ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Евгений Деменок. КЛЯНУСЬ, НАПРАСНО ТЫ РАССТРОИЛСЯ

Евгений Деменок. КЛЯНУСЬ, НАПРАСНО ТЫ РАССТРОИЛСЯ

Колонка Евгения Деменка





Это лето было в Одессе чрезвычайно жарким, и после дождливой прохладной Праги мы искренне наслаждались – не столько морем, сколько солнцем и местной кухней.

Но не только жара является особенностью летней Одессы. К нам по-прежнему приезжают замечательные люди. 

В этом году в Одессе почти всё лето прожили Мария Галина с Аркадием Штыпелем, а в июле приехали Дмитрий Быков с Катей и маленьким сыном.

И вот мы всей компанией ужинаем в лучшем, пожалуй, одесском ресторане «Дача». После литературных баек и сплетен разговор неизбежно перешёл к сравнению преимуществ летней Одессы с недостатками летней Москвы и неизбежному же выводу о преимуществах жизни на юге. Но Одесса для одесситов – не юг, а центр, и я решил рассказать о своей недавней поездке на действительный, настоящий юг – в кипрский Троодос, главной целью которой была встреча с человеком, видевшим последнего египетского короля Фарука.

Если Кипр – отдельная вселенная, то Троодос – это вселенная во вселенной. Те, кто не бывал на Кипре, обычно представляют его как остров вечного лета со всеми присущими этому атрибутами – пальмами и вечной жарой, что соответствует действительности, но не полностью, и не могут поверить, что зимой на Кипре вполне можно кататься на лыжах, санках и радостно хохотать, проваливаясь в снег по пояс. Деревня Платрес – если ехать в Троодос из Лимассола – является климатическим водоразделом. Ниже, к морю, снега уже не бывает, а выше – заснеженный Олимп с несколькими лыжными трассами и почти альпийская природа, с растущими только тут уникальными троодосскими соснами. И даже дома тут отделаны серым сланцем в совершенно альпийском стилетак, что можно в определённый момент решить, что ты находишься не посреди Средиземного моря, а где-нибудь в Баварии или Швейцарии. 

Паломничество в горы Троодоса началось в 1930-х, причём ездили туда не кататься на лыжах, как сейчас, а спасаться от летней жары. Англичане, жившие в Египте, Ливане, Палестине, быстро поняли, что Троодос – это самые близкие и доступные для них на Ближнем Востоке горы. Поэтому главный слоган местной отельной рекламы был таким – у нас на десять градусов ниже, чем на побережье. Туризм пошёл в гору, начали строиться новые отели. Среди них выделялись два роскошных – «Форест Парк» и «Беренгария».

Сейчас, девяносто лет спустя, диву даёшься тому, как по-разному сложилась их судьба. Ведь построены они были почти одновременно – «Беренгария» в 1931-м году, «Форест Парк» в 1936-м, и оба отеля очень быстро стали культовыми. В 1936-м и в 1938-м в «Форест парке» дважды останавливается Дафна дю Морье; она пишет здесь семейную хронику, а потом знаменитую «Ребекку», через несколько лет экранизированную Хичкоком. В 1954-м тут же останавливается греческий поэт Йоргос Сеферис, будущий Нобелевский лауреат – именно здесь после почти семилетнего перерыва к нему возвращаются стихи. «А в Платрах соловьи тебе всю ночь уснуть мешают»... 
Соревнование между отелями не останавливалось ни на минуту. Никто не хотел дать слабину. И в первые годы – даже пару десятков лет – они шли «ноздря в ноздрю». Сколько политиков мирового уровня в них останавливалось! В «Беренгарии» - Уинстон Черчилль и первый израильский президент Хаим Вейцман, в «Форест Парке» - Индира Ганди и Эрих Хоннекер, Даниэль Ортега и Вацлав Клаус, греческая принцесса Ирина и, конечно, мой любимчик, египетский король Фарук, ловелас и плейбой, азартный игрок и любитель роскоши. О его пребывании тут до сих пор ходят легенды. Одна из них – о том, что именно Фарук попросил местного бармена изобрести алкогольный коктейль, который походил бы на холодный чай. Он ведь был мусульманином, а значит, не мог пить алкоголь, тем более в присутствии челяди. Так появился «Brandy Sour» - две части кипрского бренди, одна часть лимонного сквоша, две-четыре капли битера и газированная вода со льдом. Для коктейля лучше всего использовать те самые жёлто-зелёные, сладко-горькие кипрские лимоны…

Ах, Фарук! Сейчас он кажется мне символом тех славных старых времён, когда Левант был не взрывоопасным регионом, а средоточием, центром Dolce vita – с его синем морем, ярким солнцем и яркими людьми. Хотя, наверное, это всего лишь моя фантазия, и взрывоопасным он был всегда… Глядя на ту же Грецию из Праги, а уж тем более из Германии, кажется, что всё там зыбко, нестабильно, кризис следует за кризисом, при этом пир во время чумы, то политической, то экономической, никогда не прекращается. Но когда приезжаешь в Афины, начинает кружиться голова – от радости, простора, высокого голубого неба, чувства свободы. И понимаешь, что тут можно не просто жить, причём, как показывает история, долго, но можно жить счастливо, и северные серость и уныние – вовсе не панацея, и лучше всё-таки жить ярко, нежели чересчур спокойно.

Так и Фарук – он жил ярко, несмотря на бесконечные проблемы, внутренние и внешние, несмотря на то, что ему пришлось вступить на трон шестнадцатилетним, совершенно неподготовленным к власти юношей, и нужно было бесконечно балансировать между англичанами, итальянцами и  своими собственными, египетскими, националистами. Зато его искренне любил народ, а отец оставил ему огромное состояние - одну седьмую всей пахотной земли Египта, пять дворцов, двести автомобилей и две яхты общей стоимостью почти в два миллиарда долларов в сегодняшних деньгах. Фарук часто ездил в Европу, где спускал огромные деньги на покупки, и, говорят, съедал по шестьсот устриц в неделю, что никак поначалу не сказывалось на его комплекции. Высокий – 182 сантиметра ростом, стройный, он был секс-символом своего времени, попал на обложку «Time», а «Life» восторженно писал о нём как об образце молодого мусульманского джентльмена. Он был женат дважды, первый раз на девушке из знатной семьи, во второй на простолюдинке, и с первой женой боялся поначалу заниматься сексом – стеснялся своего крошечного пениса. Но потом преодолел смущение, да ещё как – бесконечно менял любовниц, самыми известными из которых были египетская актриса Лилиан Виктор Коэн, итальянская певица Ирма Капече Минутоло, которая потом утверждала, что он сочетался с ней тайным браком, и две писательницы – шведка Биргитта Стенберг, известная своей бисексуальностью, и англичанка Барбара Скелтон. Его определённо тянуло к литературе – первое королевское обращение к народу поразило всех своей поэтичностью, что не удивительно, потому что автором его был его знаменитый наставник, писатель, спортсмен и путешественник Ахмед Хассанеин. Позже Фарук порвал отношения с Хассанеином, узнав о том, что тот состоял в любовной связи с его матерью – он был страшно разгневан тем, что мать не хранит память об отце. 

Ирма Капече Минутоло характеризовала Фарука как мужчину нежного и чувствительного, что наверняка правда. Он был умён, хитёр, умел нравиться, кроме родного языка прекрасно говорил на английском, немецком, французском, итальянском, но в середине прошлого века человеку такого уровня трудно было надеяться на постоянство и стабильность. В конце концов, после шестнадцати лет правления и проигранной Израилю войны его свергли, и остаток жизни он провёл в изгнании. Да, в изгнании, но в каком! Он уплыл из Египта на своей королевской яхте El Mahrousa, которая была построена ещё в 1864 году для его деда, Исмаила-паши, и перевезла в изгнание четверых египетских правителей. Получил от своего друга, князя Ренье III, паспорт Монако, жил в Риме, играл в казино в Монте-Карло, проводил много времени в Женеве и Париже и не переставал тратить деньги на поддержание того образа жизни, который он так любил. Роскошь и гедонизм – чёрт побери, разве это не привлекательно? К счастью, деньги у него оставались, несмотря на то, что многое после революции было конфисковано. В его дворце нашли огромную коллекцию порнографии – скандал! Да, он был коллекционером, знатоком, его огромная, в восемь с половиной тысяч экземпляров, коллекция монет была одной из лучших в мире, и когда её решили продать с аукциона, «Сотбис» вынужден был разбить её на части, потому что купить целиком не мог никто. В общем, Фарук продолжал есть по утрам икру, а по вечерам - устриц и запивать их минералкой и колой. Когда на Виа Витторио-Венето, в самом центре светской жизни Рима, у очередной певички или актрисы появлялись дорогие украшения, первым вопросом было: «Фарук»? Говорили, что он знал в Риме каждую проститутку. Знаменитый Гор Видал вспоминал однажды вечер на этой самой Виа Венето, проведённый в обществе Фарука – тот целовал сосок проститутки, а когда промчавшийся мотоциклист выхватил у неё из рук сумочку, Фарук даже не оторвался, а потом рассмеялся и дал ей денег, чтобы она не слишком переживала. «У каждой страны должен быть хотя бы один собственный король Фарук», - написал потом Видал.  

В конце концов Фарук набрал вес – почти сто тридцать килограммов - и стал для многих олицетворением некоего карикатурного восточного деспота-самодура – в своих карикатурных тёмных очках и с неизменными телохранителями рядом. Способствовали этому и его странные привычки. Например, однажды он украл карманные часы у Черчилля, вернув их потом со смехом и объяснив, что это была шутка, и он тренировал навык, полученный от карманника, помилованного им однажды в обмен на обещание обучить его премудростям этой профессии. Ещё одна громкая история – когда Фарука стали мучить навязчивые ночные кошмары, в которых его разрывали на части львы,  он отправился в каирский зоопарк и застрелил двоих. Наверное, кошмары прекратились – по крайней мере, больше в зоопарке он не появлялся. Ещё одним помешательством стало коллекционирование. Первым номером всегда шли женщины, а дальше всё подряд - драгоценные камни, живопись, антиквариат, вплоть до бритвенных лезвий и бутылок из-под «Кока-колы». Почти всего его женщины оставили о нём воспоминания – Барбара Скелтон, например, писала о том, что Фарук любил плавать в обнажённом виде и заниматься сексом в бассейне своего дворца, что был уверен в себе, мил и обаятелен, обожал оральный секс и подшучивал над всем на свете – тем, что толстеет и превращается в «живот с головой», тем, что лысеет, но никогда не подшучивал над размером своего пениса.

Наверное, можно объяснить любовь женщин к нему его положением и состоянием – кого не соблазнят власть и деньги? Но мне же кажется, что как минимум половину успеха составляло его обаяние. 

Умер Фарук в сорок пять лет, сразу после своего привычного позднего ужина во французском ресторане в Риме – он съел дюжину любимых устриц, лобстер «Термидор», жареного ягнёнка с жареным картофелем, сливочно-каштановый «Монте Бьянко» с апельсинами, выпил две большие бутылки минеральной воды с «Кока-Колой», закурил дорогую сигару, схватился за горло и упал лицом в тарелку.

Сначала все подумали, что это – очередной розыгрыш. Оказалось, всё более чем серьёзно. Фарук умер через несколько минут после того, как попал в больницу. Сопровождавшая его пышногрудая блондинка Анна Мария Гатти тут же исчезла. Вскрытие не проводили, официальной причиной смерти назвали сердечный приступ, но до сих пор ходят слухи, что его отравили египетские спецслужбы – недаром он всегда носил с собой оружие. В день смерти, например, при нём была Beretta 950 Jetfire.

С той поры прошло много лет. Кажется, та эпоха ушла безвозвратно. Но, к счастью, остались её свидетели.

Я ехал в «Форест парк» с тайной надеждой встретить его хозяина, Ираклиса Скирианидиса. Из большого интервью с ним, которое я прочёл однажды в лимассольской газете, следовало, что в отеле он бывает почти каждый день, хотя и отдал его в управление несколько лет назад. Это понятно – Ираклису далеко за восемьдесят. Даже Геракл может позволить себе небольшой отдых.

Исторические отели – это осколки былых времён. Отличные места для того, чтобы почувствовать ушедшую эпоху. Например, в женевском «Noga Hilton» легко можно снимать бондиану периода 60-х и 70-х. Деревянная отделка изголовья кроватей, давно утратившие актуальность встроенные радиоприёмники, холл – ты словно попадаешь в фильм с Шоном Коннери. Обстановка в «Форест парке» - смесь пятидесятых и девяностых. Нет, с удобствами всё в порядке – недаром владельцы так гордятся тем, что первыми на острове устроили ванные комнаты с горячей водой во всех номерах. Но дух отеля, добротная деревянная отделка, старые фотографии на стенах, ещё более старые автомобили в гараже – всё сразу погружает гостя в славное и немного таинственное прошлое.  

Первым, что я увидел, въехав в тенистую аллею, начинающуюся сразу за каменной аркой, был стоящий в открытом гараже густо присыпанный пылью тёмно-бордовый «Chevrolet Master Six» 1936 года выпуска. Я уже знал, что на нём ездил Фарук, поэтому бросил свою машину рядом и обошёл «Шевроле» по кругу, жадно вглядываясь внутрь. Подёргал ручки – они легко открылись. Передние сиденья были завалены всяческим хламом, и я сел на заднее. Оно было продавленным, но мысль о том, какими знаменитыми задницами это было сделано, согревала.

Соседнее место в гараже пустовало, и я поднялся по каменной лестнице ко входу в отель, чтобы найти вторую машину. Так и есть – Sunbeam Rapier стоял прямо у входа. Справа от него, на стеклянной двери маленькой пристройки, табличка: «Мини-музей Ираклиса Скирианидиса». Дверь заперта, но через окно видны были огромная книга для записи гостей, старые лампы, спинки от кроватей, тумбы, зеркала, керамические вазы, ночные горшки, старые бутылки и даже аппарат для перегонки кипрской зивании. 

Я вхожу в холл, украшенный огромными холстами, написанными основателем гостиницы, Йоргосом Скирианидисом. В креслах сидят дамы и мужчины в костюмах тридцатых годов, рядом хлопочет гример, оператор выставляет свет, готовясь к фотосессии. У стойки регистрации толпится группа пожилых гречанок. Я прохожу дальше, до стены, увешанной старыми фотографиями. Разглядываю знаменитых гостей отеля. Вспоминаю, что писал о Сеферисе подружившийся с ним благодаря Лоренсу Дарреллу Генри Миллер.
Вернувшись, прохожу через большой зал и выхожу на террасу. Лестница ведёт вниз, к бассейну, откуда отлично виден закруглённый торец «баухаусного» корпуса, так выделяющийся среди здешней архитектуры. 

Я ещё раз обхожу весь отель и снова всё фотографирую. Ираклиса, увы, нигде не видно. Можно уезжать.
Но… Нередко бывает так, что человек, которого хочешь встретить, вдруг сам оказывается на пути, и вокруг, кроме вас, никого нет. Так случилось и сегодня.

Ираклис Скирианидис стоял у входа в отель, точнее, у своей машины, и смотрел прямо на меня. Невысокий, почти совсем лысый, с крупными чертами лица, восьмидесятилетний Геракл широко улыбался. Я не смог скрыть своего восторга и бросился к нему. Через минуту он уже рассказывал мне историю своей жизни.
- Этот чудесный Sunbeamотец подарил мне, когда я окончил лондонский колледж. Машине шестьдесят лет, а она всё ещё на ходу. 
- А как можно попасть в этот крошечный музей?
- Сейчас я позову менеджера. Ключи у него. Мне самому интересно зайти – мы только-только его открыли.
Ираклис медленно уходит, за ним закрываются стеклянные двери отеля, и я остаюсь рассматривать его машину. Наконец он возвращается; за ним идёт недовольный менеджер, которого по пустякам отвлекают от работы. 
- Всё, что тут собрано, сослужило когда-то свою службу в нашем отеле, - рассказывает Ираклис. - В этой книге регистрировали в сороковые годы посетителей. Вот спинка от кровати, на которой спал король Фарук. Он приезжал к нам в самом расцвете своего могущества – в 1946-м и 1949-м. Мой отец попросил тогда гостей, среди которых были и арабские шейхи, перебраться в соседние отели – иначе мы не разместили бы все тридцать человек его свиты. Фарук снял целый этаж и сам занял два лучших номера. Если бы такое случилось сегодня, и приехала, например, английская королева, вряд ли кто-то согласился бы уступить свой номер.

Я пробую представить себе визит Фарука. О том, с какой роскошью он путешествовал, можно судить по описанию во французской прессе его приезда в Довиль в августе 1950 года. Фарук устраивал тогда мальчишник перед свадьбой со своей второй женой, восемнадцатилетней Нариман Садик. Он отплыл из Египта на своей яхте Факр-эль-Бихар с эсминцем в качестве эскорта. С ним в Марсель прибыли повара, тридцать телохранителей-албанцев, секретари и врачи, специальные дегустаторы из Судана и множество другой обслуги. Фарук ездил по Франции в колонне из семи Кадиллаков, окружённых мотоциклистами, а над ними летел самолёт, готовый в любую секунду приземлиться, если Фарук вдруг захочет взлететь. В Довиле его ждали сотни журналистов, которые жадно ловили каждую деталь его пребывания там – то, что его свита заняла двадцать пять номеров Hotel du Golf, то, как он объедается, поглощая за один раз множество блюд со сливками - телячьи отбивные, шампиньоны и затем малину,причём каждое блюдо пробовали заранее его дегустаторы. Воистину раблезианский персонаж! Играя в баккара, он в первый же вечер он выиграл в казино 20 миллионов франков, а во второй – пятнадцать. Но ему всё равно были рады – в итоге он спустил в казино море денег, оставаясь там каждую ночь до пяти утра.

Конечно, рады были ему и тут, в «Форест парке». Недаром Ираклис, тогда мальчишка, помнит детали его приезда до сих пор.
Потом мы пили кипрский кофе на террасе и говорили о Кипре и его удивительной способности выживать в любые времена, при любых обстоятельствах. 

То же, пожалуй, можно сказать и об Одессе.

А Дмитрий Быков, на удивление внимательно выслушав мой эмоциональный рассказ о Фаруке – разумеется, значительно более короткий, чем изложено выше – обнял жену и, улыбаясь, торжественно произнёс родившееся только что четверостишие:  

Клянусь, напрасно ты расстроился,
Египетский король Фарук.
Размеры нашего достоинства
Зависят лишь от женских рук.

Интересно, что сказал бы на это сам король.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
738
Опубликовано 30 окт 2021

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ