
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь.


 - Помните, как дальше?
 
С этими словами она дольно шумно присаживалась на край Лидиного стола:
- Я люблю Павла, но, знаете, мне хочется жить, быть любимой... А Павел – пройденный этап...
Лида могла определить, когда Светлана была влюблена. Она влюблялась быстро, через две недели разлюбляла и все повторяла Лиде: «Джон – пройденный этап».
Лида смотрела на нее в недоумением. В конце месяца она попросила Вереиду перевести ее в комнату кореянок. Директорша ей не отказала. В старой комнате Лиде стало спокойней. Кореянки ее не замечали, они тихо шептались, смотрели статьи в компьютере и опять шептались, как будто боялись разбудить кого-то спящего рядом. Лида и вправду как будто спала. Декабрь был ужасный, заболела мать, Лида брала много клиентов, все заработанное отсылала отцу в Екатеринбург. Трудно было вставать, трудно ставить чайник на плиту. Однажды она пересчитала таблетки в пузырьке и представила себе, как все станет просто и ясно. Выплаченную квартиру она перепишет на брата, Петька пойдет в хорошую школу... 
В результате она все-таки проспала свою остановку. Медленно прошла мимо забранных решетками магазинов. Во дворе ее кто-то окликнул со стороны хоккейного поля. Она оглянулась и увидела Петю, стоящего на льду между игроками. На нем была короткая курточка – ни шарфа, ни шапки.
- Что ты здесь делаешь? – сорвалась она на племянника.
Петя что-то говорил, показывая пальцем наверх, как дети делают, когда где-то пожар.
- Молчи!
Лида намотала на него свой шарф.

Лифт не работал, но вместо того, чтобы огорчиться, Лида стала подниматься по лестнице с закипающей радостью. На ходу Петя что-то говорил. Мешки с мусором стояли по всем этажам. На пятом, на лестничной клетке молча курили неприятные соседские подростки. Она проволкла мимо них Петю, защищая его от чего-то страшного. Он вскрикнул от боли, так сильно она сдавила ему руку: «Тетя Лида, дай мне самому!» Она поняла, что не его защищает, а себя этой детской рукой, зажатой в ее ладони. Дверь почему-то стояла нараспашку. Она вошла и остановилась. Если бы она все не видела своими глазами, она бы подумала, что попала в чужой сон. Сколько лет подряд они собирались в этой комнате со стареньким телевизором, сидели под зеленым абажуром, пили заготовленный Исааком коньяк, играли в карты. Телевизор по-прежнему был завешен зеленой материей, на нем в черной рамочке  стоял портрет Исаака. А сам Исаак сидел во главе стола с картами в руках. За его спиной, скрестив на груди длинные обезьяньи руки, стоял Рябушинский. Еще за столом сидели... Они ее не видели. Они продолжали игру. Она поискала глазами Петю, через пару секунд штора за спиной Рябушинского колыхнулась. Видимо, мальчик стоял там и подсматривал за игроками. «Его надо уложить!» - подумала Лида и тут же забыла о нем. Карты застучали по голому столу. Тук-тук-тук. Потом все полезли за деньгами. Все, кроме мужа. Он сроду не был хорошим игроком. Любил за компанию расписать пулю.
Игра продолжалась. Когда сдали, Есунов хищно улыбнулся:
- Стрейт.
Стали класть карты.
Лицо мужа было спокойно, она бы сказала, невозмутимо. Обычно за картами он горячился.
- Флеш! – сказал он, и все посмотрели на него и побросали карты. Потом Малин стасовал колоду. Он попытался обратить все в шутку.
- Мы ведь играем не из денег...
Лида уже всё поняла. Есунов – на нем лица не было – растегнул пуговицы пиджака.
- Жарко, - сказал он.
Малин с Завьяловым тоже расстегнули пиджаки. Снова застучали по столу карты. - - Фулл Хаус! – прокричал Малин.
Он помигал маленькими глазами.
- Каре королей, – сказал Исаак и положил свои карты на стол.
На Исааке была та же костюмная пара, в которой Лида схоронила его пять с половиной месяцев назад. «Зачем мне еще один костюм, - спросил он, когда она купила ему обновку, - у меня только одно тело!»
Играли, видимо, всю ночь.
Лида тихонько встала и прошла в гостиную. На столе высилась груда зеленых бумажек. Исаак, как всегда, когда они с друзьями засиживались, спал на диване прямо в верхней одежде. Надо сказать, она этого очень не одобряла. Она села на кушетку и стала ждать. Потом она увидела сенокосца. Паучок, хотя и потерял две ноги, лихо карабкался вверх по стене в свой любимый угол.







_________________________________________

Об авторе: КАТЯ КАПОВИЧ

Родилась в Кишиневе, живет в Кембридже (США). Окончила Кишиневский педагогический институт, факультет славистики Гарвардского университета.
Редактор англоязычного поэтического журнала "Fulcrum”. Автор журналов «Знамя», «Новый мир», «Звезда», «Арион», «Воздух», «Волга» и др. Автор книг «Вдвоем веселее», «Веселый дисциплинарий», «Свободные мили», «Милый Дарвин» и др. Лауреат премии Библиотеки Американского Конгресса, стипендиат Эмхерстского университета.скачать dle 12.1