Редактор: Кристина Кармалита
(пьеса)
От автора: Пьеса о том, как любопытная девушка Соня за три ночи узнала: почему ведро – самая нужная в жизни вещь, можно ли выиграть, поспорив с Богом, и как найти родственную душу.
Действующие лица:ОН (ЯРОСЛАВ) – мужчина 25-30 лет
ОНА (СОНЯ) – женщина 23-25 лет
ЛЕСЯ – соседка
МИШАНЯ – мужчина около 50 лет
Маленькая комната в общежитии, две двери, входная и в туалетную комнату. Старое деревянное окно с легкими грязными занавесками. Под окном чугунная батарея. Возле нее на полу одеяло и две подушки. Маленький стол в середине комнаты, табуретка. На столе ворох газет, под столом баян, в углу раскладушка. В комнате тусклый свет, за окном темно.Он один в комнате. Ходит из угла в угол, мычит. Потом внезапно начинает бегать и кричать. Замирает на месте, закрывает глаза. Снова начинает ходить, поскуливая, словно от боли. Опять кричит. Уходит в уборную, с грохотом выпинывает оттуда пустое цинковое ведро, швыряет его в угол. Снова уходит в уборную, кричит там, возвращается с мокрыми волосами. Во входную дверь настойчиво стучат. Он подходит к двери, прислушивается, двумя руками колошматит в ответ.ЛЕСЯ (из-за двери). Эй, как тебя там? Хватит орать, заколебал всех уже! Четыре дня спать не дает. Я милицию вызову!
ОН. Люди, идите на хрен! Вас вообще давно нет, люди! Вы не существуете!
ЛЕСЯ. Притихни там! Времени час ночи! Тебя кто сюда пустил? Я утром еще разбираться пойду!
ОН. Людей нет, времени нет. Нет его. Не существует. Сами придумали и сами теперь хотим победить, обогнать, замедлить, убить….
ЛЕСЯ. Вот и притихни. А то днем отоспится, а ночью блажит! А нормальные люди учатся, да еще и работают, нам ночью отдыхать надо! Придурок…
ОН (тихо). Да я сдохну тут, и найдете только через месяц.
Он ходит по комнате, смотрит на баян под столом. Залезает под стол и пытается завернуть инструмент в газеты. Не выходит. Рвет газеты на клочки.ОН. Новости, новости, новости, новости, события, истории, слова, слова, запятые, кровь, бомбы, политики, вранье, вранье, ставка рефинансирования, курсы, курсы, баксы, фунты, лица, первые лица, глаза пустые, рожи, налоги, договоры, акты, налоги, зачем…. Все забирайте, забирайте, делите, продавайте, берите, не жалко, не надо, все, ничего не надо, мусор, все мусор, тонны мусора, в голове мусор, под кроватью хлам, в шкафу дерьмо, в гараже гайки, все, пусто, пусто, чисто, теперь чисто…
Он садится в центре комнаты на пол, закрывает глаза, дышит часто и глубоко, покачивается. Створки окна медленно открываются, на подоконнике тихо появляется Она. Выпрямляется во весь рост, в длинной светлой сорочке, белой шали на плечах. Распущенные волосы светятся в контровом свете.ОНА (тихо, почти шепотом). Как тебя зовут?
ОН (автоматически). Ярослав…
Он медленно поворачивается, на коленях подползает к окну, тянет к ней руки.
ОНА. Не приближайся. Не смей меня трогать.
ОН. Хочешь – Ярик, хочешь – Слава, Ярослав, удобное имя, правда? И ярость и слава, все во мне, зови, как хочешь, ты же и так все сама знаешь, да? Я знал, что ты придешь. Теперь же все будет по-другому? Ты видела Его, да? Это Он тебя послал ко мне? Что он там о себе возомнил? Что все понимает про нашу жизнь, да? Ну, говори со мной! Меня все бросили, со мной уже никто не говорит. Говори!
ОНА. Я буду, когда ты замолчишь. Слишком шумно, много слов. Тебя все бросили, ты привлекаешь внимание и так шумишь?
ОН. Я немного не в себе. Если бы я был в себе, я бы тебя не видел, верно?
ОНА. Ну…
ОН. Я жду, когда Он придет за мной, когда заберет меня, я уже готов. Вернее, я жду не только Его, есть еще один, только уже человек. И его я жду. Или я схожу с ума?
ОНА. Я пришла, чтобы помочь тебе. Ты же хочешь, чтобы тебе помогли?
ОН (озлобленно). Да ладно, пусть сам сознается, что мне проспорил! Как только я сам готов – вот и друзья от него поналетели! Посылает тут ко мне, а сам чего? Бездушных ангелов – нате, пожалуйста!
ОНА. Успокойся, ты ошибаешься. Я могу войти?
ОН. Валяй. Только не молчи, не уходи, я, правда, не в себе. Я буду орать, я привык орать, знаешь, самые честные – звери в тайге, они так искренне кричат, когда им плохо, им плевать, слышат их или нет, они тоже Ему кричат, как некоторые люди.
ОНА. Если будешь орать – уйду. А в тишине мы сможем услышать друг друга и поговорить. Ты бледный, Ярослав.
ОН. Я давно не ел, может от этого?
ОНА (садится на подоконник, свешивает ноги). Как давно, Слава?
ОН (задумчиво). Ты так похожа на маму, можно я тебя потрогаю?
ОНА. Нет. Иначе я исчезну. Ответь мне, как давно ты не ешь?
ОН. Не считал. Дней пять, может больше, пока я здесь – точно ни разу. Помню, деньги за комнату отдал, а больше точно не покупал ничего. Ты не думай, я никакой не подвиг совершаю, это не пост такой, не диета, это скорее привычка.
ОНА. Странная привычка. У тебя ничего не болит?
ОН. Душа болит. Типа того. Это же по твоей части? Заберешь ее, душу мою, может, пригодится? Ну, давай, ангел, ругай меня! Эй! А может я уже, того? Откинулся?
ОНА. Я не ангел, Слава. И ты не умер. Пока. Но тебе надо что-то поесть и поспать. Ты устал.
ОН. К черту поесть! Погоди, а кто ты тогда?
ОНА (встревожено). Я…. Ты же не видишь никаких крыльев?
ОН. Призрак? Или моя совесть? Или эта, как в сказках, типа фея? Они вроде тоже с крыльями?
ОНА. Что ты привязался к этим крыльям? Как маленький! Тебе надо поспать. Где ты спишь?
ОН. На полу. Самое удобное спать на полу, и не закрывать окна. Тогда слышишь все, что снаружи и как будто вылетаешь в мир, засыпая.
ОНА. Вот и не закрывай окно. Я приду к тебе, когда ты поспишь, хорошо?
ОН. Нет, я не отпущу тебя, пока ты мне не скажешь про Него! И что он обо мне думает!
ОНА. Это сейчас для тебя важно?
ОН. Да когда сам о себе не знаешь, что думать, важно мнение со стороны. Ты вот скажи, почему так все….
ОНА. Слава, ты не можешь задерживать меня. Сейчас ты поступишь правильно и ляжешь спать. Я приду еще, я тебе помогу, я все тебе расскажу.
(Исчезает в окне.)ОН. Спать, спать, может это загадка такая? Ладно, подождем.
Он устраивается на полу возле батареи, накрывается одеялом, закрывает глаза. Затемнение.
По коридору общежития идет Леся. Она догоняет Лесю.ОНА. Леся, погоди. Да стой ты! Давай тут скажу, чтобы девки в комнате не слышали.
ЛЕСЯ. Соня, я тебя предупреждала не лезть, ты теперь вмазалась, а я тебе помогай?
ОНА. Да не во что я не вмазалась! Парень там, один, Слава.
ЛЕСЯ. Плевать я хотела на имя его, ты сказала, чтоб не орал больше? Он сдвинутый!
ОНА. Не без этого, но случай интересный, понимаешь, профессионально.
ЛЕСЯ. Ты же мозгоправ без стажа еще, без диплома пока, передай его в руки специалистов и выдохни с облегчением.
ОНА. Я же успокоить его смогла? Значит, не зря профессию осваиваю. Вот, а он общаться хочет, брошенный всеми, говорит.
ЛЕСЯ. Еще бы, такого идиота и папа родной бросит в два счета.
ОНА. Короче, я попробую ему помочь, поговорю, если лучше не станет, вызову врачей.
ЛЕСЯ. Соня, тебе от меня чё надо? Ноги мерзнут, сквозняки тут.
ОНА. Лесь, ты помнишь на диете сидела неделю? Ты как, что потом снова есть начала?
ЛЕСЯ. Это причем? Тебе завидно, что ли? Я на пять целых кило похудела, могла бы в твое платье синее влезть, так ты ж не дала!
ОНА. Леся, да дам я тебе платье, ты скажи, что можно есть после того как пять дней голодаешь?
ЛЕСЯ. Кефир пей. Можно потом хлеба кусок, можно овощи всякие. Только очередь в сортир заранее занимай. Об этом именно сейчас надо говорить, Соня?
ОНА. Да я не себе. Этот говорит, пять дней не ел. Он подумал – я галлюцинация, фея.
ЛЕСЯ. Соня, я тебе верю, я поняла, что ты это, фея, блин, отважная. На спор залезла к психу в окно, благо всего этаж третий, Вовка ко мне и на пятый, бывало, лазил…. кстати, помнишь, что мы с тобой так, не на что спорили, ага? Я те ничё не должна. Но теперь отстань от меня, не рассказывай мне про него, главное, чтоб не орал. Своих проблем хватает.
ОНА. Все, молчу, пошли спать. А Вовка твой с пятого тыквой вниз не падал? А то больно он пришибленный….
ЛЕСЯ. Да иди ты…
Смеются, уходят. Затемнение.В полутемной комнате открывается окно. Она спускается с окна в комнату и ногами наступает на спящего Ярослава. Он не реагирует. Она в темноте подходит к столу, ставит бутылку, зажигает свет.ОНА. Вот черт! Слава, проснись!
(Стаскивает одеяло.) Слава, ты что, до сих пор не вставал? Слава! Уже вечер!
ОН (не открывая глаз). Кто тут? Батя? Ты опоздал, батя…
ОНА. Ярослав! Посмотри на меня. Очнись уже!
ОН (резко встает). А, вернулась! Молодец. Я тоже всегда обещания выполняю.
ОНА. Это хорошо. Какое свое последнее обещание ты выполнил?
ОН. Не орать по ночам. Ты же просила?
ОНА. А еще?
ОН. Обещал все отдать – отдал. Обещал все бросить – бросил. Обещал не умирать, пока не захочу – выполнил. И уже хочу.
ОНА. Хочешь умереть? Ты еще такой молодой, почему?
ОН. Все относительно. Вот дом, которому тридцать лет, про него говорят – наш дом уже не новый, старый практически, наш дом. А мужик в тридцать лет? Еще молодой? Не все так, как видится.
ОНА. Умирать-то зачем? Все в жизни успел попробовать?
ОН. Все фальшивое кругом. Люди без души, друзья за деньги, слова на ветер, женщины на ночь, ангелы без крыльев. Я закрываю глаза, слышу - сердце мое стучит, вроде, настоящее, живое. Открою глаза – все вокруг фальшивое. Только музыка, моя музыка была настоящая, но это было давно. И теперь я не позволяю ей звучать в этом фальшивом мире.
ОНА (смотрит на баян). Ты играл раньше? Сыграешь для меня?
ОН. Нет. Нет. Нет. Зачем ты пришла?
ОНА (показывает на бутылку, стоящую на столе). Выпей, ты должен это сделать, тогда мы сможем поговорить серьезно. О тебе.
ОН. Зачем это?
ОНА. Ты просто доверься мне, выпей. Это пойдет на пользу.
ОН. Да мне в принципе все равно….
(Залпом пьет из бутылки.) Кефир? Свежий. Терпеть его не могу. Никогда не понимал, как можно портить настоящее молоко. Мало кто знает, вот тут живут в городе, пьют все фальшивое. А в деревне, знаешь, какие молоко и сливки? Сливки – да в них же ложку засунуть сложно, такие густые! А мне мама давала, я был такой худой, откармливали меня за лето этими сливками.
(Пауза.) Я уснул вчера, как ты сказала. Я видел поле клевера. Еду на велосипеде вдоль этого поля. Оно все розово-сиреневое, как море, колышется, и от него тепло поднимается, потому что на солнце за день земля нагрелась. И дорога пыльная, вдалеке коровы мычат. Еду, а мысль в голове только одна – где мягче упасть? А везде мягко будет. И падаю прямо на скорости с сидения – в клевер. И он меня подхватывает, обнимает, срываю цветки и жую, представляю, что я – корова. Жую, пока сладкие, потом срываю новые и так, пока солнце не сядет. А оно падает, прямо как я, в поле клевера. И значит, мы с ним похожи, с солнцем.
ОНА. Ты на природе себя лучше чувствуешь, чем в городе?
ОН. А что мы знаем, про природу? Мы, говорят, дети ее? А выжить в ней кто пробовал? Оставь человека в тайге на три дня – все, нет человека. Потому что мало ее любить и понимать, надо чувствовать, учиться, в зверя превращаться, чтоб выжить.
ОНА. Расскажи мне, откуда ты это знаешь?
ОН. Если ты не торопишься? Садись, это весело. Мне было пять лет, когда батя Мишаня первый раз меня взял с собой в лес. Не за грибами, а просто в лес. И я понял – холодно, все время хочется жрать, морда чешется от гнуса, потом у меня заплыл левый глаз. Победить и перехитрить лес невозможно, надо в нем раствориться. Когда я подрос, мы стали уходить в тайгу на неделю и дольше. Без еды, без воды. Булка хлеба, ведро, вот как это. Ножи, веревки, фляга, где немного спирта, прочная одежда, спички. Пожалуй, это и все. Если хорошо посмотреть по сторонам и под ноги, можно понять – еды завались! Только одно правило – убивать просто так нельзя. Убил кого – сожри. Иначе природа не прощает.
ОНА (удивленно). А как же вы ловили – голыми руками?
ОН. Ну, смотри, летом, например, хочешь ты поймать утку или другую птицу. Копаешь круглую ямку, глубиной почти с ведро, кладешь на дно хлеба, а мы его с собой взяли, помнишь? И ждешь. Птичка прилетит, спрыгнет в ямку, склюет хлеб, а взлететь не сможет, потому что просто крылья не сможет в яме расправить. Берешь ее нежно, голыми руками, голову откручиваешь, ощипываешь, варишь и ешь. Все честно. Ты ее накормил, она – тебя.
ОНА. А зимой?
ОН. Зимой еще проще. Разводишь костер, держишь над ним пустое ведро, чтоб нагрелось, затем опускаешь ведро в сугроб – готова идеальная ямка для птички. Кладем хлеба, а мы его с собой снова взяли, и зимой с голодухи к нам даже не одна птичка прилетит, а две!
ОНА. Если хлеб закончился?
ОН. Хороший вопрос. Идешь ты по тайге, захотелось тебе хлеба. Что делать? Ищешь мышиную норку. Да. Где-нибудь на полянке, в траве или возле дерева. Находишь норку, суешь туда соломинку, чтобы проверить, что мышки нету дома. Если мышка есть – подожди пока убежит. Потом, аккуратно подкапываешь….
ОНА. А мышка то причем?
ОН. Мышки всегда делают много запасов! Гораздо больше, чем ей нужно. Достаем две трети запасов мышки – а это зернышки и семечки, а остальное снова закапываем. И мышка от голода не сдохнет, и ты поел. Перетираешь камешком зернышки, добавляешь водички, получается тесто. Берем наше ведро, а мы без него никуда не ходим, кладем тесто в пустое ведро, на огонь и хлеб готов.
ОНА. Этого хватит, чтобы поесть?
ОН. Так ведь к хлебу мы варим суп! Берем крапиву, корешки всякие, кедровые орешки, посолим и отличный суп! Можно добавить в него крота, для навара.
ОНА. Кого? Крота? Его же не поймать!
ОН (с азартом). Элементарно! Видишь его ходы, где бугорки выше, там ходы свежее, еще земля не осела, выслеживаешь крота, прямо перед ним втыкаешь лопату. Он в нее упирается и вперед копать не может, а задом кроты сдавать не умеют, так что быстро раскапываешь его и в суп. Землю только стряхнуть….
ОНА (смеется). Кошмар какой!
ОН. Природа! Почти все можно есть, а также курить и заваривать в чай! А вот представь, идешь ты утром по тайге, и хочется тебе кофейку! Взбодрится! Что ты делаешь?
ОНА. Забываешь про это.
ОН. Неправильно. Берешь свое любимое ведро!
ОНА. Самая нужная в жизни вещь!
ОН. На полянке видишь такие голубенькие цветочки. Выкапываешь корешки, моешь в ведре, режешь мелко, завариваешь кипятком в том же ведре. Это цикорий. Вкуснотища, витаминов – из ушей полезут, а главное никогда не заболеешь цингой. А вот представим, заболела ты цингой…..
ОНА (смеется). Хватит! Поняла я, что ты все можешь съесть и заварить в чай. Но в тайге же поговорить не с кем?
ОН (меняет тон). А там говорить и не хочется. Там слушать надо. Это тут – говорим, говорим…. А там или ты лес слушаешь, или лес – тебя. Поэтому я – играл. Я понимаю, ты сейчас говоришь со мной, чтобы я совсем не спятил, да?
ОНА (садится на пол, на одеяло). Ты не спи больше на полу, тут сквозняки.
ОН. А ты поближе к батарее садись, там отлично.
ОНА. Мне кажется, точнее, я вижу – ты очень хороший человек. Но что-то внутри у тебя сильно болит. Если ты не можешь, вдруг я ошибаюсь, не говори.
ОН. Не буду я говорить.
(Опускается на колени, собирает клочки бумаги в ведро, разглядывает их, как грибы.) Значит, сыроежки мы не берем? Только белые? Мы никогда так не делали. Все что на глаза показалось – надо брать. А сейчас…. С этим банком мы не работаем, там процентные ставки высокие, этих конкурентов мы на ближайшей ярмарке завалим, не смей покупать машину дешевле миллиона, это не комильфо. Да я на земле спал, потому что мне это нравилось. Распорядок дня и иерархию рыжих муравьев знал, что мне стоит на валютном рынке развернуться?
ОНА. Может быть, уехать на природу, отдохнуть? Если в городе плохо.
ОН. Это странные циклы. Как зима, весна, только внутри. Когда я в городе - задыхаюсь. Надо лететь, бежать, искать что-то. Когда в тайге – чувствую, что-то упускаю. Всегда меня ругали за это, я думаю потом, в начале делаю. Импульс в голове – надо сделать. Вот водопад есть – надо прыгнуть в него. И не важно, что там внизу. За границей коллеги гида успокаивали: не обращайте внимания, этот русский, если видит водопад – всегда прыгает. Не из-за адреналина, просто не могу иначе. Парня спас однажды. Он прыгнул первым – а там две плиты бетонные.
(Встает на край стола, как на гору.) Ударился, сознание потерял, его на пороги понесло. Спасатели рядом – ни один не полез. Ждали, пока течением вынесет. Я прыгнул.
(Прыгает.) Попал между плит, выталкивал его на берег одним подбородком, хорошо жилет надел. Такая вода ледяная – руки и ноги за две минуты свело, как плети. И тогда я понял – могу выиграть этот спор.
ОНА. Какой спор?
ОН. Кто надо – знает.
ОНА. Ты такой везучий, о смерти зачем-то говоришь. Не надо. Нам на лекции рассказывали, ой, ну, понимаешь, мы все чему-то учимся…. Человек, люди все, они должны понять свое предназначение в жизни, смысл найти, жить станет проще. И пока свое предназначение не выполнил, умирать не стоит.
ОН. Жить, конечно, надо, это полезно. Но запомнится из всей такой суетливой беготни только одно. Что? Не первый вдох, не первая учительница, не первый поцелуй, может и не последние слова.
ОНА. Ты что-то запомнил? Вот это, главное?
ОН. Да. Я – точка. Пылинка. Я лечу легко-легко и свечусь изнутри. Вокруг бескрайняя чернота. Я один в этой черноте, она очень уютная. Медленно лечу вниз, вверх, затем стремительно вперед. И впереди вижу такие же точки. Светятся. Их все больше. Мириады крошечных ярких точек. Мы как жгучее облако, сгущаемся и освещаем темноту, мы сливаемся друг с другом и внезапно обрушиваемся вниз, куда-то глубоко, где все растворяется….
ОНА. Красиво. Это сон?
ОН. Это другой мир. Я бывал там, искал себя. Это не сложно. Несколько дней без еды, глубокие медитации. Спать могу сутками, возможно, это и не сон, я гуляю по другим мирам? Там своя жизнь, как в лесу, по своим законам. Если не страшно - добро пожаловать.
ОНА. Выходит, ты ничего не боишься, ни в этом мире, ни в других?
ОН (выключает свет). Смотри. Видишь меня? А я есть. Мы боимся темноты, потому что можем увидеть в ней что-то из других миров. Непонятное, непривычное. Тебя видел. Сейчас не вижу. И тогда, и теперь – не боюсь.
ОНА. А я есть…
Он выходит в уборную, возвращается с зажженной свечой в граненом стакане. Ставит ее на пол.ОН. Я…. Я никому, никогда об этом не говорил, только батя знает, и то слышал не всё. И она знает, бабка та.
(Садится на стол, спиной к ней, опускает голову, пауза.) Мы с батей Мишаней в поход ходили, на две недели. Как обычно все с собой, баян, чтоб веселее, булку хлеба. И не повезло нам с погодой страшно. Постоянно дождь. Монотонный, шлепает, шуршит по веткам, по траве, стволы все черные, мокрые, и весь лес такой зловещий.
(Тихо.) Зачем он повел меня туда, ведь знал наверняка, что будет эта ерунда, ну по-другому и не бывает.
(Рассказывает только себе.) Мишаня слышал историю, мужики, кто ходил, говорили, что есть избушка одна и вроде жилая. Не пустая охотничья, а всегда кто-то есть…
ОНА (пригрелась, закрывая глаза). Угу…
ОН. У нас там отшельница жила. А может и сейчас еще живет, какого возраста не понятно, поди, и себя старая заговорила сама. У меня кашель открылся из-за сырости, батя испугался, что до дома не дойду, говорит, что я матери скажу? Они странные всю жизнь такие – ладили отлично, а вместе так и не жили. Никогда не ссорились. И всегда раздельно. Я маленький был – не обращал внимания, батя – он же путешественник! А даже вырос, в десять, в пятнадцать лет – так и не понял. Так вот, Мишаня мой, испугался за меня сопливого, и потащил к этой избе. А сам боится…. Я со страха вообще половины не помню, во сне только ко мне эта старуха приходит до сих пор. Приняла она нас, накормила даже, растерла меня спиртом, завернула в одеяло. Лицо у нее белое-белое, странно даже, как в лесу, на ветру, под солнцем такое лицо белое? И Мишане говорит, поди, покури на крыльцо, мне малому надо лекарство дать. Батя говорит – не курю. Не надо никаких лекарств, а она на него как зыркнула, тот задом попятился и вышел под дождь. И вот тут я не помню, сколько его не было. Глаза ее помню – сверлит меня, а глаза почти черные. И внутри своей головы я голос ее скрипучий слышу: ты, малой, болеть не будешь, кашлять больше не будешь и когда взрослым станешь – стареть не будешь. Сильным останешься, молодым, насовсем. Ты, малой, никогда не будешь старым. Я это четко слышал, не знаю, говорила она вслух или нет. Слышал и запомнил. Так оно и получилось.
Она спит возле батареи, завернувшись в одеяло.ОН (не оборачиваясь). Ты думаешь, это шутки? Я не болею с десяти лет, я не старею. Ты не поверишь, наверное, но мне уже сорок пять. И ничего не меняется. Вся жизнь пролетает мимо меня, а я как бревно, даже иногда не чувствую ничего. Успехи, деньги, женщины, все мимо, только во сне – поля клевера, когда мне еще десять. Вот и скажи теперь, что мне делать с этим, как мне жить, когда все стало фальшивое? Я сам – фальшивый…. Уже не та яркая точка, не та.
Он оборачивается и видит, что она спит. Встает, подходит к ней, садится на корточки.ОН. Как же похожа на маму.
(Тянет руку и прикасается к ее лицу.) Эй! Не исчезла! Да ты спишь?
(Хватает ее за плечи, поднимает.) Слушай, ты кто? Ты откуда? Тебя кто подослал ко мне?
ОНА. Отпусти, мне больно! Сильный какой! Я тебе помочь хочу, чтобы ты не загнулся тут с голоду!
ОН (тормошит ее, как куклу). Я был уверен, что тебя нет, что ты не настоящая, я сам, один, сам с собой, и мне тут хорошо одному! Убирайся в свое окно! Вали! Я ей душу изливаю, а она – настоящая! Имя у тебя есть?
(Тащит ее к окну, хочет вытолкнуть.)ОНА. Соня меня зовут! Отпусти! Ты сам говорил, что я на маму твою похожа! Отпусти, как ты можешь! Я не слышала, о чем ты говорил! Я же упаду!
ОН (глядя ей в глаза). Я говорил, что давно не старею! Я старше, чем выгляжу и снаружи, и внутри!
ОНА. Отпусти! (Вырывается, отрывает дверь, убегает.)
Он ходит по комнате, глубоко дышит, допивает кефир из бутылки, задувает свечу, ложится на раскладушку, натягивает одеяло на голову, плачет под одеялом как маленький мальчик. Затемнение.
Она входит в полутемную комнату, держит свечку в одной руке, в другой бутылку с кефиром. Ставит все на стол. Замечает, что Ярослав лежит на раскладушке, укрывшись с головой, подсаживается к нему.ОНА. Слава, прости меня, пожалуйста. Я совсем не хотела тебя обижать. Прости, прости. Это вышло само собой, ты так шумел, мы переживали, мы же не знали кто тут, вдруг какой бандит, наркоман, опасно. Я непростительно любопытная, это с детства у меня, ничего тут не поделать. Но это даже полезно. Вот ты мне про детство рассказывал, а я в двенадцать любила по заброшенным частным домам лазить, клад искала. Мне так хотелось найти что-нибудь интересное, настоящие сокровища или редкие книги. И я находила! Однажды хрустальную тарелку нашла прямо в земле, во дворе. Она немного треснутая была, но до сих пор у матери дома в серванте стоит. А еще один раз мы с девчонками залезли в пустой дом, так уже и стекол не было в окнах и дверь открыта, кто-то старый диван поджег, он тлел, тлел, а как мы зашли – вспыхнул! Я кричу: вызывайте пожарных, бегите звонить! А сама песок с пола сгребаю и сыплю! Конечно, ничего мы не потушили, зато пожарники приехали и соседним домам сгореть не дали. Домой пришла вся чумазая с головы до ног. Даже спасибо не сказал никто. За геройство. Вот. Слава, извини меня, я тебе кефир принесла. Слава, я не фея, я на психолога учусь, мне интересно с тобой, Слава. Да со мной вообще никто так откровенно не говорил, как ты. Ты вот сказал, сейчас одни слова вокруг и все фальшивое, а я думаю мы, наоборот, скоро совсем разучимся разговаривать друг с другом. Когда родные далеко, мамуля у меня в другом городе, совсем не с кем поговорить. Я тут в чужом городе, как в лесу. Только еда под ногами не растет, и поймать тут можно не крота, а неуклюжего кавалера. А я уже думаю о семье, надо же свою семью, иначе так и не с кем будет поговорить…
Фигура под одеялом шевелится, садится. Из-под одеяла появляется седая голова и лицо Мишани.МИШАНЯ. Ты скажи мне одно, он живой?
ОНА. А-а! Слава! Ну как же так! Это не обман?
(Тараторит.) Ты что, вот так за раз состарился? Слава! А! Это что из-за меня все? Ну, ты подожди, давай вызовем доктора! Сейчас же больницы хорошие, у нас в институте посоветуют врача, они помогут, нельзя же так сразу стареть, Слава! Хочешь, тебе буду бульоны варить? В больницу носить. Я умею, капельницы всякие поставим, помогут, ты на себя не смотри, все хорошо будет. У нас все будет хорошо, я с тобой буду! Мы же теперь друзья, правда?
МИШАНЯ. Цыц! Хватит соплей! Я не Слава. Мишаня я, батя его. Дышишь ровно?
ОНА. Да. Нет. Не очень.
МИШАНЯ. Приехал часа два назад, его нет. Посплю, думаю, подожду. Ты мне скажи, он живой?
ОНА. Ну конечно, я его вчера ночью видела, как тебя, ой, Вас.
МИШАНЯ. Да давай лучше на ты.
ОНА. Он хотел себя голодом заморить! Он почти неделю ничего не ел, а может и дольше.
МИШАНЯ. Да упрямый как осел. Позвонил мне недавно, сказал, с работы уволился, квартиру, машину – все жене оставил. Назвал адрес этот. Сказал, если я его не заберу к себе, не приеду – отправится к матери.
ОНА. А она где живет?
МИШАНЯ. А она уже пять лет как не живет, Царствие ей Небесное…. Только она и умела его вовремя успокоить. Как он еще не спился, как в тюрьму не загремел, я ума не приложу. Знаешь, это ведь, странно, он не виноват. Это такой дух в нем метущийся, покоя вечно не дающий. Вот, только глядишь, осядет на месте, женится, дело начнет делать, полгода прошло – опять за свое. То в леса, то бомжевать, то по товарищам – кретинам ошиваться, то к йогам в пещеры какие-то. А мать евойная, она как сердцем всегда чуяла, сразу его искать, и ведь находила, из каких только трущоб не выуживала. И он под ее крылом сразу успокаивался. И за ум снова брался. Но…. Вот уж пять лет как нет ее и все.
ОНА. Но, ты же отец, разве не можешь на него повлиять?
МИШАНЯ. Да не отец я ему. Не родной он мне. Я его матери хороший друг. Когда он еще лялькой был, она меня попросила, чтоб не винил ее пацан, что без мужа родила, чтоб в школе не позорили, мы ему сказали, мол, я отец. Я и впрямь всю жизнь рядом с ней был, помогал, чем мог. Знаешь, однажды, ему тогда всего лет пять было, он с двумя старшими товарищами в столицу укатил. Вот прям как есть в майке и шортиках, сел в поезд и уехал. И мать за ним ездила, из детской комнаты милиции забирала, а он еще и возвращаться не хотел, не поеду, говорит, домой, тут котлетами вкусными кормят! Так она ему потом два месяца подряд котлеты дома жарила. А я мясо им таскал.
ОНА. Так он и женат был?
МИШАНЯ. Дважды. Только, вот, детей нет. Может, дети бы его подуспокоили. Но нет. И странное дело, вот я, возьми меня – не умею я деньги зарабатывать! Ну, хоть ты медом намажься, не прилипает ко мне капитал и все. А он головастый. Он может с нуля дело заварить, и словно ему все это легко, и народ вокруг себя собрать умеет, и, казалось бы, ну работай ты, живи, летай себе по Канарам – Мальдивам! Нет, все бросить, в очередной раз семью развалить, фирму оставить на чужих людей, деньги раздать, кому попало! Почему он в этой гнилой общаге прячется? Потому что вокруг много нехороших людей, у них есть повод на него злиться. Деньги, деньги. А у него же на билет ни копейки нет! Чего он ко мне сам не приехал?
ОНА. Поэтому и не ел ничего, а попросить стеснялся?
МИШАНЯ. Я его, черта такого, всем сердцем люблю, как родного. Где вот его теперь носит? Опоздал я! Подумал - просто очередной его фортель, так, несерьезно.
ОНА. Он мне сказал, что ему сорок пять лет, что он не стареет.
МИШАНЯ. А…. Про бабку рассказывал? Что его в тайге заговорила? Это правда. Только напутала она, он, видать, умом теперь не стареет, так ребенком и остался. Скоро тридцать лет – а ума нет! И ведет себя как капризный сопляк. Ну, нельзя же так с близкими-то людьми! Всё ультиматумы выдвигать, всё на спор. Знаешь, он однажды решил с Богом поспорить. Да, так мне и говорит, батя, говорит, я с Богом сегодня поспорил, что он меня к себе не заберет, пока я сам не захочу. А я ему в ответ – захотеть то мало, надо еще и жить так, достойно, праведно, чтоб Бог к себе-то забрал, а не послал куда подальше! А он говорит, так я ж любопытный, я все равно, хоть одним глазком, да взгляну на него. И веришь, нет, на следующий день в лесу пожар случился, небольшой, правда, дождь на наше счастье пошел, притушил. Три дерева обгорели понизу, и если так вот встать, чтобы они почти друг за другом оказались, на них ясно был виден святой лик. Вот те крест. Я тогда ему еще сказал, что нельзя, так как он богохульничать. А Ярик и говорит – нет, батя, это Бог мой вызов принял. Теперь у нас с ним спор.
ОНА. Мы когда познакомились, он меня за ангела принял.
МИШАНЯ. Ну, ты на ангела-то прямо скажем, не тянешь, хотя все мы в семь утра не Ален Делоны. А давно вы знакомы-то?
ОНА. Три дня. Всего. Но мне показалось, он хороший, с ним весело. Странный, правда, очень.
МИШАНЯ (натягивает сапоги). Не могу сидеть на месте. Надо в милицию пойти, пусть ищут его.
ОНА. В милиции только через три дня ищут, бесполезно сейчас. Давай мы тут его подождем. Он же знал, что ты приедешь, значит, вернется скоро.
МИШАНЯ. Ну, раз баян оставил, значит не далеко пошел. Он его даже в тайгу с собой таскал. А чего, гитары же, говорит, берут с собой? А хочешь, я тебе сыграю? Ярик маме каждый день играл, когда еще пацаном был.
ОНА. Так рано совсем, Мишаня, спят еще….
МИШАНЯ. А я тихонько.
(Наигрывает мотив блатных куплетов, напевает.)Друг друга мы нашли как будто невзначай,
Я ветром пролетала над рекою,
А ты смотрел в окно и пил холодный чай.
Не думал ты, что встретишься со мною.
Влетела я к тебе, ты в ужасе застыл,
Я вымолвить ни слова не успела….
Забыть я не могу, как ты меня любил….
Болела и душа, и даже тело….
И каждый вечер ты не закрывал окна,
Я ночью к тебе в форточку влетала
И было нам с тобой, конечно, не до сна
И жаркой летней ночи было мало.
Но, кончилась, увы, прекрасная пора
И стало очень холодно зимою,
И ты мне заявил: расстаться нам пора,
Мол, больше я окошко не открою.
Зачем ты так со мной, ведь я тебя люблю,
Неужто, я холодная такая?
Не думай ты, что я до лета дотерплю.
Холодная, но я еще живая!
И буду я всю ночь в твое окно стучать,
И будешь думать ты, что это вьюга,
Потом уедешь прочь, чтоб заново начать
В объятьях темноты искать друг друга.
ОНА. Как про меня песня…
МИШАНЯ. Народный городской фольклор.
Внезапно распахивается входная дверь. На пороге растрепанная Леся.ЛЕСЯ. Шумите все? Ну-ну! На работу выхожу, дверь внизу открыть не смогла. Там вашего придурка на крыльце нашли. Ножом кто-то пырнул. Видать ночью еще!
Баян падает из рук Мишани на пол, издавая нестройный звук.ОНА. Слава…
(Бросается к двери, но Мишаня ее останавливает.)МИШАНЯ. Не надо тебе. Сына…
(Выбегает.)ЛЕСЯ. Ну, чё стоишь-то? Смотреть пойдешь? Ладно, домой иди, фея, блин. (уходит)
ОНА. Я сейчас…
Она медленно поднимает баян с пола, ставит на стол, подходит к окну, отодвигает занавеску. За окном светает. Из-за створок окна на нее смотрит Ярослав. Он улыбается.ОНА. Слава? Где ты был? Ты опять меня разыгрываешь?
ОН. Соня, я за кефиром ходил в ларек. Закрыто.
ОНА. Да я бы принесла тебе.
ОН. Я проспорил. Думал, что сам хочу, а на самом деле нет. Не хочу. Мне казалось.
ОНА. Твой папа приехал.
ОН. Знаю. Батя опоздал, он поможет. Не смотри.
ОНА. Слава, ну как там? Ты Его видел?
ОН. Еще не осмотрелся. Я Ему передам, что ты – хорошая.
ОНА. Слава, ты приходи ко мне, ладно? Слава? Хотя бы точкой, Слав….
Он медленно отдаляется от окна, она сворачивается возле батареи клубочком и затихает. Затемнение.
Конец_________________________________________
Об авторе:
ЕКАТЕРИНА ГАЛЯМОВА Сценарист, драматург, режиссёр. Лауреат драматургического конкурса «Мы выбираем Новосибирск», открытого конкурса драматургов Сибири, Урала и Дальнего Востока «Новый стиль», победитель конкурса «Открытая сцена Сибири», участник драматургических лабораторий «Любимовка», Омского театра драмы, ДрамСиба, Института театра. Работала сценаристом на радио и телевидении, журналистом, главным редактором, автором сериалов, занимается производством документальных, социальных, презентационных и художественных фильмов. Живет в Новосибирске.
скачать dle 12.1
