(О книге: Елена Шварц. Зверь-цветок / Сост. Б. Останин. –
СПб; М.: Издательство «Пальмира»; Книга по требованию, 2017)
Перечитывая избранные стихи Елены Шварц, неизбежно вспоминаешь её собственные слова из детских дневников: «В Бога я верю, вопрос в том – в какого и как. Собственно, в какого, мне нужно знать только для того, чтобы понять – как»
[1]. Сформулированные в самом начале творческого пути, эти вопросы, возможно, главные для всего поэтического корпуса Шварц. Ольга Мартынова отметила, что особой религиозностью отличается её поздняя поэзия
[2], но и интерес, и своеобразный подход к теме предопределён ещё в ранних стихах.
Характерная черта поэтики Шварц – парадоксальная взаимосвязь между Богом, духовностью и... жестокостью. Причём жестокость не ставится Богу в вину, она принимается как неотъемлемая его черта, как нечто должное: «Жертвы требует Бог – так скорей же её принеси». У Шварц не бывает ни одного дня, в который Бог не требовал бы «поэта к священной жертве», потому что сам поэт должен быть агнцем, раз за разом подносимым Всевышнему со всё большей изобретательностью. Поэт – «глаз выдранный, на ниточке кровавой, /на миг вместивший мира боль и славу», он целенаправленно калечит себя. «Взрывать, колоть/ И убивать себя – моя работа», пишет Шварц, уподобляя поэта камикадзе, тем самым намекая, что творец – всегда мазохист и самоубийца. Это, конечно, вариация на тему романтического героя, дань русской поэтической (да и критической) традиции, в которой стихотворец – непременно мученик. Но в случае со Шварц существует и теологическая подоплёка: готовность к страданию – главное, может быть, единственное условие, без которого человек недостоин называться
настоящим поэтом, поэтом-
пророком, получившим дар свыше. Причинение физической боли для неё – это ритуал, позволяющий обратиться не только к музе (которая тоже «несчастненьких любит»), но и к Богу. Цветаевская максима «Я любовь узнаю по боли/ Всего тела вдоль» перефразирована Шварц по-своему:
Когда несёшь большую страсть
В самом себе, как угль в ладонях,
Тогда не страшно умирать,
Но страшно жить необожжённым.
Причём в самом слове «необожжённый» через фонетическую игру явно проступает корень «бог». Поэт – «обожжён», тем самым он обожествлён, приближен к высшему существу.
Однако и концепция этого трансцендентного существа нуждается в пояснениях.
Во-первых, Бог у Шварц, скорее, ветхозаветный. Несмотря на попытки обращаться к Новому Завету, мировоззрение поэтессы нуждается именно в Боге-тиране, Боге-деспоте. Новаторство в том, что такой Бог является и самим дьяволом, либо его, дьявола, отцом: эта мысль также высказывается в прозе («Петербургская ересь» «Блудный сын»). Сочувственные строки о Люцифере есть и в дневниках: «Дьявола рвут на части все эти противоречия – радость за каждого добытого грешника, скорбь за него. Лицедейство – и страх – действительно стать злом. Дьявол – самый святой мученик». Ему же адресовано «Предвещание Люциферу», стихотворение, в котором дьявол –отражение Бога, почти что распятый Христос. И если Люцифер приобретает характеристики святого, то Бог, напротив, наделяется Шварц чертами своего антагониста: «Многое, что приписывалось дьяволу, Его, на самом деле». Размываются границы добра и зла, хорошего и плохого. Как следствие, устраняются любые намеки на морализаторство или некую однозначную оценку. В таком мире низ и верх свободно меняются местами: Олег Дарк писал об этом как о хореографической составляющей поэзии Шварц
[3], но важен и сам символизм того, что два антипода становятся взаимозаменяемы. Конечно, Бог не становится олицетворением зла, но становится объяснима его беспощадность: «порой я нахожу в себе силы благодарить Тебя и за муки».
Попытка снять таким образом противоречия напоминает о теологических трактатах Павла Флоренского, чьи представления о характере веры и сущности демиурга вполне могли стать основой для развития личной философии Шварц. По Флоренскому, «религия есть прежде всего страх Божий, и кто хочет проникнуть в святилище религии, тот да научится страшиться». Но при этом «последнее уничижение наше есть и величайшее возвеличение». Однако существенна разница: Флоренский говорит о душевных муках, в то время как Шварц фокусируется на физической стороне вопроса. «Научиться страшиться» – это внутренний процесс, а поэтесса акцентирует именно физиологические детали, будто постоянно вспоминая о словах апостола Павла, назвавшего тело греховным. Именно на плоть Шварц направляет свой гнев: с почти что бодлеровским наслаждением описываются кровь и кровообращение, снятие кожи, голый череп. Её пристрастие к бичеванию – отголосок средневековых христианских обрядов, проводившихся для того, чтобы приблизиться к Богу. Физическое тело – не нужно, оно должно быть преодолено или истреблено. Только после этого человек сможет обратиться вглубь себя, обратиться к душе, обратиться – душой. Таков путь к постижению гармонии. Часто требуется умереть, чтобы пройти этот путь до конца: так, например, в стихотворении «Бестелесное сладострастие» только когда революционеры бросают в известь и так уже почти разложившиеся трупы, союз Дагобера и Нантильды получает высшее благословение:
…Но что за чудо, Дагобер,
Вижу я твоё лицо,
На руке твоей нетленной
Обручальное кольцо!
А в «Балладе о спиритическом сеансе и тени Александра Пушкина» дух, вызванный на Землю, то ли и сам терзается тем, что из загробного мира гармонии его заставили вернуться в мир живых, то ли просто издевается над вызвавшими его студентами. В любом случае, его превосходство неоспоримо: «Будто кто из темноты/ Видит нас, а мы не видим». Неоспоримо и то, что испытавший существование в потустороннем, бестелесном мире не захочет возвращаться в мир материальный.
Парадоксально, но в мировоззрении Шварц рай не был бы достижим, не будь боли, страданий, насилия. Бог, их посылающий (или требующий) – Бог с благими намерениями, ибо знает, что просит жертвы только для того, чтобы потом щедро вознаградить. Ветхозаветный ли это Бог? Православный ли? Как заметил Валерий Шубинский, это не так важно: «В духовном отношении Шварц присуще то, что называют "экуменизмом". В её случае это мечта о соединении опыта разных культур»
[4]. Куда важнее конфессии тот факт, что для поэта Елены Шварц мир не безнадёжен и даже, может быть, не трагичен. Ведь она верит в Бога, который спасает.
_________________
Примечания:
1 Елена Шварц. Дневники. Публикация и подготовка текста К. Козырева // Новое Литературное Обозрение, 2012, № 115.
2 Ольга Мартынова. С небес в наказанье на землю поверженный // Сайт «Новая камера хранения».
3 Олег Дарк. Волна и пламень. Рец. на кн.: Елена Шварц. Видимая сторона жизни. СПб: ООО Издательство «Лимбус Пресс», 2003 // Знамя, 2004, № 8.
4 Валерий Шубинский. Елена Шварц. Тезисы доклада. Сайт «Литературная Промзона». скачать dle 12.1
