ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Максим Лаврентьев. ПОЛУНОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Максим Лаврентьев. ПОЛУНОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК


(рассказы)
 

МИШКА

А может быть, и не Мишка. Может быть, Митька. Мы случайно оказались соседями по изолятору.

За три летних месяца, проведенных в детском лагере, мне пришлось побывать там не однажды. Изолятор представлял собой небольшую продолговатую комнату с двумя кроватями, стенами, крашеными в голубое, окном, дверью, рукомойником справа от двери. Помещенному в него не разрешалось выходить даже по большой нужде, каковую тоже следовало справлять в ночной горшок. Еду приносила медсестра.

Все бы ничего, но очень уж скучно валяться несколько дней в одиночестве, читая какую-нибудь книжку, играя в убогие изоляторские игрушки, и слушать с утра до вечера детские голоса за окном! Особенно раздражала близость «лягушатника», маленького бассейна, где в жаркий полдень, отчаянно визжа, плескались под присмотром воспитателей мои более крепкие здоровьем приятели.

Ну и болезнь, естественно, утомляла. Температура подскакивала у меня обыкновенно среди ночи; я вставал, трясясь, как лихорадочный, будил воспитательницу, та приводила медсестру, все вместе мы топали по коридору в изолятор, и там, напичканный таинственными снадобьями, я забывался тяжелым сном.

В то утро проснулся я на своем привычном месте возле окна. Поклевал принесенный завтрак, которым меня вскоре вырвало, лег в постель, раскрыл недочитанную в прошлый раз книжку.

И тут в двери снова щелкнул замок: медсестра доставила еще одного пациента.

Черноволосый мальчик, не худой, как я, а довольно упитанный. Чисто и аккуратно одет. Кажется, младше меня на год, в противном случае мы оказались бы в одной группе, однако лицо моего соседа было мне незнакомо.

Пока ему готовили постель, он медленно разделся. Потом лег в молчании. Но вот дверь за медсестрой закрылась, и, несмотря на слабость, мы с Мишкой (буду впредь называть его так) разговорились.

 Каюсь, я так и не поинтересовался, чем он болен. Впрочем, знал ли он сам? Да и мог ли я понять тогда что-нибудь, назови он диагноз? Я и сейчас-то, заболевая ОРВИ, всякий раз гадаю, не пришел ли мне каюк.

Мишка сказал только, что ночью у него поднялась температура. Не привыкший болеть, он терпел и страдал до утра, и лишь во время завтрака, когда стало ему дурно, пожаловался воспитательнице.

Быстро покончив с этим вопросом, я, обрадованный компании, предложил поиграть во что-нибудь. Начали, по причине плохого самочувствия, с «городов»: «Москва. – Армавир. – Рига». Небольшая пауза. «Алушта. – Алупка. – Антверпен. – Норильск. – Киев. – Владимир. –  Рязань. –  На «эн»? – Ага. – Нарьян-Мар. – Это где? – На Севере. – Рига. – Была! – Тогда Ростов. – Обычный или который на Дону? – Просто Ростов. – Тогда Воркута. – Аддис-Абеба». Долгая пауза.

Когда города на «а» закончились, мы, вылезши из постелей, принялись возиться с игрушками – парой пластмассовых танков и большими уродливыми солдатиками.

За этим занятием нас застала медсестра, принесшая обед. На сей раз мой желудок справился с пищей. Зато вырвало Мишку, он едва успел добежать до раковины. Кое-как мы заснули.

Разбудили нас крики за окном: дети, подкрепленные сном и полдником, орали, визжали, вопили, выли, скакали повсюду, как встревоженные мартышки. Некоторые подбегали к окну изолятора и, не в силах совладать с собой, выкрикивали какую-нибудь глупость.

Мы с Мишкой махали им и корчили в ответ страшные рожи.

Потом еще поиграли в солдатиков.

Разумеется, мы все время говорили о чем-то. Но о чем – не помню. Помню только, что, укладываясь вечером, я был в полном восторге от Мишки и, не взирая даже на вновь подскочившую температуру, считал большой удачей недомогание, приведшее нас обоих в изолятор.

Мой товарищ чувствовал, вероятно, то же самое. Разве только испытывал меньше энтузиазма, поскольку после ужина его опять вырвало.

Пожелав спокойной ночи друг другу и медсестре, мы закрыли глаза.

Разбудил меня резкий искусственный свет, не от лампы на потолке, а почему-то от фонаря. В комнате находилось несколько человек, гудели голоса и происходило какое-то движение. Я попытался подняться. Мешали слабость и мигом накатившая дурнота. Кто-то наклонялся надо мною, трогал лоб, что-то тихо спрашивал. Я ничего не соображал спросонья. Более того, не был уверен, что вообще сейчас бодрствую. Поэтому не удивился, когда меня вдруг оставили в покое. Фонарь погас, люди, если все-таки это были люди, а не тени, растаяли в темноте, и в изоляторе снова воцарилась тишина.

Я проспал до обеда, никем и ничем не тревожимый.

На следующий день вторая кровать стояла пустой, даже матрац куда-то убрали.

Мишка исчез!

Припомнив смутные видения прошлой ночи, я в ужасе спросил вошедшую медсестру, куда подевался мой друг. Та отвечала, что Мишка уже выздоровел и вернулся к себе в группу.

Я был раздосадован: эх, что ж не разбудили! И позавидовал Мишке, который, должно быть, в эту минуту носился где-нибудь по территории лагеря.

Весь день просидел я у окна, ожидая, что мой вчерашний товарищ придет меня навестить. Но Мишка не появился.

Дня через три мне стало получше и меня выпустили из изолятора. Очутившись на воле, я первым делом бросился искать Мишку. Не встретив на улице, пришел в его группу, поинтересовался у воспитательницы. Оказывается, за Мишкой приехали родители и, не дождавшись конца последней, третьей смены, забрали его в Москву.

Разумеется, я огорчился. Надолго ли? Нет. В детстве дни наполнены таким количеством ужасно важных событий, что вскоре мне стало не до того.

Но почему-то я крепко запомнил Мишку. Годы спустя, вспоминая лагерь, я предавался, быть может, несколько странной фантазии. Представлял себе Мишку выросшим. Сначала подростком, потом юношей. Где, как он живет и как теперь выглядит? Придумывал ему круг интересов, профессию. Это не было идеей фикс – я занимался этим вскользь, как вскользь размышляю одновременно о многом.

Со временем он стал тенью где-то на периферии памяти.

Однажды, уже тридцатилетним, я разговорился с мамой о моем детстве. Мы припоминали разные нелепые истории, часто со мною случавшиеся, в том числе мои многочисленные болезни. И я рассказал маме о мальчике, с которым подружился в лагерном изоляторе и который так неожиданно пропал.

- Как, ты ничего не знаешь?

Мама оказалась в курсе. Она посмотрела на меня долго-долго.

Теперь я знал всё.


 

ПОЛУНОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК

 «Ну что, не передумал?» – воткнув лопату в землю, спросил меня тесть, когда я в одних трусах вышел на дачную террасу, жмурясь от утреннего сентябрьского солнца.

Ах, кого в двадцать четыре года прельстит перспектива израсходовать второй выходной, выкапывая картошку в обществе вечно хмурого прораба! За год семейной жизни успел я вдосталь насмотреться на родителей тогдашней моей супруги, поэтому просто обязан был куда-нибудь улизнуть, чтобы провести хотя бы полдня за городом, где так редко оказывался, в одиночестве, не раздражаясь трескотней тещи-бухгалтерши – этого неугомонного колобка.

Скорчив неопределенную гримасу, я сошел по ступенькам, умылся над прикрепленным сбоку к террасе металлическим рукомойником и вернулся в дом завтракать и собираться.

Зайдя в комнату, чмокнул спящую Машу в розовую, пахнущую молоком и – с недавних пор это стало бросаться в глаза, – округлую щеку. Бесшумно оделся. Выпил чаю на веранде, съел пару бутербродов. Теща, недовольная моим уходом, привычкой рядиться в цветастые индийские шмотки и тем, что литературе и музыке я, грузчик с автостанции, отдавал явное предпочтение перед той формой растительной жизни, которую в незапамятные времена приняло существование ее супруга, была подчеркнуто холодна и, против обыкновения, немногословна. «Машулик спит? – Да. – Вернешься к обеду? – Не знаю, Галина Михайловна. Вряд ли».

Но вот чай допит, ноги обуты в кеды, старый «Орленок» выведен из сарая. В путь!

На станции Жаворонки я вкатил велосипед в тамбур электрички, и через полчаса выкатил в Звенигороде. На вокзале, а не в городе. Город (о чем именно тогда мне и стало известно) раскинулся на противоположном берегу Москвы-реки.

Покуда я в нерешительности кружил по привокзальному плацу, народ, прибывший вместе со мной в электричке, расселся по автобусам, а те разъехались на все четыре стороны. Последний, замешкавшийся автобус, повернул от вокзала влево. Рванув за ним, я увидел впереди мост и город вдали. Но автобус опять повернул влево. Здесь, на втором повороте, я остановился и посмотрел вслед уносившемуся дребезжащему ЛИАЗу.

Целью моей поездки было отыскать в окрестностях Звенигорода детский лагерь, куда меня возили в шести-семилетнем возрасте.

Безнадежная затея? Ну, не совсем.

Смутно мне помнилась на подъезде к лагерю лесная дорога, по которой автобус двигался необычным образом – то скатываясь, то медленно, с ревом, подымаясь. Вспоминался вид на город с возвышенности, оттуда-то слева, из-за узкой, блестевшей на солнце, реки.

Чтобы оказаться левее Звенигорода, следовало теперь повернуть за автобусом.

Скоро стало ясно, что память не подвела: дорога нырнула в лес, и там побежала, словно по волнам, – вверх-вниз, вверх-вниз. На спусках я разгонялся, как мог, но скорости все равно не хватало – до следующего переката приходилось подниматься пешком, с каждым разом все выше, слезая с велосипеда и толкая его перед собой.

После пары развилок, причем я неизменно держался правой стороны, как более близкой к невидимой за лесом реке, минут через двадцать в конце лесной дороги открылся просвет. Это придало сил. Взята еще одна высота, и с открытой площадки я уже гляжу на церковные купола и на крыши Звенигорода. Они там, где следовало им быть, – справа за рекой.

А вот и мой детский лагерь. Ворота в него оказались приоткрытыми.

Вальяжный охранник, вышедший навстречу из административного корпуса, без удивления выслушал меня и пропустил на подконтрольную территорию, попросив только ничего не трогать и не слишком задерживаться. Я обещал.

Дети недавно разъехались, о чем свидетельствовали разбросанные там и сям под деревьями полусдувшиеся воздушные шарики – следы какого-то финального торжества. Охранник сказал, что этот год для лагеря в его прежнем качестве последний – здесь решено поселить каких-то беженцев.

Оставив у ворот велик, пешком отправился я бродить по знакомым аллеям. Без труда отыскал столовую, стадион, бассейн. Охваченный воспоминаниями, присел на небольшой холм, в детстве казавшийся значительным. Про него говорили, что это братская могила французских солдат. Не совсем так. Французы в Звенигороде и его окрестностях действительно побывали в 1812 году – грабили церкви, разоряли кладбища. Саввино-Сторожевский монастырь им, правда, обчистить не удалось: по преданию, французскому полководцу Евгению Богарне, остановившемуся на ночь в обители, во сне явился преподобный Савва и запретил что-либо там трогать. Но на земли вне монастырских стен запрет не распространялся, поэтому мародеры смело принялись копать. Не оставили они без внимания и древние финно-угорские курганы, многочисленные в этом краю, – на одном из них я теперь сидел, прислонившись спиной к здоровенному дубу.

И не заметил, как задремал в тени.

Проснулся, когда солнце начало светить в лицо. Сколько же я проспал? Полчаса? Час? На запястьях моих вместо часов болтались лишь плетеные «феньки». Охранник, вероятно, ищет или скоро начнет искать меня. Пора было возвращаться. Но еще оставался одноэтажный спальный корпус, последний не посещенный мною объект. А, вот он!

Не без дрожи заглянул я с улицы в окно темной залы, где мы, дети, ночевали все вместе, едва разделенные по гендерному принципу: между кроватями мальчиков и девочек был устроен проход.

Те же кровати, только без постелей и матрацев, стояли в прежнем положении.

В дальнем углу когда-то спала Ира, я вспомнил ее уже совершенно отчетливо. В эту девочку высоченного, как мне тогда казалось, роста, я влюбился до такой степени, что день за днем, оказываясь на расстоянии вытянутой руки от нее, замирал в благоговейном оцепенении. Однако ночь, изменяющая видимый мир, преображала меня: дождавшись полуночи, я тихо вставал и, перейдя воображаемую «красную линию», оказывался на девичьей половине рядом с Ириной кроватью. Дальше происходило вот что: нерешительный прилюдно, я вдруг обретал удивительную смелость, даже наглость и, опустившись на колени, совсем по-взрослому целовал девичью щеку. Подозреваю, что Ира не спала, а подобно царским невестам лишь притворялась спящей.

Но стоило взойти солнцу, как мы вновь превращались в шестилетних детей. В моем случае превращение усугублялось проклятым энурезом. Уснув, я почти каждую ночь видел во сне унитаз, призывно белевший... Утром воспитательница выдавала новое белье, и пока я перестилал постель, отпускала в мой адрес малоприятные замечания. А поскольку мальчики и девочки спали в общей зале, позор мой был очевиден каждому.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды вечером в проходе между кроватями не выстроилась очередь за водой. Воспитательница, как обычно, притащила полный бидон. В очередь жаждущих встал и я со своей маленькой чашкой, причем случайно или намеренно оказался следом за Ирой. Оцепенение уже начало охватывать меня, когда она, обернувшись, сказала:

- Максим, а разве тебе можно пить воду на ночь?

Я ничего не ответил.

Первая любовь упала с небесной высоты и разбилась вдребезги.

В полном отчаянье подставил я чашку под половник, отошел к окну, медленно выпил воду, наблюдая за причудливой игрой теней в вечернем воздухе, приложился горячим лбом к оконному стеклу и неожиданно сам для себя, прямой, холодный, как сталь, снова встал в очередь.

Стоит ли говорить, что на следующее утро проснулся я в тропическом океане.

 

…По мере того, как я вглядывался, словно в аквариум, в залу за стеклом, всё более четко, до голосов и лиц, проступала передо мной эта картина.

Внезапно я увидел, что смотрю прямо в глаза своему темному отражению, в необъяснимом испуге отшатнулся от окна, и тогда тот, другой, стремительно отступил в глубину залы.

От резкого движения хрустнул под ногой растрескавшийся бетонный цоколь; я потерял равновесие и, чтобы не упасть, резко наклонился вперед, несильно ударившись лбом о прозрачную перегородку.


Полуночный человек прыгнул.







_________________________________________

Об авторе: МАКСИМ ЛАВРЕНТЬЕВ

Писатель. Родился и живет в Москве.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
2 490
Опубликовано 31 дек 2016

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ