Редактор: Анна Русс
+++
Здравствуй, мама! Как ты, мама?
Сено есть, коза жива.
Телек, первая программа,
цифровая трынтрава.
Большевик играет в ящик,
говорит и говорит.
Борщевик руками машет,
удивительный триффид.
Печка щелкает, гудит.
Мама, мама, чай налит!
Автолавка раз в два дня.
Что ты смотришь на меня?
Мама, мой проект закрыли.
Сын дурак, хюндай в кредит.
В почках камни, жопа в мыле.
Мама смотрит и молчит,
как молчит столетний ельник.
За околицей Сочельник,
снег, березы и морозы
и предчувствие угрозы.
Чу! Звенит в сосульках иней,
на дороге мерзлый йод.
Печь горит, коза жует.
Мама, страшно, помоги мне!
Баба с ведрами пустыми
зимний путь перечеркнет.
+++
Когда сходящая с полей
вода собой заполнит реки,
воссоздадимся из углей
мы – человеки.
И станет молодой творец
смотреть внимательно в торец
тому, что ожило и сплыло:
немного глины, огурец,
две палки.
Что еще? Забыла.
+++
Сциллы и другие первоцветы
молча вылезают из земли.
Сциллы, под землею есть поэты?
Говорят - искали, не нашли.
Кровь и почва есть, нашлись и корни,
сохнет глина, спит вороний глаз,
молча на березовой иконе
короед скоблит сырой левкас.
Не хочу, не надо, не такую!
Тише, сциллы! Смолкни, небыль вся!
Посмотрите, как они ликуют,
чикают, курлыкают, токуют
под суровым облаком вися.
+++
яблоки падают до того
как успевают созреть
человек
освобождается по УДО
чтобы уйти в смерть
я в столбик складываю слова
лошадь яблоко ест
у птицы черная голова
трава похожа на крест
в небе шевелится молоко
в речке течет квас
и видно
видно так далеко
что слезы текут из глаз
+++
Ельник да озеро, дальше куда мне?
Высоковольтка сгнила.
Зеленью взятые белые камни
и ни двора, ни кола.
Что-то почудится и растворится.
Иглы роняет сосна.
Так с оцинковки стираются лица,
а до того - имена.
Вечное – только горенье кипрея,
луг с разнотравьем простым.
То ли туман, то ли дым, то ли время
над перелеском пустым.
+++
реки текут
именами моих бывших
одного звали шоша
он был разбойник
дарил бирюзу и серьги
меха которые пахли кровью
постель устилал шелком
смотрел волком
кусал за плечи
любил когда я кричала
мог ударить просто ради веселья
другой был кокша
статью поплоше
проще да не простак
шутить мастак
утешал меня и пел песни
на руках носил говорил басни
целовал в губы как пил брагу
мог уйти среди ночи пропасть на месяц
третий хвалын
был удалым
хоть и седатым
его жена умерла в молодые годы
часто о ней вспоминал говорил ночами
что дом бы со мной построил как с ней не вышло
я засыпала
баюкал
называл меня словом
которого я не знала
только итиль
повел меня под венец
пели славу
золотые круги расходились над головою
+++
Над совиным лесопарком
птица, быстрая помарка.
В сером воздухе весна
из-под горя не видна.
Горе, скройся! Птица, взвейся!
Человек под ней, рассмейся!
Смотришь в небо – нет, едва ли.
Небо мелют жернова.
Песня, нитка-прилипала,
липнет к краю рукава:
День прошел, а я отстала,
день прошел, а я жива.
+++
Косая тень заходит на плетень,
бекас и выпь третируют болото.
Сырой штакетник серых деревень
и валуны по берегу Волкоты.
Кем это небо соткано, зачем
запутано в холодные веревки?
Печаль внутри нетопленых печей,
бетонная коробка остановки.
Как тихо без гостей и новостей
проходят дни не праздно и не скорбно.
Фонарный столб: товары для детей.
Распилка дров. Доставка комбикорма.
+++
Я вышел в сад, гремело шесть утра,
стоял туман, как зыбкая гора,
и я под ним не мог пошевелиться.
К асфальту листья прижимали лица –
не шевелясь, учились быть людьми.
Береза с облетевшими плетьми
была как гроб, что берестой обтянут.
Я вышел в сад, играющий костями –
стоял туман, висел обрывок гимна.
Я вышел в сад, я спасся, все погибло.
Туман творил себя как волшебство –
я шел насквозь, не встретив никого.
+++
Скрип натужный осиновой выи,
хомуты, холуи, колеи.
Децибеллы беды золотые,
лубяные основы мои.
Из кустов вылетает тетерка,
человек выпивает полста.
Ты одна, козырная шестерка -
бубны козыри, ходим с креста
и уходим, в парадном и смертном,
припасенном на самый потом.
Догорает на севере скверна,
после нас наступает потоп.
Знал бы прикуп – смастрячил кораблик,
но забыл, как его вырезать.
Из кустов появляется Павлик
и сипит: «Не серчаешь ли, бать?»
Нас кромешная рать.
+++
Полевой алфавит: зверобой, иван-чай, лебеда.
Между бревнами мыши, усталая дверь – вникуда.
В колее березняк, в небе птица летит и зовет.
Пчелы вечно роятся и делают бронзовый мед.
Мы поправили крест, пили водку. Настало темней.
Переменами мест, перебежкой туда, где теплей,
где чудак-человек стенка в стенку с другим чудаком,
где магнит на углу и звонит телефон ни о ком.
Сон висит за бетоном, и память калиткой стучит,
сердце зреет печалью, далекая птица кричит.
+++
кипрей растет на горелом
а я уже не расту
цветет черемуха белым
желтым цветет насту
пает на горло зрелость
с головой засыпает ночь
корнеобходима смелость
чтоб уходить в поч
тихий седой легкий
кивает вслед ветерку
птичий голос далекий
говорит ку
+МЕЩЕРСКИЙ ЗАГОВОР+смотрит в окно бабка без головы
чем же ты смотришь она говорит ничем
ездил за двести километров от москвы
камни мои топтал говорит зачем
ветки мои ломал говорит ломал
в землю мою глядел и наоборот
как по сырой траве ползёт муравей мал
за тот погляд он в тебя заползёт
нанесет щепы
натолчет коры
наберет хвои
да нальет воды
потом прилетит кукушка деток его клевать
а своих положит спать на твою труху
замолчит кукушка не о чем куковать
не видать следа ушёл человек по мху
он кивает бабке
торф во рту
не пойду больше
на работу
мягко спать тёпло
хорошо
так всё и кончилось
не по шёл
+++
Место хорошее – речка,
поле, а дальше леса.
Здорово, крепко и вечно –
ферма, за ней силоса.
Баню срубить из осины –
чёрную: век простоит.
Птица бубнит из трясины,
бык на закрайках трубит.
Сколько прошло-то? Да мало –
глянул, моргнул, все пропало.
Разве что из-под куста
тянет и тянет мочало
птица занудная та.
Вроде бы, место знакомо –
речка, поля, благодать.
Ни человека, ни дома,
даже крестов не видать.
+++
В синеватую тень, что качается над головою,
в белый сварочный росчерк кометы, в пустую беду
не играй, помолчи, я себя в твою землю зарою,
как невсхожую кость, как подпорку гитарному бою,
что не насмерть по кругу ведет меня на поводу.
Всё путем, мы идём. Чернозём, журавель у колодца.
Пьет отраву отрада в высоком своем терему.
Иногда от стихов остается, незримая, бьется –
то ли медь, то ли смерть, то ли я и сама не пойму.
+++
Парит на небе облачное варево
и остывает в тишь да благодать.
Куда ни глянь - горит кипрея зарево,
куда ни кинь - а нечего кидать.
Неси в себе, как дым от едкой примины,
скрипи кирзой тверского сапога –
а только б не кончались эти примулы,
иван-да марьей полные луга.
О почвенника поступь, шаг садовника,
повинная пустая голова.
Синеголовник, родственник мордовника,
колючка, одинокая трава.
+++
Грунтовка на три версты,
колодец при журавле,
и ты, настоящий ты,
малюсенький на земле.
Растерянный, как зерно -
и галки галдят, клюют.
Тюль бабушкина, окно,
беленая печь, уют...
А радио на суку
все мелет свою муку.
Москва, говорит Москва.
Трава шелестит, трава.
+++
Выйду вон на станции Змеиной –
не шуршит в полях велосипед.
Некому нести букет повинный,
потому что виноватых нет.
Широка страна моя родная,
а улыбка – шире, чем страна:
В каждой бане – голая Даная,
в каждом дне – цыганская струна.
В каждом пне – до пня святого сока
родины, скрипящей на зубах.
Оттого ли горло пересохло,
оттого ли тяжесть на горбах?
Только бродит одичалый, бродит
перебор, гундосый пономарь.
Мне друзья, Андрюха и Володя,
поднесут покоцанный стопарь,
и поднимут сами, встанут рядом,
скажут: «Не мудри ты, не мудри»…
Зашипит глоток змеиным ядом
и свернется аспидом внутри.
+++
Большой кобылы белая спина,
сутулая парабола сугроба.
Весна еще почти что не видна:
летает снег, подвешенный на стропах.
Покойная чугунная земля,
и в ней вода, как замершее зелье.
Под стенами елового кремля
озимые припрятывают зелень.
Но небеса становятся синей,
надколотые стрелами сосулек.
Берется настом серый след саней,
и белый свет становится сказуем.
День короток, и снег еще не сник,
и неподвижны каменные зерна.
Синица, залетевшая в денник,
звенит весной из горлышка, из горна.
+++
Блестящий холод лисьих глаз.
Лес наступает на дорогу,
мы наступаем на природу,
природа ненавидит нас.
Я в этом замкнутом кругу
пародией на каскадера
катаюсь: стекла не протерла,
остановиться не могу.
В коловращеньи ночедня
лечу, как оглашенный сокол,
чтоб через муть нечистых стекол
никто не посмотрел в меня
и сразу не увидел дна.
Покамест мир и город верят.
Лишь дети, мудрые, как звери,
указывают - вот она.
Лис смотрит егерским свинцом,
путь зимний делается скользким,
и лес мне выделяет доски,
зашитые заподлицо.
+++
Как живу? За деревней – легко, как бирюк,
утром выкрасил в желтое ставень.
Здесь на сотню гектаров болото вокруг,
и суглинок смерзается в камень.
На травинке батрачит овальная тля,
ей ни сдохнуть, ни остановиться.
На коряге тетерка, и Карна, и Жля –
три осколка в коре, три сестрицы.
Угадай, где тут кто, под каким из холмов,
землянику хватаешь, дурея.
Из распластанных бревен трухлявых домов
вырастают тугие деревья.
А когда соловьиный начнется фитьфить
в сердце нечерноземного рая,
так душа развернется, что грех не завыть:
слушай, родина, слушай, родная.
+++
Между березовых тонких рядов –
елок оплывшие свечи.
Через дорогу – цепочки следов,
нет среди них человечьих.
Мышка-норушка, сиди, ни гугу,
филин косматый утащит –
кычет да кычет, торчит на суку,
смотрит да смотрит из чащи.
Бродишь по просеке, крутишь в уме –
не прижилась, но привыкла.
Скрипнет кривая сосна на холме,
может быть, в ней закавыка.
_________________________________________
Об авторе:
КОЛЕСНИК ЛЮБОВЬ ВАЛЕРЬЕВНА Поэт. Родилась в 1977 году в Москве. Печаталась в журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Арион» и других. Автор книги стихов «Мир Труд Май» (М., 2018). Победитель Международного Волошинского конкурса (2019), шорт-листер Григорьевской премии (2019). Живет во Ржеве и Москве.
скачать dle 12.1
