Редактор: Наталья Якушина
(одноактная пьеса)
Действующие лица:ВЕРА - дочь
ВЕРА - мать
Полумрак. Театральная сцена подготовлена к прощанию с местной примой. Гроб на массивной подставке со стеклянной крышкой посреди сцены. Большой портрет закреплен на специальном каркасе. Рядом с гробом стул, на нем женская шляпа из реквизита. ВЕРА (выходит на сцену в черном платье и шейном платке в тон). Привет, ма! Никуда не уходи. У меня к тебе дело.
Пауза.ВЕРА. Да, это из нашего спектакля, в котором мы обе играли: ты мать, я дочь. Мы жили сценой и не делили Виктора, как главную роль.
Пауза.ВЕРА. Ладно, это я чего-то не о том. Никак не могу сосредоточится. Наверное, потому что в первый раз в таком положении. А ты, ма?
Пауза. Вера оборачивается к гробу и ждет ответа.ВЕРА. Хотя, что я спрашиваю – ответ очевиден. Ты тысячу раз умирала на сцене, ты знаешь, как это делается. Я, собственно, тоже знаю, потому что это всего лишь роль. Роль в твоей пьесе. Поэтому ты вправе спросить, что я тут делаю.
Поворачивается к гробу.ВЕРА. Спрашиваешь? Спрашиваешь. Отвечаю.
(Смотрит на часы.) Ну, во-первых, на начальство не греши: никто из них не разрешал мне приходить за час до церемонии. Нет, ма. Они тебя боятся! Даже мертвой! Не отходят от твоей пьесы ни на букву. Господи, наша бесподобная, наша восхитительная, наша гениальная Вера Александровна занята в главной роли самой себя. Все сюда скорей! Из города, из области, из Москвы и Питера, все приедут, все отметятся. Ушла лучшая Аркадина всего постсоветского пространства! Ушла эпоха! Ушла, ушла, ушла. Ты ушла, а я пришла.
Вера подходит к стулу, надевает шляпу, изображает мать в роли Аркадиной.ВЕРА. Неужели я уже так стара и безобразна, что со мною можно, не стесняясь, говорить о других женщинах?
(Обнимает гроб и целует.) О, ты обезумел! Мой прекрасный, дивный… Ты последняя страница моей жизни!
(Становится на колени.) Моя радость, моя гордость, мое блаженство… Если ты покинешь меня хотя на один час, то я не переживу, сойду с ума, мой изумительный, великолепный, мой повелитель…
Вера встает с колен.ВЕРА. Полчаса назад повелителем стал наш сторож. Его имя тебе ничего не скажет, потому что на каких-то допотопных ты никогда не обращала внимание. Поставила ему пол-литра и, вуаля, я здесь. Я знаю, ты думаешь, что я чего-нибудь испорчу в твоей пьесе. Сорву спектакль.
Вера изображает Аркадину.ВЕРА. Это доктор снял шляпу перед дьяволом, отцом вечной материи.
Послушай, ма, разве я когда-нибудь срывала представление?
Пауза. Вера ждет ответа.ВЕРА. Молчишь. То-то. Ни-ког-да. Да, никогда. Но, для тебя это все равно, потому что я всегда была на подозрении. Как родилась…
Пауза. Вера снимает шляпу и кладет ее на гроб.ВЕРА. Нет, не с рождения, а с самого зачатия. И отцу моему ты тоже не доверяла.
Ма, послушай, как можно не доверять тому, с кем спишь?
Хотя сколько я помню, ты всегда спала одна. Никого к себе не подпускала. Когда ты прогнала отца, мне тогда шесть лет было, и я ничего не помню.
Вера садится на стул.ВЕРА. Но вскоре мне приснился страшный сон: будто я взяла поиграть твои золотые часики. Ох, как они мне нравились, эти часики. Аж до дрожи! Вот как мне их хотелось! Просила тебя купить такие же. Ты смеялась и говорила, что таких больше нет, они уникальны. Как будто я знала это слово.
Пауза.ВЕРА. Так вот, во сне я играла часами и случайно уронила. Они и остановились. Я не знала, как тебе сознаться, но ты нашла их сама. Ругать меня не стала. Нет, зачем изображать хорошую мать, если никто не видит? Ты просто взяла меня за руку и пошла топить в туалете. Молча.
Я плачу, молю: мамочка, прости! Мамочка, родная, миленькая! Я больше не буду!
А ты засунула мою голову в унитаз и спустила. Раз, второй, третий. Я пытаюсь крикнуть, вода льется мне в рот. Я захлебываюсь, вырываюсь, но ты меня держишь крепко. Я боюсь захлебнуться, воздуха не хватает, силы убывают.
(Пауза.)Не знаю сколько это продолжалось. Наконец, выворачиваю голову и просыпаюсь. Мокрая с головы до пят. Понимаю, что это сон, и я описалась. Потом теряю сознание.
Вера встает и изображает Нину Заречную. Произносит ремарки.ВЕРА. Нина подходит к рампе; после некоторого раздумья. Сон!
Пауза.ВЕРА. Как очнулась, побежала к тебе. Нет, ма, ты не стала успокаивать, обнимать, гладить по головке, как поступают любящие матери. Плакать вместе со мной ты тоже не стала.
Пауза.ВЕРА. Нет, ты сказала: «Поделом» и выставила меня вон, закрыв дверь на ключ. Я легла под дверь и ревела в голос.
Я знаю, что ты скажешь:
(изображает мать) Сон актрисы – это святое.
Тогда я была маленькой наивной девочкой, и, когда ты вышла ко мне, подумала: ура! Я победила: ты стала настоящей мамой. Между нами никогда не будет закрытой двери.
Смеется. Гладит крышку гроба.ВЕРА. И ты мне сказала.
Вера надевает шляпу и изображает мать в роли Аркадиной. Сама произносит ремарки.ВЕРА. Не плачь. Не нужно плакать...
(Плачет.) Не надо...
(Целует меня в лоб, в щеки, в голову.) Милое мое дитя, прости... Прости свою грешную мать. Прости меня, несчастную.
Пауза.ВЕРА. Потом я подросла, и ты стала меня брать на гастроли. Я находила себе местечко за кулисами, тихонько сидела, следила за всем, что происходит вокруг и на сцене. Само собой, закулисная жизнь не прошла мимо меня. Я знала всех артистов, режиссеров, рабочих, администраторов, сторожей. И вот я первый раз увидела «Чайку» и услышала ту реплику Аркадиной. Нет, тогда Аркадину играла другая актриса. Но в тот момент, это было не важно, потому что вскрылся твой обман. Меня аж всю затрясло, всю перекорежило. Температура поднялась до сорока, вызвали скорую и забрали в больницу. Ты думала, что меня на сквозняке продуло. Ругалась, что легко оделась.
Пауза.ВЕРА. Да, ма, тогда ты играла Нину Заречную, но уже готовилась к Аркадиной. Аркадина даст тебе славу, признание, звание, «Золотую маску». А я думала, как это отвратительно, что Заречные становятся Аркадиными. Ну просто мерзко! Решила для себя: не за что не буду артисткой! Бунтовала против театра, наверно, с год. Но ты даже и не заметила: ведь я не бросила ни музыку, ни кружки. Как говорится, отбывала номер. Но потом меня как осенило: а ведь ты, ма, больше всего боишься, что я буду играть на одном с тобой уровне. Нет, не так. Ты боишься рассмотреть себя во мне, потому что это все равно, что увидеть себя со стороны. Что может быть страшнее: уловить свою собственную фальш? Тогда я твердо решила стать актрисой.
Пауза.ВЕРА. Да, ма, я решила сделаться актрисой назло тебе. Стать лучше, талантливей, любимей тебя. Да, это мое подростковое «пар депи». В четырнадцать лет – я была большая девочка, и понимала все про театральные подлости и благосклонности. Мне было на это наплевать – мое «пар депи» меня вдохновляло и окрыляло. Я успокоилась, потому что знала, что и как мне надо делать. Я шла к своему маленькому пьедесталу как-то буднично и автоматически. Я врала тебе, что собираюсь на филфак, поэтому хожу в театр на классику. Но! С тобой, ма, всегда надо ждать этого «но». Ты, узнав от меня, что я еду в Москву поступать во все театральные сразу, подняла столичные связи и уговорила москвичей прогнать меня с первого тура. Дура, дура, дура я. Забыла, что ты актриса, а не мать!
Пауза.ВЕРА. Да, ма, ты актриса, а не мать. Поэтому не смогла пережить, что дочь тоже будет актрисой. Спасибо тебе, ма, я закончила ЕГТИ. Спасибо, потому что там я встретила Виктора.
Пауза. Вера смотрит на гроб.ВЕРА. Вот и подоспел главный вопрос, ма. Скажи, ма, ты, когда его в койку укладывала, знала, что Виктор – мой муж?
Вера ждет ответа.ВЕРА. Спрашиваешь, откуда я узнала? Да очень просто: приезжаю утром после гастролей, а на полочке твои уникальные золотые часики лежат. Как специально оставленные. Спрашиваю Виктора, буднично так, между прочим, где был, что делал? А он – да пьесу добивал, сроки поджимают. А в театре был? Нет, говорит, какой театр, если только треть готова?
Так мне за себя обидно стало, аж грудь заболела. Попила водички, и говорю ему: «Витя, ты же знаешь, как я тебя люблю. Сокровище мое... Ты мой... ты мой... И этот лоб мой, и глаза мои, и эти прекрасные шелковистые волосы тоже мои... Ты весь мой. Ты такой талантливый, умный, лучший из всех теперешних писателей, ты единственная надежда России... У тебя столько искренности, простоты, свежести, здорового юмора... Ты можешь одним штрихом передать главное, что характерно для лица или пейзажа, люди у тебя, как живые. О, тебя нельзя читать без восторга! Ты думаешь, это фимиам? Я льщу? Ну, посмотри мне в глаза... посмотри... Похожа я на лгунью? Вот и видишь, я одна умею ценить тебя; одна говорю тебе правду, мой милый, чудный... Вот видишь, что твоя престарелая любовница на видном месте оставила?» И часы ему твои показываю.
Дурачок, опомнится не успел, как я его за дверь выставила. Все, жизнь кончилась. Остановилось время. Жар ходит волнами по телу. У-ух! Честно говоря, хотелось застрелиться, но не было из чего. Нет, ма, чего мне себя-то убивать, жалко стало. Думаю, лучше я убью тебя. На следующий день я перешла в твой театр.
Пауза.ВЕРА. Спросишь, что за пошлый водевиль? Ну да, ну, да. На сцене мы такого никогда не играли, а в жизни вот довелось. Вопрос: зачем?
Вера ждет ответа. Поворачивается к гробу.ВЕРА. Не отвечаешь? Ну плевать, тогда главное для меня было ввестись в «Чайку», чтобы я Заречная, ты Аркадина. И я тебя переиграю! Вот так! Вот так! Честно говоря, ма, так и вышло. Всем надоела твоя будничная гениальность. Критики стали писать только обо мне. Ура! Но мне этого мало! Дайте роль Аркадиной! Дайте отомстить, наконец! Все шло отлично, как бац! Ты, ма, умерла и выставила меня полной дурой. Вот что мне с этим делать? Как жить? Как играть? Аркадину-то, мне дали.
Пауза.ВЕРА. Я ведь за этим пришла, чтоб сказать тебе, что моя взяла – я лучше, круче, умнее! Я талантливей тебя, ма! Понятно? Та-лан-тли-вей! Можешь даже перевернуться.
Вера подходит к гробу и смотрит с минуту.ВЕРА. Нет, не переворачивается. Лежит как мертвая. Ну, у тебя и выдержка, ма! Я бы так не смогла! Согласна – тут ты впереди на целый акт. Ох! Я поняла! Ты хочешь сказать, что Аркадину мне дали только потому, что ты умерла? Так что же выходит? Я победила, но не отомстила?
Пауза.ВЕРА. Ага, вот. Нащупала болевую точку. Все, как ты учила: чтобы заплакать на сцене нужно расковырять рану так, чтобы слезы сами полились.
Вера подходит к гробу, встает на колени и плачет.Пауза.Вера встает с колен и садится на стул.ВЕРА. Ну вот, к роли осиротевшей дочери готова.
Пауза.ВЕРА. Может ты, ма, спросишь: почему? Почему, когда я шла сюда всего боялась, а теперь готова?
Пауза.ВЕРА. Нет, не так. Может из-за этого: я не знала, но мне рассказали. Про первую роль в жизни человека. Ты знаешь какая? Ну, отгадай!
Пауза.ВЕРА. Нет? Нет, это не первый выход на сцену, и не первый этюд в институте. И даже не детский утренник в садике! Первая роль в жизни человека – это роль паразита в теле матери. Вот так! И, знаешь, я в это верю. Верю, потому что тень этой роли с нами навсегда.
Пауза.ВЕРА. Боже мой, ма! Мне кажется, что я схожу с ума! Не слушай меня, ма. Я все наврала, потому что я Заречная. Но не всякая Заречная способна стать Аркадиной.
Пауза.ВЕРА. Да, вот. Чуть не забыла
(снимает с руки часы). Возвращаю, как говорится, без всяких там спасибо.
Вера встает и приподнимает стеклянную крышку гроба, чтобы положить в него часы. Грохот и звук разбитого стекла.За кулисами шум и чьи-то голоса. ВЕРА. Стойте! Не входите! Дайте матери спокойно проститься с дочерью! Слышите?
Пауза. Наступила тишина.ВЕРА. Что скажешь, дочь? Вышло совсем не так, как ты задумала. Не так, как положено. Видишь
(Вера кивает на портрет), даже портретыперепутали. Олухи, что и говорить. Ну и что, что обе Веры Александровны. Фамилии – то разные. Понимать надо!
Пауза.ВЕРА. И вот еще что
(достает конверт, читает). Вере от Виктора. Третьего дня передали через охрану. Как думаешь, дочь, здесь какая Вера имеется ввиду? Вера ты или Вера я? Кто знает? Виктор? Нет, я тебе его не отдам.
Вера прячет конверт.ВЕРА. Знаешь, дочь, у меня такое чувство, что нас обеих хоронят. Нет, правда. Приходится прислушиваться…
Вера прислушивается, но ничего не слышит.ВЕРА. Вдруг ты меня зовешь. Ты же в детстве как делала? Я готовлю роль – ты меня зовешь: мам, мам. Я прихожу: зачем звала? Просто так. И дергала так по сто раз на дню. Пришлось отучить. С истериками, конечно, с плачем, с воем, обидами, криками. А потом ты завела манеру подглядывать за мной, пока я занималась и репетировала через дверной витраж. Ясно же, что в артистки собралась. Не знаю, хотела ли я тебе театральной участи или нет. Важно было не только, чтобы театр ты выбрала сама, но, чтобы и сделала нечто существенное для этого выбора. Я только подкладывала нужные книги, объявления о кружках и курсах. А дальше сама, дочь, сама.
Да, я не хотела, чтобы ты училась в Москве: зачем ломать зубы раньше, чем они окончательно вырастут? И что же? Ну скажи, разве я была не права? На выпускном спектакле ты показала себя не по годам зрелым артистом. Даже пришлось уйти раньше, чтобы никто не увидел моих слез от радости и гордости за дочь.
Ну, думаю: держись театральный мир! Родилась новая Ермолова!
Через год тайно пришла на твой спектакль. И что? Да ничего, дочь. Ничего хорошего. Думаю, что такое, куда все ушло? Куда все подевалось? Режиссер, что ли, не тот? Да нет, нормальный, крепкий режиссер.
Оказалось, что ты замуж вышла. Мне, конечно, ни слова. Зачем? Мы с матерью не общаемся, обижаемся, что в Москву не пустила. Зато в Ебурге писателя своего встретила. Любовь-морковь. Расслабилась, разбабилась.
Э, дочь, забыла, как учили «Чайку»?
(Играет.) Я, милая, держу себя в струне, как говорится, и всегда одета и причесана комильфо. Чтобы я позволила себе выйти из дому, хотя бы вот в сад, в блузе или непричесанной? Никогда. Оттого я и сохранилась, что никогда не была фефелой, не распускала себя, как некоторые... Вот вам — как цыпочка. Хоть пятнадцатилетнюю девочку играть.
Пауза.ВЕРА. Пришлось пойти на крайние меры и устроить провокацию с часами. Нет, а как ты хотела? Такой талантище в землю, в супружество, в бабство? Нет, родная, не для этого я тебя растила, лелеяла и направляла, чтобы вот так бездарно все кончилось? У артиста, дочь, талант без боли, как пряник без меда: сладкий, но не уникальный. Зато, когда ты появилась в нашем театре и показалась режиссерам, то все сразу поняли: ты бриллиант. Как есть бриллиант. Взяли и не прогадали! Твой монолог Заречной – это лучшее, что я видела!
Вера изображает дочь.ВЕРА. Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом, – словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли... Уже тысячи веков, как земля не носит на себе ни одного живого существа, и эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь. На лугу уже не просыпаются с криком журавли, и майских жуков не бывает слышно в липовых рощах. Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно.
Пауза.ВЕРА. Почему мне страшно? В нашем деле – все равно, играем мы на сцене или пишем – главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а уменье терпеть. И когда страшно тоже терпеть. Умей нести свой крест и веруй. Я верую и мне не так больно, и когда я думаю о своем призвании, то не боюсь жизни.
Вера опять вынимает конверт.ВЕРА. Прочитать тебе, что ли? Хочешь?
Пауза. Вера оборачивается к гробу.ВЕРА. Я бы тоже не знала, что ответить. А знаешь, что? Забирай – у тебя теперь другая жизнь. И у меня тоже.
Вера подходит к гробу и кладет в него конверт.ВЕРА. Через год или, может, через два, меня спросят: «Вера, отчего вы всегда ходите в черном?» И я им скажу: «Это траур по моей дочери Вере».
Пауза.ВЕРА. Все, не могу больше.
Вера надевает шляпу и садится на стул.ВЕРА. Зовите массовку.
Конец.Москва, апрель 2021 года._________________________________________
Об авторе: ВАСИЛИЙ ТУЧИН
Москвич. По первому образованию инженер-конструктор, работал в НИИ. Второе высшее образование – юридическое, член Адвокатской палаты Московской области. Окончил курсы «Ридеро», «Учимся писать пьесы с Н.Колядой», «Мастерская CWS драматургии Дмитрия Данилова», «Почему смешно» Юлии Тупикиной. Пьеса «Зефир с небесами» вошла в лонг-лист «Международного конкурса драматургии «Баденвайлер» (2020). Дипломант конкурса «ЛитоДрама» в номинации «Третья лишняя» театра «Диалектика» (2022).
скачать dle 12.1
