Ольга Славникова: «Литература – дело людей с особой группой крови»

На вопросы «Лиterraтуры» отвечает прозаик, координатор премии «Дебют», лауреат премии «Русский Букер» Ольга Славникова. Беседовал Борис Кутенков.
_______________


– Ольга Александровна, как проходит день литератора, который одновременно и прозаик, и руководитель премии «Дебют»? Получается ли распределять время?

– Для того чтобы всё успевать, нужно быть очень хорошим тайм-менеджером. Первая половина дня у меня отводится под собственную прозу – в случае, если она пишется. Потом полчаса тренажёра – и начинается, допустим, чтение текстов, ну, или пишу что-то не главное, не прозу. Не всегда удаётся именно так распределять время: бывает, болит голова, или у детей что-нибудь, их у нас трое. Но стараюсь из каждого рабочего дня сделать два. И самое главное, если человек хочет много успеть, он должен быть готовым буквально каждую минуту ответить себе на вопрос: а что, собственно говоря, я сейчас делаю? То есть отдавать себе отчёт, на что тратится время. Есть бюджет времени – это только кажется, что он возобновляемый. Но вот ты просыпаешься утром, и до следующего сна у тебя есть шестнадцать часов: как ты ими распорядишься?

– В этом году Независимая литературная премия «Дебют» вручается в шестнадцатый раз. Какие тенденции в потоке рукописей Вы наблюдаете, изменились ли эти тенденции за последние годы?

– Любопытная вещь – не знаю, что она значит: обычно у нас поровну авторов и авторесс, но в этом году почему-то больше девушек. Какая-то природная аномалия. Ещё молодые авторы много пишут о Великой Отечественной войне: не знаю, связано ли это с международным обострением. И сюжеты находят такие, которых я не встречала ни в кино – хотя, казалось бы, сейчас много снимается фильмов на эту тему, – ни в советской военной прозе. Может быть, военные историки найдут какие-то ошибки, например, в романе Сергея Горшковозова-Самсонова «Соколиный предел» о летчиках-истребителях. Важно только то, что автор очень талантливо преобразует исторические и даже технические сведения в плоть прозы. Есть ещё повесть Вячеслава Ставецкого «Квартира»: там солдат-румын, мобилизованный вермахтом, воюет в Сталинграде. Главного героя случайно завалило в квартире полуразрушенного дома. Квартира практически цела, и у солдата возникает иллюзия, что война для него закончилась. Но на самом деле выясняется, что ничего не закончено. По-настоящему трагическая вещь.

– А что можете сказать о географических тенденциях?

– К сожалению, стало заметно меньше рукописей из Украины. Это объяснимо: я думаю, что многие авторы, которые писали на русском языке, сейчас пытаются перейти на мову. Надеюсь, что у них получится, хотя и сомневаюсь: надо быть Набоковым, чтобы перейти с одного языка на другой и писать полноценно. Как ни странно, было довольно много рукописей из стран Европы: это новая эмиграция, люди, которые уехали туда учиться и собираются там остаться. Как правило, это люди из России или каких-то постсоветских стран, например, Казахстана. На удивление много рукописей из малых городов и даже из сёл и деревень. Думаю, это связано не с тем, что вырос интеллектуальный уровень деревни, – чего бы очень хотелось, конечно, – а просто с увеличившейся мобильностью провинциала: он живёт в селе, но постоянно где-то бывает, куда-то выезжает. Что касается городов – особенно проявились Рязань, Нижний Новгород и Великий Новгород.

– Как Вы оцениваете лонг-лист «Дебюта», только что объявленный на церемонии? На кого из молодых писателей советуете обратить внимание?

– Очень сильный лонг-лист по прозе: я представляю, как трудно будет выбирать финалистов и лауреата. Кого бы я выделила? Из наших «ветеранов», тех, кто уже много раз принимал участие в «Дебюте», – Альбину Гумерову. Её новая повесть «Кройка и житьё» написана, казалось бы, на материале неблагодарном: татарская деревня. Но в ней рассказана глубокая, берущая за душу семейная история. Совершенно поразил меня Дмитрий Гаричев из Ногинска, я о нём ранее даже не слышала…

– У Дмитрия и стихи очень интересные. Были подборки в «Знамени», «HomoLegens»…

– Да? Его повесть «Река Лажа» – это фактически очень большое стихотворение в прозе. И язык удивительный, живородящий. Это именно проза – причём в том качестве, в каком я её люблю; с моей точки зрения, именно такой язык имеет наибольшее право на существование. И ещё раз про Сергея Горшковозова, он же Самсонов. Он у нас уже был в длинном списке, тогда не прошёл дальше, а сейчас представил новый потрясающий роман. Есть ещё такой Андрей Олех, его роман называется «Безымянлаг». И вы знаете, что это такое? Это детектив. Описывается некий лагерь; время действия – тоже Великая Отечественная война. Происходит убийство двух людей из администрации лагеря, расследовать которое приезжает молодой офицер. Есть все составляющие классического детектива: преступление, следователь, разгадка, загадка. Но ещё никто не писал детектива на таком материале. Реалии горькие, страшные, и само убийство, которое расследуется, меркнет на фоне злодеяний, составляющих будни лагерной жизни. Проза возникает за счёт «фонового» материала, который в классическом детективном тексте не имеет особого значения.

– А из поэзии, эссеистики?

– Сразу скажу, что поэтов я не читала, номинацию формируют другие эксперты. Из эссеистов я выделяю Дмитрия Фалеева – это тоже наш «ветеран». Он написал книгу очерков о городе Иваново: очень интересно читается, с большой любовью написано. Отметила бы и Платона Беседина из Севастополя с документальной повестью «Воскрешение мумий». Очень любопытный автор – Николай Подосокорский: он пишет о масонстве и о том, как это явление отражается в литературе, причём в детской. Есть ещё Кристина Хуцишвили с книгой очерков «Воспоминания о своих корнях»: это о сегодняшних россиянах, у которых смешанная кровь. Сейчас у нас нет обострения национальной проблемы, но, тем не менее, людям бывает непросто со своей идентичностью в новой России. Немного о «малой прозе». Замечательный рассказчик – Ольга Гришаева: открытие для меня. Илья Луданов – один из «ветеранов», который прошел в лонг-лист. То же – Игорь Рябов из Белгорода. Вы знаете, бывают люди, которые по природе новеллисты – вот Рябов и Луданов именно такие. Даже если они будут писать роман, это всё равно будет роман в рассказах. Им дана способность уместить многое в малое, через часть показать целое. Вот такие мои предпочтения. Но помните: кого бы я ни назвала сейчас – решать будет жюри.

– Какое соотношение дебютантов и уже отмеченных авторов в этом сезоне? Несмотря на название премии, в лонг-листе множество авторов известных по форумам, публикациям…

– Давайте считать название премии состоявшимся брендом. Название не обязывает нас рассматривать только тех авторов, которые никому не известны. У нас есть ограничение по возрасту – тридцать пять лет, – и сколько бы человек ни издал книг, при соблюдении этого условия он имеет право подавать рукопись на конкурс. Некоторые эксперты шипели на Сергея Самсонова: мол, какой же он «дебютант». Но, простите, есть устав премии: автор имеет право участвовать, потому что ему нет тридцати пяти и потому, что он написал текст. Название «Дебют» возникло ещё тогда, когда премия предназначалась для очень юных людей, которым не было и двадцати пяти, и там действительно рассматривались главным образом дебюты. А сейчас мы награждаем молодых профессионалов. Должна сказать, что и в этом году, как и всегда с тех пор, как у нас повысился возрастной барьер, мы отдаём предпочтение новым именам. Может, это не вполне справедливо по отношению к «ветеранам», которые иной раз посильнеее новых будут. Но если автор с предыдущих конкурсов не вырос, по крайней мере, не вырос заметно, – это будет ему сигнал. Пусть растёт.

– Что Вы прочитали в последнее время из современной литературы, кроме рукописей «Дебюта»? Впечатлили ли отдельные произведения, чья-то писательская манера?

– Перед тем, как нырнуть в конкурс, я успела прочесть роман нашего председателя жюри Андрея Геласимова «Холод» и очень за него порадовалась. Кажется, Андрей написал нечто фундаментальное, бытийное. Понимаете, мы родились в такой стране, где климат не для жизни. Я сама родом из Екатеринбурга, и я прекрасно помню мороз в сорок градусов, а нужно ехать на работу на другой конец города. У Геласимова холод – самостоятельная сущность, некая истина, которая открывается, когда в заполярном городе происходит авария и обрубаются тепло и свет. Естественно, я читала «Обитель» Захара Прилепина – огромный труд. Та правда, правдивее которой уже не скажешь.

– 2015-й год стал переломным для многих культурных институций. Сказался ли кризис на работе премии «Дебют»?

– Кризис сказался на бюджете премии. Мы долго думали, как выйти из трудной ситуации: или уменьшить размер денежного приза, или сократить количество номинаций. В результате всё-таки оставили лауреатский миллион, однако вместо пяти номинаций пришлось объявлять четыре. Но буквально десять дней назад основатель премии Андрей Скоч учредил на этот год специальный приз «За лучшее литературное произведение для детей и подростков». И это тоже будет миллион. Я, признаться, предполагала, что мы сделаем «детскую» номинацию в 2016-м, но Скоч человек скорый. В будущем году мы возвращаемся к пяти номинациям, но я сейчас не могу сказать, будет пятая «детской» или другой.

– А какие глобальные планы не удаётся осуществить из-за недостаточного финансирования?

– Я бы хотела, чтобы вернулась международная программа: мне постоянно пишут из разных зарубежных издательств, вот совсем недавно попросили грант на перевод романа Станислава Буркина, нашего лауреата. Но мы сейчас не можем этого сделать, хотя ещё три года назад давали до десяти таких грантов в год. Гуманитарный фонд «Поколение», который нас основал и спонсирует – это фонд в основном медицинский. Это строительство медицинских центров, закупка оборудования для клиник в российской глубинке, оплата детских операций. Можем ли мы просить больше денег, тянуть одеяло на себя, если на другой чаше весов, например, жизнь ребенка? Фактически, сейчас у нашего проекта нет никаких «надстроек», только конкурс и премия. Следующий год, конечно, тоже будет трудным. Но я надеюсь, что через какое-то время мы сможем вернуть международную программу, по крайней мере, китайскую её часть, ведь Китай теперь наш важнейший партнер. В Китае знают и любят советскую литературу, так что есть основа для появления интереса к литературе российской, той, что пишется здесь и сейчас.

– Как бы Вы обозначили главную задачу «Дебюта» в изменившихся обстоятельствах? Осталась ли она прежней?

– Наша главная задача была и есть: инициация и сохранение кадров. Кадры действительно решают все. Поясню на примере моего отца. Отец работал в НИИ, фото которого появлялось в американской прессе под названием: «Логово советских ракетчиков». Это была прикладная наука очень высокого уровня. Чтобы попасть к отцу в сектор, человек учился семь лет на элитном факультете вроде тогдашнего физтеха, потом ещё пять лет стажировался и только после этого начинал приносить пользу. Когда в годы перестройки прикладная наука развалилась, отец много лет, до самой смерти, звонил своим молодым, надеялся, что еще соберёт их вместе, что они ещё поработают. Не поработали. Талантливые, очень хорошо и задорого подготовленные специалисты ушли кто в охранники, кто в «челноки», и там канули. Наша отрасль, литература, делается людьми ещё более уникальными. Чтобы стать писателем, человек должен им родиться. Литературный дар тяжёл и небезопасен для своего носителя. Если такому автору вовремя не сказать «Ты можешь», он не поверит в себя. И тогда у него пойдет процесс отравления продуктами распада ненаписанных текстов. Но самое главное – он не сделает того, что может сделать, не даст продукт. Мы стремимся к тому, чтобы у каждого одарённого в нашей области молодого человека было будущее. Одиночество автора перед чистым листом – это одно из самых фатальных одиночеств, и оно не должно длиться слишком долго.

– А как Вы понимаете «кадровый вопрос»? Не только поиск таланта, но и какое-то участие в развитии профессионализма, в обучении литератора?

– Да. Лауреаты, финалисты, даже «длинный список» – это лишь вершина айсберга. Есть ещё наш архив, а там тексты, иногда неумелые, даже банальные, но они «искрят», в них ощущаются живые толчки. С такими авторами мы списываемся, работаем с ними. Бывает, за несколько лет выращиваем лауреата. Мы предлагаем наших авторов толстым журналам. Толстые журналы – это хорошая школа для автора, это квалифицированная редактура, что тоже есть учёба. Там ещё остались настоящие эксперты, и публикация в «Новом мире», «Знамени» или «Октябре» – это намного серьёзнее, чем собирание лайков в Сети. Конечно, мы предлагаем наших авторов издательствам. Вот наш лауреат и член жюри нынешнего года Алиса Ганиева: когда у нас была международная программа, мы её перевели языков, наверное, на восемь. Теперь ее публикует и представляет как агент крупнейшее немецкое издательство «Зуркамф».   

– В эссе «Одинокий той-терьер» («Знамя», 2015, № 4) Вы пишете об изменении положения литературы в изменившемся мире и делаете оптимистичный прогноз: «Он… [писатель] всё равно будет счастлив, потому что среди наших дней, состоящих из двух страшилок – курса доллара утром и похода за продуктами вечером, – он существует в тех жанрах, в каких сам захочет. Однако одиночество писателя станет таким, каким прежде не бывало никогда». А как изменится положение современной литературы в мире – и повлияет ли на него одиночество писателя?

– Это положение уже, к сожалению, меняется – и изменится ещё больше. Сейчас много спорят о Светлане Алексиевич. Сразу скажу: автор не виноват в том, что ему дали премию. Но в ряду других нобелиатов, писавших по-русски, Алексиевич смотрится, прямо скажем, инородно. Возникают объяснения – мол, это новый тренд, документалистика в качестве романистики, а мы, провинциалы-россияне, этого не понимаем. Не в первый и не в последний раз «трендами» давят собственно литературу. Ту литературу, для которой нужен талант, а не университетская степень. Как бы то ни было, «тренды» – это все разговоры в пользу бедных. А поскольку в литературе, как и в экономике, бедных намного больше, чем богатых, – оно как-то даже и демократично. Людям нравится. Но писатель, который от Бога – он в меньшинстве, и одиночество его перед культурой, где художник принципиально не умеет рисовать, а певец столь же принципиально безголос, – оно огромно. «Продвинутая» культура делается при помощи технологий. Но, на мой провинциальный взгляд, литература к технологиям не сводится. Проза – это когда я не понимаю, как это сделано. Литература недемократична. Она иерархична. Литература высоких достижений – существует.

– А литература должна быть элитарной?

– Литература обязана быть элитарной, это дело очень талантливых людей. Литература – это дело, извините, людей, которым звезда на макушку упала, а не тех, кому по каким-то причинам хочется быть писателями. А сейчас светские девушки почему-то желают считаться писательницами, журналисты, ещё кто-то. Литература – это слово плюс автор плюс тот ингредиент, название которому мы до сих пор не подобрали. А сейчас именно этот «пятый элемент» игнорируется, и тот, кто на самом деле может, – он становится одинок именно потому, что он это понимает. Он понимает, кто чего стоит, чего стоит он сам, но ему никто этого не подтверждает. Задача «Дебюта» – подтверждать. Писательство – это генетическая программа, особая группа крови. Человек либо с этим рождается, либо нет; но рождённому писателем может не хватить поддержки, целеполагания – и жизнь пойдет под откос. Потому что если одарённый человек пишет – он может делать что-то ещё, иногда и неплохо делать; если он не пишет – он и ничего другого не может. В лучшем случае тянет на троечку, в худшем – разваливается.

– В конце 90-х и начале 2000-х Вы активно выступали как критик. Нет ли сожаления, что оставили эту деятельность?

– Я бы и в критику вернулась, мне есть что сказать. Но это возможно, только если персонально мне дадут тридцать шесть часов в сутки вместо двадцати четырёх. Ведь надо ещё когда-то спать, а не выспишься – весь следующий день потерян. Но я часто утешаюсь сказкой, не помню, как называется: там мальчик нашел волшебный коробок спичек – сломаешь спичку, и исполняется желание. А мальчик был умный. Вместо того, чтобы пожелать мороженого-пирожного, он заказал сто таких коробков. В «Дебюте» я играю роль такого мальчика: да, я не пишу сейчас статей, но зато какие у нас в проекте вырастают критики! Лера Пустовая, Марта Антоничева, Эля Погорелая… Замечательные, серьёзные аналитики. Это именно критики по своей природе, а для меня критика – всего лишь вторая профессия.

– А вообще, что сегодня важнее: активно высказываться от «первого лица» или вкладывать силы в работу социальных институций, направленных на помощь младшим?

– Я не могу решить для себя, что важнее. Если бы я не работала в «Дебюте» и просто была свободным прозаиком – я бы, наверное, написала больше. Если бы я вообще не была прозаиком и просто работала в «Дебюте» – скажем, редактором, администратором – наверное, я бы сделала больше. Но мне нужно и то, и другое.скачать dle 12.1