***
Говорят: «Стремление к власти – это диагноз!»
Наверное. Как и стремление к богатству.
Но ведь и стремление к справедливости – тоже диагноз. Стремление открыть что-то новое в науке или создать что-то новое в литературе и искусстве – тоже. Не говоря уже о стремлении к славе, к известности: нарциссизм.
Но и стремление прожить незаметно, тихомолком – тоже диагноз, и очень неприятный: разрыв социальных связей, аутизм.
И даже стремление быть как все, быть просто нормальным – тоже плохо: психиатр тут же скажет, что это «бегство в банальность», признак депрессии…
Кругом санитары!
***
Смертную казнь надо окончательно отменить.
Но не только потому, что возможны судебные ошибки; и не потому, что смертная казнь не является эффективным предостережением для преступников.
Смертная казнь – это лотерея плюс ритуал.
Ведь там, где смертная казнь существует, казнят далеко не всех преступников, которые по закону заслуживают смерти. Настрой прокурора, характер судьи, искусство адвоката, мнение присяжных – и вот жестокие убийцы идут в тюрьму с правом на досрочное освобождение.
А государство с важным видом казнит того, кому не повезло с адвокатом.
Символическая борьба со Злом. Своего рода жертвоприношение.
***
Ничего странного! В 1990 году один прекрасный писатель (да, да, прекрасный русский писатель) с трибуны какого-то съезда призвал запретить ксероксы.
«Потому что иначе каждый будет публиковать, что ему вздумается!»
Вот так.
Только подумать: писатель видит что-то опасное и подозрительное в самой возможности независимых публикаций.
Двадцать три года прошло.
Но, наверное, для многих до сих пор всё свободное и независимое кажется опасным и подозрительным. Опыт 70 лет несвободы передается новым поколениям. Люди, не знающие слова «партком» - живут с парткомом в голове.
***
КУРИЦА! КУРИЦА! КУРИЦА!
Однажды этнографы показали аборигенам Новой Гвинеи документальный фильм про большой город. Зрители равнодушно молчали. Но вдруг оживились и закричали, тыча пальцами в экран: «Курица! Курица! Курица!»
Но в фильме не было никакой курицы. Пришлось обследовать каждый кадр буквально с лупой. И курица нашлась! На две секунды мелькнул книжный киоск, и там была книга с курицей на обложке.
Вот ее-то и узнали. На нее-то и среагировали.
У нас так тоже бывает: реагируют на одно слово из всего поста.
***
Истина – это функция власти.
Власть говорит: вот это – правда, а это – ложь. Вот это ценно, а это – дрянь.
Чем сильнее власть, тем больше порядка в мозгах у народа. Тем крепче народ понимает про устроение мироздания, непреложные факты истории и величие поэта Данте (Расина, Гёте, Пушкина – ненужное зачеркнуть).
Абсолютную истину способна породить только абсолютная власть – то есть та власть, чьи права карать и миловать бесспорны в глазах народа.
А там, где народ любое слово или действие власти ставит под сомнение, а то и высмеивает – там никакой истины быть не может. Там насчет законов Кеплера, грозы 1812 года и «Я помню чудное мгновенье» - полный облом, провал и прокол.
***
Пересаливать по части нравстенной оценки дурных поступков – конечно, нехорошо.
Не у всякого негодяя руки в крови, не всякий надзиратель издевался над заключенными, и вообще у всех была семья – малые дети и старики-родители. Ну и, конечно, «время такое» – было, есть и, скорее всего, дальше будет.
Верно.
Но считать, что ясная нравственная оценка дурных поступков – это непременно травля, террор, охота на ведьм и суд Линча – тоже нехорошо.
***
ПРО ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ДОСТОИНСТВО
Оно есть у всех - от фашистов до либертарианцев, включая, разумеется, членов и сторонников партии власти (см. «Всеобщую декларацию прав человека»).
Больше того. Практически у каждого человека оно так или иначе попрано, и он это ощущает.
Еще больше: каждый человек - хоть распоследний злодей - имеет право на защиту своего, уж извините, человеческого достоинства.
Поэтому призыв «Защитим наше человеческое достоинство!» - никуда не годится.
Он для всех вообще и ни для кого в особенности.
***
В жарких спорах на исторические темы вся аргументация сторон сводится к двум базовым тезисам:
1. Мы (наша страна, народ, государство) тоже могли совершать преступления. Потому что мы – тоже люди, и тоже способны и на хорошее, и на дурное.
2. Мы не могли совершать преступления, а если даже как бы да, то наши проступки либо оправданы, либо не так уж страшны. Потому что это мы!
А мы – всегда и везде несравненно лучше, чем они.
С одной стороны, это психологически понятно.
Но, с другой стороны, как-то уж слишком первобытно.
***
Копаться в архивах, конечно, полезно. Но ещё полезнее копаться в себе.
В своих эмоциональных симпатиях и антипатиях.
Многим людям надзиратель эмоционально заведомо ближе, чем зек; особист – чем штрафник; штабной – чем пехотинец; генерал – чем рядовой.
Тот, кто следит за порядком, посылает в бой, судит и карает – ближе, роднее и понятнее, чем тот, кого строят в шеренги или ставят к стенке.
А многим другим людям – совсем наоборот.
Отсюда, из столкновения наших чувств и привязанностей, и вытекает то, что мы почему-то называем «спорами об исторической правде».
***
Полтора века назад подавляющее большинство российской молодежи было темно и неграмотно. Юноши и девушки не знали истории, литературы, географии, не говоря уже о естественных и точных науках.
Но зато они умели пахать землю и сеять хлеб; жать его, молотить, молоть и печь. Умели ухаживать за скотиной, управляться с телегой и лошадью; плотничать, прясть, ткать и шить.
Современные юноши и девушки в подавляющем большинстве темны и неграмотны, почти как их пра-пра-пра-прадедушки/бабушки.
А что они умеют, из такого, существенного? (скачивание музыки не в счет)
***
ЗАМЕТКИ ПО ЛОГИКЕ АРХАИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ
Архаично мыслящий человек оперирует большими массами: «мы» и «они» и производные от них.
«Мы» - воплощение всего самого лучшего, «они» - наоборот.
Любая попытка серьезно поговорить об отдельных случаях, отдельных личностях или спорных ситуациях – это «плевок в душу народа» или «оправдание врага».
***
Быть средним прозаиком? Ничего страшного.
С годами, быть может, в твоих сочинениях любители старины будут искать драгоценные крупицы повседневного быта прежних - то есть нынешних! - времен. Как сейчас читают Григоровича, Помяловского, Слепцова, Эртеля, Боборыкина, Чирикова...
Но быть средним поэтом? Ужас и кошмар.
***
ЗАМЕТКИ ПО ЛОГИКЕ
В России всё всегда идет не так. Постоянно. Везде. Куда ни кинь. «Нет, ребята, всё не так, всё не так, как надо!»
То есть «не так» - это и есть «так». Потому что иначе не бывает.
Но вот когда всё вдруг идет так, как надо - это значит, что на самом деле всё пошло не так.
То есть «так» или «не так» - это все равно не так.
В смысле, так.
***
Да какой там «единый и непротиворечивый учебник истории»!
Куда там! Кому? Где эта жаждущая знаний аудитория?
Такой учебник - задача для очень сильно будущих поколений.
А пока нужна брошюра страничек на десять. Не больше. Десяток событий, два десятка дат, три десятка имен.
Крещение, иго, смута, Романовы, Бородино, освобождение крестьян, Первая мировая, Октябрь, Вторая мировая, Август.
Но уж пусть выучат наизусть!
Если мозги не лопнут.
***
Чем больше на свете дорог (и чем больше людей и товаров едет по дорогам), тем больше шлагбаумов (и тех, кто их стережет, и тех, кто пытается их отменить или обойти).
Дорога – это и как реальное сооружение, и метафорическая инфраструктура свободы. Ситуация лучше всего иллюстрируется развитием законодательства о миграции и динамикой миграции как таковой. Законы о миграции постоянно ужесточаются, меж тем как миграция постоянно растет.
Таким образом, свобода – это континуум запретов, а запрет, в свою очередь – это каталог способов его обойти.
***
Учитель говорит мне: «”Но что делать, если молодёжи неинтересно?»
Им неинтересно читать книги, неинтересно учить формулы... Как их увлечь, как заинтересовать?”»
Я отвечаю: «Не надо их увлекать. Им надо просто и доходчиво объяснить, что есть много нужных, важных, уважаемых профессий. Например, дворник, садовник, землекоп. Эти важные и нужные профессии, к счастью, не требуют долгого и скучного обучения. Неинтересно про Льва Толстого, генетику и физику - иди после 8-го класса работать».
Там, глядишь, и нужда в гастарбайтерах уменьшится... И эффективность производства возрастет - за счет сокращения количества «менеджеров».
(мысли реакционера, да?)
***
«Моя попытка познакомить небольшой круг подготовленных персов с нашими авторами не увенчалась успехом. Я начал с Пушкина, с его „Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон". Аполлон и жертва были совершенно непонятны. „Широкошумные дубровы" были поняты как аллея, в которой прогуливается много народу, отчего и шум; „берега пустынных волн" совсем не выходили, потому что в Персии где вода, там жизнь и люди, и местность отнюдь не пустынна».
(Юрий Марр, 1920 год) via Ю. Борщевский.
Вот так и мы понимаем «Цыганскую венгерку»: Пришел мужик человек после пьянки в свою комнату в коммуналке, и вдруг за стеной две гитары…
То есть мы для русской культуры XIX века отчасти как бы персы.
***
«Лично я не видел своими глазами», - любимый аргумент наших скептиков.
Но он у них какой-то однобокий.
Я много раз слышал: «Лично я не видел своими глазами, как людей мучили в ГУЛАГе», или «Меня тогда в Катыни не было, как я могу судить – кто, кого, когда, за что».
Но я ни разу не слышал: «Лично я не видел своими глазами, как Сталин выиграл войну» или «Меня тогда на Байконуре не было, откуда я знаю, что там летало, кто там летал».
Такой вот, извините, гносеологический перекос.
***
СОЦИАЛЬНАЯ ГРУСТЬ
- А я работаю в МГУ, между прочим.
- Да? А где?
- В главном здании!
***
Категорически не согласен с делением поэтов на «настоящих» и «графоманов».
Вот на грамотных и безграмотных, на умеющих писать в рифму, соблюдать размер или ритм, и не умеющих это делать - да. Это можно доказать. Остальное - суждения вкуса.
Ибо «прекрасное - это то, что нравится», сказал калининградский мыслитель Иммануил Кант, прадедушка известной блогерши Эммы.
Нравится, ясно? Кому нравится? Мне!
Мне нравятся Мандельштам и Цветаева. Кому-то - Асадов и Асеев. Но доказать, что они «хуже» - я не могу. И никто не может именно что доказать. Обсмеять - другое дело. Но обсмеять можно кого угодно и что угодно.
***
Тут мне пишут: напрасно вы уравняли Асеева с Асадовым. Согласен – напрасно.
Потому что Асеев – на мой вкус – поэт «еще более хуже», чем Асадов. У Асадова есть мощная народная лирическая искренность. Если под народом понимать не русскую деревню, которой уже след простыл, а советский пригород. Поэтому у Асадова – огромная аудитория, чего не скажешь о скучноватом, вторичном, «подмаяковском» Асееве. Я лично знал поклонниц и поклонников Асадова. Говорят, их сотни тысяч.
Но мне трудно представить себе, чтоб стихи Асеева переписывали в тетрадку и читали шепотом девушке, сидя в стогу сена.
***
Что такое стихи? Это текст, в начале которого написано: «стихи».
Текст «стихи» имеет характерное типографское оформление – на странице помещены короткие строчки разной длины и разного количества на разных страницах.
Текст «проза» (в начале которого написано что угодно, но не «стихи») оформлен иначе – на странице помещены длинные строки одинаковой длины и одинакового количества на разных страницах.
Вот, собственно, и всё отличие стихов от прозы.
***
ОЧЕНЬ ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ТЕАТР
Владимир Иванович Немирович-Данченко умел так тепло, так по-дружески поговорить с драматургом, умел так тонко и глубоко почувствовать суть его пьесы, ощутить ее внутренний настрой, оценить оригинальность фабулы и сочность языка, так точно отмечал наиболее удачные места и даже изображал их в лицах, поражая автора пьесы своим мастерством и просто памятью на диалоги, - что драматург, выйдя из здания МХТ в Камергерском и потом поднявшись вверх по Тверской, только в районе Страстной площади, свернув на бульвар, начинал понимать, что пьесу-то его не взяли...
***
Среди тридцати лицеистов, поступивших в 1811 году, четверо не дожили до 30 лет; шестеро – не дожили до 40 лет; пятеро – не дожили до 50 лет; и еще пятеро – до 60 лет.
Итак, до старости (60 и старше) дожила одна треть.
И ведь это были обеспеченные люди: они жили в чистых комнатах, полноценно питались, не надрывались на тяжелых работах.
Люди 1960 года рождения, представьте себе, что половина ваших однокашников уже на том свете… Ужас.
Но малая продолжительность жизни была ускорителем карьеры и стимулом, как нынче говорят, «личностного роста».
***
Как судья, в последние годы я выношу всё более и более суровые и жестокие приговоры.
Но как человек я становлюсь всё более добрым и мягким, всё более терпимым и полным сострадания.
Почти каждый день, около полудня, в квартире свистит домофон.
- Да? Кто там? – спрашиваю.
Если это мужчина из Центральной Азии, он честно отвечает:
- Откройте пажалста реклама ящик почта раскидат!
Если это женщина-москвичка, она говорит (врет):
- Это курьер! Почтовый курьер! Курьер почтовый!
Я открываю. Я им сочувствую: не самый легкий у них хлеб.
Потом весь рекламный мусор жильцы, не читая, выбрасывают в картонный ящик, который стоит в углу. Большая куча набирается.
Как говорил Леонид Ильич Брежнев, «это глубоко символично»…
***
Когда вам говорят (особенно если поджав губы и постным голосом): «Не судите!», -это значит, что вас осудили.
В полном противоречии с процитированной заповедью.
***
НЕ НАДО ВЕРИТЬ В ДОЛГОЕ И ПРОЧНОЕ СЧАСТЬЕ
Для того, чтобы ощутить счастье, писал А.П. Чехов, нужно ровно столько же времени, сколько нужно, чтобы завести часы.
Поскольку мы знаем, символом какой части организма являются часы, нам примерно понятно, что имел в виду последний (или предпоследний, если считать Бунина) классик русской классической литературы.
***
МЕМУАРЫ О МЕМУАРАХ
Виктор Шкловский рассказывал:
- Девятнадцатый год. Петроград. Июнь. Ночь. Белая. Иду по набережной какого-то канала. Впереди меня идет человек. Обгоняю его и вижу – Александр Блок! Набираюсь нахальства, заступаю ему дорогу. «Здравствуйте, Александр Александрович, я такой-то, теоретик литературы, пишу то-то…» - слово за слово, и Блок увлекается разговором. Полчаса, потом час, два, три часа. Представьте себе – Петроград, белая ночь. Мосты, каналы, Сенат, Медный Всадник… Мы с Блоком проговорили, наверное, до четырех утра.
Все притихли. Дуновение истории. Связь поколений. Вот живой Шкловский – он говорил с живым Блоком.
Наконец, кто-то робко спросил:
- Виктор Борисович, ну, а что Блок говорил?
Шкловский захохотал:
- Да я ему рта не дал раскрыть!
Собственно, история про Шкловского и Блока – старинный шаблон, если можно так выразиться.
Вспомнил какие-то старые мемуары. Мемуарист встречает приятеля на станции. Приятель спрашивает:
- А что это за забавный старик? Мы с ним очень мило проговорили всю дорогу.
- Ты что! Это же Тютчев!
- Эх! - говорит приятель. - Знал бы я, что это Тютчев, я бы совсем по-другому его слушал!..
***
СЁСТРЫ – ГЛУПОСТЬ И ПОДЛОСТЬ
История русской советской литературы – точнее, история разгрома, сдачи и гибели уцелевших остатков русской литературы – ещё не написана. Ещё не составлен мартиролог людей и идей, человеческих судеб и моральных норм.
Русской литературе в СССР было плохо – это мало сказать. Ей стало вовсе никак. Русский роман, честь и слава нашей культуры, исчез по понятным причинам. Какое там срывание масок и сострадание униженным и оскорблённым?
Поэзия? Но Ахматова, Мандельштам, Пастернак, Цветаева, Хлебников, Маяковский – сложились и написали свое лучшее до СССР и вне СССР. При соввласти они в хорошем случае повторялись. В плохом — писали холуйские стихи.
Интим с властью – вот что опошлило советскую литературу до полного бесстыдства. Ни у какого русского и, наверное, европейского писателя нет ничего похожего на тот вездесущий, масштабный, обожаемый образ власти, который создала советская литература. Не найдёте бесчисленных Лениных и Сталиных, а также секретарей обкомов, райкомов и заводских парткомов. Представьте себе книги: «Образ Александра II в русской прозе 1860-1870-х годов»; «Образы Де Голля и руководителей голлистской партии во французской поэзии». Даже смешно. А то же самое про советскую литературу – милое дело!
Поразительна эта страстная, почти плотская влюблённость в вождя. Чуковский в своих дневниках договорился до того, что Сталин – женственно прекрасен. Пастернак пишет Сталину, «повинуясь чему-то тайному, что привязывает меня к Вам».
Я ни в коей мере не гомофоб. Но когда целая литература становится пассивным партнером власти – «сие есть мерзость перед Господом».
Ужасна была судьба авторов, написавших честные или просто качественные, то есть по определению «антисоветские» книги – Замятина, Пильняка, Добычина, Платонова, Пильняка, Гроссмана, Булгакова, Пастернака-романиста… Был тоненький ручеек андерграунда: Хармс, Введенский и их друзья. Их тоже уничтожили.
Я полагаю, что использовать эти имена в разговорах, что вот, дескать, и при Сталине была у нас хорошая литература – глупо и даже подло.
***
Поэзия – особенно русская, про другую не знаю – рождается в парках и поместьях (Пушкин, Тютчев, Анненский Ахматова). Или в умных профессорских домах (Цветаева, Белый, Пастернак). И конечно, в богемных мансардах и салонах (Маяковский и формалисты; Есенин). Там, где есть простор для творчества, а не борьба за выживание и страх ареста.
Кто писал лучше – юная царскосельская львица или изувеченная советской властью старуха? Попробуйте ответить на этот вопрос честно, сбросив с души социально-политические гири.
Гитлер был ещё хуже Сталина.
Поэтому гитлеровские писатели ещё хуже, чем сталинские.
***
Большинство великих писателей были вполне благополучными господами. Иначе они бы просто не смогли писать. Для этого нужно время и здоровье, приспособленное помещение (стол, стул, окно, полка для книг и бумаг). Чай с сахаром, каша с мясом. Семейные радости, поддержка товарищей, любовь читателей – тоже нужны.
Даже Достоевский, при всём трагизме его творчества, был благополучным господином. Отсидел за грехи молодости, а дальше всё было сначала неплохо, а потом и вовсе очень хорошо. Любимая жена, прекрасные дети. Огромный успех сочинений, авторитет в обществе, признание со стороны высших властей.
Бог и дьявол сражались в сердце великого писателя. Сам же он долго и придирчиво заваривал чай; Анна Григорьевна вспоминает, как тщательно он добивался оптимального сочетания горячести и крепости. По полчаса возился у самовара с кипятком и заваркой.
Трагизм творчества и трагизм жизни – вещи разные. Совмещаются они очень редко. По техническим причинам. Посмотрите на собрание сочинений и писем Ф.М. Достоевского. А также И.С. Тургенева, А.П. Чехова, Ч. Диккенса, В. Скотта, О. де Бальзака и Э. Золя. Не говоря уже о Л.Н. Толстом. Посчитайте тома, проведите пальцем по корешкам. Это же просто руке тяжело столько написать! А душе – столько пережить? А мозгам – столько обдумать? Нужна спокойная творческая обстановка.
Каковая сама по себе ничего не гарантирует.
Но и задавленность жизненными драмами не гарантирует хоть какой-то ценности написанного под означенным прессом.
***
ЕСТЬ МНОГОЕ НА СВЕТЕ, ФРЕНД ХОРЭЙШИО…
До 12 – еще дитя. В 20 – взрослый человек. И впереди еще полвека взрослой жизни. Подростковые шесть-семь лет – лучшее время для того, чтоб научиться понимать, что такое долг и честь, любовь и верность, зарплата, квартплата и расплата.
А отдельные лоббисты фирм «молодежной моды» вопят:
- Мы должны понять подростка!
Это еще почему? Пусть он поймет взрослых. Он вырастет, ему с ними жить.
А иной подросток – с подсказки этих лоббистов – говорит:
- Я хочу быть самим собой!
А кто ты есть сам собой? Неученое существо со шпилькой в носу? Приколемся-оттянемся? Бред какой-то. Лоббизм «молодежной моды», точно.
***
Любимая народная логика – переставлять местами причины и следствия.
Народ убежден, что в алкоголизме виновата водка; в разврате – проститутки; в роскошествах богачей и нищете бедняков – деньги и дорогие вещи; в наркомании – наркотики.
чем глупее и злее идея, тем сильней народ за нее держится. Смертная казнь, депортация инородцев, изоляция «неполноценных», и вообще запрет, тюрьма и пуля как лучшее решение всех проблем – вот истинно народный подход.
Совет ответственному политику: узнай, что хочет народ, и сделай наоборот.
***
НИК STALIN
«На похоронах жены, – рассказывал Каганович, – Сталин был бледен, и от переживаний едва стоял на ногах. Мы с Ворошиловым держали его под руки». «На похороны жены, – рассказывал Ворошилов, – Сталин не пришел. Мы с Кагановичем шепотом обсуждали это». Историки задают вопрос – так что, на самом-то деле был Сталин на похоронах несчастной Надежды Сергеевны? Или нет? Сопоставляют мемуары. Копаются в разных камер-фурьерских журналах.
Мне думается, вопрос надо ставить иначе. Шире. Был ли на самом деле Сталин? Или это только ник? Сетевой феномен stalin?
Конечно, профессор такой-то в своих монографиях, политик такой-то в своих мемуарах, и журналист такой-то в своих статьях пишут, что Сталин на самом деле был.
И мы вроде бы должны этому верить.
Но почему должны? Неужели мы что-то должны тем профессорам, политикам и журналистам, которые за последние три четверти века изолгались в лоскуты, в опилки, до поросячьего визга? В ученых книгах и газетных статьях храбрые вожди превращались в крупных диверсантов и мелких пакостников, а их разоблачители и истребители – потом, в свою очередь – во вредителей и агентов вражеских разведок. Их портреты вырезались из учебников, их фамилии выскабливались из книг. То есть их как бы не было.
Но что такое «как бы»? У нас в интернете не бывает никаких «как бы» или «якобы». Юзер под данным ником либо может комментить, либо он забанен и комментить не может. Точка.
Ники «trotzky», «bukharin», «zinoviev», а также «yagoda», «jezhov», «beria» – и многие-многие другие – банились беспощадно. Практически повсюду.
Но потом разбанивались. В отдельных журналах.
То же самое происходило с ником «stalin».
Кстати, кто-нибудь его видел? Этак живьем? Только не надо про свидетельства современников. Современники свидетельствуют о НЛО, а также о королях-чудотворцах, исцеляющих золотуху наложением рук.
Тем более что в случае stalin этих современников очень мало, и чем ближе они к нему, тем больше они похожи на прочно забаненные ники. А насчет трибуны пленума, съезда или Мавзолея – не надо смешить народ. В стране, где победила система Станиславского, этим никого не удивишь.
Кто этот юзер, окруженный забаненными никами? Я видел его только на картинке – мало ли что нафотошопят. И еще в гробу, в 1960 году. Потом его и оттуда забанили. Да и поди разбери, что за восковая кукла там лежала.
Правда, иногда он появляется в новом написании: «stal_in», «st_alin» и даже «s_tallinn».
Что заставляет прийти к самому логичному выводу:
Сталин – это бот.
Возьмем, например, знаменитую фотографию Сталина – лучшего друга детей. На руках у усатого мужчины раскосенькая девочка лет пяти. Как говорили в те времена, «нацменка». Это действительно бурятка, Геля (Энгельсина Ардановна) Маркизова, дочь наркома земледелия Бурят-Монгольской АССР. Снимок сделан в начале 1936 года и разошелся по всей стране, в плакатах и открытках, с надписью «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» Через полтора года ее отца расстреливают, а шестилетнюю Гелю отправляют в ссылку. Но не изымать же фотографию из-за какой-то девчонки? Поэтому объявили, что там изображена Мамлакат Нахангова. Которой тогда было 11 лет. Но никто не задавал лишних вопросов.
Однако у меня вопрос возникает.
***
ЛЕВ ТОЛСТОЙ И ТРИ МАЛЯРШИ
Пьер говорит Наташе:
«Вся моя мысль в том, что ежели люди порочные связаны между, собой и составляют силу, то людям честным надо сделать только то же самое. Ведь как просто».
(«Война и мир», Эпилог, часть первая, глава XVI).
Да нет, совсем не просто.
Плохие люди объединяются легко. В партии, движения и штурмовые отряды.
А у хороших – не получается.
А если получается, то они тут же становятся плохими.
Давным-давно у нас в квартире был ремонт. Работали три малярши. У них какая-то еще работа была, поэтому они работали когда втроем, когда вдвоем, а иногда и по одной.
Когда работала одна (любая! они разные были, и по возрасту, и по месту, откуда приехали) – она была просто ангел. Приготовить обед было моей заботой, но она сама заваривала чай, мыла посуду, говорила «спасибо» и «пожалуйста», покурить выходила на балкон.
Когда их было двое – так-сяк. Тарелки все-таки ставили в раковину. Иногда. Но уже не мыли.
А когда их было трое – это были настоящие хамки: грязную посуду оставляли на столе, пепел сбрасывали на пол, а окурки топили в недопитом чае. Даже речь у них менялась на громкую и напористую.
Лев Толстой, кажется, прекрасно понимал, что «соединение честных людей» – иллюзия, простительная разве что Пьеру Безухову.
Бунин пишет:
«Вспоминаю еще, как однажды я сказал ему (т.е. Льву Толстому), желая сказать приятное и даже слегка подольститься:
- Вот всюду возникают теперь эти общества трезвости…
Он сдвинул брови:
- Какие общества?
- Общества трезвости...
- То есть, это когда собираются, чтобы водки не пить? Вздор. Чтобы не пить, незачем собираться. А уж если собираться, то надо пить».
(«Освобождение Толстого» Глава VI).
***
ПРО ПИСАТЕЛЕЙ
При мне один писатель надписывал книгу своему другу, тоже писателю.
Друг просил: только давай подробнее, с душой, с пожеланиями, в память о годах служения литературе, про то, как спорили ночи напролет…
Тот долго думал, сочинял. Написал.
- Тридцать четыре! – сказал друг, вчитавшись в написанное. – Спасибо! Можно будет в Литературный музей продать в случае чего. Там берут автографы от тридцати слов.
Первый писатель совсем не обиделся.
***
ЕЩЕ ПРО АВТОГРАФ
Однажды Илья Эренбург увидел в букинистическом магазине свою книгу со своей дарственной надписью: «С уважением такому-то».
Этот человек был жив-здоров и не бедствовал.
Эренбург купил книгу, приписал: «С непреходящим уважением», и послал ему по почте.
А ведь и вправду.
Отнести в букинистический книгу столь знаменитого автора, да еще с автографом – поступок, вызывающий уважение.
***
Готовность беззаветно трудиться и жестоко воевать ради фантазий о «земшарности», ради призрачного «счастья грядущих поколений»; терпеть нищету и унижения, слежку и лагеря, самое смерть принимать как должное - ради чего? Ради великого государства, которое тебе лично, его воину и строителю, не даст ничего. А может и отнять. Но оно - великое, и его величие примиряет с личными тяготами и утратами.
Это и есть низменная духовность.
Духовность - потому что эти блага нематериальны и даже «контр-материальны». Низменна же эта духовность потому, что она адресуется к агрессивным импульсам души, к инфантильным мечтам о всемогуществе. Либо же, того пуще, включаются какие-то до-человеческие, до-сознательные, стайные мотивы сохранения вида за счет отдельных захромавших особей.
Так что бывает духовность, которая гораздо хуже, опаснее, кровожаднее самого пошлого материализма.
***
Свобода – трудная штука еще и потому, что она принадлежит всем. Признавая людей свободными, мы тем самым признаем их свободу быть недовольными cвободой. Таков главный парадокс либерализма. В этом его кажущаяся слабость. Либералы никому не запрещают писать и говорить все, что вздумается; не сажают в тюрьму за анекдот; умудряются строить заводы и дороги без концлагерей; и даже участников государственного переворота не вешают на рояльных струнах через полчаса после провала путча, а судят по всей мягкости закона. И отпускают на свободу. Что вызывает понятное неуважение и даже презрение у незрелых личностей: слабаки, мол, эти либералы.
Но это слабость с точки зрения слободского хулигана. На самом деле либерализм сильнее любой диктатуры, потому что свобода высвобождает максимум народной энергии. Любой другой режим лопнет на репрессиях пополам с подкупом населения (что, собственно, и случилось в СССР), а трудящиеся все равно будут перекуривать и гнать туфту. «Кирпич бар, раствор йок. Засох».
***
«Когда мы принимали Васю Шукшина во ВГИК…», - рассказывала холеная пожилая дама в 1986 году.
Да, да, да.
Я знаю, что она в начале 1950-х работала во ВГИКе.
Что она была в приемной комиссии.
Что она действительно…
Что она и вправду…
Но все равно эти слова – наглое самодовольное враньё.
***
Однажды Твардовский написал Симонову (кажется): «…Десять раз перечитал Мандельштама «За Паганини длиннопалым…» и честно скажу – ничего не понимаю!»
Но вот у Маяковского, например, много стихов ну совсем непонятных. Например «Я сразу смазал карту будня…» Это ребус. И разгадка не доставляет, извините…
Но почему его не упрекают в непонятности?
Наверное, потому, что «Тов. Ежов! Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличное отношение к его памяти и произведениям – преступление».
Если безразличное отношение – преступление, что уж говорить о критике…
***
Есть области, в которых стиль и культурный контекст так же важны, как содержание. Или даже важнее.
В России возможна математика, физика, химия, лингвистика и т.п., ибо это вещи в принципе космополитичные. Не русские и не французские.
Возможна русская литература, да еще как! Ого!
А вот русская философия или русское порно – увы, увы, увы. Ибо это вещи исключительно западные. Ну, или очень восточные, но в любом случае – контекстуально и стилистически «не наши». В этом убеждаешься, когда читаешь Бердяева или заходишь на carpet_rise.
***
ГЛАВНОЕ РУССКОЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ
Ядро русской духовности – «народопоклонство»: простой не шибко грамотный народ лучше, чем образованный класс. Чище и мудрее. И вообще большинство по определению право, а меньшинство пусть знает свое место.
При этом русские считают православие истинным христианством, а католиков – в лучшем случае заблудшими душами, а то и вовсе еретиками.
Однако в христианстве католики как раз и составляют подавляющее большинство, «простой народ», со своими – как считает Православие – не шибко грамотными представлениями о телесном вознесении и явлениях Девы Марии, о чистилище, о святости папы…
А православные в мировом христианстве – интеллигенция, рафинированное меньшинство.
***
КО ДНЮ УЧИТЕЛЯ
Я всегда буду помнить своих школьных учителей. Они были прекрасны.
Раиса Ивановна, самая первая. Я ей сказал «Раиса Иванна, у меня чернила кончились», а она весело на меня посмотрела и сказала: «Пиши соплями!».
Я повертелся и одолжил чернила на соседней.
Отличный урок: не жалуйся, не клянчь, справляйся сам.
Лидия Сергеевна. Выспренняя, изысканная, говорившая гулким театральным голосом, везде находившая мораль, вывод, некое «… а значит, а следовательно…».
Надежда Антоновна. Она однажды нашла у меня тетрадь моего соседа по парте с жутко похабными стихами и моими редакторскими правками. Сказала: «А что хорошего вот в этом стишке? Другие хоть смешные, а это просто глупая нецензурщина, и всё». Я сказал: «Я все-таки думаю, что здесь есть над чем работать». Она засмеялась и отдала мне тетрадь.
Татьяна Гавриловна читала нам стихи Вознесенского, а однажды сказала: «Я, конечно, подчиняюсь решениям XX двадцатого и XXII съездов. Но я считаю, что разоблачение Сталина было большой ошибкой. Но не потому, что я сталинистка! Что вы! Но я уверена – народу эти разоблачения не нужны. Народу это вредно».
Это словесники. А был еще учитель труда Руслан Константинович. Он меня любил и ставил в пример. Говорил: «Смотрите, как Драгунский деталь выточил! Чисто, аккуратно. Сразу видно – парень из интеллигентной семьи!»
Продолжение >скачать dle 12.1
