(рассказ)
1
Придурок из соседнего дома засветил в меня обломком кирпича. А всё из-за чего? Из-за моего благого намерения. Ведь не знал же он, что сегодня, ровно в шестнадцать ноль-ноль у него в троллейбусе сопрут сотовый? Не знал. А я знал. И повторил ему об этом раз двадцать. Но если бы не моя природная ловкость и грация, валяться мне на помойке.
Зовут меня, кстати, Василий Тусий Александр Мария Елена Багратион-Иванов. И здесь нужно сделать некоторые пояснения для особо непонятливых.
Детство моё протекало в атмосфере любви и благополучия. Матушка моя, персидская кошка Муся, отличалась богобоязненным миролюбивым нравом, с детства привила мне чистоплотность и уважение к старшим. Папенька, сиамский кот Туся, нраву был не столь миролюбивого, имел приключения на стороне, за что был неоднократно бит и дран соседскими котами, и, окровавленный, пристыжённый, жаждущий покоя, любви и уважения, возвращался в лоно семьи.
В отличие от своего бедового мужа, матушка хранила супружескую верность, хотя имела возможность по воле беспринципных хозяев скрестить свои гены сразу с несколькими породистыми особями. Но здесь миролюбие моей матушки заканчивалось, и начинались её длинные острые когти. Папенька её по-своему очень любил и был ей искренне благодарен за бесконечное её всепрощение и блюдение семейного очага.
Забыл сказать. Жили мы с хозяевами на окраине железнодорожной станции Н... Мимо нашего дома часто, громыхая и противно гудя, проходили поезда, которых я панически боялся, и поэтому из дома дальше двора — ни-ни. Эта привычка сохранилась у меня до сих пор, именно благодаря ей я и не погиб во младенчестве.
Я, конечно, мог бы погибнуть и раньше, эдак, на следующий день после рождения, но, в сравнении со своими пятью братиками и сестричками, оказался самым живучим и активным на уровне подсознания, конечно, по Фрейду. Так произошёл мой естественный отбор на горе мамы, безразличие папы и хозяев.
И вот как-то днём, когда я мирно дремал на руках у соседской девочки, которая приходила со мной играть, пришли они. Звали их Ленка и Сашка, и суждено мне было стать их сыном, а им моими родителями. Вношу ясность. Те, кто родили — родители, те, кто воспитывали — тоже. На равных правах. Всех люблю, даже Сашку.
Вот. Я к тому времени проснулся, побежал на кухню, под присмотром мамы сходил в туалет, поел супика и уже самостоятельно уставился на гостей. А глаза у меня больши-и-е! Персидские. Сам же я чёрный, и если мыть меня хорошим шампунем для осветлённых волос хотя бы раз в две недели, то чёрный до рыжеватости.
Гостями были опухший небритый мужик лет тридцати и молодая хорошенькая женщина, почти девочка, как та, которая приходила со мной играть и гладила по животику (моя маленькая слабость). Вот поэтому Лена — как я понял — мне очень понравилась, а Сашка — все называли его как-то по-другому — понравился, но не очень, почти что не понравился.
Потом мне надоело на них смотреть, и я стал бегать по кухне за бабочкой. Бегал и бегал, а они сидели за столом. А потом... Сердце моё обливается кровью при этом воспоминании.
Потом они засунули меня, маленького и суетливого в этом, как мне тогда показалось, Вселенском переполохе, в сумку, умно и грустно посмотрела на меня маменька, а папаши дома, как всегда, не было, и покинул я навсегда отчий дом.
2
До шести месяцев Сашка и Ленка были уверены, что я девочка, и брали они кошечку. Маме хотелось чистенького и влюблённого в хозяев существа, и она почему-то ошибочно полагала, что на такие чувства способны только представительницы противоположного мне пола.
А потом новые мои родители удивлялись сложностям моего характера. Руки Лены в течение первых трёх месяцев нашей совместной жизни напоминали замысловатый графический рисунок, выполненный красным пастиком. Но вы меня-то поймите. Если мужчине благородного происхождения и правильной сексуальной ориентации ежедневно твердить: «Девочка моя!», от этого может развиться психоз.
До чего дошло: Сашка, придурок, звонил на ветлечебницу:
— Можно моей кошечке спиральку вставить?
Хорошо ещё, что ему ответили:
— После первых родов.
Но этого-то мои благоверные от меня не дождутся!
Когда исполнилось мне четыре месяца, и оформление моих, так сказать, органов приняло определённый характер, бабушка, как будто заново приглядываясь ко мне, вдруг задумчиво произнесла:
— Вот это яйца!
Семейный совет поставил на повестку дня вопрос о моём переименовании. Сашка настаивал на «Багратионе», бабушка на «Ваське», Ленка заняла нейтралитет. Сошлись на том, чтобы на испанский манер (учитывая мою благородную кровь) присвоить мне составное имя (для гостей), а в семейном кругу именовать меня Василием (по причине нашего давнего и близкого знакомства).
И вот теперь, глядя, как я гордо и задумчиво смотрю на него, Сашка часто говорит одно и то же:
— Васко Да Гамма! Василий Тёмный! Василий Блаженный! Василий Сталин! Василий Тёркин! Васессуалий Лоханкин!
И бальзам льётся мне на душу от этих (кроме последнего) имён.
3
Любите поэзию? Удивились! И не стыдно? Не стыдно думать о кошках, что они существа какого-то низшего порядка?
Я поэзию просто обожаю. В восприятии её мне помогает мой опухший папа. Когда нежно любимая и люто терроризируемая мной мамочка сидит на диване долгими зимними вечерами и отгадывает свои дурацкие кроссворды, папа читает ей стихи.
Скажу вам, что мои приоритеты, к сожалению, находятся в стороне от отечественной поэзии. Попрошу не воспринимать слово «отечественная» с иронией. Торжественно заявляю, что я, Василий Тусий Александр Мария Елена Багратион-Иванов, гражданин Российской Федерации. И пусть вас не смущает отсутствие паспорта. Вот у многих моих, так сказать, человекоподобных земляков и паспорт есть, а вот русскими их назвать ну никак нельзя.
Так вот. Мало кто из русских поэтов (исключением является, пожалуй, «Кот и лодыри») сказал о нашем племени доброе слово. Вот, например, Есенин. Поэт, что сказать. И не зря за томик его стихов многих из племени человеческого как моих пятерых братиков и сестричек... или как меня в младенчестве — в сумку... Но чего же он на кошек-то напустился? Судите сами: «Из кота того сделали шапку, и её износил мой дед», или «В кошачьем сердце нет следа...», или «Шапку из кошки на лоб нахлобучив...» Предпочитал классик писать хорошо про этих... лизоблюдов: «Дай, Джим, на счастье лапу мне!..» Тьфу!
Уважаю я Киплинга! Вот человечище был! Вдумайтесь: «Нет, — промурлыкала Багира, — этого нельзя. Если вы будете сыты, вы можете опять взбеситься. Недаром вы зовётесь Свободным Народом. Вы дрались за свободу, и она ваша. Ешьте её, о волки!»
Если бы я родился девочкой, то откликался бы только на это великое имя — Багира!
И сам я не избежал поэтических опытов. Правда, талант мой находится, так сказать, в стадии становления. Позвольте процитировать начатое мной, но не законченное стихотворение:
Чёрные кошкиЧёрная кошка — знак добра,
Если кругом бледные люди.
Она приходит ко мне с утра,
Нового дня моего прелюдия.Тихо мурлычет: «Пора вставать!
Времени у нас не очень-то много.
Сам же писал: «Успеть сказать!» —
Так что пора, дорогой, в дорогу».
— Этого просто не может быть!
Муза! Зачем ты в обличье этом?
В час, когда волки не могут выть,
Ты снизошла навестить поэта.Стой! Но к чему маскарад такой?
Та, кто должна быть моей отдушиной,
Является без десяти пять утра
В виде твари самой бездушной.Кошки… «В их сердце нет следа…»
Это Есенин сказал про женщин.
Кошки любят большие дома.
Ну, и себя, дорогих, не меньше…
— Глупый! — мурлыканье мне в ответ. —
Это был голос души отчаянной.
Кошки друг другу дают завет —
Не увлекаться никем нечаянно.А если уж любят, то навсегда.
Что им рассеянные или жадные ласки?
Да, они любят большие дома
И, к сожалению, не верят в сказки…
Вот на этом месте я пока закончил. Жаль почитать некому. Хотя зачастила в последнее время к нам во двор одна прелюбопытная надо сказать особа. Но это уже отдельный разговор.
4
Особа эта была рыжая с белой грудкой. По словам Сашки, она дочь Мурзика, который жил здесь до меня (о нём в свою очередь) и проживает в доме напротив.
При первом её робком и осторожном появлении на нашем дворе сердце моё трепетно дрогнуло. Сказать, что она была первой представительницей прекрасного пола, которую я здесь увидел, значило бы ничего не сказать. Не сочтите мои слова нескромными, но я пользуюсь бешеным успехом среди женщин. И не столько по причине своей изысканной экзотической внешности (люди в таких случаях говорят: «мужчина кавказской национальности»), сколько благодаря интеллекту, который, в отличие от хромосом местных, так сказать, самцов: Петек, Васек, Мурзиков, Барсиков, Трофимов и прочей шушеры — усвоен моими восточными генами.
Дам, кои каждый вечер собирались у моего крыльца, я не обижал, вежливо играл с ними в догонялки, давал себя обнюхать (только не слишком сильно), но и не более. Все эти Мурки, Пушинки, Муськи и прочее, честно сказать, вызывают у меня лёгкую брезгливость. Ну, они походили-походили и перестали. Сочли, наверное, что я слишком молод или тяжко болен.
Да, я молод! Но это молодость гения! Я ещё отрок! Но Гайдар же командовал полком в четырнадцать лет и беляков в прорубях топил!
Кстати, не могу умолчать, что с Мурзиками-Барсиками у меня имел место один очень неприятный инцидент. Пришлось мне как-то тут для отмазки пококетничать с... Муськой что ли? Да. Ну, я, признаюсь, слегка увлёкся. Вдруг слышу: от калитки раздаётся громкая и внятная нецензурная брань, отборная донельзя. Поворачиваю голову — идёт... Васька, кажется. Этакий ободранный помойный дегенерат. Идёт и шипит мне: «… проклятый! Щас я тя мочить буду!» Но меня голыми руками не возьмёшь! Я уже собрался было показать ему парочку Туськиных (родитель мой) приёмов... Но он, ни по каким не по правилам, вдруг попытался съездить мне когтями по глазам. Замашки уголовника!
Голову я отвернул, но клок шерсти он, подлец, мне выдрал и ухо рассёк. Пришлось изнурять противника бегом. А тут мамочка выскочила на крыльцо, и я решил не искушать судьбу. Игнорируя его подлые оскорбления, я прыгнул к маме на ручки и излил ей всю свою слёзную скорбь непонятой и растоптанной толпой души поэта.
А потом и появилась она. Роман наш проходил очень лирично. Она не обуревала меня знойными устремлениями, а подолгу сидела напротив крыльца, на заборном столбике, слушала мои стихи, мечты, мечтала вместе со мной. Мамочка выносила нам какие-то лакомства, мы ели их и пьянели без валерьяны и мяты.
Но... Нашей любви не суждено было жить вечно. Во время одних наших посиделок через двор, якобы случайно и даже извинившись, пробежала эта самая гнусная Муська. Я и не обратил на это обстоятельство внимания, и через полчаса мы разошлись. А на следующий вечер во время ужина я услышал чудовищный вопль. Когда мы с мамой вышли на крыльцо, то увидели чудовищную картину: мостки у дома были заляпаны кровью, и в одной из лужиц виднелся клок рыжей шерсти.
Больше я никогда не видел свою возлюбленную.
5
Сашку надо было приводить в чувство. Где это видано? Каждый день за обедом, за ужином, за сараем и за баней он поглощает в огромных количествах какую-то вонючую жидкость. И сам потом воняет. В прямом и переносном смысле. Мамочка тоже, всё: «Хи-хи — ха-ха!» А он, когда выпьет, добрый такой, всё меня на руки берёт и тискает. А я ору и вырываюсь. Воняет от него этой дрянью. А когда пара часов пройдёт, он сам начинает вонять и нудеть: «То не так - это не так!..» Меня и «засранцем» обзывает. Ну, было пару раз в период адаптации к новой среде обитания. Ну, может и чуть-чуть почаще.
А ещё от него пахнет смертью. И никто, кроме меня, не чувствует этого запаха. Сегодня утром он встал, небритый, опухший (как всегда) пошарил под кроватью, достал бутылку, пару глотков отпил и потянулся ко мне: «Багрик мой ненаглядный!» И тут я взвыл и опрометью бросился из комнаты. От него так пахнуло замогильным холодом!
И вечером я обличил его. Когда задумчивая и чем-то расстроенная мамочка села на кровать, я торжествующе выкатил оттуда бутылку. Был скандал. Мамочка кричала и плакала, а потом ходила по дому и вытаскивала ещё и ещё бутылки, початые, полные и пустые. Сашка сидел на стуле, угрюмо глядя в пол.
6
Сашка лежит на диване. В руку у него воткнута иголка, из иголки идёт трубка, трубка уходит в банку, подвешенную к карнизу, из банки по трубке в иголку и дальше в руку что-то бежит. Я с молчаливым укором лежу на животе несчастного. От него ничем не пахнет. Исходит от него чувство глубокого уныния. Стихов не читает. Так его пытают уже неделю, но пытка хорошая, толковая.
Мамочка напевает на кухне. Слезаю с Сашки. Поправили мужика. Завтра вроде на пытку в другое место поведут и пытать будут по-другому. Пропал бы ты без меня, батько.
Так, что там мама? Всё тип-топ. К вечеру будут блины. Времени четыре. Пора встречать бабушку. Она приедет на машине через пять минут.
Не встретить бабушку для меня хуже, чем маршалу пропустить парад на Красной Площади. Выхожу на крыльцо, прыгаю на столбик. Ага. Вот уже скрипят тормоза. Бабушка выходит из машины, которую все называют «служебная». Заметила. Так. Смертельный номер. Прыжок из-под купола цирка без парашюта. Со столбика на столбик...
Бум.
Не получилось. Не знаком с Куклачёвым и его питомцами.
— Васенька, мой ангел!
Идёт! Идёт моя королева! Посмотри, как я умею!
— Молодец!
Знаю, знаю моя прелесть! А что ты мне вкусненького принесла?
— Так... Это тебе...
Спа-си-бо!
— А это Мухтарчику соседскому...
Хрена.
— Мя-а-а-а-у-а-у-а-у!
— Васенька, это же булка чёрствая!
— У-а-а-у-а-а-у!
— Ешь, ешь, жадненький ты мой!
Уф, какая гадость. Давлюсь, но ем. А кто там смотрит такими голодными глазами? Пёс смердячий! Вот, диктатор, палач, предатель и лизоблюд, вот, смотри, как новое и прогрессивное ест кусок, который раньше принадлежал тебе. Смотри! Дальше это будет происходить всё чаще!
А сейчас полакомимся вкусненьким.
7
По ночам этот дом наполняется другими людьми. Под светом луны сидит за кухонным столом и смотрит в окно какой-то добрый полный старикан, хлопочет у печи маленькая бабуля, возле которой трётся рыжий кот. Поначалу я кричал на них и даже пытался драться с котом, но они не обращали на меня никакого внимания.
Потом приходит невысокий, красивый, мужчина с грустными глазами, и они втроём пьют чай, а рыжий кот спит на лежанке, которой с шести утра до двенадцати вечера почему-то нет в нашем доме. Они разговаривают, но я не могу понять их языка, о чём-то вспоминают, но вспоминают с улыбкой.
А Сашка с Ленкой, ничего не подозревая, спят крепко-крепко, и ничто не тревожит их сон.
8
Вчера рыжий кот подмигнул мне.
Дело было так.
Компания сидела за столом и вела неспешную беседу. Фразы были короткими, но на этот раз внятными и чуть более громкими. Говорящие роняли их в строго определённом порядке: сначала — дед, потом — бабулька, затем — мужчина с грустными глазами, точку в каждом маленьком полилоге ставила неприятная старушенция.
***
— Вера молодец.
— Да.
— Вера у меня молодец.
— Молодец, нечего сказать.
***
— Сашка непутёвый вырос.
— Непутёвый.
— Беспутный Сашка.
***
— Лене дай Бог добра-здоровья. Поставила его на ноги.
— Хорошая девка.
— Молодец.
— Посмотрим, что дальше будет.
***
— Скучаю я... по людям. Скучно мне здесь. Поговорить бы с ребятами.
— У Ленки когда маленький будет?
— Мне внук, вам правнук.
***
— Время им выпало трудное. Наше трудное было, а их ещё труднее.
— Недоброе время.
— Очень даже недоброе.
***
— Я прожил всю жизнь в смирении к Богу и людям, много работал, воевал, а умер в бедности. Но государство дало моей дочери образование. Где ещё дочь мельника смогла бы стать врачом?
— Вот я домохозяйка, всю жизнь пироги пекла.
— Зато мы ели твои пироги. Вот я выпить любил, алкоголики у нас в роду были. Но никогда не пил запоями и не жрал табак. Вместо того, чтобы выпить, я съедал три твоих пирога за чаем, потом мы шли домой и ложились спать.
***
— Больше всего меня угнетает то, что Вера плачет по ночам в своей холодной квартире и жалуется мне, спрашивает, почему я ей не помогаю? Если бы она знала, сколько раз я, старый мельник, отводил беду от этого дома... есть один очень простой способ помочь тем, кто остался здесь: нужно любить их, а для этого чаще вспоминать, по-новому и на расстоянии осмысляя каждый их поступок, видя в нём добро, свершившееся или зарождающееся. Чаще всего я вспоминаю Веру.
— А я думаю о старшем.
— А я о Сашке.
***
— Но мы, к сожалению, не всесильны.
— Да.
— Всему есть предел.
***
— Пойдёмте, наше время ушло.
— Пойдём.
— Завтра мы войдём сюда в новом составе.
И вот на этом месте рыжий кот повернул ко мне голову и подмигнул.
9
Весь следующий день я находился в глубоком раздумье. Почему он подмигнул мне, этот рыжий кот? Почему именно на этих словах: «завтра мы войдём сюда в другом составе».
На душе было как-то муторно. Какое-то жуткое пророчество мерещилось мне в этой фразе.
А Сашка тем делом куда-то собирался. В его разговоре с мамой всё чаще звучали слова «Москва», «издательство», «Рубцов». Тоже, кстати, о кошках ничего не написал: всё о козах да о воробьях, про зайца ещё.
Потом мы обедали, смотрели телевизор, а к вечеру Сашка взял сумку, чмокнул Лену и стал зашнуровывать ботинки. Естественно, я пошёл его немного проводить. Маме он этого почему-то не доверяет. А я вот провожаю.
И когда мы с ним остановились на тротуаре метрах в сотне от дома: он — прикуриться, я — сказать «пока», мне было видение.
Как будто что-то огромное, сминая всё живое в себе и на своём пути, летит с каких-то железных полос в жуткую бездну, при одном представлении о которой моя короткая шерсть встала дыбом.
Безумие овладело мной, и я метнулся в сторону. А в сторону — это на дорогу, по которой с сумасшедшей скоростью что-то неслось. В последнюю секунду, издав крик прозрения, я понял и смысл зловещей фразы, и подмигивание рыжего кота. Сегодня ночью с ними в этот дом войду я.
Но в этот момент что-то схватило меня из-под железной громады и отшвырнуло в сторону, а само подлетело вверх и назад.
И только когда я встал, потирая ушибленный бок, то понял, что это был Сашка, и завыл уже по-настоящему, в голос.
10
Лежу я с Сашкой на диване. Оба забинтованные. У меня бок ободран, заживает уже, у него обе ноги в гипсе. Ничего, весело. Мамочка рядом щебечет чего-то.
А ровно месяц назад она целый день новости смотрела и плакала. Всё время повторяла: «метро», «тот самый вагон», «все погибли». Бабушка, чего за ней раньше не водилось, сидела нога на ногу на табурете, держала в зубах сигарету и пускала в потолок вонючий дым. Сашки чего-то долго не было, а мама с бабушкой всё куда-то бродили, бродили... Раздражать уже начало, но тут Сашку привезли, и стал я за ним ухаживать. Эх, и навязался ты на мою голову, батько.
Но скажу вам, что отношение ко мне изменилось, и даже очень. Даже бабушка зовёт меня не иначе, как «Багратион». А я-то рад. А кто месяц назад орал: «Я убью эту мерзкую тварь?» Кто? Все орали. Сутки в огороде прятался. Да уж, «минуй нас пуще всех печалей...» Сволочи вы все хорошие, хоть и люблю я вас безмерно! Сашка вот молодец, но кто кого спас — это ещё разобраться надо.
Времени свободного у меня сейчас — вагон (плохая, кстати, метафора), и стихотворение то я всё же дописал. Вот послушайте
…Поэтому, узнав у дороги,
Что чьё-то горе хочет взять альт,
Они, не смотря на колёса и ноги,
Молнией пересекают асфальт.Забыть обо всём. Сердце отдать,
Не уповая на holiday.
В этом есть что-то — предупреждать
Неблагодарных и суеверных людей.Добро пожаловать к письменному столу!
Рутину оставь «лет до ста».
Горизонты чёрных строк на белой вертикали
Создают некоторое подобие креста.Поспи ещё немного. Впереди трудный день…
…Душе, молвою изрешечённой,Дремлется сладко от добрых людейПод нежное мурканье кошки чёрной.
А сегодня ночью опять приходили они. У них было хорошее настроение, очень хорошее. В их слова я не вслушивался, вот только последний кусок разговора врезался мне в память.
— Мы по-прежнему одни.
— А мне сегодня даже как будто весело.
— Да, это одиночество, которое не тяготит. В нём нет эгоизма радости, которую мы испытали бы от встречи с ним. Сиюминутной радости перед бесконечной тоской общего страдания. Радости отца, встретившего сына, которого не видел десять лет, перед пылающей топкой крематория.
А рыжий кот всё возвышался на лежанке, которой на самом деле не было, делал вид, что не замечает меня, и посмеивался в пушистые седые усы.
_________________________________________
Об авторе:
АЛЕКСАНДР КИРОВ
Родился в Каргополе. Окончил Каргопольский педагогический колледж и филологический факультет Вологодского педагогического университета. Защитил кандидатскую диссертацию по лирике Н.М. Рубцова.
Автор книг «Витька выбирает родину», «Последний из миннезингеров» и др. Публиковался в журналах «Знамя», «Новый мир», «Крещатик» и др.
Лауреат премии «Чеховский дар» и премии имени Ивана Петровича Белкина.
Фото Вадима Гусейноваскачать dle 12.1