Юрий Смирнов. НОВЫЙ МАРТ

Редактор: Иван Полторацкий





Комментарий  Ивана Полторацкого:  

Юрий Смирнов – поэт крупной формы, один из столпов современного “нового эпоса”, в связи с которым вспоминаются имена Фёдора Сваровского, Арсения Ровинского, Линор Горалик, Марии Степановой и многих других. Ключевой особенностью “нового эпоса” является введение в поэтический текст развёрнутого нелинейного повествования, большой истории эпической формы, погружённой в отдельную вселенную. Балладность нового типа усложняет не только тематическую, но и формальную составляющую текста: для сотворения новой вселенной требуется новый язык. Повествовательные возможности верлибра сочетаются со структурными принципами силлабо-тоники, рифма в некоторых текстах выполняет сюжетообразующую функцию. В конечном счёте, “новый эпос” тяготеет к роману, как сверхжанру, потенциально включающему в себя все существующие жанровые формы.

Юрий Смирнов не разменивается по мелочам, он выстраивает свою по поэтику по принципам крупной формы. Недаром его предыдущая поэтическая книга называлась “Вселенная неформат” (“Вездец”, 2020).  Это исключительное во многих отношениях издание (384 страницы, плотная бумага, цветные иллюстрации Олега Пащенко) является образцовым сборником современной эпической поэзии, судя по рецензиям и отзывам, производящим мощное эстетическое впечатление на самых разных читателей.

Стихи, представленные в этой подборке, должны войти в следующую книгу Юрия Смирнова, которая готовится к публикации в ближайшее время. Из многочисленных и разнообразных стихотворений, написанных Юрием Смирновым за последние несколько месяцев, мною было выбрано девять текстов, объединённых общим эросом невозможного. Что это такое – никто не знает, но, если внимательно всмотреться в свете наступающей весны, то можно обнаружить причудливые следы его присутствия – в этих стихах. И не только.



ТИЦИАН. СОТВОРЕНИЕ МИРА

Имена трех китов – Зеф, Карбон и Ахав.
Имена трех слонов – Кришнамурти, Башенка и Хаммурапи.
Три быка, три гектара с утра испахав,
Наслаждаются сыром, полентой и граппой.
И один говорит:
Я Давид, царь земной Иудеи,
И у меня три года стоит.
И другой говорит:
Братка, это ковид,
У врачей есть такая идея.
Черепаха София все стерпит,
И любовь, и надежду, и веру.
Плоский шар опоясал герпес,
И не спится последнему кхмеру,
Красному, 
Как новогодний шарик,
Где внутри бог и серебряный дождик,
А снаружи – бог и китовая рожа.
Но вернемся к этому Тициану в Авлиду.
Станция по переливанию мозга,
Мотивационные письма от лида,
На канале оперном сегодня «Тоска»,
С Паваротти и двумя другими слонами.
Я сто лет по плоской земле слоняюсь
И губами чувствую закругленье,
Ореолы, радиусы, экспоненты
Счастья.
Да и на глазок – загляденье.
 


БЕГСТВО

Мы забыли об отдыхе,
Спали по очереди,
Ели готовое неразогретым,
Отбивались от друзей и знакомых.
Не расскажешь же,
Что мы тюремщики.
Я говорил тебе -
Это временно,
Его простят и, наверняка, выпустят.
Ты говорила мне -
Слышишь, как с хрустом 
Рвут двери времени?
Вышибают цветные окошки неба?
Если его заберут у нас -
То для казни.
Красные реки, урбанистики вены.
Черная атмосфера
Постоянного трансфера.
Памятник Ленину бредет в никуда
Про проспекту имени Агасфера.
Господарь Цепеш переходит
В повестке собрания граждан
К пункту «Разное».
И над горизонтом в крови Венера.
А мы не справились,
Обвили друг друга руками глупыми,
Шептали запрещенное в ухо,
Кусали мясо,
Как моряки безумные.
А потом – мы заснули.
Не знаю, что меня разбудило...
Грохот камня, рвущегося по шву,
Твоего дыхания белый шум,
Или жуткий, непрошенный зум.
Его не было.
Только дыра в стене.
И любовь,
Что как чемпион по борьбе,
После смерти всех
Ставший еще сильней.



ПРОМЕТЕЙКА

Манкунианцы Гуанчжоу,
Кубанцы Северной Дакоты,
Мы на пуантах шли в трущобы,
В лихие схроны, в злые сквоты.
Марксисты Первого Причастья,
Анархия Седьмого Дня.
Несли мы в коромыслах счастье,
А принесли модель огня.
Как парижанки Черноземья,
Как сибирячки Гонолулу,
Вы над землей летели зернью
С кровавой ленточкой июля.
Ночные Ведьмы, Суфражистки,
Богини Пепла и Коня.
Несли в подоле форму жизни,
А принесли модель огня.
Венерианцы Интернета,
Индиго Пятого Айфона,
Исчезли к ядерному лету
На радиационном фоне.
Бисмастер, Дум и Гирокоптер,
Иуда-бог и бес-Свинья,
Несли сто заповедей овцам,
А принесли модель огня.
И пусть пылает злое тело,
Горит надменная основа.
Дымится лодка Шику Белу
И тлеют угольки Сосноры.
Тупоугольный Треугольник
И Красный Кровяной Квадрат,
Бессмертная Яйцеиголка
И чертова модель огня.



ВЫСОТКА

Снять квартиру в шпиле высотки
Было ничьей, но плохой идеей.
Зато вид обалденный,
С севера – одичалые,
С запада – конница Гудериана
И стальная мотопехота Нея.
Из колонок – Адель и Рианна,
Из одежды – колготки
С открытым, как Белград в сорок первом, низом.
Это вызов – жить в шести кубометрах вертикального лего.
Это нега – касаться друг друга 
Бесконечно любимо.
Снова мимо на черных оленях
Летит Санта Морте.
Мы немного опаздываем 
Ко всем распродажам. 
Потому что море
на юге горит
Красным воском.
Потому что восток наступает
Ордой и Портой.
И мы пьем из друг друга 
В морозной жажде.
И наглаживаем друг друга
По свежей шерстке.
Жестко жизнь распорядилась нами.
Разбросав кусками.
Приковав цепями безнадежно крепко.
Лифт на сто этажей,
Вход в живую подземку,
Книжную, овощную, кофейную
Репку, ей так не хватает мышки.
Мне сегодня на выселки
В Институт Глупой Физики имени Ричарда Филлиппса Фейнмана.
Ты выходишь на станции "Н. Искренко".
Вечером – в нашей вышке.



НЕБЕСНЫЙ ДОМ

Помнишь, как жили в летающем доме?
По канату спускались
За помидорами и сигаретами
В магазин,
Где три ловких узбечки
Гвоздями прибиты к полу,
Чтобы не улетели,
Но ловко лианят между прилавков?
Помнишь, как выходили каждое утро
Набрать в чайник
Свежего облака,
Растопить,
И заварить такой кофе,
Что весь миллионноквартирный дом
Просыпался,
Пел и стучал в батареи другим вокалистам?
Мол, прекратите немедленно!
Вы нам мешаете делать
Точно такое же!
Такие смешные.
Помнишь, как я приближал свои губы
К твоему лону?
Как ты кричала, потом снова кричала,
И еше раз кричала,
Потом всё тихо-тихо, потом хохотала
И спрашивала, в чем мой секрет?
Я не сказал тогда,
А сейчас расскажу, – надо просто на клиторе
Языком
Писать на фарси строфы поэмы
“Юсуф и Зулейха”
Лже-Фирдоуси.
А мне так нравилось, когда ты сверху,
Сосредоточенная на процессе.
Помнишь зимнее небо, похожее на невесту?
Летнее, словно вишню давили на синей скатерти?
И небо между
Летом, зимой, вечностью и кроватью?
И закатная ленточка, стартовая,
В волосах не того,
А другого, нового, марта.



МОЯ СЛАДКАЯ ЭНН

Всем вам, конечно, известна история о камере Пэйтона.
Несколько штатов в Соединенных Штатах до сих вздрагивают
При упоминании камеры Пэйтона.
А еще несколько штатов не существуют
Из-за камеры Пэйтона.
(сразу скажем, что аналогичные российские разработки проходили под строгим контролем
властей, поэтому кончились неудачей, к радости российских властей)
Предыстория.
В две тысячи двадцать четвертом году
Физик-расстрига Ричард Пэйтон
В запрещенной законом домашней лаборатории
Атаковал нейросеть излучением пси- и омега- волн
И отметил странный эффект -
Погибающий интеллект
Словно пытался оживить сам себя,
Приращивал смыслы на раненые места,
Выжил,
И стал генерировать благодать.
У Ричарда несколько лет назад
Умерла мать,
И вот на некст дэй после эксперимента
Он встретил ее в торговом центре
В компании Фэй Дануэй
И Джейн Фонда.
Она не узнала его,
Но, безусловно, это была она,
Элегантна, умна и модна,
Как обработанная фотошопом
Мадонна.
История.
С двадцать четвертого по двадцать седьмой год
Ричард Пэйтон совершенствовал свое детище -
Виртуальную камеру 
Восстановления гармонии мира,
Известную ныне
Как тессеракт Пэйтона.
Помните, как новостные ленты
Сошли с ума,
Обнаружив вслед за альбомом 
Похожим на музыку Джона Леннона
Человека, похожего на Джона Леннона
С ДНК Джона Леннона?
(был казнен по гражданскому иску
Йоко Оно)
А потом сотни
Событий, трактуемых миром 
Как загадки природы,
Дыра в потустороннем заборе,
Спецотдел ФБР "Обычное горе"
Боровшийся с новым безумным счастьем.
Конец истории.
Двенадцатого апреля 
Две тысячи двадцать восьмого года
ФБР при поддержке Национальной Гвардии
Окружили ранчо "Ригведа",
Где в компании ассистентов,
Работал и жил Ричард Пэйтон.
Понимая, что дни его сочтены,
Как и часы, и даже мгновения,
Ученый, не долго думая, загрузил в камеру
Свою юношескую любовь
Ее звали Энни.
Энн-Джейн Шугар.
Она была остроносой и резкой,
Как халапеньо.
Крутила Ричардом, словно опытная кокетка,
Гоняла его по кругу,
Потом сбежала из города
С каким-то заезжим рестлером,
Сама выступала в клетке.
Пэйтон хранил записи ее боев
На жестком диске,
Заблюрив, конечно, как и велит закон
Ее четверки,
Ее звездно-полосатые сиськи.
Эпилог.
Чудовища, вырвавшиеся из камеры,
Умертвили всех обитателей ранчо,
Разметали силовиков,
Жрали смачно их цээнэс,
Срыли за сутки Индианаполис,
И были стерты с лица земли
Комбинированным ядерным 
Суперударом.
Мир, сука, еще и легко отделался, –
Говорила подругам старая миссис Пэйтон, –
Отскочил практически даром.



ВОЛЧОК

Как ты змеишься под моими руками,
Как серебришься черно,
Как поет белое знамя кожи,
Как глаза барабаны 
Ресничным ударом бум бум бум,
Как любой скайп или зум 
Превращается 
В веселый клеточный смерч...
Надо выпустить мерч
Нашей маленькой группы дебилов,
Нашей команды людей
С идиотскими лицами.
Нам только дай дай дай повод.
Мы корчили рожицы,
Пока вы корчились в коконе ковида,
Когда превращались в самоубийцу.
Вот и настало будущее
И сразу закончилось.
Рубят мясо надежды
Черные вертолетные лопасти.
Человечество вышло толпой
Из зоны комфорта,
Как на офорте Брейгеля-старшего
«Операция по удалению
Камней глупости».
Человек человеку волчок серенький.
Рядом лежит, за бочок кусает.
Аккуратно.
Едва касаясь.
Полный нежных и очень шкодных намерений.



АСТРА

Есть такая звезда в небе
Над нами,
В созвездии Льва,
Под лапой спящего зверя,
Так вот,
Есть такая звезда – Вольф 359.
Обычный красный карлик.
Не так и далеко от нас.
Если лететь на еще не придуманном звездолете –
До Вольфа 359 –
Как пешком до Улан-Батора
Тринадцать раз
Туда и обратно.
Тихо.
Как подобает путнику.
Без шума и гнева.
Эту звезду открыл Макс «ну конечно же» Вольф,
Спокойный немецкий мужчина,
Усы, борода, астрофизика.
Родился, прожил всю жизнь 
И умер во время дневного сна
В Гейдельберге -
В Германском Союзе,
В Великом Герцогстве Баден,
В Германской Империи,
И в Республике Веймарской.
Год не дожил до Третьего Рейха.
У звезды Вольф 359
Нет ничего необычного.
Ее даже не видно без телескопа.
Сколько не пялься на небо,
Топаешь ли в Улан-Батор,
Или домой возвращаешься
С маленьким Буддой в кармане, -
Ее не увидишь.
Она как душа.
Как любовь.
Как движение времени.
Макс «я фотографирую небо» Вольф
Открыл миллион астероидов.
Он называл их
В честь жены,
В честь сыновей,
В честь нелюбимой сварливой тещи,
Именем бургомистра,
Именами служанок, молочниц,
Нянек, модисток жены,
И даже цветочным именем фрау
Из дома терпимости,
Что секла его розгами
В черных ажурных чулках
Каждый третий четверг 
Каждого месяца,
Кроме июля.
Рози.
Ее звали Рози.
Если быть до конца откровенным,
Между орбитой Марса и орбитой Юпитера
Кружится Гейдельберг
Начала двадцатого века.
Женщины, дарившие счастье.
Дети, вселявшие в сердце надежду.
Начальство, вполне неплохое.
И теща, исчадие ада.
А сам астроном 
Даже не вспоминает о них.
Он в раю.
Он сам себе дерево, яблоко, змей, 
Адам и ажурная Ева,
На звезде
Вольф 359



ВЕНУС

Тайный второй космонавт
Николай Протопопов
(имени его вы не найдете
в книгах с хрустящими фотовставками
и в наградных листах)
От рыбалки и баньки устав,
Трижды по сто нарушив устав
Тайного Космофлота,
Рассказывал мне
Под поломанный диктофон 
О своей работе.
Заканчивалась суббота
Обычного десятого лета.
Во дворе протопоповской дачи
Малолетние внуки ломали ракету «Прогресс».
На Первом шел онлайн-процесс 
Над политической сетью «Кафка».
Было жарко.
И оболтусов этих жалко.
Мы пили с ним «Жидкий Гелий».
Это не водка – это лазер,
Сжигающий эпителий
Под медвежьи пельмени.
«Да оставь ты Марс американцам.
Это их мечта, это их планета,
Их голубая вера 
В улететь далеко и построить свободу заново.
Ну а наша, советская, русская тема – Венера.
Красная, как калина, как знамя наше, как хер собачий.
Жаркая – что очень важно для нас, вечно продрогших, тюменских, пермских.
Ближе к Солнцу – как ближе к власти, к гибели, к отсчету времени.
И еще мы всегда верили,
Что там, на Венере, живут нормальные бабы,
Без за.бов и марсианской фригидности,
Умные и красивые.
Русские, но немного такие француженки.
Слушай, тебе «мерс» не нужен?
Ему тридцать шесть лет, 
Но он вечен,
Как космонавтская печень»
Смеется.
Над горизонтом еще не исчезнувшим в темноте,
Сверкает Венера,
Но звезды в ее ожерелье
Не наши.
Не те.
«Я был на Венере.
Проехал в огне сто пять километров
И никого никого никого
Там не встретил»







_________________________________________

Об авторе:  ЮРИЙ СМИРНОВ 

Родился в 1973 году в Кировограде, учился в Харьковском Государственном Университете (биология) и Кировоградском Педагогическом Университете (русская филология). Работает в кино- и телесценаристике. Среди авторских работ – сериалы «Синдром дракона», «Костоправ», «Доктор Анна», «Горе от ума». Ранее публиковался в журнале «Новый мир», альманахе «Конец Эпохи», журналах «Идиотъ», «Аврора», «Юность», «Литерратура», сайте «Формаслов» и др. Один из авторов книги «Русские верлибры» (2019, вместе с Д. Даниловым и И. Карауловым) В 2020 году вышла первая сольная книга «Вселенная Неформат». Победитель Григорьевской поэтической премии 2015 года, лауреат фестиваля драматургии «Любимовка» 2018 года.скачать dle 12.1